Было это в далёком 1961 году. Я последний, третий год, дослуживал в Советской Армии. Призвали меня и оставили служить в родном городе Якутске. Служба была необременительна. В Армии, главное, необходимо чем-нибудь заниматься помимо службы. То-бишь: художественной самодеятельностью, спортом, или сесть на автомашину, если имеются у тебя водительские права.
У меня были права, и я успешно занимался спортом. Поэтому и остался служить в родном городе.
Возил я на ГАЗ-69 командира части, участника Великой Отечественной Войны в качестве командира боевой разведки полковника Хромозина. Ко мне, и к увлечению мной спортом, он относился доброжелательно. Начальником штаба был военный служака до мозга костей, герой Советского Союза капитан Филин. У него не могло в голове укладываться, как это рядовой боец может разъезжать на соревнования, отдыхать на сборах, освобождаться от несения службы. Поэтому ко мне он относился с неприязнью.
Полковник Хромозин закончил заочно Якутский Университет и уволился из рядов Советской Армии. Я перешёл в непосредственное подчинение капитану Филину, который стал командиром части. Бывало, отзывают меня на соревнования, а он препятствует, не отпускает меня. Председатель спортобщества Динамо, в бытность ту, Болеслав Бернардовичь Кон, к которому я отношусь с большим уважением, идёт к министру МВД генералу Подгоевскому, и отпрашивает меня на соревнование. Можете представить, каково это было воспринимать командиру Филину. Он мне открыто говорил, что ты у меня ещё послужишь.
Некоторые ребята в августе месяце уволились из рядов Советской Армии в связи с поступлением в высшие учебные заведения, а мне в этом было отказано. Я чувствовал, что надо мной нависают какие-то неприятности, что надо поскорее убираться подальше из города, и начал действовать. Зашёл к начальнику штаба, тоже настоящим служакой, и попросил его отправить меня подальше от города, например, в Аппаны. Это колония с заключёнными расположена на речке Кенкеме, возле одноимённого озера Аппаны.
Раньше дома в городе в основном отапливались дровами, а котельные Кангаласским углём. Заключённые занимались в колонии заготовкой дров для всего города.
Захожу я к начальнику штаба и докладываю, что так и так, соревнования спортивные меня замучили, надоело уже всё, помогите куда-нибудь спрятаться. Он обрадовался даже, тоже был, противником моим отлыниваем от службы, по его понятиям. Издал приказ, вручил его мне в руки, и напутствовал, чтобы я добирался сам. Я вышел из его кабинета и вприпрыжку побежал домой.Уважаемый мой читатель, всё, что я рассказываю это сущая, правда. При Советской Власти отношения между людьми и в обществе были совершенно другими. Какими, будете судить сами.
Штаб наш находился в старом здании МВД, казарма в ограде, а дом мой на месте гостиницы Лена. Не более полукилометра. Пришёл домой. Родителям сказал, что собираюсь в Аппаны. Взял с собой ружьё, курковку шестнадцатого калибра, патроны, сложил всё необходимое в солдатский вещмешок и отправился на Маганский тракт. В то время до колонии Аппаны часто ходили грузовые машины за дровами. Можете себе представить, какое было движение, если оттуда дровами снабжался почти весь город. Поэтому я легко сел на попутную машину. Тем более солдату редко кто мог отказать.
Охотник меня поймёт, что творится в душе его, когда он слышит слова, речка Кенкеме. И у меня, когда я сел на попутную машину, настроение сразу поднялось, предвкушая скорую встречу с ней. Вот мы проехали посёлок Маган, миновали картофельные поля и углубились в лес. Первые числа сентября. Лес уже тронули осенние краски. Красота! Нам навстречу попадались груженые дровами машины, мелькали за стёклами деревья. По песчаной дороге среди соснового леса спустились к речке Кекнкеме, повернули за мостом налево и через некоторое время прибыли на место. Водитель поехал загружаться, а я пошёл представиться о прибытии.
Командир взвода встретил меня удивлённо. Какими судьбами тебя сюда занесло? К водителю командира части младшие командиры относятся доброжелательно, ну и ко мне тоже. Отдал ему приказ из штаба о направлении к ним на службу. Определим тебя начальником караула, предложил он, но я отказался. Командовать я за три года службы не научился, да и в данном случае это было мне ни к чему. Попросился нести рядовую службу, на что он согласился.
Со старослужащими я был знаком давно, и мы нашли общий язык. Встретили они меня хорошо. Вечером предстоял футбольный матч с заключёнными, как раз не хватало хорошего нападающего. С начальником караула договорился, что нести буду караул на самой дальней вышки лагеря подальше от любопытных глаз
.
Лагерь, где жили заключённые, был обнесён частоколом из вертикальных брёвен, как старинные остроги. По углам стояли сторожевые вышки, на одной из них мне предстояло нести службу. У начальства и солдат с заключёнными была негласная договорённость. Военный персонал не был слишком строгим, а заключённые не нарушали лагерный режим, а тем более не ударялись в бега. Иногда, по воскресеньям устраивались футбольные встречи. Собирались зрители из обслуживающего персонала, жены и дети командиров, солдат, свободных от несения службы. Из лагеря выводили футбольную команду и болельщиков. Происходили настоящие футбольные баталии. Забитые голы, крик болельщиков, всё, как положено при футбольных встречах. Довольные, разгоряченные, обсуждая интересные эпизоды игры, расходились кто в бараки, кто в казармы.
Начались у меня служебные будни. Я договорился с моим непосредственным начальником, что я буду нести службу две, три смены подряд, а потом отдыхать несколько дней. Старослужащие все были знакомые и хорошие приятели. К молодым солдатам относились доброжелательно. Что такое дедовщина мы и понятие не имели.
У меня на вышке поставили жестяную печку, хотя их ставили только в сильные морозы. Когда я нёс караул, ко мне приносили муку, соль, масло. На вышке всегда была сковорода. Я стряпал лепёшки, варил чай. Когда всё было готово, приходили солдаты, мы блаженствовали, болтая и поедая стряпню.
Самая главная цель поездки сюда у меня была, конечно, охота, и я ей предавался, сколько мог. Уходил на несколько дней в долину реки Кенкеме, бродил по озёрам, стрелял запоздалых уток, поджаривал их на костре, ночевал в стогах сена. Количество дичи меня не интересовало, главное было побыть на природе, любоваться красками осени, вдыхать чистейший воздух.
Приближался конец сентября. Начали белеть зайцы. На утренних и вечерних зорях ревели самцы косуль. Их было так много, что вспугнутая, убегающая в лесу громадная стая, мелькала своими белыми зеркалами, казалось везде. Подстрелить мне хоть одну не удавалось. Зато зайчиков было сколько угодно, но, повторяюсь, количество меня не интересовало.
Как-то в начале октября со мной напросился в лес на охоту мой кореш, Лёха Баландин-Мухтуйский парень. Я ему отдал своё ружьё, а сам взял малокалиберную винтовку ТОЗ-8, и мы пошли с ним на охоту.Хвоя с деревьев уже опала, стало видно сквозь лес на большее расстояние. Выпал первый снежок. Земля ещё недостаточно промёрзла, поэтому снег остался в тени деревьев, а в открытых местах растаял. На всякий случай ружьё заряжали в один ствол пулевой патрон, в другой вставляли патрон с дробью. Прошли по лесу, надеясь спугнуть зайцев или боровую дичь. Выходим на небольшую поляну, заросшую ерником, и останавливаемся.
Такой прекрасный вид открывается перед нами! За поляной тёмный лес, дальше, на той стороне, небольшие горы, поросшие зелёными соснами с золотистыми стволами. Небо голубое, голубое с редкими белыми облаками. Вот бы говорю, Лёха, сейчас бы встал сохатый посреди поляны, мы бы уж не упустили такой возможности. Только произнёс это, и посреди поляны поднимается сохатый. Мы чуть-чуть опешили от такого пассажа, а сохатый побежал от нас. Стреляю я, стреляет Лёха, сохатый убегает в лес. Стоим, удивляемся такому повороту событий. Надо же такому совпадению, кому расскажешь, ни за что не поверят. Пошли хоть посмотрим, может, ранили мы его, и на снегу кровь будет видна.
Подошли к краю леса, не сразу нашли, где выбежал с поляны наш сохатый. И на самом деле, на снегу брызги крови по всему протяженности следа. В тайне мне хотелось, чтобы я попал, но всё же маленькая пулька не могла причинить такого большого вреда, чтобы так обильно брызгала кровь. Лёха всё же наверно подцепил сохатого.
Как бы то ни было, мы стали преследовать его. Прошло достаточно времени, пока мы удивлялись невероятности произошедшего, находили выходной след из ерника, и раненный зверь ушёл достаточно далеко. След терялся там, где растаял снег. Мы расходились в разные стороны, придерживаясь общего направления, куда убегал сохатый. Тот, кто находил следы, подзывал напарника и вместе опять продолжали преследовать. Кровь так же не переставала капать с левой стороны следа. Прошли достаточное расстояние, когда обнаружили окровавленную лёжку. Сохатый видимо услыхал нас, поднялся и убежал. Хорошо мы его зацепили, рассуждали мы, и ещё с большим азартом продолжали преследование.
Оставшегося снега было мало, он лежал отдельными редкими пятнами среди леса, поэтому мы часто теряли след, и уходило много времени, пока находили его вновь. Наткнулись ещё на три кровавые лёжки в одном месте, и опять спугнули его. Ни я, ни Лёха были ещё неопытные в таких ситуациях. Я сейчас уже точно знаю, в частности и из этого полученного первого опыта, что делать в подобных ситуациях. Необходимо было не торопиться. Сесть, развести костёр, попить чаю, поговорить, подождать час-два, а потом уже идти по следу. За это время зверь уляжется, ослабнет от раны, ему трудно будет подняться, подпустит охотника на верный выстрел. Мы этого не знали, поэтому делали ошибки.
Потратили много времени, пока выслеживали раненного сохатого. Стало темнеть. Пришлось бросить след и вернуться в часть. Я не спал почти всю ночь. Перед глазами несколько раз прокручивались необычные картины происшедшего. Вновь вставал неожиданно сохатый, мы стреляли по нему, он, огромный, убегал от нас, поворачивая на бегу голову в нашу сторону. В мыслях делал вывод, что не надо было торопиться, выждать некоторое время, а потом уже преследовать его. Скорей бы пришло утро. Но у меня вставала проблема в том, что мне утром заступать на службу, и эта была обязательная необходимость. Кое-как дождался утра. Лёха тоже нормально не спал, те же думы посещали его, что и меня. Утром договорились, что я иду на службу, а он возьмёт ружьё и пойдёт искать сохатого.
Так мы и сделали. Наспех поели в столовой. Лёха побежал в лес, а я на свою вышку. Как не просил начальника караула найти мне замену, но заменить было некому. Стоял на вышке, а мысленно был в лесу. Потом покрутил ручку полевого телефона и вызвал начальника караула. Видимо очень убедительно я умолял его и уговаривал подменить меня хоть на немного времени, что он согласился. Договорились, если придёт начальство, сказать, что вот только отлучился по нужде.
Спрыгнул с вышки и опрометью бросился на место, где вчера оставили след сохатого. Мчался во всю прыть, перескакивал через упавшие деревья, продирался сквозь чащу мелких деревьев, иногда переходил на шаг, чтобы отдышаться. Вдруг, услыхал недалеко выстрел. Эх, не успел, мелькнуло в голове. Умерил свой бег и, наконец, подошёл на место развязки.
Лёха стоял над сохатым. Ружьё висело рядом на дереве вниз стволами. Я первый раз смотрел на поверженного лесного великана. Вот, он какой лесной красавец! Бросалась в глаза почти чёрная спина, и контрастные светлые ноги. Небольшие рога с двумя отростками, откинутая голова. Я опустился на колени, запустил пальцы в высокую шерсть на холке. Какой же он огромный! Зайцы перед ним, совсем лилипуты.
В первые минуты мы с Лёхой были немного растерянными от свершившего. Но постепенно пришли в себя, и он стал рассказывать, как нашёл сохатого. Прошёл совсем немного по следу. Сохатый уже подняться не мог, только поворачивал головой. Оставалось прекратить его мучения.
Нам необходимо было разделывать его. Хотя никто из нас ранее этим не занимался, но оба видели, как это проделывают с рогатым скотом. У нас был только один перочинный нож на двоих. Удивительно, но как-то умело, мы ободрали и разделали сохатого. При снятии шкуры обнаружили только одну дырку от маленькой малокалиберной пульки в середине грудной клетки. Я про себя был доволен и утешал Лёху, что охотились вместе, и заслуга в добыче сохатого обоих одинакова. Сделали примитивный лабаз, сложили аккуратно мясо и накрыли шкурой.
Шли обратно в часть, вновь и вновь обсуждали этот необычайный случай. Ох, и подфартило же нам! Я возвратился и залез на свой наблюдательный пункт. Поблагодарил своего сослуживца за сочувствие. С увлечением он слушал мой волнующий рассказ о нашей охоте. А мы с Лёхой долго не могли забыть этот необычайный охотничий случай.
Командир части всё же сдержал своё слово, демобилизовал меня самого последнего, продержал меня до конца декабря. Но я благодарен ему. Если бы не он, не было бы у меня такой увлекательной охоты.