2. 3. Шкала человеческого достоинства

Роман Дудин
1.
    Что есть унижение? Ну, например, схватить кого-то, скрутить, заломать руки, поставить на колени, уткнуть лицом в землю, и заставить лежать перед тем, кто будет с надменным видом над ним стоять в позе победителя. Это и будет унижение. Но только если такое сделано незаслуженно, и лишь за счёт числового перевеса действующих, которые только целой кодлой против одного побеждать и умеют, и только вооружённые против безоружных, то для адекватного зрителя происходящего унижение будет формальным. Потому, что на месте того человека мог оказаться любой, и любой адекватный человек это понимает. А вот если его заставят самого перед кем-то лицом в землю бухнуться (угрожая побоями, или ещё под каким-то давлением) то здесь уже будет неоднозначно: кто-то его всё равно захочет понять, а кто-то не испугавшийся бы на его месте дать отпор может и не захотеть понимать.
    Ещё более сильным унижением может получиться ситуация, когда человека никто не заставляет, а он сам добровольно готов перед кем-то на коленях ползать. Ведь сила человеческого достоинства в этом мире и измеряется в первую очередь его волей к борьбе за него. И чем большему нажиму человек готов противостоять, тем как бы очевиднее высота его достоинства, а тут отсутствие нажима показывает отсутствие воли к борьбе. А если такого начнут отговаривать-удерживать, а он отмахиваться-вырываться и снова бежать унижаться, то получится этакая анти-воля к борьбе, которая в отношении воли к борьбе получается, как антиматерия к материи. Анти-воля вместо воли, значит, анти-достоинство вместо достоинства – или как ещё должно получаться? А ему, допустим, просто внушили, что тот, перед кем он ползает – посланец бога на земле и решает, куда после смерти попадёт его душа: в ад или в рай, и вот заискивает унижающийся перед ним его благосклонное решение. Добровольное унижение унижает сильнее, чем принудительное, поэтому сильнее всего унизить себя человек может только сам.
    Ещё унизительным может быть положение, когда кого-то победили-наподдали, и поставили в положение побеждённых. И если победили превосходящим числом, то вроде как и не самое унизительное поражение, а вот если равным, то унизительность уже как-то поострее ощущается.  Ещё острее будет, если меньшим числом нагнули большее. Но самое унизительное, когда горстка нагибаторов заставляет перед собой пресмыкаться целую массу народа. Чем сильнее различие, тем сильнее унижение (ну это для того, кто анализирует ситуацию с учётом перечисленных моментов), а для кого-то из такой толпы всё может быть и совсем иначе. Потому что, если бы вся эта толпа это видела так же, она бы, скорее всего, перестала быть такой толпой.
    Если ничью в противостоянии принять за нулевой счёт, то победу можно считать за плюс очко, а поражение за минус. Но если подойти к делу более скрупулёзно, то можно ещё учесть, насколько легко и насколько трудно бывает победа для каждой стороны. И есть победы, которые по бесславности можно прировнять к поражениям, и есть поражения, которые по славе превосходят некоторые победы. И когда многократно уступающая в силах сторона сражается до последнего, и наносит противнику урон, многократно превосходящий получаемый от него, это вызывает у сторонних зрителей такое уважение, которые забирает у победителей то, что должно было им принадлежать по факту победы. И если добавить это понимание к оценке побед, то получится куда более унизительным получить поражение от малочисленного противника. И если кто-то малым числом нагибает большое, и заставляет пресмыкаться перед собой и раболепствовать, такое унижение и будет куда более сильное, чем, когда большим числом нагибают ущемляют малое. Поэтому в такой ситуации особенно важно быть не таким как все (те, кого притесняют). И если у всех по какой-то причине отсутствует воля к борьбе, очень важно таковую в себе иметь и как-то проявлять. Чтобы не быть униженным сильнее всего, являясь частью массы, которая при всём своём превосходстве ничего не может сделать, и чем большее это её превосходство, тем унизительнее положение.

2.
    Как можно унизить людей в реальной политике? Поставить в положение, при котором они никто – бесправный расходный материал в руках своего хозяев. Будет угодно хозяину, чтобы ты жил – будешь жить; захочет отнять жизнь – расстанешься с ней. Нужны будут ему ещё рабы – пойдёшь в бой умирать за то, чтобы другие попали в такое же положение. Захочется хозяину больше славы, золота и земель – пойдёшь умирать за то, чтобы у него этого было больше. Твои родители останутся без сына, дети без отца, жена без мужа, а братья твои вместе с тобой пойдут. И дети тоже по твоим стопам потом, когда подрастут. А пока что жена с матерью за тебя пахать будут, чтобы детям было, что есть, а то новую партию расходного материала надо вырастить для хозяина. А хозяин смотрит на это и прикидывает: так, ну тут я столько-то захвачу, если нападу, и столько-то потеряю, там столь-то, там столько-то. Тут и тут не очень рентабельно, а вот тут вполне выгодно – потери меньше, чем пополнение. И идут его рабы в бой за то, чтобы живущие в других землях тоже стали рабами, и проходят огнём и мечом по их очагам и алтарям.
    Как лучше всего реализовать такую систему? Ну, например, так. Живёт на земле, допустим, деятель, который сильнее и решительнее других, и заставляет постепенно всех служить себе. А потом их использует для того, чтобы с их помощью овладеть другими, и тоже подчинить, и так далее – насколько сил хватит. И так постепенно растёт его империя и влияние его (или его династии) тоже растёт.
    На определённом этапе рабов становится столько, что для удержания их всех в подчинении требуется слишком много сил, а это ограничивает возможности развития. И тогда людям даётся религия, в которой вера сама их поведёт делать то, что хозяину нужно. Религия учит их верить, что «у нас вера правая, а у всех остальных неправая». И что все исповедующие «правильную» попадут в рай, а все остальные в ад. И что хозяин является властью, данной им богом, и только все ратующие за его волю могут рассчитывать на рай. И что за смерть во имя дела хозяина сразу в рай – а что есть временная жизнь в сравнении с жизнью вечной? А все же, кто не исповедуют эту религию, нуждаются в срочном спасении, и не страшно, если тела их погибнут – главное души спасти от ада. Так что вперёд во имя великого дела – насаждать правильную веру, без которой жизнь теперь и смысла не имеет.
    Зачем же людям принимать религию, которая их эксплуатирует, и не даёт никакой гарантии свой правдивости? А дело в том, что есть такой тип людей (назовём их пролы), которым глубоко всё равно, во что верить – в реальную истину или придуманную; главное, чтобы просто и понятно было. И чтобы прощала нежелание думать, и никаким адом не пугала за то, что они по своей бездумности позволят сделать из себя слепое орудие системы насилия и обмана. Чтобы и не думать, и в рай чтобы гарантированно – вот такую религию им скорми, и они её проглотят и оближутся.
    Предложить пролу думать – всё равно что предложить ему бесплатно вагоны разгружать. Это для философа не думать – всё равно, что лежать неподвижно с утра до ночи в одной позе и быть лишённым возможности встать и размяться. Для прола всё иначе: думать для прола – это делать тяжёлую работу. Зачем гнуть спину, когда можно сидеть, жевать травинку, и смотреть, как работают желающие? Вот поэтому религия должна от прола требовать что угодно, только не думать. Потребует от пищи и воды оказываться – будет сознание терять, но воздерживаться. Потребует головой об пол стукаться в поклонах – будет стукаться. Но вот уговаривай его подумать, и сознавать свою ответственность за свою веру – это нет. От такой веры они сразу разбегутся в другие веры.
    Сам прол, конечно, видит ситуацию по-другому. Он точно уверен, что в его вере всё правильно. Ведь не может же он принять это, как «Я так верю, потому, что мне так удобно, о на самом деле это всё такая…»? Если уж принимать, то «Я так верю, потому, что это правда, и я точно знаю – я это чувствую!». И он твёрдо уверен, что принимает веру «не потому, что ему так удобно, а потому в этом истина». Вот только тот, кому реально нужна истина, всё проверит от и до с такой тщательностью, с какой реально нужна именно истина, а не абы что, а прол ничего проверять не будет. Потому, что, чтобы проверять, надо анализировать и думать, а думать прол не любит.
    Что же может дать религия людям, которые не любят думать? Много чего может. Во-первых, ощущение того, что они что-то имеют благодаря ей в этой жизни. Откуда оно может браться – а вот откуда у больного от эффекта плацебо возникает ощущение, что ему от приёма как-то легче становится? Вот если так же грамотно, как врачи больным плацебо скармливают, проповедники будут людям веру закладывать, то независимо от того, существуют ли высшие силы, в которые они верят, или нет, у них будет ощущение, что что-то такое есть и оно работает.
    Тут, конечно, надо бы задуматься, а как так получается, что у тех, у кого «вера неправая» (с кем воевать приходится то бишь), тоже есть такое ощущение? Может, есть какой-то эффект, который существует независимо от истинности веры? Или существуют все боги, в которых кто-то верит, и все они каждый своим, что просят, а не только один какой-то? Или, может, есть какой-то общий Бог, который, всем что-то даёт, кто просит, в какой бы форме в него не верили и какими бы именами его не называли? Но чтобы анализировать такие вещи, надо изучать тему и людей, а пролу до такой работы, как первобытному человеку до высшей математики. Поэтому для него картина простая: либо все иноверцы ненормальные-заблуждаются, а истинно даётся от его веры, либо всем им сатана даёт под видом богов, в которых они верят, а они пропащие, не понимают. Нежелание понять других добавляет неприязни, а ксенофобия удобно эксплуатируется системой.
    У прола мышление на аналитику не заточено. Оно «заточено» так: если вера работает, значит, она правильная. Если правильная, то правильная вся – от начальной буквы самой первой догмы до самого последнего слова каждого санкционированного системой проповедника. Такого, что, может, она в чём-то права, но надо отличать изначальную истину от всяких приплетений – у прола обычно не бывает. Потому, что для этого надо думать, а думать прол не любит. А система не любит ещё больше, когда люди думают – как только кто думать вслух начинает, она на спускает всех, кто только в её власти. А если для прола вера правильная вся, значит, все остальные веры так же все от и до неправильные – у пролов логика обычно в примерно таком направлении работает.
    Что ещё даёт вера пролам – еду, которую они каждый день вкушают; одежду, которую, носят; кров над головой… Всё это им посылает (оказывается) бог той веры, которую они исповедуют. Всё это им неустанно повторяют проповедники. Как же всё это имеют те, кто не верят? А очень просто – это им дьявол, посылает, и за это они будут гореть в аду, а вот разрешённое к употреблению лишь то, что благословлено верой. А благословлено всё то, что даётся за служение системе. А кто отступится от веры, у того всё это бог отнимет, и будет либо ничего, либо то, что дьявол даст, так что всё что у него есть из того, что ему нужно – это благодаря вере. А ещё вера ведёт прола туда, «куда нужно», так что, куда бы он не пришёл (если всё делал «правильно), он пришёл туда из-за веры. Так что всё хорошее, что он обрёл, это благодаря вере, ну а что тяжкое есть – просто верь, что «так надо» ради чего-то великого.
    Воспитай прола с детства в традициях такой веры – он ни на секунду не усомнится правильности всего того что требуют её хозяева. А всё то, что его держат за расходный материал, для него уже как-то и заметно будет в тумане веры. Вот и получается, что нежелание его думать есть форма нежелания бороться. И если пролы составят основную массу общества, то и получится, что благодаря этому в целом большую массу народа можно удержать относительно небольшими силами.

3.
    Теперь мы знаем, что отнять у людей можно не только еду и деньги. Отнять можно и более высокие ценности на уровне подмены, которую многие не замечают. А в материальном плане у людей всё может быть всё стабильно: и с едой достаточно сытно, и одеться красиво есть, и даже жильё более-менее устраивающее. И кому-то будет даже непонятно, что тебя не устраивает-то? Всё есть, система даёт: поесть-попить-погулять-пожить – бери пользуйся, какие у тебя проблемы-то? Чего ты из себя страдальца строишь? Ну а то, что отнимается на таком уровне, на каком некоторые не понимают – некоторых вообще принципиально не волнует. И как мы не чувствуем боли при отрезании волос, так и прол ничего не ощущает, когда у него кое-что забирают. И как благодаря бесчувственности волос всех можно стричь без особого сопротивления, так сопротивления не будет и у пролов, когда стригут их права и свободы. Потому, что по волосам не идут нервы, которые заставляют чувствовать их утрату; это вот если зубы сверлить на живую – тут мы чувствуем боль, потому, что в зубах есть нервы, а в волосах они только у луковицы. И если волос целиком вырывать, тогда будет больно, а если просто резать хоть под корень, тогда вообще никак, потому, что иначе при стрижке мы бы ощущали такую же боль, какая была бы при вырывании такого же количества волос. И вот когда у прола режут под корень его права и свободы, он ничего не чувствует, потому, что туда не подведено никаких соображений, сигнализирующих об утрате.
    Утрату может чувствовать только инакомыслящий человек (хотя в такой системе его можно назвать просто мыслящим – в противовес не желающим мыслить). И этот мыслящий будет в меру своих возможностей и воли к борьбе может пытаться бороться за то, без борьбы за что он перестанет быть носителем определённых ценностей. Но только пролу такая борьба абсолютно непонятна и не интересна. Ему непонятно, что у него отняли – ему кажется, что ему наоборот, всё дали. Вот ему дали веру, без которой он что бы делал (в ад катился)? Ему дали возможность нести эту веру другим, и чувствовать себя важным и избранным. Ему дали возможность иметь, что поесть, во что одеться, а и где жить, и всё это благословлено и послано ему богом, в которого верит, а без этого что бы он имел (только то, что подсунуто дьяволом)? Ну а то, что ему воевать приходится неизбежно и кровь свою проливать – так то вина не веры, а её недостатком в этом мире, борьба с чем и должна быть смыслом и счастьем всей жизни прола. И вообще, зачем об этом думать, когда можно не думать, и вера не заставляет? Так что вперёд за веру и за хозяина, и прямиком в рай. Ну а тем, кто на правую веру покушается, никакой пощады.
    Прол живёт в своём мире. Есть свои, есть враги. Побеждать врагов получается если не каждый раз, то через раз. Но зато в своей системе он, как в крепости. Он уверен, полон энтузиазма, и считает слабаком всякого, кто унывает и опускает руки. Он не знает, что значит быть практически в одиночку против всей системы. И если бы его сознание выдернуть из той «реальности», в какой оно находится, и погрузить в то понимание, в котором существует сознание мыслящего, он был бы раздавлен тяжестью тех проблем, перед которой чувствовал бы своё полное бессилие. Он бы обделался со страху, и захотел бы выскочить оттуда, убежав обратно в привычный для себя мир, и забыть-выветрить это из своей головы, как страшный сон. Это инакомыслящий в такой системе может, хоть подпольно, но держаться; для прола это неподъёмная ноша. А неподъёмная – значит, «неправильная», ведь не может же он это позиционировать «Я считаю что-то неправдой только потому, что мне слабо…»»; он может это только утрясти для себя в формате «Это неправильно, поэтому мне не нравится». И у него это утрясётся, потому, что благодаря особенностям его менталитета у него то, у него можно утрясти любую нелогичность.
    Пролу не нужна никакая философия, пролу нужна победа – понятная и конкретная. Такая, которая обязательно должна быть в его жизни, чтобы кого-то нагнуть и захватить, и насадить там свою веру, показав всем сопротивлявшимся, что зря они не хотели «по-хорошему». А больше ему ничего в жизни и не нужно. И когда он эту победу вырвет (или не вырвет, но будет верить, что она потом обязательно будет), вот тогда он и чувствует удовлетворение. И свою важность, и гордыню (это вместо чувства собственного достоинства у некоторых бывает). А другое ему вроде как ничего и не интересно.
    Пролу постоянно внушают, что иных ценностей у него быть не должно. И в отношении него ведётся политика, что никаких своих собственных достижений вне работы на систему у него быть не должно тоже. Он не должен иметь никаких возможностей почувствовать себя чем-то значимым вне системы. Не должен даже хотеть чего-то в этом направлении. И вот по этому течению он плывёт, и повторяет «победа, победа, победа!». Если не будет этой победы, мир перевернётся. А если ты мешаешь ему ратовать за эту победу, значит, ты враг. Если рассказываешь о том, с каким отношением система к людям относится, значит, ты вражеский агент. Потому, что это ослабляет дух бойцов, потому, а значит, мешает системе побеждать. А такого могут хотеть только враги. Значит, тебя не надо слушать, значит с тобой надо бороться, значит, тебя надо затыкать.
    Прол видит это в формате, что должна же быть какая-то справедливость в этом мире – он воюет, кровь свою проливает, столько лишений переносит, по самому максимуму свои силы система его напрягать заставляет. Вот и подай ему уважение к его деятельности. Пой дифирамбы славным воинам веры, жизни своей ради неё не щадящих. Потому, что других достижений у пролов нету. А значит, эти и должны быть «правильные» (у прола логика простая). И изволь это понимать и принимать. А кто не хочет – того чмырить и наказывать надо, чтоб другим неповадно было. Это справедливость у него такая – чтобы затыкали тех, кто пытается бороться за своё достоинство. А другой справедливости у тех, кто думать не хочет, и не бывает.
    Справедливость у прола – это когда у него должно быть право кричать «Предатель! Трус!» в адрес всех тех, кто в такой системе служить его вере не хочет, а ему чтоб в ответ ничего у них права сказать не было. А если посмеет кто, так чтоб всё это подтёрто было и снова оставались только его слова без возражений. И вот тогда будет он выглядеть важным, и выглядеть так, что ему подобные будут чувствовать эту важность.
    Поэтому инакомыслящий в такой системе противостоит не просто какому-то поработителю и горстке прихлебателей, еле держащихся среди массы угнетённого народа. Он противостоит целой массе, которые прёт туда, куда её направляют, и прёт сама, с энтузиазмом выполняя любую его команду. Что делает прола частью системы, которая благодаря этому несёт в себе такую силу, которую насильно даже и не поработить; которая может только сама добровольно отдать свои свободы и требовать приказывает ей. Но только пролу до всего этого, как до высшей математики, когда он сравнивает свою задачу с задачей диссидента. В его понимании это у него сложная задача – всех врагов веры наказать, а задача у диссидента неважная и непонятная. Диссидент для него просто вражеский агент, который хочет, чтобы этот продал свою душу дьяволу. Который хочет опошлить и умалить все результаты его дел, унизить, и сделать бессмысленные все его ратования. И пролу можно объяснять «Послушай прол, да не надо мне тебя унижать. Мне наоборот надо, чтоб никого нельзя унижать было, и тебя тоже. Но если тебе это не нужно, то исключи из этого только себя; меня не надо. Я сам за себя решать имею право, как мне за своё достоинство бороться», но ему этого не нужно. Это всё будет не в коня корм. Ему такое всё не интересно, ему нужно другое – чтобы постоянно звучало «Слава, слава, слава верным воинам веры!», и чтобы просто всё было и понятно. И чтобы никому не нужно было ничего, кроме этого «Слава-слава-слава» в адрес ратующих за веру. И чтоб система об этом позаботилось, пока он за неё ратует.
    И система позаботится, вот только ничего не изменится от этих мер. И как был прол расходным материалом для хозяев, так и останется. И как держали его за расходный материал в бою, так и будут. Просто он сам не будет видеть это так, как ему видеть не хочется. Это всё большей частью будет находиться за пределами тех шор, которые он сам надел на своё сознание. Но некоторая часть происходящего  всё же в незашоренное пространство спереди будет попадать. Ведь как хозяин к его жизни относится, так и стоящие под ним генералы будут. Потому, что других генералов хозяин держать не будет – другие его скинут. Держаться он может только среди себе подобных, которые так же людьми так же и помыкают, и за созданную им систему и держатся. И среди которых он сам держится наверху потому, что грамотно распределяет между ними противостояние интересов, и не допускает резона противостоять больше ему, чем друг другу.
    И как изначально в системе отношение к бойцу заложено, так и будет. И так будет прол регулярно натыкаться на ситуации, когда вышестоящие думают о своей выгоде, а не о его жизни. И как помыкали им и ему подобными, так и будут помыкать. И ему придётся это терпеть, и проглатывать. И он будет морщиться, но терпеть. Списывать всё на «перегибы на местах», но систему оправдать. А если и повозмущается, то обязательно мимо основной проблемы. Поругает кого-то, только не главного виновника, в свете и на фоне того, что генералы сами друг с другом поругаются, и предастся дальше самолюбованию. Не получит за это такого нагоняя, который был бы, если б в самый центр ударил, и останется с важным видом, обиженный на кого-то, но гордый. Ведь удар по яйцам болезнен лишь для тех, у кого есть яйца; удар по мозгам болезнен лишь для тех, у кого есть мозги; а удар по человеческому достоинству болезнен лишь для того, у кого есть адекватное понимание оного.