Санчасть. (Про Юльку.)
Определили Юльку в санитарную часть отряда. Под неё была отведена землянка ничуть не меньше, чем штабная. Внутри располагалось несколько комнатушек – палат, а также имелась операционная.
Возглавлял санчасть военврач третьего ранга Никифоров Пётр Ильич, дяденька возрастом далеко за тридцатник. Худощавый, высокий, нескладный, он казался старше своих лет. До войны он работал хирургом в районной больнице Демидова, по мобилизации был назначен заместителем начальника госпиталя, но в неразберихе первых дней войны оказался в окружении и попал к партизанам, в отряд Бати.
Юльке он очень обрадовался, потому что девушки, состоящие санитарками при санчасти, образование имели недостаточное, а обучаться медицинским премудростям рвения не проявляли.
Ей отвели место в землянке санитарок, помогли соорудить деревянный лежак и выделили ватный матрас из палаты санчасти.
Тяжёлых раненых в данный момент на излечении не состояло, и Пётр Ильич заставлял её пока что учить названия лекарств и медицинских инструментов, рассказывал и показывал, как ими пользоваться, и требовал записывать эти названия в специальный блокнот, в том числе на латыни. От полученных знаний голова шла кругом, но требовательность Никифорова вызывала уважение и необходимость стараться.
Спустя неделю Юлька вполне неплохо ориентировалась в лекарствах, выучила названия всех имевшихся в санчасти медицинских инструментов, несколько раз присутствовала на перевязках, а два раза ассистировала врачу во время несложных операций.
К концу октября в отряде насчитывалось больше двух сотен бойцов. Батя уехал в Слободской район. Там из окруженцев и заброшенных в немецкий тыл диверсантов была организована первая партизанская бригада, которой теперь подчинялся отряд.
Юлька к началу ноября в санчасти освоилась окончательно. Научилась делать перевязки, обрабатывать и прочищать гнойные раны, несколько раз самостоятельно вскрывала фурункулы бойцам, у которых они выглядели совсем запущенными.
Привыкла она и к виду крови, и к дурно пахнущей, поражённой гноем, человеческой плоти. Но однажды конфуз получился.
В отряд привели тяжело раненого в руку окруженца. Сам он уже плохо соображал. Рана сильно загноилась, температура подскочила за сорок, и сделалось ясно, что раненый в любой момент может умереть.
Никифоров, глянув на больного, тут же скомандовал срочно готовить его к операции. Юлька ножницами обрезала рукав гимнастёрки, сняла грязные повязки с руки и обомлела. Рука оказалась безнадёжно раздробленной, кисть почернела, а в открытой ране среди отмерших кусочков кожи и мяса суетливо ползали белые червячки.
Окруженца поместили на операционный стол, привязав к нему верёвками.
Подошёл Пётр Ильич со скальпелем и стал им тыкать в руку, подымаясь всё выше к плечу. На половине руки между локтем и плечом раненый дёрнулся и, несмотря на бессознательное состояние, взвыл от боли.
Никифоров заставил влить больному в рот двести граммов разведённого спирта, Юлька, суетясь, выполнила команду. Затем он приказал ей приподнять и держать навису больную руку, а сам ловким движением скальпеля сделал оборот вокруг руки, рассекая кожу и мышцы и обнажая кости. Велел Юльке подать зажимы и перехватил ими выбрасывающую кровь лучевую артерию и соответствующую вену.
Затем сделал ещё один оборот скальпелем вокруг руки, но уже ниже, ближе к раздробленной кисти. Освободив кости от мышц, он потребовал у Юльки медицинскую пилу и, получив её, принялся отпиливать кости.
До этого момента Юлька держала себя вполне прилично, но от услышанного звука пилы ей вдруг сделалось дурно, и она свалилась в глубокий обморок.
Она очнулась несколько секунд спустя, когда одна из санитарок поднесла к её носу, освобождённому от повязки, склянку с нашатырным спиртом. От резкого запаха нашатыря, попавшего в нос, пришла в себя и сразу увидела негодующие, сердитые глаза Никифорова, продолжавшего отпиливать кость.
Окончательно придя в себя после обморока, она с трудом подступила к операционному столу именно в тот момент, когда Пётр Ильич отломил последнюю отпиленную кость и бросил то, что когда-то было рукой в стоящее рядом ведро.
-Можешь продолжать? – сквозь повязку, ворчливо, пробормотал он.
Юлька утвердительно кивнула.
-Ну тогда вдень в иглы бечёвку и подавай мне по команде.
Он обработал обрубок специальным раствором, потом тонкой иголкой зашил артерию и вену, освобождая зажимы, а затем ловко подтягивая кожу, толстой иглой с толстой бечёвкой принялся стягивать её к центру культи.
Минут через десять всё было закончено. Никифоров устало снял перчатки и марлевую повязку, затем окровавленный резиновый фартук и вышел из землянки на улицу.
Юлька наказала санитарам перенести прооперированного в одну из палат, а сама занялась сбором и обработкой использованных инструментов. Когда Никифоров вернулся с улицы, первым делом спросил:
-Что, испугалась? Оно, на первый раз всегда страшно. Думаешь, мне приятно живую плоть резать?! Нет, конечно. Но медлить никак нельзя было. И ещё неясно до конца, выживет ли этот парень. Вроде вовремя отсекли, но вдруг заражение крови дальше пойдёт.
-Это что же получается? – удивилась Юлька. – Вы старались, а больной может и не выжить?
-Может, - просто ответил Пётр Ильич. - Если организм крепкий и справится, значит, выживет. Если сильно ослаблен – умрёт. Не справится с заражением крови. Такая, вот, грустная арифметика…
Почти неделю больной метался в бреду, прося пить, вспоминая маму и бой, когда раздробило руку.
Однажды ночью, когда Юлька дежурила в санчасти, раненый подозрительно затих.
Очнувшись от того, что вдруг не стало слышно привычного бормотания, выкриков, а иногда и мата, она осторожно подошла к окруженцу.
Огонёк коптилки едва освещал лежанку больного, отчего лицо его выглядело мёртвенно бледным. Глаза раненого были закрыты, а дыхания не слышалось. Юлька внутренне ужаснулась. Ей показалось – раненый умер. И всё же заставила себя осторожно прикоснуться ко лбу умершего.
Лоб оказался холодным. Но неожиданно умерший открыл глаза и едва пролепетал:
-Какая тёплая ладошка. Как у мамы в детстве.
Юлька вздрогнула от испуга и резко отдёрнула руку.
-Девушка, дай напиться, - прошептал раненый.
Юлька бросилась в одну из комнатушек, где хранились лекарства, инструменты и стерилизаторы и стояла большая стеклянная бутыль с кипячёной водой. Налила до краёв большую алюминиевую кружку и вернулась к раненому.
Он пил воду большими жадными глотками, расплёскивая её на нижнюю рубашку и одеяло. Потом голова его упала на подушку, и он провалился в глубокий оздоравливающий сон. С этого момента раненый резко пошёл на поправку.
Непростой получалась работа в санчасти. Юлька отвечала за чистоту и готовность инструментов к операциям, стерилизацию их после процедур, хранение лекарств, особенно спирта, за порядок в санчасти и своевременную уборку палат и ещё за большое число более мелких, но не менее важных обязанностей.
Никифоров назначил её командовать санитарками. Девушки попались с гонором. Они были немного старше Юльки, и, зачастую, совсем не торопились выполнять приказания новой начальницы, потому Юльке нередко приходилось самой брать на себя часть их обязанностей.
Ещё Юльку очень сильно напрягало то, что к девушкам ночь за полночь стучались самые разные товарищи из отряда. Понимала она, что война войной, а жизнь продолжается, и никуда не денешься от любовных утех слабых на передок товарок.
К Юльке тоже пытались подкатывать кавалеры. Особенно надоедал Коля, тот самый кавалерист, который встретил её на дороге и привёл в отряд. Он был определён в разведку партизан и часто пребывал в отлучках, но, когда находился в отряде, старался почаще околачиваться у санчасти.
Один раз, воспользовавшись тем, что Юлька внутри находилась одна, он тихо вошёл в землянку, подкрался бесшумно сзади и схватил Юльку за груди. Это получилось настолько неожиданно, что она, записывавшая в блокнот названия лекарств, применение и дозировки при заболеваниях, от испуга выронила ручку и пролила чернила из чернильницы.
Она с возмущением вырвалась из Колькиных объятий и с правой руки отвесила ему по голове серьёзную затрещину, от которой тот едва не свалился на нары.
-Ну и чего ты из себя целку строишь?! – с обидой пробурчал он. - Всё равно ведь распечатают! Так чего уж?
-Только не тебе распечатывать! – зло крикнула Юлька. – Ишь какой ловкий печатник нашёлся!
В этот момент в санчасть заглянул Пётр Ильич. По всему выходило, что он слышал начало разговора и решительно заступился за Юльку.
-Старший сержант Нестерук! – негромко, но как-то строго, по-военному, проговорил он. – Ещё раз увижу вас праздно шатающимся у санчасти и пристающим к моему заместителю, лично пойду к командиру отряда, товарищу Апретову, и доложу о вашем поведении!
- А чего я? Я – ничего! – заюлил разведчик. – Я, товарищ военврач третьего ранга, может, жениться хочу!
-Иди, иди с глаз моих долой! – заулыбался Никифоров. – Жениться он хочет! Жених! Ещё женилка толком не выросла, а туда же!
Колька пулей вылетел из санчасти и с тех пор больше не приставал к Юле.
-Что, Юля, женихи принялись одолевать? – по-отечески поинтересовался Пётр Ильич. - Ничего не поделаешь, мужской коллектив, природа, будь она неладна, требует своего. Если уж совсем допекут, говори без стеснения. Заступлюсь.