Друзья!
"В Этнокультурном центре НАО презентовали книгу Дениса Макурина «Нёйто, идущий на край Земли».
Символично, что новорождённое издание представили публике 27 мая, в Общероссийский день библиотек.
Повесть поморского писателя о ненецком мальчике из Канинской тундры стала отличным подарком маленьким и большим читателям округа.
Вот новый поворот
Путь к писательству у каждого складывается по-своему. Сорокалетний уроженец мезенского посёлка Каменка, ныне житель села Холмогоры, Денис Макурин не думал-не гадал, что вместо строителя станет сочинителем.
После техникума успел поработать плотником, каменщиком, сварщиком, прорабом. Вышел целым и невредимым из Второй чеченской кампании, но неожиданно оказался в инвалидном кресле после автомобильной аварии. Здесь бы и загрустить, и разобидеться на судьбу, только вышло с точностью до наоборот.
Вынужденная неподвижность разбудила дремлющий талант. Денис начал писать рассказы, очень напоминающие по стилю, мягкому юмору и «вкусным» поморским деталям ажурные сказы Шергина и Писахова.
Одна за другой на свет появлялись книги с весёлыми названиями, которые мгновенно находили адресатов: «Красота без пестроты», «Поморская окутка. Лоскутные сказки», «Полведра сгущёнки», «Макароны в тюбике».
Победы в российских литературных конкурсах утвердили начинающего автора в желании и дальше рассказывать миру северные байки для сугрева души.
Гости с Канина
То, что среди книжных поморских героев возник ненецкий, Денис объясняет просто. В детстве он частенько заворожённо наблюдал за канинскими ненцами в ярких малицах, что на оленьих упряжках наведывались в Мезень за продуктами. До сих пор приезд гостей из тундры вызывает ажиотаж у местных жителей. Журналисты описывают движение по трассам оленьих аргишей, берут интервью у бригадиров.
- Более всего восхищает непривязанность ненцев к вещам, свободолюбивый характер, умение обходиться тем, что даёт природа, - поясняет интерес к теме писатель. - Да и сама тундра, её бескрайние просторы, неописуемая красота влюбляет в себя. Стоит раз увидеть, и всё - пропал.
От большой любви к канинским соседям и земле, на которой они так вольготно и основательно поселились, появился главный персонаж новой книги. Нёйто - так, по имени озера, полного налимов, назвал автор юного жителя Канина.
Как папа Карло над Буратино, трудился над образом любознательного озорного мальчишки. Выстругивал детально, с пристрастием - от вихрастой макушки до лёгких ног, от первого шага до юношеских серьёзных решений.
Люди и звери, мать-природа, колдун Варг и ручной оленёнок Чавка, живые ветры и всемогущее небо. Нёйто приглашал читателей в мир, богатый на события и открытия, сложный и настоящий.
Крёстные родители Нёйто
Дабы не прослыть невеждой в культуре другого народа, писатель старательно изучил повести ямальской писательницы Анны Неркаги. Практические же советы получил от новых друзей из Этнокультурного центра Ненецкого округа.
Директор Елена Вергунова загорелась изданием повести и взялась за редактуру. Замдиректора, переводчик Ольга Латышева проверила текст на соответствие ненецким канонам. Завотделом информационной и редакционной деятельности Константин Селивёрстов смакетировал и сверстал книгу.
Иллюстрации архангельской художницы Юлии Мальцевой органично дополнили повествование. Юлия не видела тундру живьём, но, вдохновлённая всеобщей идеей, сумела реалистично изобразить суровую природу и жителей Арктики.
Повесть единодушно поддержали члены окружного редсовета. Деньги на издание книги тиражом в одну тысячу экземпляров выделил Департамент внутренней политики по программе «Сохранение и развитие коренных малочисленных народов Севера в Ненецком автономном округе».
Нёйто занял достойное место в проекте «Губернаторская библиотека». Это значит, что книжку проштампуют фирменным экслибрисом и отправят во все школы и библиотеки округа, в том числе на родину главного героя - Канин.
Отправляя подопечного на край земли, Денис Макурин шлёт привет и поклон будущим читателям:
- Мне, человеку, живущему далеко от тундры, трудно что-либо советовать или желать жителям НАО. О проблемах и трудностях тундровиков знают только сами жители тундры. Я лишь хочу, чтобы на её необъятных просторах по-прежнему сохранялась и приумножалась самобытность ненцев: литература, живопись, музыка. Именно эти вещи делают любой народ уникальным, неповторимым. И за это нужно бороться!
Справка «НВ»
Макурин Денис Владимирович, 10.06.1981 г. р. Родился в п. Каменка Мезенского района Архангельской области, проживает в с. Холмогоры. Автор детских книг: «Тайны Мишки Воробьёва, или Гусь Горыныч и прочие загадочные лица», «Красота без пестроты», «Поморская окутка. Лоскутные сказки», «Новые сказки Севера», «Полведра сгущёнки», «Кот Семён», «Макароны в тюбике», «Морские волки», «Хивок», «Нёйто, идущий на край Земли».
Победитель литературных конкурсов «Хранители Природы» (2018), «Северная звезда» (2017), «Новые сказки» (2017), «Герои великой Победы» (2016). Дипломант Всероссийского литературного конкурса «Хрустальный родник» (2017) в номинации «Проза для детей». Обладатель премии им. Николая Рубцова «За личный вклад в развитие детской литературы, пропаганду книг и чтения среди детей Холмогорского района» (2019). Финалист Международной литературной премии им. В. П. Крапивина (2020). Лауреат VII Международного конкурса имени Сергея Михалкова на лучшее художественное произведение для подростков (2021).
Отрывок из повести «Нёйто, идущий на край Земли»
«Когда звёздное небо радовало полуостров Канин день и ночь, а снега обнимали тундру от края до края, у одной ненецкой семьи родился малыш. Родители назвали мальчика Нёйто. Точнее, это было его второе имя. А первое - Пенто дал раздосадованный колдун по имени Варг.
Покровителем колдуна был мрачный бог Нга, и поэтому Варгу достался очень скверный характер. Варг, конечно, выручал кочевников от бед, лечил их, помогал отыскать отбившихся оленей, но был он жаден, скуп и ворчлив.
В тот час, когда колдун взял новорождённого на руки, чтобы произнести заклинание от злых духов, малыш пустил ему ручеёк на рукав его малицы.
- О-о-эй! И-ё-эй! - хриплым голосом простонал старый колдун. - За твои проделки, Пенто, идти тебе до того места, где встречается солнце с землёй!
Имя Пенто означало озеро величиной с ладонь, но родители прежде не слышали такого и оно им не понравилось, поэтому мать с отцом подумали и дали созвучное первому - Нёйто.
Нёйто - так называлось озеро, в котором от начала времён водилось много налимов. И правда, малыш был похож на маленького вёрткого налимчика. Он то и дело вытаскивал ручки и ножки, стянутые кожаными ремешками, и пытался улизнуть из люльки.
Муж и жена согласились с именем, отдали колдуну Варгу трёх оленей в уплату и попрощались с вредным стариком. А вот послание жреца: «За твои проделки идти тебе до того места, где встречается солнце с землёй!» - так и осталось с новорождённым. С того самого момента и берёт своё начало история о Нёйто, маленьком ненце, идущем на край Земли».
https://nvinder.ru/
...Други!
Люблю читать произведения, посвященные коренным народам России. В них какая-то детская чистота души, непритворная любовь к Природе! И философская глубина постижения окружающего ЖИВОГО мира!
Вл.Назаров
*******************
Макурин Денис Владимирович
Аннотация
Сборник из пяти рассказов представляет собой цикл историй, объединённых одним героем. Герой – он же рассказчик, Мишка Воробьёв, – юный, несколько наивный, но умный сорванец. Окружающий мир главного героя полон тайн, фантазий и приключений, оттого и рассказы не дадут заскучать ни на минуту.
По своим делам
Пошли мы как-то с Ванькой и дедушкой на зимнюю рыбалку, а с нами его породисто-охотничья собака увязалась по кличке Беляш. Деда ему:
– Беляш, домой! Кому сказал!
А Белька отпрыгнет в сторону, сядет и делает вид, что как будто он только досюда нас проводить хотел, мол, а дальше-то вы сами. Но стоит нам отвернуться – снова бежит. Улыбается и хвостом машет, машет – хитрец такой.
Через полчаса мы у лесопилки были, с горы спустились и на середину реки вышли. Деда лунки просверлил, мы удочки забросили, а наш хитропородистый пёс водички полакал и у ног охранять улегся. Калачиком свернулся, зевнул и задремал.
Так мы и просидели полдня. Деда всё время усами шевелил, да приговаривал: «Какой здесь воздух! Надышаться не могу!» Мы с Ванькой ловили пескарей. С берега вкусно пахло свежими опилками. А Беляш нас охранял.
Сидим, удим, вдруг Ванька как подпрыгнет! Да как крикнет:
– Заяц!
А я за ним и тоже давай орать:
– Где?! Где?!
Заяц услышал наш крик, замер и давай принюхиваться: «Чем это там от мальчишек пахнет? Не меня ли хотят изловить?» Сам полностью белый, и только кончики ушей чёрные.
Деда тоже встал, на него посмотрел.
– От, так диво! – говорит. – Ни нас, ни собаку не боится.
Я подумал: «Ну всё! Сейчас начнётся. Охотничьи собаки – они же добытчики, зайцев на обед и ужин едят!»
А наш Беляш только голову приподнял, гаркнул раз:
– Уаф! – подождал, когда к нему эхо вернётся. – Аф, аф, аф… – и обратно мордой в сугроб уткнулся.
Заяц-беляк чуть от смеха не умер. Он, наверное, подумал: «Ха-ха! Что за бестолковая собака! Ещё и охотничьей породы. Просто балбес, а не Беляш!» Выпрямился, расправил плечи и поскакал по своим заячьим делам – вдоль наших следов да на гору, откуда так вкусно пахло свежими опилками.
Деда развеселился:
– Беги, беги, пока цел! – и наподдал вдогонку свистом.
Ваньке сделалось стыдно за Бельку, и он пробурчал:
– Да просто дичь маловата. Вот если бы это был кабан-секач или зебра, тогда бы другое дело.
А я присел к Беляшу, смахнул с него снежинки варежкой и сказал:
– Причем тут зебры? Просто Белька наш – добрая собака.
За щукой
Я сидел на крыльце, сосульку грыз. В марте-то вон их сколько на крышах висит, всей деревне хватит. Тут деда Вишню вывел и начал в сани запрягать. Та обрадовалась, что её на свежий воздух вывели, головой закивала, копытом забила, мол, давайте скорее запрягайте меня, на прогулку пойдём.
Деда повозился-повозился и кричит:
– Мишка, поехали со мной на озеро Щучье щук ловить!
Я ему:
– Ага-сь! Поехали!
Он рукой махнул:
– Дома только скажись, что ты со мной, – и начал сено на сани подбрасывать.
Когда я выбежал из дома он уже дырявую совковую лопату, пешню и острогу уложил, сверху рюкзаком накрыл. Тут же на сено Беляш запрыгнул и у рюкзака примостился. Деда ему:
– А ты куда собрался?
Белька с саней спрыгнул, тихо-тихо заскулил:
– Уа-а…уа-ау! – потом надулся, посмотрел обиженно, что вот, мол, сами-то на рыбалку, на волю-волюшку едете, и даже Вишню с собой берёте свежим воздухом подышать, а мне нельзя.
Но деда упрямый, сказал – нет! – значит, нет! Никакие жалостливые глаза его не проймут, к тому же он уже отвернулся, взял вожжи, тряхнул и гаркнул:
– Но-о-о, пошла!
Но только мы тронулись, Белька снова на сани запрыгнул, ко мне прижался и носом под куртку зарылся, притих. Деда не оборачиваясь:
– Не слышал я будто. Ладно уж, поехали, что с тобой делать будешь?!
Белька улыбнулся, а я потрепал ему уши.
Деда всю дорогу про рыбалку рассказывал:
– Там эти щуки-то, страсть какие большущие да жирные! Поэтому и озеро назвали – Щучье. Я в прошлый раз такую экземпляру изловил, она у меня на санях лежала, вот, где ты сейчас, а хвост-то ейный по дороге волочился. А пироги какие с её?! Пальчики оближешь!
– Как же мы без удочек рыбачить будем? – спросил я.
– От, на ткницу и будем. В озере притоки нету, и у рыб оттого кислородное голодание к весне. Мы прорубь вырубим, она и будет ткнутся, штаб подышать.
Так мы ехали и я даже не заметил, как мы на озеро прискакали. Сани только остановились, Белька тут же побежал свежим воздухом насыщаться. Вишню мы тоже на берегу оставили, чтобы она нам всю рыбу не распугала. Деда ей лишь охапку сена бросил, взял всё что надо и мы на лёд пошли.
– Сейчас, – говорит. – Прорубь сделаем, щука подышать всплывёт, а мы её – цап! – и будут нам пироги, и жаркое, и что хочешь.
– Ага-сь! Поскорей бы! – оживился я.
– Не пониковай, Мишк! До озера добрались, посчитай, полдела сделали…
Остановились, где-то недалеко от берега. Деда взял пешню и давай лёд колоть да крошить, как ломиком. Покрошил-покрошил, шапку поправил и кричит:
– Мишка, не стой, бери лопату-то помогай! Так у нас быстрее дело пойдет.
– Ага! Ага! – закопошился я, взял лопату и начал льдинки в сторону откидывать, а они звенели как стёклышки, и раскатывались по насту наперегонки.
Вдвоем мы и правда очень быстро рыбью прорубь сделали. Деда крошил, я откидывал. Потом он дорубил своей пешнёй до воды. Тыкнул раз по дну проруби, и сначала забил фонтанчик. Потом ещё – тюк! – и тогда уже наша прорубь начала наполняться с шипением. А когда воды набралось под завязку, он добил остальное. Было похоже будто мы макароны варим. Пар, шум! Прорубь, это кастрюля, а лопата – дуршлаг. Я вылавливал ледяные макароны, сливал через дырочки воду и складывал их на сушу.
А когда я вылавливал последние льдинки, деда сходил и принёс охапку сена. На лёд его расстелил:
– Всё, теперь садись и жди, когда щука подышать выйдет. – и сам рядышком присел.
Целый час прошёл, а в проруби только два малька блеснули. Деда посмотрел на них:
– Нет, с вами ухи не сварить! – достал из рюкзака термос. – Пожуём что ли? Мишка, как тебе идея?
– С превеликим, с преудовольствием!
И мы с ним горячего чайку пофуськали-пофыркали, по бутерброду съели. А деда всё продолжал про щук мне рассказывать:
– Раньше-то я здесь щуку ведром зачерпывал. От, прям сюды на Вишне подъезжал, бывало, полное ведро щуки зачерпну да на сено вытряхну, потом второе уже воды, штаб она попила матушка. Вишня остудится маленько, и мы дальше по делам или домой едем. А бабушка уж с щукой такие пироги пекла – М-м-м! – объедение просто! А нынче на тебе: не здрасьте не до свидания!
Мы ещё час просидели у проруби, и я всё вглядывался: не появится ли зубастая, не зыркнет ли на меня прожорливая щука, но так никто и не появился.
Мы встали, деда подобрал нашу охапку сена и расстелил его в проруби по воде:
– Это чтобы подольше не замерзала. Шут с этими пирогами-то, что мы их не едали что ли?! А так хоть подышит, щука-то. Мы уедем, она и подышит свежим морозным воздухом.
Когда мы поднялись на берег, Беляш уже набегался и сидел напротив Вишни. Он нахально отодвигал её морду лапой и выгрызал что-то из сена, а она недовольно фыркала, трясла гривой, и выщипывала своими губами траву обратно. Деда, как увидел, так и прыснул:
– Сухарь что ли там нашёл, али травоядным сделался?! Тоже видать без пирогов решил обойтись.
Потом он похлопал себя по карманам и выудил из одного два слипшихся куска сахара – тюкнул их об сани и разделил пополам. Один протянул Вишне, а второй Бельке. Они очень обрадовались сладкому, заоблизывались и замахали хвостами от удовольствия. А когда с угощением было покончено, деда сказал:
– Ну, что, рыбачишки, едем домой? Там-то нас хозяйка попотчует, как положено.
Только, видимо, они давно этого ждали. Потому что тут же согласились и начали подпрыгивать на месте, и мотать шеями, и гривами. Деда помог развернуться Вишне:
– Петьсе! Петьсе давай! Включай задний ход-то!
А Белька забрался ко мне на сани и снова спрятал свой нос под куртку.
Тайга
Глава I. Экология
Раньше я не знал, что такое тайга. А в прошлом году встретился. Меня с ней дедушка познакомил. Мы с ним на рыбалку ходили. На лесное озеро. У него в этой тайге избушка своя.
На рыбалку мы, конечно, и раньше хаживали. Только тогда это ближе к морю было. И мы там то селёдку ловили, то камбалу. Камбала – это рыба такая, сплюснутая.
Дедушка говорит, что её море расплющило. Тяжёлое очень. Но я-то знаю, что он шутит. Разве у моря лапы есть? Он просто объяснять мне не хочет: что да почему?
Деда всё ещё думает, что я маленький и в таких вещах не разбираюсь. А я думаю, что это слон на неё наступил. Или, вообще, мамонт!
В самой далёкой древности, когда и слонов-то в помине не было. Тогда только эскимосы водились. А мамонты – это их еда была.
Вот одному мамонту захотелось воды испить, а быть может, помыться. И он в реку зашёл, а там в это время рыбёшки у дна плавали, мамонт на них и наступил. Нечаянно, конечно. Просто раньше экология лучше была, и от этой рыбы отбоя не было. Её там столько водилось, что яблоку некуда упасть, то есть мамонту некуда наступить. В общем, рыбёшек было видимо-невидимо.
А мамонт? Куда ему деваться? Он же огромный, как троллейбус! И лапищи у него, как баобабы. Вот и не заметил мелюзгу под самым носом, то есть хоботом.
С тех времён и водится в наших реках сплюснутая камбала.
А про селёдку я рассказывать не буду. Вы и так про неё всё знаете. Вон её в магазине сколько! И в банках, и в бочках, и просто так.
Глава II. Всё для дела
Ну а тогда мы, значит, не к Белому морю пошли, а в тайгу. На озеро Кривое. И мы там жили два дня. Пришли, развели костёр и сварили чай. Потом удили окуней горбылей, то есть горбачей. Потом ели, затем спали. В общем, настоящее приключение! Лучше не придумаешь. Я как раз о таком всю жизнь мечтал.
А началось наше приключение ещё утром. Мы с дедом встали ни свет ни заря. Собрали вещички и отправились навстречу неизвестности.
Сначала мы шли по дороге, потом – по лесу. И первое время нам было не очень весело. Спать хотелось, я то и дело носом клевал да спотыкался о всякие коряги. Но потом я подобрал длинную палку (она у меня как будто сабля была, а вокруг – враги и драконы ещё). И я как давай их рубать направо и налево. А они – падать и просить о пощаде. И мне от этого сразу же веселее стало. Я своей саблей – вжух! – жиганул по траве.
И тут же мои злодеи попадали как подкошенные. А потом подскочил и ка-а-ак дам дракону по шее – шмяк! От этого только ягоды рябины на тропинку посыпались – брум! брум! брум! А потом разбежался и – шлюмс! – по сыроежкам. Полетели шляпки в разные стороны. Только деду мои сражения почему-то не понравились. Он обернулся и рыкнул:
– А ну не хулигань!
А я:
– Так это же поганки?! Их можно хулиганить.
А деда вдруг остановился, погрозил мне пальцем и сказал:
– Тебе – поганки, а живности – припасы на зиму. В тайге ничего просто так не растёт – всё для дела. Понимать надо! Усёк?
Я вздохнул, и пробурчал:
– Угу…усёк.
Выбросил саблю-палку, и мы пошли дальше.
Очень скоро скукота стала проходить. Да и врагов я больше не встречал. Нам только солнышко через ёлки подмигивало, и птички пели. А ещё по веткам бурундучки бегали. Бурундуки – это мыши такие, с пушистыми хвостиками. Вот только до озера долго идти пришлось. Я думаю, мы тысячу километров прошли. Не меньше. У меня от этой ходьбы чуть ноги не отваливались. И сам я от приключения притомился что-то. Могли бы и поближе озеро устроить.
Глава III. Знай меру
Когда мы наконец-то добрались до избушки, я очень обрадовался. Я начал скакать, гикать и веселиться. Я даже забыл, что у меня ноги отваливались. Они у меня как будто новые выросли. Вся усталость прошла. И я кричал:
– Ура! Ура! Улю-лю! Улю-лю!
И тут же обскакал весь наш лагерь: и стол со скамейками, и костёр, и избушку тоже.
Наша избушка оказалась очень красивой – старой и дряхлой, как в сказках про Бабу-ягу. Внутри избушки всё было устроено по русскому обычаю: печка, стол, широкие лавочки, спички и соль. Деда пригласил меня в дом:
– Проходи, располагайся!
А я сказал:
– Ага-сь!
Мы разложили свои вещички по разным местам. Потом мы снова вышли на улицу, а деда развёл костёр, и мы стали жить дикарями. Без средств к существованию.
Сначала мы сварили чай, потом перекусили и пошли на рыбалку. Мы взяли ведро и удочки, затем накопали червяков, а уж после отправились удить на озеро. Рыбачить оказалось проще простого, только успевай забрасывать. Правда, нам одни голодные окуни попадались. Огромные и чёрные, как головёшки. Мы снимали их с крючка и бросали в ведро, а они звонко шлёпали хвостами.
Через час у нас уже было полведра головёшек-горбачей. И наши окуни то и дело выбрасывались наружу. Деда покряхтел и сказал:
– Кхе, кхе. Ну, пожалуй, и хватит на сегодня.
Потом встал с пенька и начал сматывать удочку.
А я удивился:
– Как же? Клюёт же! Давай ещё!
А дедушка улыбнулся и сказал:
– Не переусердствуй, Мишка. Нужно ловить столько, сколько съешь.
Тогда я вздохнул и ответил:
– Жалко. Вон как пошло, можно было хоть ведро.
И тоже начал сматывать удочку.
Когда мы вернулись к избушке и развели костёр, наступил вечер. Деда почистил окуней-горбачей и картошку, а я очистил лук. Потом мы сварили настоящую похлёбку и устроили пир на весь мир прямо под открытым небом. Наевшись до отвала, мы захотели спать. Маленько прибравшись на столе, мы пошли в избушку, а устроившись поудобнее на деревянных лежаках, и сами не заметили, как отправились в спячку.
Глава IV. Одним днём
На следующий день я проснулся первым. Деда храпел и тарахтел, как трактор, а мне что-то не спалось, и я вышел на цыпочках из избушки. Попил холодного чаю, взял наше ведро, удочку и отправился удить прожорливых окуней.
И вот я иду по тропинке к озеру, протираю глаза, напеваю песенку про лошадь:
– Далеко, далеко-о
Ускакала в поле молодая лошадь,
Так легко, так легко-о
Не догонишь, не поймаешь, не вернёшь…
Иду себе и пою. Ничего не думаю. И вдруг – бац! Что за шутки! Прямо передо мной чьё-то шерстяное лицо! Я встал, как вкопанный!
Замер, смотрю. И лицо стоит, смотрит. Смотрит на меня своими огромными ноздрями.
А потом это лицо голову повернуло и уже выпуклым глазом смотрит.
Затем оно чихнуло. Рогами тряхнуло. Я таких рогов никогда не видел! Они, как ковш у экскаватора.
А ещё эта странная морда что-то жевала. И я подумал: «Наверное, такого недотёпу, как я, доедает». Сначала у меня выпала удочка, затем – ведро, а через миг я уже драпал обратно в избушку, только пятки сверкали.
Но вы не смейтесь, не надо! Я вам не трусишка какой-нибудь. Просто я за окунями шёл, а тут – лицо! Растерялся я, в общем. Понимать надо.
Я так испугался, что не помню, как в избушке оказался и дверь запер.
Помню только, лежу на скамейке, одно ухо и глаза спят, но вторым ухом всё-таки слушаю, потому что интересно.
Сначала эта рогатая морда по земле топала: «Тух…тух…тух…тух…» А потом она подошла к нашей избушке и начала чем-то хрумкать возле стола, а ещё эта морда громко чавкала и всё время роняла разные вещи, как у себя дома.
Потом она ушла куда глаза глядят, и я наконец-то уснул полностью.
Правда, поспать как следует мне не удалось. Я только глаза закрыл, только с Соловьём-Разбойником сражаться начал, а дедушка давай меня тормошить и спрашивать:
– Миш, это ты картошку съел?
Я сел на край скамейки и переспросил:
– Что съел?
Деда:
– Картошку. На ветке висела авоська с картошкой.
И я ещё не проснулся, но уже вспомнил про шерстяную рогатую морду, и про ноздри, и про рога-экскаватор, и про то, как эта морда что-то роняла возле избушки и как хозяйничала нашими продуктами. И я догадался, что это она съела картошку, но побоялся сказать дедушке правду.
Я подумал, что он заругает меня за то, что я привёл её в лагерь. Поэтому я сказал:
– Угу. Я!
Деда улыбнулся на всю ивановскую и опять спросил:
– И пачку масла тоже ты?
– Я, деда. Есть чего-то захотелось, вот и съел…
Дедушка всё не унимался и спрашивал:
– Что же это получается? Ёксель-моксель! И полбанки соли тоже ты?
Я снова покивал головой:
– Да, деда…получается, что я.
И тяжело вздохнул.
– Да я по следам вижу, что тут лось был. Ты чего, Миш? – и хохочет так, что чуть не падает.
Тогда я тоже засмеялся и сказал:
– Не знаю, деда. Это я так просто.
И после этого мы хохотали уже вдвоём, чуть животики не надорвали, до слёз прямо.
А потом мы стали наводить порядок.
И дедушка вдруг сказал:
– Я ещё вчера слышал, как за озером пилы жужжали. Видимо, лесорубы его угодье нарушили, вот сохатый и подался на поиски лучшего места.
Я спросил:
– Зачем он от нас ушёл? Мы же не лесорубы, жил бы тут. Разве ему здесь плохо? Вон сколько съел?
Тогда дедушка голову почесал, вздохнул:
– Так ведь одним днём сыт не будешь, вот и ушёл на поиски корма.
Глава V. За добро добром
Я расстроился немного:
– Эх-х-х! Жалко, что ушёл. Познакомиться бы…
Потом я помог деду поднять перевёрнутую скамейку и спросил:
– Деда, а почему ты лося сохатым назвал?
Деда крякнул, присел и ответил:
– Кхе, кхе! Хороший вопрос, Мишка. Садись-ка, сейчас я тебе расскажу.
– Ага! С превеликим удовольствием, – и я тоже уселся на скамейку поудобнее.
Деда посидел минутку, потом встал, развёл костёр, повесил над огнём чайник, покряхтел и начал:
– Эту историю мне ещё мой дед рассказывал. А ему – его дед. И деду деда – тоже дед. И так тыщу лет. Получается, история нам от пращура досталась.
– Ух ты! Здо?рово! У меня был дедушка – ящур!
Деда опять улыбнулся на всю ивановскую:
– Да не ящур, а пращур. Предок значит.
– А-а-а. Ну тогда не интересно!
– Да ты погодь! Я же ещё рассказ не начал.
Потом деда присел рядом, прищурился, посмотрел куда-то в даль и продолжил:
– Тут недалёко деревенька Кимжа имеется. Вся из себя складная да ладная. Куда ни взгляни, всюду глаз радуется, – сказка, да и только! Вот там-то и жил наш предок. А звали его Добрыня.
По весне Добрынюшка рожь сеял. Летом ягоды да грибы собирал. Ну и рыбку удил. А как же! Зимой всё чаще возле печи лапти да корзины плёл. Тем и здравствовал.
И вот пришла весна-красна. Добрыня поле вспахал. Потом садил, затем рядил. Не успел оглянуться, а за весной и лето поспело.
Собрался наш Добрыня по ягоды. Только в лесок заглянул, а там лось хозяйничает – что не подъел, то помял. Любят, знаешь ли, лоси черникой полакомиться. А Добрыне что оставалось? Махнул рукой, развернулся и пошёл восвояси.
Чуть погодя, пришла пора по грибы сходить, припасов на зиму заготовить. Обычное дело: волнушек засолить, боровиков насушить. И вновь отправился Добрынюшка по своим заветным местам. Вот только куда он ни свернёт, под какое деревце ни заглянет – нет ничего: ни боровиков, ни волнушек. Одни огрызки стоят. Стало быть, опять всё лось поел.
Пока суть да дело, осень пришла. Ну а там и зима не за горами. Вот только зима в тот год выдалась лютая, голодная. Хорошо, у Добрыни рожь да овёс уродились, – всё при хлебе да каше. А вот лосю туго пришлось. Кабы ему замороженных ягодок или мха сыскать. Да где там! Снегу по пояс набухало – ни пройти ни проехать. Пришлось лосю кору глодать. А кора горькая, невкусная. Я и сам как-то попробовал – редкая гадость. Так вот, пожалел Добрыня животину. А куда деваться? Жалко. Взял и сладил для лося кормушку. Ну а после он его всю зиму овсом подкармливал да солонцом баловал.
Так и перезимовали. Там и весна пришла. И в пору бы землю распахать да снова зерно посеять. Только соха у Добрыни совсем исхудала, и версты не прошёл – лопнула с треском. Отправился Добрынюшка в лес на поиски подходящей коряги.
И вот хочешь – верь, хочешь – нет. Вышел ему навстречу тот самый лось, мотнул головой и рога свои перед Добрыней сбросил. Ну а пращур наш не дурак.
Покумекал, как и что. Рога вверх тормашками перевернул, в землю воткнул, оглобли приладил. Чем не соха? А?
Лошадёнку запряг и в два счёта поле вспахал. Рога оказались добротные, складные – сносу не было. Добрынюшка этими рогами ещё долгие годы земельку перепахивал.
Выходит, лось за добро добром Добрыне отплатил и соху подарил. Вот с тех пор и прозвали лося сохатым.
Я посмотрел на деду – шутит или нет? Потом отвернулся и сказал:
– Сказочки. С нами-то он не подружился. Ушёл – пиши пропало.
И в груди у меня как-то тесно стало.
Деда меня приобнял:
– Не отчаивайся, Мишка, может, свидимся ещё. Мы же не без рук! Тоже кормушку для сохатого соорудим. И сена ему припасём. И гостинец оставим – солонец. Лоси соль любят. Ну как? Дело, а?!
А я вздохнул и сказал:
– Эх-х-х… . Да, деда, дело.
Глава VI. Что лучше?
Чуть погодя у нас забурлил и зафырчал чайник на костре, и деда поторопился его снять, пока он весь не расплескался.
В избушке у нас ещё оставалось угощение к чаю – баранки, батон и банка сгущённого молока. И пока дедушка раскладывал кружки, я сбегал за гостинцами. Потом мы стали пить горячий чай вприкуску с баранками, а хлеб и сгущёнку приберегли на обед. Подкрепившись как следует, мы отправились на своё проверенное местечко удить вчерашних рыбёшек. Клёв у нас снова был что надо! Только успевай забрасывать! Когда мы выдёргивали своих полосатых окуней-горбачей из воды, то они сначала хлюпали по воде, а потом елозили в воздухе. И они так сильно трепыхались, что у нас трещали удочки, хрустели поплавки и звенели лески.
Я выуживал свою добычу на берег, потом бросал удочку в траву и бегом снимал колючий горбыль с крючка. После этого я брал пойманного окуня двумя руками и отправлял его в ведро, а он начинал радостно изводиться и шлёпаться, и колошматить своим хвостом куда попало.
Так очень скоро мы снова наловили полведра, и деда сказал:
– Ну, хватит! Пора и честь знать.
И я тут же смекнул, что надо сматывать удочки, потому что мы наловили больше, чем требуется для утоления голода. И полведра – это ещё надо постараться, чтобы съесть. Правда, когда я сматывал удочку, то мой живот заурчал оттого, что изрядно проголодался. Я подумал, что, может быть, полведра не так уж и много. Тем более, если это будет не рыба, а, скажем, сгущёнка! А от полведра сгущёнки ещё никто не отказывался. И тут я вспомнил про угощение, оставленное на столе, и от этих мыслей засобирался ещё быстрее. А через секунду я уже скакал к лагерю.
Всё время, пока мы с дедом шли к избушке, я мечтал о своём заветном лакомстве. Я думал: «Вот сейчас приду, налью чайку, а деда откроет сгущёнку. И я макну в это тягучее молоко белый хлебушек и начну уплетать его за обе щёки. И это будет самое вкусное лакомство в мире, потому что ничего вкуснее я в жизни не пробовал.
Потом я зачерпну сгущёнку ложечкой и съем её прямо так. А затем – ещё одну. И ещё. И с ложкой во рту я промычу: «М-м-м, какое блаженство!» На языке у меня сделается сладко-сладко. И так сладко, что зажжётся. Горло у меня сделается вдруг шерстяным, и захочется пить. А когда я хлебну чайку, то снова съем ложечку сгущёнки». Так я прыгал-скакал. И всю дорогу так вкусно мечтал, что не успел глазом моргнуть, как очутился возле избушки. Я даже не сразу заметил, что в нашем лагере гость появился. А когда разглядел и увидел, что он натворил, у меня сердце ёкнуло.
В гостях у нас был ворон. Большая чёрная птица. Наглая и хитрая. И он не просто гостил, он ещё надо мной издевался. Ворон вертелся и юлил, а потом начинал скакать туда-сюда: то на стол запрыгнет, то на землю спикирует. А на столе наша банка сгущёнки каталась. И надо же, до чего воришка додумался! Магия какая-то! Он своим острым клювом банку сгущёнки в решето превратил! Проклевал и не поморщился.
Я замер. Гляжу, а он ни чуточки не стесняется и нашу сгущёнку доедает. Запрыгнет на стол, затем лапой банку возьмёт и повернёт поудобнее, а молоко от этого вытекать начинает. Ворон тут же на землю пикирует и уже с земли лакомится. Так всю и склевал. И хлеб тоже. Нам только холодный чай остался. Подумать только! Я таких прожорливых птиц ещё никогда не видал!
Деда подошёл. Ахнул от того, что делается и закричал:
– Кыш! Кыш отсюда!
А что толку? Кричи не кричи, сгущёнка-то уже – тю-тю! Я, конечно, расстроился и у дедушки спросил:
– Что же это? Как же мы теперь без сгущёнки и хлеба жить-то будем?
А он знай хохочет:
– Ничего, Мишка! Проживём как-нибудь! Уху сварим. Зато теперь-то мы всех досыта накормили.
Потом он сел на скамейку, но так сильно хохотал, что чуть с неё не свалился. Тоже мне, нашёл над чем смеяться! У людей горе, а он!..
Когда мы прибрались на столе, деда вычистил прожорливых горбачей, а я почистил две луковицы. Мы сварили луковую похлёбку с окунями, а перекусив, начали собираться домой.
Уложив наши вещички, деда вздохнул и сказал:
– Ну что ж, присядем на дорожку!
– Ага-сь!
Мы снова уселись на скамейке, а посидев минутку, оставили лесные края и отправились восвояси.
По дороге домой мы вспоминали наше приключение: и какой был клёв, и похлёбку, и как мы остались без средств к существованию. Выходя из тайги, деда повернулся ко мне и сказал:
– В следующий раз прихватим с собой саженцы.
– А зачем? – не понял я.
– Посадим саженцы – вырастет лес.
И я прямо подпрыгнул от радости и завопил во всё горло:
– Здо?рово! Вот это дело!
А потом вспомнил и про ворона, и про сохатого, и про то, как за озером жужжали пилы. Немножко подумав, я взял деда за руку и сказал:
– Саженцы и кормушки – это хорошо! Но всё-таки лучшее, что может сделать человек для тайги, – это оставить её в покое и ничего в ней не трогать.
Вьюга
Прошлые зимние каникулы я у дедушки с бабушкой в Мезени гостил. Всё бы хорошо, только на улице уже три дня вьюга ревела. Вьюга такая, что выходишь, кричишь, и перекричать не можешь. Деда говорил:
– Во разгулялась, холера! Добрый хозяин и собаку-то в такую погоду на улицу не выгонит.
Поэтому я всё дома сидел. Сидел, сидел. Скучал, скучал. Но иногда всё-таки во двор выходил погулять, только там холодно, и я обратно домой убегал.
Так я один раз вышел на крылечко погулять. Погулял, погулял две минуты и уже домой собрался уходить. Вдруг глянул наверх, а там – галки на электрических проводах. Головы спрятали, прижались друг к дружке и раскачиваются, как на качелях. Провода от ветра то туда, то сюда. И галки с ними – то вперёд, то назад.
Только от этого им не весело, потому что холодно. Они прижались, что есть силы, и греются в обнимку. И галдеть им совсем не хотелось. Оно и понятно: в такую-то метель всё горло простудишь. Одна только крикнула (та, что с краю):
– Гыл!
– Гыл, – отозвалась с другого.
– Кай, кай! – ответили по серединке.
Это они так друг у дружки спрашивали: «Как вы там?» А в ответ: «Ни чего, сидим». Потом все поочерёдно встрепенулись, снег с себя сбросили, тяжело вздохнули, и снова давай друг к дружке прижиматься.
Я их увидел и вот что вспомнил. Мы совсем недавно, перед каникулами, в школе сказку читали, «Дед Мазай и зайцы» называется. Только там зайчишки на острове погибали, а тут галки на проводах. Понимаете? И я решил: надо спасать! Я двери на веранду открыл, в сторонку отошёл. И как крикну басом:
– Прыгайте сами!
Ну, как дедушка Мазай, помните? И тут такое началось! Ого-го! Я такого совсем не ожидал. Они меня слушаться начали.
Сначала одна галка мимо меня пролетела – фр-рр! – и на верхнюю ступеньку у крыльца плюхнулась.
Потом через порог на веранду перепрыгнула.
А там – бочком, бочком. Осмотрелась. Осторожно по полу клювом постучала.
Выглянула и остальным крикнула:
– Гл!
Я, конечно, птичий язык не очень понимаю, но, кажется, она сказала: «Залетай! Жить можно!»
И тут уже остальные галки слетели с проводов – Фр-рр! Фр-рр! Фр-рр! Фр-рр! – и залетели на веранду по очереди. Залетели, снег с себя стряхнули и по полу расскакались кто куда. А я двери прикрыл и сам зашёл.
Тут на шум и гам наш кот Васька вышел. Подкрался к одной, лапой к полу прижал, пасть открыл. Хотел уже галку съесть. Я ему пальцем погрозил и крикнул:
– Нельзя! Разве воспитанные коты так поступают? Это же гости!
Васька замер. Потом зарычал, как тигр.
Я ногой топнул и опять:
– Отпусти немедленно!
Он печальными глазами на меня посмотрел.
– И не чего тут такими глазищами смотреть! – и снова ему погрозил.
Васька послушался, галку выплюнул, пасть закрыл и лапу с неё убрал. Потом присел с недовольной мордой, наверно, думал, что галки – это еда. Затем лапу свою облизал, помыл мордашку, три раза чихнул и пошёл прочь, дёргая хвостом то вправо, то влево. А галки на всякий случай взмыли под потолок и уселись на карнизе.
Я подумал: «Надо их накормить». Вынес на веранду миску, насыпал в неё пшена из пакета, отошёл. Фр-рр! Спорхнула к миске первая. Клюнула раз. Потом второй. И ещё разок. А когда распробовала, крикнула:
– Кья, кья!
Фр-рр! Фр-рр! Фр-рр! Фр-рр! – тут же слетели с карниза остальные. Обступили миску по кругу – и давай, кто быстрее. Налетели, как говорится. Клевали так, что пшено из миски вылетало и по полу скакало. Я руки в боки и крикнул:
– А ну! Не мусорить мне здесь!
Галки поняли. Сразу же по аккуратнее стали себя вести. А две так и вовсе от миски отвлеклись и с полу всё склевали. Ну а когда миска опустела, они на карниз взлетели и там загалдели.
Что тут началось!
– Гыл, гыл, гыл!
– Кай, кай, кай!
– Кья, кья!
Там такой там-тарарам поднялся, как на птичьем рынке. Тут уже не только наш кот Васька, а ещё и дедушка с бабушкой вышли, чтобы узнать, что случилось.
Бабушка в фартуке была, видимо, что-то у печки стряпала. А деда в руках стакан чаю держал и ложечкой помешивал. Я говорю:
– Вот! Обогрел и накормил.
Бабушка руками всплеснула и сказала:
– Охти! Ковды и успел-то? Я, пожалуй, такого отродясь не видела!
А деда чаю отпил, усы поправил и прокряхтел:
– М-да! Диковина в наших краях.
А галки уже галдели не умолкая. Кто перышки свои чистил, кто целовался, и все хором:
– Кай, кай, кай! Гал, гал, гал!
Потом бабушка спохватилась вдруг:
– Ой! У меня же там блины!
И она обратно в избу ушла. Васька смотрел на галок и облизывался. А деда допивал свой чай и всё кряхтел:
– М-да. Видимо, твои галки на грани были, раз человека не побоялись. Вовремя ты подоспел, Мишка, а то бы сгинули. М-да, дела…
Потом он поставил свой стакан на подоконник, выглянул в окно и радостно гаркнул:
– Гляди-ка, Мишка, а на улице-то тишь, гладь да благодать! Можно твою ораву на волюшку выпускать!
И он распахнул двери.
Я поглядел за окно: и правда, там уже вовсю солнышко светило. Потом я посмотрел на галок, а деда вышел на крыльцо и снова как гаркнет:
– Ну, с Богом!
А мои галки, как по команде – Фр-рр! Фр-рр! Фр-рр! Фр-рр! – на улицу. И только последняя задержалась чуть-чуть, замешкалась чего-то. Затем на подоконник спикировала. Цап! – ложечку из дедова стакана. И тоже – Фр-рр! – наутёк. Я на крыльцо выбежал, а галок и след простыл. От этого мне стало как-то грустно, и я подумал: «Ну, вот! Даже не успели подружиться как следует, а они тикать».
А потом я вздохнул и обнял дедушку. Деда тоже меня приобнял, немного усмехнулся и прокряхтел:
– Кхе, кхе…А ложечку-то она, наверно, на память о тебе взяла.
Кормушка для птиц
Вы, наверное, подумали: «Ну всё! Галки улетели, ложечку прихватили, и конец истории». А вот и нет! Вот и не конец! После того, как мои галки упорхнули, у меня ещё одна птичья история началась. Я вам сейчас её расскажу.
Галки улетели, а я подумал: «Вот было бы здорово, если бы у меня своя галка была. Домашняя. Маленькая такая, крохотная. Ну совсем ещё галчонок. Такой, как в мультфильме «Трое из Простоквашино». Помните? Я бы назвал галчонка Митей! И увёз бы его жить в город. И так же, как кот Матроскин, говорить учил. Только не «кто там». А что-нибудь современное, например: «Привет, друг! Как дела?» Я бы тогда приходил из школы – шмяк! – портфель об пол, а мой галчонок – фр-р-р! – из комнаты вылетает меня встречать. Садится мне на плечо и говорит: «Привет, друг! Как дела?» А я ему: «Э-э-эх! Опять двойка». Хотя нет, нет! Чего это я? Почему вдруг двойка-то? Всё по-другому бы было! Я бы подбросил портфель до потолка, подпрыгнул за ним и закричал: «Ура! У меня всё замечательно! Ну просто высший класс! Я сегодня по химии пятёрку получил! И по русскому языку – тоже! И по труду ещё!»»
А ещё мы с моим галчонком Митей песенки бы разучивали. И он пел бы не хуже самых известных певчих птиц. И может быть даже концерты в театрах давал. Или вот утром, когда в школу вставать, а настроения совсем нет. Мама раз скажет, другой, а мне всё равно вставать ну никак не хочется. Я бы ещё минутку поспал. И вот тут бы Митя подлетел к кровати, да как завёл бы одну из своих песенок:
Опять от меня сбежала
Последняя электричка.
И я по шпалам, опять по шпалам
Иду домой по привычке…
Я бы тут же проснулся, оделся за пять минут – и в школу. А на уроках я бы скучал по своему артисту. И конечно, весь день думал бы: «Ну как он там?» – а он бы думал обо мне. А ещё я бы всем друзьям рассказывал, какой у меня замечательный друг появился. Это ведь так здорово, когда у тебя своя говорящая птица есть. А то у нас в классе сплошные мухтары да барсики. Никого не удивишь!
Только где мне было галку-то взять? В магазине не купишь! Там разве что хлеб, молоко да колбаса продаётся. Вот если бы лето было, я бы тогда какого-нибудь галчонка от кота спас. Ну, он бы сперва из гнезда выпал, и там бы за ним прожорливый кот затеял охоту. А тут – я! И конечно, я бы галчонка в обиду не дал. Только откуда ему было взяться, зима же вокруг. А галкам сперва повстречаться нужно, потом жениться, гнездо построить, это долго в общем, только к лету. А мне до лета никак. Мне позарез нужно было. И я тогда к дедушке подошёл и попросил его помочь. А деда сказал:
– Вот так задача! Час от часу не легче.
Но деда никогда не сдаётся и во всём меня выручает. Вот и в тот раз он покряхтел, подумал чего-то и вот что изобрёл. Он мне предложил кормушку для птиц построить. Повесить её у нас во дворе, насыпать хлебных крошек и так приманить галок. Деда бороду погладил и сказал:
– Ты их будешь каждый день подкармливать, а они к тебе – привыкать. И кто знает? Может быть да приручишь.
А я очень обрадовался и закричал:
– Ура! У меня будет ручная галка!
А затем дедушка мне с кормушкой помог немножко. Он для начала на чердак слазил и там почтовый ящик раздобыл. Покрутил, повертел, с одной стороны разобрал, так, чтобы дно и крыша остались. После этого опять покрутил. Дальше взял дрель, дырочки просверлил и верёвочки подвязал. Всё, кормушка, считай, готова! Её только повесить оставалось поудобнее. И я мигом свою кормушку схватил и у нас во дворе на берёзу повесил. А через минуту я из дому пшена приволок и отсыпал горсть в кормушку. Постоял немного, подождал. Только вот приручаться что-то никто не спешил. Я ещё постоял, потоптался на месте, а потом замёрз и домой побрёл. А через часик снова выбежал. Глянул, а пшена-то нет! И тогда я как закричу:
– Ур-ра-а! Заработало!
И снова за пшеном побежал. И снова в кормушку подсыпал. В общем, я потом ещё так целый день бегал: то туда, то сюда. И своих галок подкармливал. То пшена насыплю, то корочку хлеба им отнесу, а в другой раз и вовсе кусочки сала. Вот, только галки почему-то приручаться не захотели. И даже ни разу не прилетели. А вместо них другие птицы прилетать начали. Неприручаемой породы. Воробьи и синички называются. И у них там каждый раз птичий пир на весь мир был. Ещё пару раз ворона прилетала, да наш кот Васька наведывался. Но деда с ними быстро разобрался. Взял метлу на веранде и разогнал всех взашей! Тоже мне, галки выискались!
Так я все каникулы своих пташек подкармливал. Утром, днём и вечером. Только вот никого не приручил. Не успел просто, каникулы через неделю закончились, и я домой вернулся. Зато сам приручился, это деда так сказал. И родители тоже заметили, что я послушным и покладистым стал. Совсем ручным.
Правда, летом, когда я снова к бабушке с дедушкой на побывку приехал, я узнал, что у них под крышей дома воробушки гнездо свили. И они каждое утро, на берёзе песенки пели, а я от этого просыпался. Воробьи скакали с ветки на ветку и щебетали, как неугомонные. А я открывал окно, махал им рукой и кричал:
– Привет!
И они шумно взлетали прямо в небо. А я шёл завтракать и думал: «Видимо, они всё-таки приручились. Немного, конечно. Самую малость всего. И, наверное, даже скучали по мне».
https://writers.aonb.ru/
****************
Материалы из Сети подготовил Вл.Назаров
Нефтеюганск
24 февраля 2023 года.