А по Марксу ли живут Соединённые Штаты Америки

Аникеев Александр Борисович
      В качестве альтернативной модели экономисты-радикалы часто рассматривают сокращенную рабочую неделю, уже применяется в некоторых страх мира.  Чтобы это использовать, необходимо выяснить, почему люди перегружены работой. Они перегружаются, так как не уверены в своем будущем и вынуждены иметь дело с тем, что им не подконтрольно.

     Об этом пишет и Самуэль Боулз, американский экономист, специалист по проблеме социального неравенства, представитель неомарксистской политэкономии и доктор философии, профессор, лауреат премии В. Леонтьева.  Являясь сторонником экономической демократии, предусматривающей право собственности наёмными работниками и администрацией компании. Есть основания считать, что реализация этих идей не нанесет ущерба эффективности экономики. Но, по мнению Боулза, еще рано говорить о возможности применения их в более широком масштабе. Он не уверен в том, что капитализму в целом существует замена, при которой система оказалась бы работоспособной и как честный ученый он говорит, что пока не уверен в пользе такой замены.
      
       Другие экономисты занимаются проблемами, находящимися на стыке экономической, семейной и социальной политики. Профессор экономики Амхерстского филиала Массачусетского Университета Нэнси Фолбри и профессор экономики его Бостонского филиала Рэнди Абельда работают над совместной брошюрой под названием "Атака на бедных: Руководство по защите". В ней рассматриваются проблемы социальной реформы и делается вывод о том, что богатые, в действительности, получают больше прибыли от правительственных субсидий, чем бедные.

       В книге Фолбри "Кто платит за детей?" рассматриваются вопросы распределения выплат на воспитание ребенка. Автор доказывает, что дети являются общественным богатством, и сегодняшние родители, воспитывающие следующее поколение работников, которое будет платить в систему социального страхования, по сути платят системе дважды. "Родители тратят значительную часть своих средств на воспитание детей, которые в свою очередь будут кого-то поддерживать, - пишет Фолбри, - к тому же женщины в большей степени страдают от этого вида перераспределения, так как матери тратят больше денег и времени на воспитание, чем отцы".

      Конечно, предложение, чтобы правительство делало для бедных больше, а не меньше, в наши дни сочтут ересью. Но Джон Роймер, профессор экономики Калифорнийского Университета, недавно в течение семестра преподававший в Гарвардском Университете, считает, что должны быть специальные социальные программы для детей из непривилегированных семей для обеспечения равенства возможностей. "Стандартная консервативная точка зрения заключается в том, - говорит Роймер, - что родители ответственны перед своими детьми за предоставление им возможностей в жизни, если же они не могут им их предоставить, общество им ничем не обязано. Я не согласен с этим. Я не верю, что нам следует наказывать детей". Роймер, автор книги "Будущее социализма", выступает за перераспределение общественного богатства через более жесткие налоги на наследство и большие поступления в казну от родовых владений.

     Еще одним слабым местом рыночной экономики экономисты считают разрушение окружающей среды. «До конца нынешнего столетия, - говорит Боулес, - мы придем к своего рода централизованному планированию в области  потребления энергии, если же нет, мы просто уничтожим планету.» Но кто заплатит за ограбление планеты, наши дети?

    Маттей считает, что капитализм, в действительности, противопоказан экологическому здоровью. "Покупая в течение всей жизни 20 машин, вы приносите пользу экономике, но наносите вред людям и окружающей среде, - говорит Маттей.- Мне кажется, что прибыль, которую многие экономисты считают движущей силой в развитии экономики, способствующей приросту ценностей, на самом деле ведет к огромным потерям, если смотреть на это в мировом масштабе".

      Лишь немногие студенты сегодня поступают на экономические факультеты. Например, в Амхерсте Массачусетского Университета число студентов, слушающих курс введения в экономику, сократилось на 40% в 1994 по сравнению с 1991 годом. Д.Бойс объясняет это тем, что молодежь уже не так стремится, как в 80-е годы, "делать деньги", а также тем, что студенты опасаются всего, связанного с математикой.

     Но по словам преподавателей, интерес к марксистскому экономическому учению остается стабильным. Список хранителей знамени радикализма включает: Новый Институт Социальных исследований в Нью-Йорке; Университет Юта в Солт-Лейк-Сити; Калифорнийский Университет в Риверсайде; Университет  Нотр Дам Саус Бенде, Индиана; а также Американский Университет в Вашингтоне. Во главе списка стоит, конечно же, Массачусеттский Университет.

     Наиболее известен на факультете Сэм Боулес, уволенный из Гарварда после наиболее острой "дискуссии" преподавателей в 1970 г., несмотря даже на поддержку таких ученых, как Джон Кеннет Гэлбрейт, и академиков в 1970 году, несмотря даже на поддержку таких ученых нобелевских лауреатов Василия Леонтьева и Кеннета Д. Арроу.

      В начале 70-х годов случай с Боулесом был типичен. Война во Вьетнаме и общественные движения 60-х годов породили раскол между молодыми левыми экономистами и их старшими коллегами. Конфликты разыгрывались в учебных заведениях по всей стране, включая Гарвард, Йельский Университет и Стэнфордский Университет в Пало Алто, Калифорнии.

     Писатель Лоуренс Лифшульц описал такую сцену в своей статье "Смог бы Карл Маркс преподавать экономику в Америке?", вышедшей в 1974 году в левом журнале "Рампартс".
     Ответ: Ну, может быть, но, конечно, не долго. "Если бы был жив Карл Маркс, если бы был жив Торнстейн Веблен, руководство факультета не рекомендовало бы их на должность", - сказал Лифшульцу профессор экономики Гарварда.

      Двадцать лет спустя, Боулс, сын экономиста и дипломата Честера Боулса, утверждает, что он и не собирался оставаться в Гарварде. "Гарвард был привратником тому, что, по его мнению, считалось приемлемым подходом к изучению политэкономии, - говорит Боулс. - Как оказалось, у меня была возможность пойти в Массачусетский Университет, где можно было создать целый экономический центр из тех, кто не разделял эту ограниченную точку зрения, и я не преминул воспользоваться этой возможностью".

     Боулс и его коллеги Герберт Гинтис и Ричард Эдвардс из Гарварда, Ричард Вольф и Стефан Резник из Городского института в Нью-Йорке, а также Леонард Раппин из Университета Карнеги Меллон в Питтсбурге нашли пристанище в Массачусетском Университете, на экономическом факультете, который также реорганизовывался после длительного периода внутренней борьбы. В последующее десятилетие Массачусетский Университет стал центром радикальной экономической мысли.

     "Это было восхитительно, - говорит Боулс. - Я имел удовольствие участвовать в создании подлинно свободной, открытой образовательной среды, где высказывались самые различные точки зрения от правых до левых и где студенты могли услышать абсолютно противоречащие друг другу высказывания".

     В результате студенты коммерческого курса обнаруживали, что изучают основы макроэкономики по Боулсу и Гинтису. "Хотя они могли не соглашаться с политическими взглядами, - говорит Боулс, - они, в действительности, не могли не видеть ценности этого".

     "Большая часть экономических знаний, которые мы даем в Университете, - добавляет он, - более подходит к миру бизнеса и тем конфликтам, с которыми люди сталкиваются в процессе извлечения прибыли".
   
     В 70-х годах, по словам Джеймса Бойса, около 40% факультета экономического отделения могли отнести себя к марксистам. Сегодня, с уходом 27 членов факультета, эта пропорция ниже, но это вряд ли связано с изменением идеологии.

    Конечно, такое количество радикалов не всегда благоприятно сказывалось на имидже Университета, особенно в 80-е годы повального увлечения бизнесом. Бойс вспоминает о телевизионных дебатах середины 80-х годов между тогдашним президентом Жозефом Дуффи и Ридом Ирвином, главой консервативной группы "Акьюраси" в Медиа. Ирвин сказал: "Вы собрали в Университете всех своих марксистов". На что Дуффи ответил: "Они диссиденты. А вы имеете что-либо против диссидентов?"

     Это его сразило, так как в то время особенно остро поднимался вопрос о советских диссидентах.  Возможно, изменение политического климата в конце 90-х годов обрушит на отделение новую волну критики. Но Бойс, считающий себя прогрессистом, защищает плюрализм мнений: "Я думаю, что Массачусетский Университет имеет историческое обязательство перед свободой мысли и, надеюсь, будет продолжать его выполнять, чтобы ни случилось в Вашингтоне".  Сегодня выпускники Университета, поступившие в него в 70-е годы, преподают экономические курсы в институтах гуманитарного профиля по всей стране.

     Хотя многие подходят к своей работе с прогрессивной точки зрения, лишь некоторые могли бы считать себя марксистами. Как правило, они не преподают отдельно политэкономию К.Маркса, а включают ее в более широкие курсы. "Многие из моих студентов не догадываются, что я марксист. По сути, Маркса я в аудитории не преподаю, - говорит Кэрол Бьинер, глава экономического отделения Института в Симмонсе. - Достаточно того, чтобы студенты были способны видеть альтернативы".

      Он также поясняет, что крупные университеты часто пугает "радикальная" репутация экономического отделения Массачусетского Университета, тогда как гуманитарные институты приветствуют ученых, имеющих альтернативные взгляды. Предполагается, что они обеспечивают плюрализм мнений и критический подход.

      Вольф также предлагает студентам иной взгляд на экономику, которая сегодня не дает им таких возможностей, что были у их родителей. "Сегодняшние студенты очень обеспокоены своим будущим, - говорит Вольф. - У них есть ощущение, что страна в беде, они готовы к критическому восприятию перспектив, и именно это может привести их к марксизму, независимо от того, преподавал я его или нет".

     По мнению Джека Амарильо (Институт в Мэримеке), для большинства студентов марксизм уже не так страшен, как раньше. Их уже не запугать формулой - интересуешься, значит жуткий коммунист.

     Для того, чтобы вести диалог между учеными-марксистами, Амарильо, Стивен Кулленберг из Калифорнийского Университета, Вольф, Давид Руссио из Нотр Дама, Стефан Резник и другие основали журнал "Переосмысливая марксизм" в 1988 году. Его тираж не велик, около 1.700 экземпляров, но в его редколлегию входят такие выдающиеся ученые, как Корнел Вест и Стефан Джей Гоулд из Гарварда.

       В обществе экономистов-традиционалистов с марксистскими взглядами часто считают наивными, сильными на критику, но не предлагающими сколько-нибудь серьезных решений, которые можно было бы с успехом осуществить на практике. "Большинство людей нашей профессии относятся к таким экономистам как Сэм Боулес с большим уважением, - говорит Бойс, - но что касается постмодернистской работы Вольфа и Резника, то в целом экономисты даже не понимают, чем они занимаются. Они говорят на разных языках".

     "Они занимаются некоторыми очень важными вещами и исследуют такие проблемы, которые многие экономисты-традиционалисты просто не видят", - добавляет Роберт Хейлбронер, профессор экономики Новой Школы социальных исследований, автор книги "Марксизм: за и против".

    "У прогрессистов всегда много работы, - соглашается Кэрол Бьинер из Симмонского Института, - им нужно выдвинуть не только вдохновляющую альтернативу, но и такую, чтобы ее можно было бы реализовать на практике".
"Люди считают все это утопией и это, действительно, одно из наших слабых мест, - добавляет Джулия Маттей из Веллеслея. - Однако сегодня в стране существует много компаний, где собственность принадлежит рабочим. Она была приобретена, когда владельцы захотели уехать куда-либо еще. Сейчас происходит много хорошего, но об этом мало кто знает".

     Маловероятно, чтобы Дэвид Котц, Рик Вольф и Стефан Резник, эти стойкие марксисты, когда-нибудь отказались от своих взглядов, как это недавно сделал экономист из Гарварда Джеффри Сакс. "Можно дать голову на отсечение", - со смехом говорит Котц. Он пишет книгу о распаде Советского Союза, нередко полемизировал с Саксом на экономических конференциях. Котц считает, что в распаде советской системы виновата алчность, а не сама социалистическая экономика.

     Вольф и Резник пишут в соавторстве книгу под названием "Что случилось в Советском Союзе?" и выступают за такую экономическую систему, которая была бы чем-то средним между бывшей системой и тем "скособоченным" свободным рынком, складывающимся в России сейчас.  Вольф, например, предлагает такую организацию компаний, при которой сами рабочие решают, как использовать прибыль. "Можем ли мы создать другую классовую организацию по типу того, как мы организуемся для производства, присвоения и распределения полученной прибыли? - спрашивает Вольф. - Мы говорим: "Давайте пойдем дальше колебаний капитализма и посмотрим, на что это похоже"."

     В 80-е годы Вольф и его коллеги не пользовались большим успехом. И сегодня у них нет иллюзий, что их идеи вскоре будут востребованы. Но это их не очень смущает. "Меня иногда спрашивают: "Как ты можешь заниматься марксизмом сейчас, ведь это сплошная чепуха!" Я отвечаю, что не считаю марксизм ахинеей, он мне просто нравится, - говорит Вольф. - У меня есть четкие представления о том, что мне нравится, а что нет. Марксизм же - живая традиция, которая вбирает в себя различное понимание того, как устроена экономика в различных обществах. Занятие марксизмом, как вид интеллектуальной деятельности, захватывает и восхищает меня. У меня появляется чувство, что я делаю что-то  значительное". "Мне кажется, что мы живем в очень несправедливом обществе и, возможно, я смогу что-то предложить для преодоления этих несправедливостей", - говорит Роймер.   

     "Очень важно сохранять альтернативные идеи, - считает Амарильо. - Это как сокровищница, куда люди смогут обратиться. В 60-е годы людей типа Гингрича в мире считали сумасшедшими. Теперь же это основное направление. Если успех правых считать показателем, это значит, что идеи еще имеют значение. Если возможно изменение в одном направлении, то оно может произойти и в других. Поэтому важно сохранить эти идеи".

     В последние полвека богатейшие американцы переложили бремя подоходного налога с себя на всех остальных и хорошо известны официальные уровни налогов, которые платили люди с высоким и низким уровнем доходов. Особенно важно, что со времени окончания Второй мировой войны до 1960-х годов люди с наибольшим доходом платили налоги выше 90%. Cегодня они платят 35%. Также заметим, что промежуток между размером налога богатейших и беднейших существенно уменьшился. Если же учесть множество лазеек, которые богатые, в отличие от бедных, могут использовать, то этот промежуток сужается еще больше.

     Один вывод ясен и очевиден: богатейшие американцы разительно снизили нагрузку подоходного налога с 1945 года, как в абсолютных цифрах, так и относительно подоходного налога бедных.

     Если бы люди с наибольшими доходами сегодня платили подоходный налог на том же уровне, что и в 1945 году, то федеральное правительство имело бы гораздо меньший дефицит бюджета для поддержки частного сектора экономики в условиях ее нынешнего кризиса. В годы высоких налогов после 1945 года определялся гораздо менее высокий уровень безработицы и гораздо более высокий экономический рост по сравнению с тем, что мы имеем на протяжении последних лет.

     Снижение налогов, которое они устроили для себя – одна из причин, почему богатые стали настолько богаче в течение последних 50 лет. Параллельно с тем, как их налоги в 1960 году стали сокращаться, их (богатых) доля от общего национального дохода начала расти. Похоже США вернулись к крайнему неравенству в доходах, который был характерен для Соединенных штатов век назад.

     Проще говоря, богатейшие американцы в течение последних 30 лет чувствуют себя гораздо лучше, чем в предыдущие десятилетия, и они гораздо более чем другие граждане способны платить налоги. Особенно во время экономического кризиса они должны платить намного большие налоги.
Вместо этого в течение многих лет мы видим порочный круг.

     Уменьшение налогов для богатых оставляет им все больше денег, при помощи которых они могут влиять на политику и политиков. Их влияние приводит к большему снижению налогов, которое дает им больше денег на политические нужды. При потере налоговых поступлений от богатых ухудшается и без того напряженное состояние государственного бюджета, богатые давят на политиков, чтобы те сокращали рабочие места в государственном секторе и объем коммунальных услуг. При этом даже не поднимается вопрос о возврате к уровню налогов, которые богатые платили раньше.
   
     Как богатые могут оправдывать такое положение вещей? Они утверждают, что они могут инвестировать сохраненные от налогов деньги и таким образом создавать рабочие места и т.д. Делают ли они это? По факту, урезание налогов богатых часто сказывается очень плохо на остальных (помимо усугубления неравенства и «стреноженного» правительства, которые имеются в результате).
Несколько примеров могут продемонстрировать это.

    Во-первых, значительная часть средств, которую богатые экономят на налогах, они дают правительству взаймы (в форме покупки ценных бумаг Казначейства США для сохранности собственных портфелей инвестиций). Очевидно, что правительству было бы лучше облагать богатых большими налогами, чтобы удержать свои расходы и тем самым избежать дефицита и долгов. Тогда правительству не будет нужно брать с остальных налоги, чтобы платить проценты по долгам богатым.

     Во-вторых, богатейшие американцы берут спасенные от налога деньги и вкладывают большую их часть в Китае, Индии и других странах. Это ведет к развитию рабочих мест там, снижению производства здесь и большему импорту товаров. Американские доллары утекают на оплату этого импорта и скапливаются в иностранных банках и руках иностранных правительств. Они занимают эти деньги нашему правительству, ему нужны деньги, потому что оно не обкладывает налогом богатых. Поэтому Вашингтон обкладывает налогами нас, чтобы обслуживать эти долги. Сейчас самым крупным получателем таких процентных выплат является Китайская Народная Республика.

     В-третьих, богатейшие американцы берут свои не обложенные налогами деньги и передают их биржевым брокерам и хедж-фондам, чтобы те делали прибыльные инвестиции. В наше время это часто означает спекуляцию на нефти и продуктах питания, что ведет к росту цен, подрывает экономическое восстановление простых американцев и приводит к страданию во всем мире. Хедж-фонды и брокеры также используют часть спасенных от налогов денег для спекуляций на фондовых рынках США. Недавно начался рост цен на акции: выздоровление фондового рынка. И это идет на пользу – да, вы угадали – все тем же богачам, которые владеют большей частью акций.

     Сокращение налогов для богатых никаким образом не гарантирует социальную выгоду населению страны от того, как они распорядятся своими деньгами. Их выбор может ухудшить экономические условия для массы людей, что в настоящее время это и происходит.

     Всё по Марксу!

     По статье Ричарда Д. Вольфа (Richard D. Wolff), почётного профессора университета штата Массачусетс в Амхерсте.