100 ЛЕТ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ГЕРОЯ ВОЙНЫ, МОЕГО ОТЦА ЩЕРБАКОВА ИВАНА ПЕТРОВИЧА
(28.10.1923-10.06.1964гг.)
Вечная слава защитникам родины, погибшим на фронтах Великой Отечественной войны!..
Зимой 1942 года для уточнения огневых позиций противника нас, ещё желторотых взводных лейтенантов, вызвали в штаб полка. Командир захотел лично посмотреть, с кем предстоит держать оборону позиций вдоль Рамушевского коридора у Старой Руссы. Для только прибывших на фронт людей это было, безусловно, событием. После уяснения поставленных задач, молоденькие офицеры всем чохом вывалили из-под штабного полога. Путь до своей части был недолгим, каких-то два километра. Но и этого времени хватило, чтобы услышать историю о беспримерном подвиге.
Все тогда знали страшные цифры, что во время летнего наступления 1941 года немцы в день могли осваивать до 100 километров нашей территории. Сейчас оторопь берёт от такого беспредела. Почему так получалось, не нам судить. Однако героизм простого солдата в ту пору тоже не отменяли. И вот вам тому простое подтверждение.
Расстояние между нашими позициями у Старой Руссы и белорусским Могилёвом 430 километров. Чуть восточнее его в Кричевском районе есть маленькая деревушка Сокольничи. Именно те земли взялся насмерть защищать простой русский артиллерист-герой. А если бы мы так воевали все четыреста тридцать километров хода немецкого вермахта? При таком раскладе, вряд ли, фашистская армада вообще сумела бы доползти до стен колыбели Октябрьской революции.
А теперь расскажу вам, с моей точки зрения, о безусловном и настоящем герое на все времена. О мальчишке из Орла, двадцатилетнем противотанковом артиллеристе-бронебойщике.
17 июля 1941 года
Николай Владимирович Сиротинин росточка был далеко не гигантского, всего сто шестьдесят четыре сантиметра. А весом целых пятьдесят четыре килограмма. Не богатырь, скорее паренёк тощий. По национальности — русский. Званием — старший сержант. Воинской профессией — артиллерист, командир орудия.
Младший начсостав истребительной противотанковой батареи значился на довольствии 55-го стрелкового полка, 6-й стрелковой дивизии, где числился и сам Николай. Командовал Сиротинин пушкой УСВ калибра 76 мм, которая в боевом положении весила полторы тонны. Вес противотанкового подкалиберного снаряда шесть килограмм. Боекомплект составлял 60 снарядов. Для личной самозащиты, дополнительно имелся штатный карабин и патроны к нему.
Целью беспощадного боя, в который вступил артиллерист, была острая необходимость задержать противника при отходе своего полка на новые оборонительные рубежи.
Замечу только, что эффективная прицельная дальность поражения неприятеля той самой противотанковой пушки составляла всего-то 600 метров. Это был «край» для продуктивной стрельбы прямой наводкой.
К примеру, для среднего немецкого танка Т-3 дистанция в 600 метров по дорожному покрытию — это меньше 45 секунд быстрого хода.
17 июля 1941 года старший сержант Николай Сиротинин остался прикрывать отход своего стрелкового полка возле села Сокольничи, что в Белоруссии. Со своей 76 мм пушкой артиллерист выбрал удобную позицию на холме среди густой ржи у новенького сруба колхозной конюшни. Как раз на взгорке, с которого прекрасно просматривалась переправа и мост через речку.
Рано утром по шоссе Варшава—Москва на перехват ушедшему родному полку Сиротинина выдвигался немецкий авангард 4-й танковой дивизии 2-й танковой группы на то время любимца фюрера генерал-полковника Гудериана.
«Быстроходный Гейнц» или «Гейнц-ураган» знал что делал. Знаменитый берлинский стратег только что покорил Польшу, а тут на пути великого и непобедимого вермахта оказалась какая-то богом забытая деревушка с избами ещё из соломенных крыш.
На обочине дороги маячила не укрепленная фортификационная преграда, а обычное, грязное славянское поселение. Делов-то на грошик: зашли в означенный на карте населённый пункт с околицы, через пару минут с другой стороны вышли и прямым ходом дальше на Москву.
На протяжении более чем трёх километров, до самого окоема пространства, которое можно окинуть взглядом мерцало белесой завесой пыльное марево. До горизонта дорога была забита вражеской техникой. Не встречая преград на своем пути, гитлеровцы на кураже с удовольствием наматывали на траки своих танков неисчислимые версты издревле русской земли.
Бронетанковая колонна двигалась как на прогулке, в окружении мотоциклистов и автоматчиков. Фашисты радовались сиюминутным победам. Серьёзного сопротивления им никто не оказывал. Сломя голову бежала Красная армия. Только набойки на каблуках ботинок блестели, как драпала. Поэтому фрицы не тушевались, а пёрли по советской земле общим устрашающе-смертоносным гуртом.
В механизированной колонне двигались 59 немецких средних танков PzKpfw 3E (Т-3).
Каждое страшилище имело бронебойную пушку калибра 37 мм, 3 скорострельных пулемёта MG-34. Плановый боекомплект рассчитан на 131 орудийный и 4500 пулемётных выстрелов.
Экипаж каждого танка состоял из пяти человек.
300-сильный карбюраторный двигатель «Майбах» HL 120TR позволял по шоссе развивать скорость до 40 км/час. Запас хода составлял 165 км по шоссе и 95 км при движении по пересечённой местности, по грунтовым дорогам.
В грузовиках находилась рота пехоты: 4 офицера, 26 унтер-офицеров, 161 солдат. На вооружении у них было 47 пистолетов «Вальтер», 16 автоматов шмайссеров, 132 карабина, 12 ручных пулемётов, 3 противотанковых ружья, 3 миномета калибром 50 мм.
Клубы пыли поднимали гусенично-колёсные бронемашины, мотоциклисты. Особую заботу фельдфебелей вызывала колонна хозяйственного назначения. Она была составлена из повозок, двуколок и телег. Позади всех, привязанные к облучкам, шагали осыпанные дорожной пылью резервные лошади.
Ужасной силы оккупационная махина ломились к мосту через неширокую речушку Добрость, что протекала возле Сокольничей. Путь дьявольской силы был направлен прямёхонько в сторону Ленинграда.
Страшно смотреть на беспощадную армаду, чуть ранее распявшую возле своих ног Европу. Казалось, ничто не могло помешать фашистскому авангарду преодолеть путепровод через хиленький водоём и всей смертоносной ордой двигаться дальше к намеченной цели.
Как бы не так. Хорошо на карте хромированным циркулем планы строить. Когда судьба касается великих дел, тут совершенно непонятно каким местом обернётся фортуна. Далеко не факт, что всё гладко сложится. На эту тему существует русская пословица: «Знал бы прикуп – жил бы в Сочи».
Однако именно здесь неприятельская прорва вступила в открытое противостояние. Наконец-то, хоть кто-то из русских людей, здесь и сейчас дал отпор оборзевшим нацистам. Именно на этом участке фронта всю ответственность за судьбу Родины взял на себя лишь один-единственный русский солдат, красноармеец Николай Сиротинин.
– Заткнёшь мост и отходи. Только прихвати с собой замок от пушки. В вещмешок засунь. Лошадь ждать тебя будет за сарайчиком конюшни. Налегке быстрёхонько догонишь, – бросил фразу через плечо сержанту старший командир противотанковой батареи Нечитайло. При отступлении полка вёрткому начальнику не досуг, голова больше «болела» о способах эвакуации: как бы себе любимому в живых остаться при паническом бегстве воинского формирования.
– Не беспокойтесь, товарищ командир, всё сделаю, – маленького росточка сержант смотрел на старшего лейтенанта снизу вверх спокойно и уверенно.
Офицер же, пряча глаза в сторону, ещё что-то стыдливо бормотал, прощаясь со смертником. Со списанным со счетов пацаном уже всё было понятно: пора вычёркивать из списков личного состава. Панихиду в мыслях отпеть. Но… Не следовало хоронить раньше времени тщедушного с виду парнишку. Кто знал, что его героическая натура своим грандиозным поступком затмит солнце и непомерной эпохальностью войдёт в историю Великой Отечественной войны. Исполинский титан, он как бог – единственный на все времена. Известный в народе постулат не оспаривается.
Сержант сосредоточился, кто, если не он, остановит фашистов? Но и один в поле воин, если он настоящий герой, сильный духом русский человек.
Меткими одиночными выстрелами Николай поджёг головной танк и тот, что ближе к хвосту колонны. Немцы попытались стащить с дороги подбитые машины, но не удачно. На дороге образовалась пробка. Двинувшиеся вброд реки броневые чудовища застряли.
Храбрым поступком, задача была выполнена. Сиротинин мог уйти догонять своих однополчан. Наперекор судьбе старший сержант остался и продолжил бой. У него ещё были боеприпасы. С прямой наводки Николай стрелял и стрелял, прицельно вышибал вражескую технику, танк за танком. Сметливый парень уничтожал бронемашины, мотоциклы, личный состав пехоты.
Красноармеец-артиллерист искусно замаскировался на холме во ржи. Поэтому немцы долго не могли никак определить артиллерийскую позицию, место расположения противотанковой пушки. Ствол расположился аккурат против солнца.
За 2,5 часа боя Николай Сиротинин отбил все атаки фашистов. Он лично уничтожил 27 танков (по некоторым источникам 23), 7 бронемашин, 57 солдат и офицеров неприятеля.
Когда немцы окружили точку дислокации снайпера и вышли на его позицию, у сорвиголовы оставалось всего 3 снаряда. Сдаваться он отказался и продолжил свой последний бой, отстреливаясь из карабина. Настоящий русский герой так и погиб непокорённым.
На могилу отважного бойца немцы согнали всех жителей села Сокольничи. Анна Фёдоровна Поклад сразу признала раскуроченное выстрелами тело паренька. На солдатском постое она же сама отпаивала коровьим молочком тихого, маленького и щуплого солдатика, паренька тощего.
– Дитё горькое, – называла с жалостью.
Слишком уж был с виду мирный, домашний, не боевой красноармеец.
В свою очередь фашисты, потрясённые храбростью русского солдата, уложили его тело на расстеленный полевой плащ с капюшоном. Потрясённые разгромным результатом, оккупанты с уважением сняли каски, танкистские перчатки и отдали русскому солдату честь уважения троекратным салютом из винтовок.
На митинге оберст (полковник) Хайнфелд особо подчёркнул, что если солдаты фюрера будут драться так же, как этот русский неизвестный артиллерист защищал Фатерланд (свою Родину), то в скором времени Третий рейх завоюет весь мир. А упрямая Россия будет лежать у ног великой Германии и просить пощады: «Дойчланд (Германия)! Гитлер, хайль (слава)!»
После похорон немцы ещё долго стояли у русской противотанковой пушки УСВ и могилы удалого воина. Оккупанты с восхищением подсчитывали выстрелы, попадания и осматривали вид на дорогу с позиции русского героя-артиллериста.
Им никак не верилось, что подвиг совершил всего лишь один человек. Немцы были поражены мужеством, стойкостью и мастерством бойца-красноармейца. И, скорее всего, отпрысков фюрера одолевали нехорошие мысли. Ведь война только начиналась, что с ними случится, если в дальнейшем дикие унтерменши-недочеловеки будут сопротивляться с таким же ожесточением и непокорностью?
Как бы то ни было, но это был единственный прощальный троекратный залп на могиле чудо-воина, смельчака и храбреца. Прозвучал салют, которым почтили подвиг героя не его боевые друзья и товарищи, а заклятые враги, убийцы, солдаты вермахта, фашисты.
В то безысходно тяжёлое время, истекающая кровью Отчизна так и не узнала о неординарном поступке своего сына. Родина не оценила должным образом подвиг рыцаря без страха и упрёка, старшего сержанта, артиллериста Николая Владимировича Сиротинина. Сбежавший с поля боя комдив не воздал должное по достоинству своему бойцу. У него в мыслях не укладывалось, что отставший от отступающих колонн тщедушный парнишка окажется не чета ему, бессмертным соколом-героем.
Командование родной воинской части Красной армии не представило славного защитника Родины к званию Героя Советского Союза. Трусливые командиры попросту списали Николая с довольствия в связи с убытием по причине смерти. С этого момента старшего сержанта вычеркнули из всех списков и постарались забыть, как аномальное явление войны.
Однако вопреки беспамятству бесталанных командиров, людская молва разнесла весть о беспрецедентно смелом поступке солдата с мужественным и героическим сердцем. Его подвиг навеки остался в памяти простого народа.
Это ли не настоящая честь для павшего в бою стойкого, бесстрашного солдата.
Спи спокойно, русский герой, на веки вечные легенда ратного подвига. Мы, простые люди, будем помнить во всех поколениях и во все времена дерзкий, отважный шаг в бессмертие русского чудо-богатыря Николая Сиротинина.
Наши дни
Минули годы. Прах погибшего воина с поля боя перенесли в братскую могилу, в райцентр Кричев. Так было принято в те времена, чтобы и мёртвый русский ратоборец не выделялся среди других павших. Нигде же не было написано, в архивах не задекларировано, что героем был покойничек. Все в те лета воевали. Кто хуже, кто лучше, но всем досталось с избытком, с лихвой и сверх всякой меры.
Святой для потомков островок земли у конюшни зарос чертополохом. Ржаное поле распахали. Раздавленные гусеницами немецких танков пустые снарядные ящики пошли на растопку в печку местной конюшни.
Латунные гильзы мальчишки сдали в потребсоюзовский «Вторчермет». Разграбленную сельчанами и брошенную бесхозную боевую пушку колхозники оприходовали в металлолом. Правда, колёса пригодились местной кузне, для телеги.
На деньги, вырученные с продажи железа, деревенские мужики купили в сельмаге водку. Беленькую же завезли давеча. Даже на закуску хватило, ириски там всякие взяли.
Ну и пропили непосильным трудом заработанное счастье. Чего тут было валандаться. Все мужики довольны остались, хорошо раскумарились. Им положено – трудяги.
В те времена сторожем конюшни в Сокольничах был патлатый, колченогий Феофаныч. Все деревенские забулдыги-землеробы собирались у него бражничать на завалинке.
Так было принято в деревне посудачить у конюшни о том о сём, соточку «божьей росы», другую пропустить с устатку. Уже ночью, поселенческий охранник вставал деревянной ногой на холмик по соседству со стойлом и орал на бескрайние поля к востоку, где должно было взойти солнце:
– На поле танки грохота-а-а-ли-и-и, солдаты шли в последний бо-о-ой, а молодо-о-го-о-о команди-и-и-ра-а-а, – потом он садился на бугорок могилки, плакал, горевал о своей разбитой судьбе и далеко не героической, а так-сяк уже давно прошедшей молодости.
Но всё равно, широкая была натура у мужика. Орлом признавал себя Феофаныч, уважаемым в колхозе человеком. Ни к кому-нибудь, а к нему тянулись сельские мужики. Утром он частенько обнаруживал, что остатки малосольной закуски, сваренных вкрутую яиц, сала и варёной картошки подъедало семейство местных, вечно голодных ёжиков.
По трезвянке законодатель местного чертополоха пытался бороться со зверьками, прятал ужин под алюминиевую кастрюльку и даже кирпичиком сверху придавливал. Но ежикова сквалыжная родительница со своими шустрятами-ежатами остро чуяла, где можно было поживиться, и оставляла его с носом.
Уже утром, будучи с великого похмелья, Феофаныч пил огуречный рассол и пялился на холмик, берёзовый колышек с фанеркой и надписью химическим карандашом на ней «...артиллерист старший сержант Николай...»
– Хм... Каков таков Сиротинин? Хде, хто, почему, когда? И какое ему было дело до этого артиллериста? Чужой человек для него был этот Сиротинин. Одно слово, мертвец ужо. И не надо впаривать тут про подвиг героя. Не это сейчас главное. Важнее всего побыстрее первачком глотку сполоснуть, подлечиться в натуре:
– Ик-ык-ык! М-м-м, похмелиться бы надобно. С утра башка всегда трещит и раскалывается. Невмоготу.
А ежиха точно мужика достала. Маковой росинки могла не оставить, не то что вечерний закусон сохранить нетронутым. Нахалюга со своим семейством сидела на глиняном холмике и зыркала в мутное окошко конюшни. Хамка. Ожидала, мамашка, когда служивый сторож заколдобится. Поджидали ёжики, чтобы улучить момент и шустрою семейкой начать столование. А там у них и пир горой.
Ежиха считала себя хозяйкой ночной жизни в округе. Именно на её глазах произошёл ожесточённый бой. Да-а-а, а как вы думайте? Только она одна-единственная оставалась свидетельницей беспримерного побоища. От этих дурных мыслей забывшему честь и совесть сторожу становилось не по себе. Зависть одолела немощного голодранца.
Короче говоря, надоели ёжики Феофанычу. Млекопитающие службу порученную сельскими земляками исполнять мешали. «Подкоп» организовали под устои общества. Непорядок. Тьфу.
Как-то раз с великой похмелюги закралась поганенькая мыслишка в сердце деградировавшего человека. При любом раскладе надобно было убрать отседова солдатский погостник, чтобы глаза не мозолил и не напоминал о чужеродном подвиге. Необходимо было навести порядок безо всяких на то рассуждений. Стук-бряк топнул ногой-деревяшкой об пол тщеславный сторож:
– Снести красноармейский погост, и всё тут, я сказал! Кранты праху хероя. Нехрен тут бодягу разводить насчёт вечной памяти.
Не откладывая в долгий ящик, колхозник и пьяница-мозгоблуд поднял как-то вопрос на деревенском сходе, наябедничал про несправедливость.
Никто же не мог подтвердить подвиг, люди не видели воочию тот беспощадный бой. Со страху попрятались тогда от звуков грохочущих выстрелов в подвалы да погреба. Бабы что-то верещали, судачили. Да кто их будет слушать, трещёток окаянных.
Ревнивый до чужой славы Феофаныч настоял на своём. Так вот и случилось, что переходящая из уст в уста молва, хвала о беспримерном подвиге у конюшни публично подверглась сомнению.
Теперича, спустя некоторое время, сторожу стало хорошо и просторно. Никакая палка с фанеркой не мешали глядеть из окна конюшенной сторожки и охранять народное имущество.
Опять же из самого хлева открывался широкий простор на шоссе Москва—Варшава, на речку и мост через неё. Панорама неописуемая приключилась. Зашибись. Красотища. Аж, заколдобиться можно. Восторжествовала «правда» народная.
Председатель хозяйства всегда был на стороне тружеников колхоза. Он же понимал прекрасно, что сегодня в передовиках ходит, а завтра могут в «англицкие шпиёны» записать. Вот так.
— От тюрьмы да от сумы не зарекайся, — говаривали простолюдины.
У Феофаныча лепота наступила. Можно небритой мордой в лопухи повалиться, а не макушкой в склизкий глиняный холмик. Одним словом, благолепие. И заблудшее тщеславие придушено чужими руками.
Однако в какие-то времена «перемен» пришли следопыты и заявили, что у них по разнарядке из военкомата посещение могилы сержанта-артиллериста. Требовалось по тимуровскому плану цветочки там всякие посадить, бархатцы. Звезду опять же надобно было в обязательном порядке подправить, оградку покрасить.
Мальцы таращили глаза на дорогу, на ржаное поле. Удивились они, когда узнали, что останки воина увезли в район, в общую братскую могилу. Затем молокососы дружно пялились на сторожа, как на чучело. Ребятишки никак не хотели верить в случившуюся несправедливость. В глазах у них явно наблюдалась растерянность и недоверие к нему, достойному представителю колхоза, вожаку сельской забулдыжной знати.
— А я тутося не при делах буду, не моё решение. И не прессуйте меня шибко. Так распорядились люди из райисполкома и лично-о-о са-а-а-ам товарищ Енукидзе. Кыш-ш-ш отседова, красногалстучные нехристи.
— Расходов будет меньше. Приходится на всём экономить, – безапеляционно сказал на сходе районный начальник.
Как-то рано утром заявился в конюшню бравый капитан с золотыми пушками в чёрных петлицах. Растолкал сторожа. Бесцеремонно, как у них в армии водится, столкнул колченогого стражника с мягкого топчана на грязную, заплеванную землю сторожки. Офицер гаркнул в опухшее мордасово беспробудного пьяницы так, что лошади испугались, заржали. Феофаныч к тому времени уже слаб стал на ухо и не смог толково что-либо услышать, а тем более объяснить. Тем паче с бодуна. Едва разобрал он, но и то исключительно короткими отрывками:
— Герой... Родина... Не позволю... Честь... Совесть... Власть... Прокурор...
Не срослось у них при разговоре с «артачем», не прихватил служивый для смазки слов чекушку. На нет и суда нет. Как пришёл, так и ушёл ни с чем из сторожки Колькин побратимец.
А через пару-тройку месяцев Пафнутьич, бухгалтер колхозный, приволок на завалинку заначку самогона, затыренную женой. Радости-то было у мужиков — немерено. Тут же почали мутную четвертинную бутыль:
— Ха-ра-шо-о-о пш-ш-ла-а-а, ляпота-а-а-а, — закусили грибочками сельские труженики.
Счетовод сказывал, что в райцентре врага народа раскрыли. По случаю, это был районный прокурор. Говорят, всё какую-то правду искал, доказывал что-то в райвоенкомате и райкоме партии. О каком-то подвиге артиллериста всем рассказывал, но так и не нашёл, видимо, истины представитель власти.
НКВДшники пресекли антигосударственную пропаганду прокурора-фронтовика. На лесоповал горемыку отправили, семейное имущество конфисковали, егойных детей через собес в приют отправили.
В середине шестидесятых Феофаныч совсем уж стар стал. На попутке добрались до него четыре женщины. Это были матушка и сержантовы сестрички: Кира, Таисия да Нина.
Родственники спрашивали, всё искали позицию, где их Коля родненький был убит. Святое место гибели хотели застолбить, увидеть.
Печальные дамы долго вглядывались в синеву неба, осматривали поле до горизонта, дорогу, что вела от конюшни к мосту, негромко плакали в носовые платочки, сопельки свои плаксивые утирали.
И чего привязались, сторож давным-давно позабыл уже, где колышек с фанеркой стоял. Не смог даже место смерти и бывшего захоронения показать. Всё уже запамятовал горемыка, алкаш колхозный:
— Вроде там. А может, здеся? Нет же. Помнится, что возле куста репейника. Или полыни? Нет, нет, точно возле чертополоха глиняный бугорок возвышался. Однако нет его. Поди разберись теперь, вспомни. Без ковшика бражки здесь точно не разберешься.
Так и уехали женщины, не попрощавшись. Смотритель не обронил им вдогонку ни слова на прощание. Тем более не выказал никакого сострадания. Чего их было потачить? Каких-то баб посторонних не стоило ублажать вниманием мужчины.
— А я что, жалиться им буду? Да хто они такие? — хорохорился, как всегда пьяный караульщик.
В солнечный день начала мая заявились красногалстучные пионеры и горласто заявили, что им надобно отчитаться по акции «Никто не забыт и ничто не забыто».
Настырные, даже нахальные такие были малолетки, школьные волонтёры. Зырк туда, зырк сюда. И вдруг шнырь: вылупились на охранника. Пояснений ждали шельмецы у авторитетного человека. Как в НКВД на допросе в тридцать седьмом. Их очкастая училка тоже напористо и упрямо, цепко всё вокруг высматривала:
— Дети, смотрите на шоссе, до него шестьсот метров. А здесь у героя располагался боекомплект. Именно за этим углом конюшни его ожидала лошадь.
Салажата притащили ржавые жестянки от укупорки военных снарядных ящиков. Вытащили железку из бревна сторожки, осколок, видимо. Гильзу латунную нашли калибра 7,62 мм, вероятнее всего, от карабина.
— Дедушка, а дедушка! Это что такое? — спрашивали сопляки Феофаныча.
— А я-то причём тутова? Отстаньте, сгиньте от меня скореича, — испуганно вещал тот в ответ на назойливые вопросы ребятни.
Пора уже было опохмеляться, а молодые коммуняки палочками всё рыли в округе, искали что-то, вопросы задавали, каверзные и глупые. Вот и землю перекопали с угла сторожки, свидетельства героического боя искали, стервецы.
Делать им больше нечего, «пионэрам козлатым». Нет бы до «Сельпо» сбегали, шкалик беленькой сварганили, а тут своими глупыми вопросами все нервы до основания расшатали:
— Фу, бестии красножопые, уехали, наконец-то. Свят, свят, свят...
Вскоре и самого Феофаныча на деревенский погост вперёд еловой ногой унесли. Перед тем, как неотёсанную крышку гроба заколотить, культяшку отстегнул напарник егойный, конюх Пантелеймон. У него на чердаке соль, спички, мыло всегда про запас были. И нога деревянная в хозяйстве не помешает:
— Пусть лежит пока, чёрного дня ждёт-дожидается. Деревяшка есть пить, спать не просит. Шутки-улыбки вам все, а вдруг завтра война, и спрос на бесценную вещь окажется? – сказал односельчанам бывший ездовой. Замяли тему. Как скажешь, старый ворон. Однако «ты добычи не дождёшься».
В двухтысячных пришли в деревню какие-то патриоты. Сказывали вроде, что они вроде из новой московской общественной организации или очередного предвыборного патриотического движения. А может быть, даже от обязательной и постоянной да с медвежьим раскладом партии. Кем на самом деле были приезжие люди, деревенские жители так и не поняли. «Мутные» были какие-то великодержавники. Действия их смущали, хотя речи правильные говорили.
Местные так и не распознали, не смогли раскумекать тонкости политического расклада представителей московского бомонда. Зато те щедро расплачивались в деревенском киоске. Сорили тыщными в окошечко ларька. Когда Валька-продавщица гладенькие бумажки принимала, руки-то у неё как подрагивали, ходуном туда-сюда ходили от несусветной выручки. Да-а-а, это точно, мужики все в натуре подметили.
В любом случае, центровые нахраписто, безапелляционно зачислили здешнего Колю в какой-то «Бессмертный полк». Дополнительно сказали, что в советах местных краеведов не нуждаются. Сами же пофигисты москали ничего не осматривали, не шарахались по полям, да по округе, как некоторые отмороженные пришлые:
— В принципе, как всё здесь давным-давно случилось, нам по барабану. Поездка оплачена олигархами-спонсорами, поэтому только отчёт нужен, — промолвили, — главное, подпишите акты на списание дензнаков для предъявления в бухгалтерию.
— Чё бы не подписать, легко. Ставь бутылку и гони бумажку на подпись. Делов-то.
Затем они в изобилии разливали водку с местными мужиками. Конечно, выпивали хорошо. Прилично закусывали. Нет, конечно, никаких патриотических песен не пели, попросту слов не знали всенародно любимых военных гимнов.
— Знамо дело, не чокаться, парни. Вилки-то со стола уберите. Не чокаться, не чокаться, — опять же того самого Николая Сиротинина помянули.
Только сказали заезжие деревенским людям, что Коле героя всё равно не дадут. Потому что не имеется в архивах его фотографии. И командир дивизии, как положено, за Героя не просил. Приказа о награждении комдив, оказывается, никакого не подписывал. И нечего тыкать им, представителям политической власти, в лицо главнокомандующим:
— Эх-х-х-ма-а-а... Не чокаться, не чокаться, друзья. Мы и так сами все знаем. Вон их сколько уже поменялось, самых главных военачальников. Маршалы приходят и уходят, а снимок-то, карточку Колину, все равно не найти. По закону о Герое, без фотки, ну никак не прокатит. Не присвоят Коле «Героя» без фотокарточки. И просить даже бесполезно в самых высоких инстанциях:
— Лучше выпить за его светлую память, — опять же помянули, — не чокаться, друзья. Ходатаи смачно закусили, губы ладонью вытерли, соленым огурчиком занюхали.
— Светлая память пусть будет Николаю, только не чокаться, не чокаться господа.
Что же получается? То ли был на белом свете герой Коля Сиротинин, то ли не было его подвига в суетной жизни? Может быть, это легенда? Ладно уж, пусть так и будет, ведь с нею и жить как-то сразу легче становится.
В народе считается, что в каждом сказании есть изначальный узел. Иначе откуда оно берет свой исток, свое начало, предание человечье? А может быть, мы слышим всего лишь сказочное поверье, правдивый вымысел и небылицу? В нашем случае, каково? Где она, единственная истина?
По всеобщему разумению, однозначно и без вариантов героический бой был. Но через семьдесят пять лет кто разберёт всю настоящую правду? А фотографию-то смельчака, красного святогора, так и не нашли до сих пор. И Героя парню до сих пор не дали, даже посмертно. А если нет Героя, значится, и подвига никакого нет. Такие вот неприглядные дела случились в жизни.
Однако в Москве все знают, там обману нет. В Кремле за каждого русского человека стоят горой. По телеку депутаты госдумовские постоянно об уважении к каждой личности талдычат. Неужели правда? Или врут-лицемерят политиканы? Хочешь, не хочешь, а поверишь, что пути господни неисповедимы. Поистине.
***
Как бы то ни было в жизни, а на востоке, супротив Сокольничей, прямёхонько над мостом через речку Добрость каждый день 17 июля год за годом восходит яркое солнце. Тишина и покой кругом.
Посторонних здесь не бывает. В глушь провинциальную случайная публика не доходит, разбредается по округе за грибами да ягодами. А чего тут ходить-бродить чужим людям? Колхоза-то того давно уже нет. После распада СССР разбазарили начальники знаменитое хозяйство общенародной собственности.
И только очередное поколение местных ёжиков приходит до сих пор по ночам на заброшенный пустырь вместо конюшни. По-свойски шуршат, хозяйничают зверюшки в бескрайнем море чертополоха и полыни. Как же иначе, небось, здесь как раз и находится их родимая территория.
Из поколения в поколение ёжики всё помнят. В голову им не приходит оспаривать между собой наличие под лапками милой сердцу землицы. Это общая кровинка, родина-мать для семейства на веки вечные. Другой колыбели у них просто не было, нет, и не будет. Прочих раскладов они просто не приемлют, не понимают, да и знать не хотят по большому счёту. Они же не люди, а махонькие хордовые млекопитающие.
Собачки колючие в отличие от людей, не могут лукавить, предавать, завидовать, врать, обманывать, бросать колыбель и сбегать туда, где легче живётся. Поколения за поколениями ёжики так и влачат своё существование в веках со своим пониманием благодатного края, им одной понятной родины.
Вот такая невесёлая, но героическая история про бессмертный подвиг Коли Сиротинина, лично для меня, безусловного героя, принявшего на свою душу последний смертный бой.
— Да вы присядьте на лавочку, не стесняйтесь. Вот и половичок чистенький на досочку постелили, не брезгуйте.
Здесь у нас словно высший суд. Все свои в наличии. Пока суть да дело, о Коле скажем. Незабвенный был парень, вечная слава герою.
— Прочитайте молитву за упокой души сыночка Родины, если можете. Помянём. До краёв наполненную стеклотару-то не ставьте на стол.
— И вилки-то уберите, ложками пользуйтесь.
— Не чокаться стаканами, господа-товарищи.
— Не чокаться, не чокаться.
— Обозначим всю правду. Не лжём, не обманываем.
— Примем на грудь.
— Пусть всем погибшим защитникам Отечества земля будет пухом!
— Поднимем.
— До дна, до самого донышка пейте-выпивайте, гости дорогие.
— Ха-а-а-а-ра-а-а-а-шо-о-о-о-пшла-а-а-а.
— Тс-с-с-с. Хршо-о-о-о...
—Нетленная память защитничку нашему.
— За упокой. Райские кущи ратоборцу Отечества. На все времена память о тебе в сердцах благодарных потомков. Чтим, уважаем, помним.
— Не чокаться, дамы и господа…
— Не чокаться…
***
С послевоенных времён в музее школы № 17 города Орла хранится самодельная скромная металлическая табличка для дома, где жил Николай Сиротинин. Только для того, чтобы прикрепить символ отличия на четыре самореза к деревянной стене строения, ни у кого не доходят руки.
Дом стоит по адресу: город Орёл, улица Добролюбова, дом № 32. Простой русский парень, внучатый племянник героя Сергей Сиротинин, проживающий сегодня в этом доме, наотрез отказывается просить чего-либо у местных властей.
В новостройках Орла есть улица олигархической алмазодобывающей компании «Алроса», а улицы Николая Сиротинина до сих пор нет.
Коллектив школы № 17 и Совет школьного Музея боевой славы подготовили обращение о размещении памятной таблички хотя бы на Колином родном стареньком и покосившемся дощатом домике. Сказывали они, что очень сильно будут просить начальство. А тем временем со времени беспримерного подвига прошло более 75 лет!
Так и не нашли в Орле четыре хромированных шурупа, чтобы прикрепить почётную доску памяти к стене дома отважного артиллериста, земляка — героя.
***
Для увековечивания перед потомками имени героя Николая Сиротинина предлагаю обратиться к людям, определяющим идеологическую составляющую Отечества, к первым лицам союзных государств.
Президенту Российской Федерации, Верховному главнокомандующему Вооружёнными силами Российской Федерации
Заявление
Товарищ главнокомандующий Вооружёнными силами Российской Федерации, обращаюсь к Вам, как к правопреемнику исторического наследия Союза ССР. 17 июля 1941 года Николай Владимирович Сиротинин 7 марта 1921 года рождения в бою у реки Добрость, что возле деревни Сокольничи, совершил беспримерный подвиг. Его героический поступок перед государством и советским народом не был оценён современниками. Прошу присвоить почётное высшее звание Герой Российской Федерации с вручением медали «Золотая Звезда» (посмертно).
Президету Союзного государства Беларусь
Обращение
Уважаемый господин президент! Наш земляк, Николай Владимирович Сиротинин, защищая от фашистов землю Вашей родины Беларуси, совершил беспрецедентный в истории страны подвиг. Прошу признать его неоценимый вклад в защиту и укрепление Вашего государства, проявить наивысшую форму поощрения и наградить его главной наградой Республики Беларусь, присвоить почётное звание «Герой Беларуси» с вручением золотой медали (посмертно).
Национальному собранию Республики Беларусь
Воззвание
Прошу деревню Сокольничи переименовать в Сиротинино. На месте исторического боя Сиротинина, у перекрёстка дороги и моста через речку Добрость, установить знак отличия в виде Кургана Славы герою.
Министерству обороны Российской Федерации
Пожелание
Прошу назвать новейшую противотанковую реактивную установку именем «Никола» в честь героя-артиллериста противотанковой истребительной батареи 55-го стрелкового полка Николая Сиротинина.
Главе администрации города Орла, Главе Муниципального образования «Город Орёл»
Просьба
Уважаемые господа, ваш земляк Николай Сиротинин во время Великой Отечественной войны совершил беспримерный подвиг. Прошу выделить в историческом центре города Орла участок земли 15Х15 метров для установки мемориальной стелы в память о героическом подвиге.
Председателю Орловского областного Совета народных депутатов
Рекомендация
Прошу назвать улицу, стадион и Дом народного творчества молодёжи в городе Орле именем Николая Сиротинина. Прошу Вас поддержать сбор средств с населения для строительства мемориала народному герою Николаю Сиротинину.
В Орловский городской совет народных депутатов
Призыв
Прошу присвоить звание «Почётный гражданин города» вашему земляку Николаю Владимировичу Сиротинину, совершившему беспримерный подвиг во время Великой Отечественной войны (посмертно).
Начальнику Военного комиссариата Орловской области, Городскому Совету Ветеранов Войны и Труда в Орле, Военно-патриотическому движению молодёжи Орловской области
Напоминание
Учитывая совершённый вашим земляком героический поступок, прошу ходатайствовать перед уполномоченными властями города и области о присвоении строению, расположенному по адресу: г. Орёл, улица Добролюбова, д. 32 статуса «исторический памятник» с установкой на нём памятного гранитного фриза.
Руководителю Волжского речного пароходства
Прошение
В честь увековечения памяти героя Великой Отечественной войны рекомендовать частному судовладельцу, осуществляющему круизные перевозки в Волго-Камском речном бассейне, именовать новейший круизный лайнер последнего поколения «Николай Сиротин».
Декабрь 2016 года