Когда-то в начале 80-х или конце 70-х годов 20 века я прочитала в "Литературной газете" (вообще-то я в ней обычно читала только последнюю полосу, а тогда меня чем-то заинтересовала эта статья - то ли автор был известный, то ли название интригующее, уже не вспомню), так вот, прочитала я тогда о том, что век литературы художественной закончился и теперь "главную скрипку" в оркестре мировой литературы играет публицистика и она же - дирижер современного литературного процесса.
Я тогда ещё зачитывалась романами классиков и фантастов, даже детективы меня еще не интересовали в то время, зато "Ругон-Маккаров", "Войну и мир" и ..."Консуэло" перечитывала по ночам под одеялом, заливаясь слезами. А потому мне было странно узнать, что романы уходят в прошлое и будущее за публицистикой, которую тогда я не читала совсем и никогда.
Шли годы. Жизнь менялась. От спокойствия и уверенности в дне завтрашнем не оставалось ни следа. Вокруг кипели страсти, гремели взрывы, гибли люди, исчезали села, разрастались кладбища... Стало не до романов. Не до книг вообще. Библиотеки закрывались. Книги тоннами вывозили на помойки, сваливали в кучи на улицах городов. Страницы романов заменили отсутствующую туалетную бумагу.
Мне не было страшно жить только потому, что я была еще молода. Возраст дарил иллюзии и надежду. Жить было не страшно, но страшно было вечером выходить на улицу. Страшно было слышать буханье снарядов в соседнем квартале и звон разбитых стекол окна, куда влетела очередная ошалевшая пуля. Но я продолжала читать. Правда уже не романы, а специальную литературу. Надо было много учиться, чтобы найти себе место в этом раздерганном в клочья мире.
Шли годы. Учеба, не утратив актуальности, стала частью быта. А быт стал спокойнее, размеренее, увереннее. Появилось время для детективов. И романов. Лермонтов, Пушкин, Сервантес, Данте, Толстой, Драйзер, Золя, Шекспир, О Генри, Булгаков, Твен, Салтыков-Щедрин... в моем доме перестали пылиться. Оказалось, что они - вечны. Появились новые для меня имена - Солженицын, Лимонов, Венедиктов... Прочитывались их романы и откладывались в сторону без слез и сожалений.
Так, а что же с публицистикой? Вспомнит ли кто-нибудь из нас хоть один сюжет из тех нашумевших в свое время статей? Статей, создававших бурю в стакане воды. Статей, вызывавших гнев или печаль, обиды или опустошение. Статей, породивших те общественные катаклизмы, в результате которых мир стал другим.
Страшная сила слова публицистики против вечного покоя стабильности, против собственных размышлений, против сосредоточенности на своих целях и задачах. Эта страшная по разрушительности сила способна смести на своем пути здравый рассудок масс.
Но она не способна заглушить слово истинной литературы. Мы не знаем, чем гвельфы отличались от гибеллинов, но Вергилий и Беатриче, как прежде, готовы провести нас сквозь ад и чистилище. Гамлет умер 420 лет назад, но его вопрос: "Быть иль не быть?" - жив. Герцен и Чернышевский умерли около 150 лет назад, но их вопросы: "Кто виноват?" и "Что делать?" - продолжают поиск истины. Отцы и дети продолжают спорить, а очарованные странники смотреть на мир широко распахнутыми глазами.
Публицистика способна внести хаос.
Истинная литература - построить мир.
Но публицистом быть проще. Это как запустить петарду в сравнении со строительством дома.