Дрозд

Виктор Пятница
              
     Что не говори — сердобольная у меня жёнушка. Увидит брошенную кошечку — мимо не пройдёт. Едешь по улице, чуть за руль не хватается, мол видишь бродячую собаку — не задави.
    А когда грянула зима — шибко ранняя в этом годе, да и разразилась она с самого началу нешутейными холодами — спасибо, снег давеча выпал в волюшку. 
    — Ты — б, милай, мне кормушку сработал, да поширше. Видишь, как мороз лютует, бедным горемыкам, совсем нет житья.
    — Ты про кого глаголишь, дорогая?… — включил я дурака.
    Жена одарила меня презрительно — удивлённым взглядом.
    — Как про кого — про пташек бедненьких. Вишь на лету некоторые замерзают. А так, я где хлебца — крошек, аль ещё чего надыбаю. Всё им легче…
    Покорпев добрый час, я сварганил вполне добротную кормушку. Повесил на дерево так, чтоб кошкам ни — ни, а мне в оконце сподручно наблюдать. Ведь на пенсии, времени свободного вдосталь, особливо зимой.
    Долго никого не было. Но наконец воробьи — сорванцы надыбали и в таком количестве — тьма. Шустрые такие, как шило в одном месте. Снуют бедняжки, туды — сюды. А у меня душа аж — но в неге нежится, до того радостно, что доброе дело сотворил, и жёнушку благодарю большой спасибой за её сердоболие.
    Так прошло несколько дней…
    Однажды, с утреца, глядь в оконце, а там среди вертлявых воробушек, некая чёрная, такая важная цаца выкобенивается.
    — Милая, глянкась на это чудо! Я ведь в птицах — ни бум — бум…
    — Ты и в людях ни бум- бум… — быстро откликнулась супружница и подошла к окну.
    — Так ведь это дрозд, старый пень. Век прожил а дрозда от галки не отличишь…
    — Смотря от какой галки… — двусмысленно парировал я.
    Вначале дрозд вёл себя вполне прилично и приветливо клевал с меньшими своими братьями — воробьями. Ну а дальше, всё пошло как у людей... Видно стервец освоился и нагуляв силушку, стал шугать первооткрывателей сего стола.
    Клюёт, а сам, зорко так, по сторонам постреливает и шугает маленьких птах. Никого близко не подпустит. А на более храбрых, фурией пикирует — фашист окаянный.
    Изредка, видимо насытившись, сядет недалече и караулит…
    А мы с жёнушкой сидим и переглядываемся. Всё как у человеков. Поначалу, такой паинька покажется — картины рисуй, а потом… Что говорить — сами знаете.
    Видели мы эти дроздовы бесчинства, но не влазили. Мол, природа сама разберётся. И верно, через некоторое время исчез охальник. Я даже заскучал — никак коты задрали?…
    — Не переживай… — как — то обрадовала меня моя половина, — Жив твой любчик. Кажись женился он. Надысь видела его — красавишну отхватил.
    И правда, через несколько дней он прилетал со своей пассией, но ненадолго…
    Я по прежнему по утрам радую себя созерцанием божьего творения. Но-о-о… Но исчезла некая изюминка. Хоть и эгоистичный шельмец, но было интересней в мире, да и в моей, стариковской жизни...