Составилась полноценная лагерная жизнь. Новые офицеры, прибывающие из Союза, требовали более жесткого соблюдения уставных требований, эпоха фронтовых послаблений, сложившаяся с времен ввода, уходила , и окончательно она должна была завершиться с нашим увольнением в запас. Утром была зарядка и пробежка в сторону вертолетной площадки!
С другой стороны, это не так уж и плохо, пробежаться поутру. У всех поднялось настроение, а Олег Возняк вынес гитару и возле умывальника исполнил новую песню.
Ван, ту, фри!
А мы украински битлы,
Мы с Мыколой и Петром,
"Комчугезу" вам споем!
Забойный ритм, смешной текст про украинский самогон, и, под общий гогот, песня завершилась жизнеутверждающим пассажем:
Ты подывись, как мы бухаем,
а мы на тэбе нарыгаем!
Понятно, что такое веселье не могло пройти незамеченным и к нам устремился новый замполит. В отличие от пузатого, краснолицего Тюхи (такова была заглазная кличка майора Козлова), новый замполит был худ и желт. Полевая форма болталась на нем, как на вешалке, кислое, брюзгливое выражение лица, преждевременные морщины - таков был наш новый политработник. Из Чехословакии заменился. Из одной заграницы в другую. Везунчик.
Он сделал приветливое выражения лица, вроде бы даже посмеялся…
- Ну, что вы тут поете? Самогон… Нарыгаем…
Тон его был ироничен, он попытался спародировать ритм и пение, подыгрывая себе на воображаемой гитаре, но, получилось лишь гнусно повилять тощими бедрами, в такт перевираемой мелодии.
-Вы же комсомольцы все, надо что-то патриотическое по утрам петь!
Мы стояли молча, не зная, что ответить. Ну, не ругается офицер и то хорошо.
Новый майор, сочтя, видимо, воспитательную беседу завершенной, удалился.
День прошел, как обычно, в трудах. Капонир в целом вырубили, но, кое-что еще надо было доделать, орудия обслужены, ствол и клин затвора чистейшие, а вот краска, ранее зеленая, приобрела некий белесый, бледно-зеленый оттенок. Орудия имели явно не парадный вид. Можно конечно было их смазать соляркой, блеснули бы они минут на несколько, а потом стало бы только хуже, пыль покрывала все.
Свезло, в боевое охранение нам идти в первую смену – с началом сумерек. Значит, удастся надежно выспаться.
На огневой с нами собрались наводчики других расчетов, рано спать. Сидели, говорили за жизнь. Понятно, что за два года многое обсудили уже по сто раз, и каждый разговор сводился к гражданке. Как мы на нее попадем.
Незаметно, сумерки сменились ночной тьмой, как всегда в Афгане, практически мгновенно. Яркие, низкие звезды высыпали здесь в таком количестве, какого в России никогда не увидишь. Во тьме, то тут, то там почти такими же, как звезды огоньками разлетались трассеры, а вот зенитчики стали бить из «Шилки», и стало ясно, что небо не так уж и близко, ни до одной звезды их трассы не дотянулись.
Внезапно наша идиллия была прервана стрельбой. На противоположной стороне лагеря раздалась автоматная очередь четыре патрона. Мы все видели огоньки и заспорили, стреляли внутри периметра или от БМП в сторону пустыни. Куандыков с Усатым убеждали меня, что стреляли именно в лагере…
После завтрака батарею построили. Первым делом мрачный старший лейтенант Ивановский объявил, что вчера вечером в минометной батарее произошло ЧП на почве неуставных отношений в результате чего был застрелен рядовой Ибрагимов.
Строй загудел. Фамилия показалась незнакомой. Куандыков повернулся ко мне.
- Я же говорил, в лагере стреляли! А ты – в пустыню…
- А кто это, Жан?
-Так это же Авган, помнишь его?
Я помнил, хотя толком не был с ним знаком. Известная в первом батальоне, да и в бригаде, личность.
- Кто его знал, можете пойти в минометную батарею попрощаться – завершил свою речь старший офицер батареи и распустил строй.
-Я пойду, ты со мной?
-Нет, че мне там делать… Расскажешь потом, что там случилось.
-Ладно.
Валерка неторопливо зашагал в сторону минометчиков.
-Во б…!
-Да, дела… Интересно, что там произошло.
- Да, обдолбались наверное и молодых гоняли…
- Авган этот постоянно под кайфом, у него кусок опиума всегда с собой, откусывает от него… Это не считая анаши…
Подобные инциденты были нередки в 40-й армии, частенько на доводили, что тот или иной военнослужащий, не выдержав издевательств, расстрелял обидчиков. Дошло дело и до нас. Убитый был нашего призыва.
До прихода молодых нельзя сказать, что все было тихо, но, некое равновесие сохранялось, теперь же ситуация изменилась. Кто-то решил отыграться на более молодых, кто-то изначально был гадом, а молодые тоже разные. Дерзкие могли провоцировать, тем более, что офицеры были на их стороне.
Вернувшись Куандыков рассказал, что вечером произошел конфликт между Ибрагимовым и молодым туркменом. Авган под кайфом захотел пить, а вода, как назло кончилась. Он погнал молодого на ПХД с термосом. Темно, молодой отказался. Тогда дембель выволок его из палатки и стал бить. Тот стал кричать, звать земляка. А тот как раз стоял рядом , охранял расположение.
- Ну и дал ему очередь в живот! Трассерами! Четыре пули…
-Дык, видели…
-И что теперь?
-А что … Авган в окопе лежит, под плащ-палаткой. Сразу умер.
Убийца в соседнем окопе арестованный, часового приставили к нему. На коленях стоит, плачет, воет на всю округу.
- Дела… Пятерку влепят.
-Это, как минимум, за неосторожное обращение с оружием.
- Может и больше, за убийство и десятку могут припаять…
- Это капец, пацаны…
- А в Кабуле тогда, молодой пятерых замочил!
История конечно неприятная, но, я не испытывал ни малейшего сочувствия к Авгану. По ряду причин. Скользкий типок, служит в части, которая ведет боевые действия и не сделал ни одного выстрела.
Белудж? Родственники в Афганистане? Ты живешь в другой стране, и служишь в армии этой страны.Благодаря знанию языка обеспечил себе безбедную жизнь в батальоне, наркотики, и вот результат.
Свое получил.
Дисциплину ужесточили. Батальон участвовал в боевых действиях, колонны из лагеря приходили редко, ни одна машина бесконтрольно не могла покинуть временную нашу базу.