Наконец-то и я встал на лыжи.
Не наступил на валяющиеся в прихожей, не запнулся о них, не прилёг, не присел, а именно - встал. Ногами. Обеими. Правыми и левыми одновременно!
Признаться, для меня «мороз и солнце, день…», как день - никакого чуда. Тридцать лет без всего этого отлично обходился.
Детям снег на картинках показывал, красочно описывая, как скрипят отмороженные уши. Разжигал в них страсть к ортопедическому гололёду, к черепно-мозговым сосулькам, к спиртовому растиранию всех внутренностей...
Словом, ко всему прекрасному, без которого зима - не зима. Ибо я и сам её всю жизнь яростно любил, и детям, сидя в шезлонге, в трусах, под пальмами, любовь ту пытался передать по максимуму.
А тут поехал и встал. Точнее – встал и поехал. Память сработала. Опорно-двигательная.
Жена говорит: «Ну понятно, ты же в тайге рос, с медведями якшался...»
А я - не с медведями, я с алкашами в детстве якшался. У них и уроки балансировки брал. У мастера Прошки, и сенсея Ерошки.
«Школа неваляшки», знаете? Ну, как Нео в «Матрице», только без пуль и на «катанке». Зимой же, куда ни плюнь, - «катанка».
Вечером у забора кто-то помочится, а утром уже - катись не хочу. Точнее – не хочу, но всё равно катись. Ибо мороз и солнце, и кто-то допился до острого мочевого недержания.
Причём катишься обычно нехорошо – затылком об лёд, ножками вперёд катишься. «Не по православному!» - как говорили Прошка с Ерошкой.
«Ты малец, - говорили они, - хоть в лепёшку размозжись, но ножками вперёд не смей! Головкой, спинкой, ягодицей, только не ножками - потому как дурней приметы не сыскать».
Ну и сами, понятно, передвигались, как беспозвоночные, легко изгибаясь дугой в любую сторону.
Я аж диву давался, на них глядючи. Но после нескольких «мозготрясений», и сам поднаторел раскорячиваться.
В этом деле ведь главное бразды вовремя отпустить. Отключить боковую линию, и мозжечок сам тебя вынесет. Ты только положись на него, не раз ушибленного, и чтоб в очередной раз не грёбнуться, он непременно извернёт тебя и вывернет.
Так я и с лыжами поступил. Ноги вставил, глаза закрыл… И на финише меня тормозило пятеро.
Я их об этом, правда, не просил - они просто стояли, какао прихлёбывали...
Но, тут ведь главное, не сожалеть и не оглядываться. Не слушать стоны, вскрики, возгласы. Что пройдено, как говорили мои наставники, то пройдено. Что переехано - переехано.
«Шуруй вперёд! - говорили они. – Только не ножками. Бог не выдаст, свинья не съест, а мозжечок вывезет!».
И вывез-таки - не подвели Прошка с Ерошкою. Задаром только тому инструктору денег дал.
Он ведь, малохольный, всё мне про какую-то пиццу вслед кричал.
«Пиццу!.. Пиццу!.. Делай пиццу!».
А я ненавижу пиццу. Я лепёшки люблю. Вот их-то, из попивавших какао, я и сделал. И сказав детям: «Всё! На лыжи я встал, в больничку не лёг, отметим же это прекрасное событие», пошуровал вперёд. Правда, не ножками, а корячками – по православному.