Да будь я
и негром преклонных годов,
и то,
без унынья и лени,
я русский бы выучил
только за то,
что им
разговаривал Ленин.
(В.В. Маяковский 1927)
Вчера в Беларуси отмечали день родной мовы.
Целый день первый канал телевидения вещал только на белорусском языке.
Хорошее дело национальная гордость, без нее нет нации, нет государства, нет Родины...
Однако, вопрос не только в том, на каком языке или наречии говорят, гораздо важнее о чем думают, говорят и действуют используя "мову".
Я почти тридцать лет прожил в Беларуси, проблем с общением никогда не испытывал, однако, по моим многолетним наблюдениям выходит, что демонстративно мовой пользуются исключительно БЧБшники, которые питаются зарубежными грантами, в первую очередь польскими.
Научно-технический и сельскохозяйственный персонал, те люди, которые создали Республику Беларусь, которые и сеют и пашут и строят, а не только "гордятся общественным строем", общаются по работе и в быту на литературном русском языке.
Кстати, белорусские школьники на международных олимпиадах по русскому языку постоянно берут главный приз, обходя своих московских сверстников....
В школе с третьего по шестой класс я учил узбекский язык в СШ № 227 Хамзинского района Ташкента, в седьмом - десятом классах я изучал помимо общесоюзной программы, дополнительные курсы истории Казахской ССР и географии Казахстана в СШ № 32 и № 94 Октябрьского и Калининского районов города Алма-Ата.
Алма-Атинское ВОКУ имени Маршала Конева, которое я окончил в 1979 году с отличием, неофициально называлось "школой красных батыров".
В общем к любому языку еще и мозги нужны, да не простые, а набитые знаниями и жизненным опытом под завязку.
Вот с этим то у "мовознавцев" большие проблемы...
Что касаемо Украины, то там вообще творится полный языковый беспредел, форменное помешательство...
Приведенное ниже стихотворение великого пролетарского поэта Владимира Маяковского ставит на место все национальные разногласия.
НАШЕМУ ЮНОШЕСТВУ
На сотни эстрад бросает меня,
на тысячу глаз молодежи.
Как разны земли моей племена,
и разен язык
и одёжи!
Насилу,
пот стирая с виска,
сквозь горло тоннеля узкого
пролез.
И, глуша прощаньем свистка,
рванулся
курьерский
с Курского!
Заводы.
Берёзы от леса до хат
бегут,
листками вороча,
и чист
— как-будто слушаешь МХАТ,
московский говорочек.
Из-за горизонтов,
лесами сломанных,
толпа надвигается
мазанок.
Цветисты бочка;
из-под крыш соломенных,
окрашенные разно.
Стихов навезите целый мешок,
с таланта
можете лопаться —
в ответ
снисходительно цедят смешок
уста
украинца-хлопца.
Пространства бегут,
с хвоста нарастав,
их жарит
солнце-кухарка.
И поезд
уже
бежит на Ростов,
далеко за дымный Харьков.
Поля —
на мильоны хлебных тонн,
как будто
их гладят рубанки,
а в хлебной охре
серебряный Дон
блестит
позументом кубанки.
Ревём паровозом до хрипоты,
и вот
началось кавказское —
то го;ловы сахара высят хребты,
то в солнце —
пожарной каскою.
Лечу
ущельями, свист приглушив.
Снегов и папах седи;ны,
Сжимая кинжалы, стоят ингуши,
следят
из седла
осетины.
Верх
гор —
лёд,
низ
жар
пьёт,
и солнце льёт йод.
Тифлисцев
узнаешь и метров за; сто,
гуляют часами жаркими,
в моднейших шляпах,
в ботинках носастых,
этакими парижаками.
По-своему
всякий
зубрит азы,
аж цифры по своему снятся им.
У каждого третьего —
свой язык
и собственная нация.
Однажды,
забросив в гостиницу хлам,
забыл,
где я ночую.
Я
адрес
по-русски
спросил у хохла,
хохол отвечал:
— Нэ чую. —
Когда ж переходят
к научной теме,
им
рамки русского
у;зки,
с Тифлисской
Казанская академия
переписывается по-французски.
И я
Париж люблю сверх мер
(красивы бульвары ночью!).
Ну, мало ли что —
Бодлер,
Малярмэ
и этакое прочее!
Но нам ли,
шагавшим в огне и воде
годами
борьбой прожжёнными,
растить
на смену себе
бульвардье
французистыми пижонами!
Используй,
кто был безъязык и гол,
свободу Советской власти.
Ищите свой корень
и свой глагол,
во тьму филологии влазьте.
Смотрите на жизнь
без очков и шор,
глазами жадными цапайте
всё то,
что у вашей земли хорошо
и что хорошо на Западе.
Но нету места
злобы мазку,
не мажьте красные души!
Товарищи юноши,
взгляд — на Москву,
на русский вострите уши!
Да будь я
и негром преклонных годов,
и то,
без унынья и лени,
я русский бы выучил
только за то,
что им
разговаривал Ленин.
Когда
Октябрь орудийных бурь
по улицам
кровью ли;лся,
я знаю,
в Москве решали судьбу
и Киевов
и Тифлисов.
Москва
для нас
не державный аркан,
ведущий земли за нами,
Москва
не как русскому мне дорога,
а как огневое знамя!
Три
разных истока
во мне
речевых.
Я
не из кацапов-разинь.
Я —
дедом казак, другим —
сечевик,
а по рожденью
грузин.
Три
разных капли
в себе совмещав,
беру я
право вот это —
покрыть
всесоюзных совмещан.
И ваших
и русопетов.
1927