Отрывки из повести Владилена Елеонского "Пешка в чужой игре" (литературный псевдоним в издательстве Эксмо Илья Маслов).
Маслов И. Пешка в чужой игре. М.: Эксмо-пресс. 2002.
Продолжение, начало см. Данилов и другие - 1.
Огромный холл под восточную сказку, конечно, впечатляет, но Баширу не хватало вкуса, слишком вычурно. Иса и Рафик, люди Могульского в стане Башира, преподнесли ему этот дворец на блюдечке, и он отблагодарил их по-царски. Правда, на радостях парни перегрузились в ресторане, бесчувственные тела крепко подвыпившая компания обнаружила только утром, и врачи ничего не смогли сделать.
Между полом и потолком – огромная, многоэтажная люстра. Видимо, Баширу она ласкала взор, а Могульского эта хрустальная бандура раздражает.
Он в великолепном английском смокинге с иголочки зажег свечи на внушительном столе, заставленном экзотическими блюдами и закусками, выключил люстру и посмотрел на Катю, задумчиво сидевшую за столом в изумительном черном платье с глубоким декольте и открытыми плечами. Её бледное лицо ничем не отличается от белого свечного парафина, который, плавясь, плачет перед глазами.
Могульский любуется ею, а она, кажется, мыслями очень далеко отсюда. Ему нестерпимо хочется подойти сзади, разодрать надвое воздушное платье и ощутить в руках сводящую с ума бархатную кожу. Его жаркие ладони окажутся спасительными, они вдохнут жизнь в это холодное мраморное тело новой Галатеи.
Он осторожно кашлянул, желая привлечь её внимание.
– Сегодня тихий домашний вечер. Тебе нравится здесь, Катя?
– У меня прескверный характер, Эд. Ты ещё не знаешь, какая я гадина. Когда всё хорошо, мне тошно. Поверь мне, я испорчу тебе жизнь. Лучше утопи меня сразу как приносящую несчастье чёрную кошку.
– Ты стихи писать не пробовала, дорогая? Что-то вроде того, что он озарения не дал, страсть неумело разжигал.
– Нет, Эд, не пробовала, я тупая как пробка, химико-технологический институт бросила, а точнее, меня оттуда попросили.
– Катя, ты на себя наговариваешь. Мастеру спорта и будущему депутату Государственной думы не к лицу так себя вести. Давай-ка выпьем домашнего кипрского вина, и всю твою хандру как рукой снимет.
Вино впрямь оказалось превосходным, но когда он, наконец, спустил с волнующих кровь плеч платье и припал к ее нежной груди, словно истомленный путник к полной чаше в безводной пустыне, ему вдруг показалось, что со стороны парадной лестницы, ведущей наверх, раздался странный шорох.
– Приятного аппетита, босс.
Катя резко отстранилась, подтянула на место платье и с надеждой вскинула голову. Могульский, вздрогнув от неожиданности, живо вскочил.
По широким ступеням медленно спускалась знакомая тёмная фигура. У Могульского отвисла челюсть.
– Узнал, босс. Вижу, что узнал. Что-то проголодался я сегодня. Смени охрану. Я взобрался на крышу по пожарной лестнице, а окно мансарды не заперто.
– Дима, – тихо сказала Катя, и на глазах у неё выступили слёзы.
Данилов, не обращая внимания на Могульского, сел за стол напротив Кати, плеснул себе в бокал виски и, усмехнувшись, одним махом осушил его.
– Присаживайся, дорогой мой Учитель. С заглавной буквы. В ногах, как известно, правды нет. Тихий вечер любви продолжается.
Катя, широко раскрыв глаза, уже испуганно смотрела на него. В ушах шумит, и всё плывет перед глазами, но она так рада его видеть! Главное, чтобы он снова не совершил какую-нибудь детскую глупость.
Дима невозмутимо пододвинул к себе салатницу и взялся за щедро пропитанные голландским майонезом деликатесы. Затем, неловко перевалившись через стол, стал счищать великолепную ярко–оранжевую корку с апельсина прямо в тарелку Могульского.
Босс опустился на стул рядом с Катей и тихо заговорил.
– Ты зря обижаешься, Дмитрий. Бодров отрастил на тебя зуб после того инцидента на Даниловском рынке. Твои необдуманные действия, на которые я не давал тебе санкцию, погубили Али Мамедова, доверенного человека Башира, и едва не спровоцировали войну между Баширом и Бодровым. Чуть позже Бодров показал мне копии документов, из коих, помимо прочего, следовало, что ты, Дмитрий, являешься негласным сотрудником милиции, псевдоним Мольберт. Без моего ведома Бодров дал тебе задание. Согласно уставу нашей компании тебе следовало немедленно доложить об этом мне, а теперь ты, конечно, обижаешься. Бодров использовал тебя в своих неблаговидных целях, и ты едва не погиб.
Катя сидела на стуле как статуя средневековой принцессы датского королевства с невероятно прямой спиной и величественным лицом. Её покрасневшие огромные глаза смотрели куда–то прямо перед собой, манящие алые губы чуть приоткрылись, а по щекам медленно текли крупные слезы.
Дима улыбнулся ей.
– Катюша, всё хорошо. Наш Учитель перевоплащается мастерски, вот чему мы у него ещё не научились. Дай ему фамилию хоть известного политика, хоть неизвестного шахтера, и он так сживется с ней, что через неделю ты не отличишь копию от оригинала.
Могульский вдруг с грохотом вскочил, испугав Катю, и едва уловимым движением сунул правую руку под обшитый чёрным шелком лацкан. Данилов поморщился и положил на стол револьвер.
– Пожалуйста, без резких телодвижений. Присядь, не мозоль глаза.
– Прости, Дмитрий, но мне показалось, что...
– Тебе всего лишь показалось.
Могульский снова сел, кисло улыбнувшись, а Данилов достал из кармана белоснежный платочек и аккуратно отер им губы.
Затем, глотнув апельсинового сока, он невозмутимо рассказал Могульскому, что Игорь Мальцев выздоравливает и готов дать показания.
Могульский побурел так, что черты его лица неузнаваемо изменились. Катя с ужасом смотрела на него.
– Я не желаю слушать твои бредни, Ракета.
– Катя, это тот самый Мальцев с обожженым подбородком, человек-оборотень с погонами сержанта милиции, который, действуя по приказу Могульского, ворвался к тебе в квартиру, вывернул наизнанку душу, и всё для того, чтобы найти и убрать меня, замаскировав мою кончину под несчастный случай. Наш дорогой Учитель, знаешь ли, не любит лишних свидетелей. Бодров желал навесить на меня крупное хищение взрывчатки со склада воинской части полковника Голутвы, а Могульский желал подставить Бодрова, чтобы захватить его бизнес. Эдуард Иванович, вы, конечно, извините, но за вами тянется кровавый след, и Мальцев готов высветить его прожектором для того, чтобы восторжествовало правосудие, потому что вы пожелали утилизировать его, как отработанный материал, а я вернул его со свалки в гущу жизни.
У Кати мелко задрожали губы. Её как будто знобило.
Могульский заботливо набросил ей на плечи накидку из чернобурки и бережно застегнул крючок.
– Всё дело в том, дорогая, что Данилов проиграл, ему нечем крыть, и он выдумывает небылицы. Грабителя и наемного убийцу, человека Бодрова, обработал и теперь желает выдать за моего человека. Он полагает, что ты вернешься к нему, но ты – мудрая девочка и, конечно, во всём разберешься.
– Катя, конечно, во всём разберётся, – спокойно сказал Данилов и бросил на тарелку босса свой белоснежный платок, в платке лежал обрывок фотографии с изображением Данилова. – Бобер сработал без вдохновения, да и подготовка слабовата, так что выполнить твой приказ и убрать меня на театрализованном шоу каскадеров, зарядив пистолет боевым патроном, у него не получилось. Да, босс, это именно та фотография с твоей дарственной надписью, я там удачно получился, не правда ли?
Могульский сумрачно покосился на фотографию и звучно глотнул персикового сока из пузатого фужера.
– Катя, поверь, я не знаю, кто оборвал фотографию, это сделал он, ты не представляешь, на что способны спецслужбы.
– Вновь твоя неправда, босс. Спецслужбам незачем проводить такие хитроумные комбинации, чтобы изобличить тебя, у них, как ты сам меня учил, гораздо более простые и в то же время гораздо более эффективные возможности.
Босс мрачно приподнялся и указал Данилову на дверь. Вон!
– Благодарю, но я ещё немного посижу. – Данилов, вздохнув, принялся за аппетитно пахнущую чесночком жирную ножку индейки. – С твоего позволения, конечно.
Могульский наклонился и одними губами шепнул Кате на ухо:
– Сейчас он начнёт вымогать деньги и документы для пересечения границы.
Данилов со звоном кинул обглоданную ножку в фарфоровую тарелку Могульского, изящно изогнутая косточка органично легла рядом с апельсинной коркой и платочком с фотографией.
– Будем считать, что вместо моих костей ты заполучил на обед кость индюка. Я знаю о чём ты сейчас напряженно думаешь, только забудь об этом. Убрать Мальцева тебе не удастся, его нет в госпитале, он продолжает лечение в надёжном месте, и если со мной что–нибудь случится, магнитофонная плёнка с записью его признания и адресом его местонахождения ляжет на стол прокурору.
Могульский посмотрел на часы и озабоченно нахмурился.
– Долго ещё будешь хулиганить?
– Имею полное право. Бодров опирался на Мальцева, а Мальцев, будучи исполнителем, негласно внедренным тобою, босс, в аппарат Бодрова, о всех планах Бодрова незамедлительно докладывл тебе.
– Слушай, Данилов, мне придется пригласить охрану.
– Позволь мне еще поесть, я голоден до правды, и я ем, жадно ем. Тебе требовалось срочно выяснить, что мне известно, и действительно ли я являюсь осведомителем правоохранительных органов, но Мальцев проиграл, и его неожиданный проигрыш крепко тебя испугал, вот почему ты приказал своим людям срочно найти и убрать меня, замаскировав убийство под несчастный случай, попутно по твоему приказу они убирали всех, кому я мог что-либо рассказать о тебе. Да, кстати. тебе привет от ханта, оленевода с Крайнего Севера. Крепко подозреваю, что ночная Москва с её стеклянными кафешками ему вдруг основательно разонравилась, и после того, как ему вставят в череп пластину, он вернется к своим оленям, они давно с нетерпением ждут его.
– Да прекрати ты!
– Могульский хотел убить тебя? – тихо сказала Катя.
– Хотел, Катя, было несколько покушений.
– А мне он сказал, что ты – провокатор спецслужб, должен был получить за успешную операцию полмиллиона долларов и уехать за границу. – Могульский невольно втянул голову в плечи под испепеляющим Катиным взглядом. – А ещё он говорил, что ты сбежал к женщине, она – ведущая театрализованных представлений с участием каскадеров, ты знал её ещё до армии и постоянно изменял мне с ней.
– Жаль, мы не можем спросить Веронику. Зибров по приказу Могульского убил её, замаскировав преступление под самоубийство.
Катя расстегнула чернобурку, медленно сняла её с плеч и вдруг с силой хлестнула ею Могульского по окаменевшим глазам.
– Будь ты проклят, Эд!
Могульский поморщился и вновь, только на этот раз слабым и уставшим голосом предложил Данилову уйти. Данилов с холодной улыбкой запустил до краев наполненную салатницу ему в голову. Салатница диковинным забралом влипла густым вязким салатом в точеное рельефное лицо Эдуарда Ивановича. Он жалко хрюкнул и с грохотом повалился на пол вместе со стулом.
20 марта 2001 года
Продолжение см. Мне почему-то жаль его, Дима!