монархическая сага. Часть 1

Борис Бруннов
   
                МОНАРХИЧЕСКАЯ   САГА
 
                с философическим уклоном и в доступном изложении
               
               

                Попутное Слово

Я, местный краевед, Бруно Атавист, бывший студиозус и почитатель стародавних  событий, обнаружил в местном архиве некую историю, не ясно изложенную в виде дневниковых и летописных заметок. Собрав листы в кучу и рассортировав по текучести событий, я предложил Обществу Истории Царственных Домов свои услуги, а именно: составить связное сочинение за малое материальное вознаграждение. Общество благосклонно отнеслось к предлагаемой затее. Почетный член Общества, достопочтенный хронограф магистр Прокопий, вызвался посильно помочь мне, прежде всего отеческими советами. Я согласился. Что из этого получилось, вы, Читатель, узнаете, если ознакомитесь с моим скромным трудом.
Со своей стороны, клянусь рассказывать правду, всю правду, но не одну только правду, дабы не исказить истину.
               
                Краевед Бруно



                Предуведомительное введение

Что может быть проще воды? Однако как она желанна для путника в раскаленной пустыне! Так и наши воспоминания. Все мы были молодыми, и все состаримся. Но как бедна будет старость, если не о чем будет вспомнить из молодой поры. Воспоминание к случаю о прошедших славных денечках, что торт к чаю, а рассказ внуку о былом, как лекарство против сердцебиения. Иначе зачем проживать жизнь и стариться?
Все мы были молодыми, и все были принцами. А королями и королевами мы становимся (или не становимся) уже потом. Что это за «потом» и будем вести речь.
Рассказу дано излиться, как он был составлен в отчетах двора и сведен в единое полотно местным любителем краеведения. Но ввиду молодости данного краеведа по имени Бруно Атавист и понятной возрастной легкомысленности, определяемой временным отсутствием шишек и рогов, что выразилось в игривой манере изложения отнюдь не смешных событий, я, хронопист Прокопий, изволил иногда вмешиваться и вносить сдерживающие поправки, как бы привязывая к воздушному шарику подобающий груз, чтобы изложение окончательно не улетело в водевильные выси. С сим предисловием я умолкаю и вверяю рукопись предназначенной ей судьбе.

                Хронопист Прокопий

                ________


      Все имена и деяния являются подлинными. Все совпадения не случайны, являясь свидетельством правдивости описанного.

                Часть 1. Учение разума

                Сказ 1.  ПРЕДЫСТОРИЯ ИСТОРИИ

Сии события произошли в тридевятых землях, что лежат юго-заходнее Северного полюса и северо-восходнее Антарктиды и называются Землей Величавых Монархов. Там правят короли, цари и прочие князья. Правят хорошо, на счастье местному населению и зависть неразумным республиканствующим соседям. Но в тех благополучных царствах не обходится без сложностей, впрочем, благополучно преодолеваемых. Как-то в одном из образцовых королевств случилась понятная беда. Тамошнему королю выпало по возрасту идти на пенсию. Надо, так надо. Король давно с трудом переносил долгие заседания Тайного Совета. А длились они целый день, ибо шли по издавна заведенному порядку. В первой половине дня занимались придумыванием проблем для государства, а во второй половине разрабатывались пути по их разрешению. Это позволяло держать народ в тонусе, а опекающий его аппарат - в напряженной деятельности. Кроме того, в начале года торжественно ставились невыполнимые задачи, а в конце отчетного периода торжественно рапортовали об их невыполнении, что открывало новые неизведанные перспективы. Обоснованно считалось, что решение задач, не имеющих решения, является наиболее продуктивным способом созидания будущего в виду наличия процесса способного куда-нибудь да вывести. При этом король проявлял известную мудрость, не перегибая палку. В частности, он не стал применять в своих землях известный управленческий принцип: «Сотворим глупость и посмотрим, что получится». Создаваемые искусственные трудности были добротны и осмысленны. И задачей Тайного Совета было отделять мероприятия, способствующие появлению искусственных трудностей, от противоположных, и грамотно их дозировать.
Но оставим эту тему, как слишком сложную для умственных способностей наших читателей, слишком далеких от диалектики монархического управления.
Многолетняя напряженная государственная деятельность не могла не сказаться на здоровых силах монарха. В течение одной недели король дважды падал с трона, изволив нечаянно заснуть в самых острых местах доклада министров. В первом случае смело ставилась проблема сбора огурцов с окрестных полей, а во втором рассматривались нормы отпуска плательного материала для фрейлин. Вопросы эти имели важное политэкономическое и психологическое значение. Соленые огурцы были любимой закуской подданных, и неурожай овощей мог тяжко отразиться на отдыхе народа. Не меньшее зло принес бы самотек с расцветкой платьев у придворных дам. Попытка одной выделиться среди других вызывала такой всплеск пересудов и жалоб, что король потом долго мучался мигренью, лишаясь на время способности руководить государством. Ссоры прекратили следующим образом: всем шили платья из одинакового материала и цвета сообразно статусу. К примеру выходило распоряжение, чтобы статс-фрейлины носили черный бархат, ординар-фрейлины – синий атлас, младшие фрейлины – зеленый крепдешин. Гардероб обновлялся раз в три года с одновременной сменой цвета ткани, - больше дамы не выдерживали, и как раз такой очередной срок настал. Намного лучше обстояло дело с ежегодным отчетом о мерах по сокращению управленческого аппарата. Тут уж король держал ухо востро, ибо затрагивались персоны друзей его детских игр. Кампании проходили удачно, ибо аппарат в ходе предпринимаемых жестких мер редко когда увеличивался больше, чем на десять процентов.
Борьба проходила двумя историческими циклами. В первом цикле аппарат разукрупнялся, и ведомства делились на более мелкие единицы, что увеличивало гибкость управления. Во втором, - ведомства укрупнялись, чтобы восстановить контроль над бюрократической стихией. В каждом разе число корпящих над бумагами планово сокращалось, правда, при том оное число каким-то образом увеличивалось. Над загадкой данного феномена издавна бились лучшие ученые умы человечества. Нашлись философы, которые в наличие этого таинства умудрились увидеть доказательство бытия Божия, в виде непознаваемой для нашего ума реальности. Но не будем рассуждать всуе о сложном и обратимся к более простой проблеме престолонаследия.
Незадача состояла в том, что заменить короля на почетном родовом посту было некому, хотя на первый взгляд с наследниками дело обстояло вполне благополучно. В свое время, при помощи законной супруги, король озаботился сотворить трех лобастых сыновей, коими гордилась нация и государственная статистическая служба. Однако старшенький, с гордым именем Плитцимус, лелеемая с горшка надежда трона, должный по статусу и традициям быть опорой династии, в семнадцать лет, фигурально плюнув на фамильный герб, ушел в профессиональные футболисты, конкретно в команду «Прыткие бизоны». Он посчитал, что деньги, выдаваемые ему на карманные расходы, не соответствуют его законным желаниям. Надо сказать, принц Плитцимус к быстрым играм был охоч сызмальства, и к ним весьма трудолюбив. Он, к примеру, побил немало окон, прежде чем научился выполнять крученый удар под названием «сухой лист» (что это такое, нам неизвестно).
Средний же - Карис – краса и гордость,  ростом с колокольню, разворотом плеч с диван, запросто гнувший подковы и прочий металлоинвентарь, ориентируемый астрологами идти по военной части, неожиданно исчез. Объявился он в отдаленном королевстве, где открыл элитарное похоронное бюро «Лучше нету того свету», в котором, как говаривали неуемные языки, продавалось все необходимое для усопших вплоть до патентованного средства от насморка. Обескураженные родители послали ему письмо с напоминанием о королевском достоинстве и о готовности принять обратно в качестве блудного сына, как то изображено на популярной картине. Карис в ответ написал, что судьбой доволен, среди сограждан он нелицемерно уважаем. Фирма, благодаря родовому гербу, пользуется увесистым престижем. Клиенты же не подводят и, вообще, это единственное дело, где не страшен кризис перепроизводства, а потому он уверен в завтрашнем дне.
Младший же, по имени Лотис, был так себе, разве что локонами выделялся, что свободолюбиво вились опричь его головы. Любил он слушать игру на свирели и бегать в догонялки с деревенскими девчонками, ничем не проявляя интереса к государственным делам.
Король-батюшка взял сухой паек и в великой тоске затворился во внутренних покоях,  объявив особым рескриптом, что будет думать три дня и три ночи. Местный летописец (кстати, ведший записи редко и неряшливо) сообщает, что подавленный невероятной по тяжести условия задачей отец в первый день, взвесив свои убывающие силы, чуть было не решился продать королевство с аукциона Сотби. Однако, поразмыслив, понял, что оно будет куплено каким-то пройдохой-нуворишей, который сделает из родового дворца казино и гостиницу. Тогда король вздумал отписать свои владения Академии Всяческих Наук, превратив, таким образом, всех подданных в ученых и лаборантов. Однако к исходу второго дня ему показалось, что изобилие ученых, а значит и научных открытий, может приблизить конец света. С отчаяния он чуть было не провозгласил страну республикой, но дражайшая супруга, зашедшая в покои по своим женским делам, благоразумно удержала его от столь опрометчивого поступка. А по утру третьего дня, испив лимонаду, король принял окончательное решение – наследником быть младшему сыну! Но так как его не готовили к царствованию, то ему надлежало отправиться в Институт Управления Королевским Хозяйством, дабы получить высшее монархическое образование с соответствующим дипломом и печатями. Вечером  Высочайший Манифест был доведен до сведения благодарного народа, а заодно и принца. Так началась сия неординарная  и местами поучительная история.

                ______


На первый взгляд резонно возражение: а для чего принцам, с их свыше данным правом, учится высшему образованию? Многие века так и считалось - не нужно. Однако время сочилось по желобам вверенного ему пространства, и твердыни монархизма поддались прогрессу. Благодаря трудам светлых умов, вроде Нерона и Марка Аврелия, постепенно созрела и проклюнулась иная мысль-идея, что в наступившие времена революций и республиканизма надобно не только числиться, но и быть монархом во всеоружии. Для этого требуется две вещи: соответствующее воспитание, а равно знание своего ремесла. Так родилось единственное учебное заведение для царствующих особ – подлинный светоч высшей монархической науки, гранитная скала в океане охлократических сумасбродств. Туда и вознамерился послать отпрыска наш король, в надежде поправить свои династические дела.

               
(Примечание Краеведа: Не могу не заметить, что хронопист Прокопий изволил нелестно отозваться обо мне в своем предуведомлении. И сделал это совершенно напрасно. Я пишу для таких как я, молодых, с расчетом, что люди, способные делать «мудрые довески», совать в эту книгу нос не будут. Каждому,  знаете ли,  свое.)




СКАЗ 2. ДОРОГА К  ЗНАНИЮ


Дела в описываемом королевстве делались быстро и качественно, недаром во всех отчетах оно проходило как образцовое. Не прошло и месяца, как наследный принц получил благословение родителей и полфунта свежих, еще пахнущих краской ассигнаций. После чего ясным солнечным утром, пешком, в соответствии с традицией не отрываться от народа вначале, чтобы без угрызений совести сделать это в конце, отправился в путь с твердым намерением держать вступительные экзамены в Институт Управления Королевским Хозяйством имени Пипина Короткого.
Принц Лотис воспринял решение батюшки с полным удовлетворением. Ему, как и его старшим братьям, наскучила однообразная жизнь в глухой монархической провинции, хотелось выйти на бескрайние просторы свободной от родительской опеки жизни. Это был, может быть, первый случай, когда воля отца не разошлась с желанием сына.
Лотису было не привыкать к пешему перемещению в пространстве: старый король очень рекомендовал своим подданным и домочадцам такой способ движения, особенно после того, как рассеялись последние надежды отыскать нефть в родных пенатах, а также в связи с нежданным подорожанием цен на овес. Принц бодро отмеривал мили, версты и километры, надеясь через шесть дней быть в Храме Знаний и Диплома. Дабы сократить путь, он смело выбрал дорогу через темный, малотоптанный лес, служивший обиталищем духов, а в стародавние времена и разнокачественных волшебных сил. В чащобе долго было неспокойно, и ее неоднократно посыпали дустом и окуривали керосиновыми парами. Потом спохватились и объявили остатки фауны заповедной зоной. И потому принц мог временами видеть сквозь заросли странного вида женщин, исстари определяемых словом «ведьма». Когда-то это было племя амазонок. Меряться с ними силой ходили завзятые богатыри. Чаще всего, завидев амазонок, они сдавались в плен, и их охотно туда брали. Кто-то затем возвращался не солоно хлебавши, кто-то же застревал надолго. Но время шло, богатыри повывелись, да и амазонки изменились. Ныне они ездят на конгрессы феминисток и полностью разочаровались в цивилизации, изжившей богатырей. В отместку, наверное, к ним и прикрепилось новое прозвание – ведьмы. Со временем многие из племени смирились и стали откликаться на новое прозвание. «Зато нас не путают с жителями реки Амазонки, - говорили они соплеменницам, - кои по сути дикари. А мы дамы почти цивилизованные. Кроме того, нас боятся, что почетно». Споры в их среде продолжаются, а значит, продолжается и прогресс. (Достопочтенный хронопист Прокопий подсказывает, что любой Прогресс суть прелюдия к Регрессу, а потому возможно скорое возвращение амазонок на авансцену в новом виде и качестве. Не буду спорить, хотя я лично не вижу неодолимых препятствий на пути совершенствования бытия).
Пару раз дорогу принцу преграждал леший и нудно звал выпить, но Лотис с презрением проходил мимо. Никакие соблазны не могли остановить его на тернистом пути к знаниям. Не устоял принц лишь в одном случае, когда на обочине тропинки повстречалась ему избушка Бабы-Яги с вывеской: «Чай, баня, гадание. Цены съедобные».
Лотис не боялся темных сил леса с тех пор, как прочитал в ученой книжке, что прозвище данной женщины дано темным людом не знавших что такое йога. Так что истинное наименование должно быть Баба-Йога. В цивилизованных же странах она зовется Леди-Каратэ, что в переводе означает Костяная Нога. Лотис был уверен, что йога и каратэ суть разновидности кулинарного искусства, а потому уверенно свернул с тропы и произнес знакомую с детства формулу: «Встань изба ко мне передом, а к лесу задом». Внутри избы что-то лязгнуло, громыхнуло, из трубы вырвался клуб черного дыма, и дом с ржавым скрипом повернулся к гостю некогда парадным крыльцом, ныне требующим изрядной реставрации и к тому же давно не мытым. На пороге стояла хозяйка, задрапированная в разноцветные тряпки, с увесистым крючковатым носом на полагающемся месте. На ее плече сидел старый филин, лупоглазо взиравший на темный для него белый свет.
- Чего тебе, молодец, надобно? – вопросила Баба-Яга.
- Чайку испить, гадание послушать, - заученно отвечал принц.
Филин удовлетворенно ухнул.
- Входи, красавец, получишь все по законному меню.
Дверь гостеприимно распахнулась, словно рот на приеме у дантиста. Внутренность избушки была искусно подделана под логово нечистой силы, с чучелами летучих мышей на стенах, паутиной в углах, черепом на подоконнике и, естественно, со ступой, на боку которой мерцала латунная бляшка с инвентарным номером. По всему было видно, что времена наступили мирные и всецело гармоничные, но старозаветные традиции блюлись. Принц с аппетитом попил чай, съел пирог с брусникой и перед сном соизволил вполуха выслушать гадание на растертом лишайнике и толченых пауках.      
Мерцал кровавым глазом огонь в печке, мягко оттеняла сумрак леса желтая луна за окном, в углу, где у добрых людей висят образы святых, задумчиво таращился филин. Принц лежал на печке под бараньим тулупом и сонливо созерцал колдовские действа ветеранши. Было тепло, таинственно и совсем не страшно. Старуха сожгла какой-то коричневый порошок в плошке, а золу бросила в котел с водой. Часть порошка тут же опустилась на дно, другая же расплылась поверху причудливым узором. «Вижу, вижу, соколик, - зашептала гадалка. - Предстоит тебе дороженька дальняя, непрямая, особая. Сумеешь пройти ее – найдешь желанное. Много суетного будет. В суете сует обретешь постоянное, в хляби - твердь. Но это, если не изменишь себе. Понял, соколик?»
Лотису неудобно было сознаться в малоясности услышанного, и он предпочел кивнуть.
- Ничего, ничего, орленок, - бормотала почтенная женщина. – Иди, куда идешь, а  дорога, она рассудит. На то она и дорога…
Под эти слова принц безмятежно заснул. И снился ему рай с хороводами да самовар с бубликами.
Утром Лотис вторично попил чайку на лесных травах, расписался в книге почетных гостей с выражением благодарности за проникновенный сервис и покинул гостеприимную избушку. Баба-Яга задумчиво помахала ему вслед лопухом, заменявший ей носовой платок, вспомнив зачем-то свою незрелую молодость.
Была она когда-то графскою дочкою, и ухаживали за ней сразу две головы из трех Дракона Гореоновича. Но нравилась ей лишь левая крайняя голова, которая звалась Антигоном. Глаза его отливали зеленым перламутром, а произносимые слова лились такие ласковые, что сердце не могло биться ровно. И убежала она с ним из дома, и жили бы они хорошо – подвластные земли у Гореоновича были в ту пору обширные и дань обильная – да вторая голова шибко ревновала. А третья насмехалась над обеими. Нервная обстановка окончилась стрессом. Во время сна вторая голова перекусила шею Антигону, после чего началась война между оставшимися двумя. И шла междоусобица, пока, прослышав про внутренние распри, не заявился некий рыцарь, да ни поотрубал Гореоновичу остальные головы. Повезло ему, ибо с тремя, да еще жившими в согласии, ни за что бы не справиться. Графская дочка в свою очередь на шею рыцарю отнюдь не бросилась, как тот, должно быть ожидал, а укоротила ее на неподобающую для жизни величину. Так молодица осталась вдовою и одна в лесу. И долго мстила она людям, проходившим через ее территорию, пока не состарилась, и не пришел Прогресс. Предложено ей было перейти на работу лесничего либо отправиться в город: то ли к ученым в лабораторию, то ли вообще чуть ли не в зоопарк. Ни к охальным ученым, ни тем более торчать у всех на виду в зоосаде она не захотела, а смирилась и стала блюсти заповедник по мере ее убывающих возможностей, а ночами думала – так ли распорядилась своею судьбой, и не вкралась ли где ошибка? То и нам неведомо, а потому судить не будем и продолжим повествование.
В следующую ночь Лотис заночевал в дупле, потеснив семейство белок. Те не обиделись, ибо бельчата уже выросли и разбежались делать карьеру на других деревьях. Принц лежал в дубовой колоде, смотрел на небесные огоньки, кои уже много веков на что-то усиленно намекали людям. Лотис, как и все до него, попытался разгадать их шифр, пока веки не сомкнулись. Снился ему пикник с рыбалкой да филин, глядевший удивленно-вопрошающе из окна избушки на окрестный мир.
И вновь неустанно шагал принц весь день и заночевал в стоге сена. Но на противоположной стороне копны долго не давали заснуть ругавшиеся между собой лисы. Лотис смотрел на желтый тазик в небе и вспоминал дворовых хохотушек по именам и лицам. А когда заснул, то приснилась ему жаркая битва с неприятелем и свое награждение орденом за отвагу.
Каждое утро Лотис вставал с удовольствием навстречу хорошей погоде и шел легко, ибо голова его была ясна, мысли же скользили подобно белым кучерявым облакам по небесному синему льду. Жить было хорошо, а молодость хоть имела начало, но вряд ли имела для него конец. Под настроение он нюхал цветочки, омывал ноги в ручье, собирал ягоды, посвистывал птичкам и был готов к книжным приключениям. Других он пока не знал.
На третий день лес кончился, и принц увидел аккуратно возделанные поля. То там, то сям среди нив трудолюбиво убирали урожай пейзане. Все говорило о том, что в мире царил разумный порядок и это радовало. Принц сверился с картой и уверенно направился по змеившейся дороге на восход. В том направлении значком в форме вилки на карте был обозначен постоялый двор. После тесного общения с природой, принц явственно ощущал потребность в омовении горячей водой и мягкой постели.
Подсказанный маршрут не обманул - гостиница обнаружилась в указанном месте. Пока принц не был коронован, тесное общение с народом не возбранялось, и Лотис, удовлетворенный сознанием своего демократизма, отобедал в общей зале. Проезжие были интересны тем, что рассказывали о местах, где бывали, и расспрашивали о тех, куда направлялись. Узнавалось много нового. Запомнилась Лотису следующая быль дородного, задумчивого взором купца.
- В далеких краях живет принцесса, прозванная Великой Салерией. Она столь хороша, что у нее нет отбоя от женихов и прочих домогателей. Но никто ей не по нраву. Она говорит, что ждет возлюбленного, который был бы не только красив и умен, но и неисчерпаем в любви и нежности. Сначала все поняли ее заявление так, будто она необузданна в своих плотских желаниях, и ко двору ринулись всевозможные чемпионы по этому виду спорта. Но они повылетали из дворца в мгновение ока. Наведывались и культуристы, но тоже отбыли без обеда и победы. А от особо настойчивых женихов Салерия требовала, чтобы те писали ей конкурсные любовные письма. И всегда возвращала обратно с критическими резолюциями: «Глупо», «Банально», «Лживо», «Вымученно», «Вычурно». Ей пытались читать стихи и слагать песни – она же отвечала, что их можно адресовать кому угодно.
- Ничего, к старости станет менее разборчивой, - сказал один проницательный проезжий.
- А она не стареет. У нее на роду написано, что пока не встретит возлюбленного, будет оставаться молодой.
- Ну-у, тогда понятно, отчего ей мужчины не по вкусу! – разом вскричали слушатели.
- Нет, дело не в этом. У нее на том же роду определено, что пока не найдет возлюбленного, не будет ей дана радость от молодости.
«Хорошо бы найти и посмотреть на такое чудо», - подумал Лотис. Но участвовать в состязании он не собирался, самокритично понимая, что силенок на такие подвиги ему не хватит.
Ровно через шесть дней, точно в намеченный срок, принц вышел на просеку, которую в незапамятные времена проложил сумасшедший дракон, теперь местами заасфальтированную. В конце ее, как и было обозначено в дорожной схеме, показался институтский тын. По стародавней традиции отпугивания недобрых духов, верх забора был утыкан головами подопытных животных. Времена, конечно, изменились, и в духов уже не верили, однако они сохранялись и ради самой старины, и так… на всякий случай. Подойдя к золоченым некогда воротам, принц постучал. Ответа не последовало. Лотис потянул на себя щеколду калитки, отчего часть тына неожиданно с треском пыльно обвалилась. Уцелевшие головы печально взирали на молодого варвара. «Вот какой я сильный!» - горделиво подумал принц и переступил невидимую черту, отделяющую знание от незнания.
Его взору предстало большое здание чертога царственных наук. Внешним видом оно представляло собой корабль, где роль главной мачты выполнял высоченный шпиль, увенчанный указательный пальцем, устремленным вдаль - символом слова «Смотри и Думай!». (В другом царстве ему предстоит узреть иную скульптуру, символизирующую результат думанья. Но об этом в своем месте и в свое время.)  Громадные парадные двери, окованные фальшивым червонным золотом, были, как ни странно на первый взгляд, забиты досками, а прикрепленный к ним кусок пергамента бодро извещал: «К заднему ходу пойдешь – внутрь попадешь!» Туда принц и отправился.
Закрыли парадное лет двести назад. Рассказывают, что тогдашний верховный магистр Храма Знаний решил, что входить неофитам следует с заднего входа, а вот выходить с парадного. Потому парадные двери отворялись лишь в день получения диплома.
Тихое снаружи здание внутри бурлило полнокровной жизнью. Толпы принцев и принцесс сновали по его объемным коридорам. Были среди них и те, кого слуги несли в паланкинах. То были коронованные особы из восходных царств. Со временем и они впитывали в себя мудрые традиции монархического равенства и также переходили на пешее шествование и демократическое общение с себе подобными. Но метаморфоза происходила уже на старших курсах, когда количество выпитого перерастало в качество съеденного пуда соли.
Среди быстротечного водоворота изредка проплывали дредноутами важные седобородые профессора в долгополых мантиях и треугольных шапочках. И принцы почтительно уступали им дорогу, ибо в стенах Института они были всего лишь студиозами, призванными постигнуть среди прочих предметов и науку почитания, чтобы глубже в будущем осознавать прелесть низкопоклонства со стороны подданных.
Добравшись до Приемной комиссии, Лотис оказался в зале, где за длинным дубовым столом сидели озабоченные мужи в одинаковых голубых мантиях. Принц отвесил подобающий поклон и достал из бархатной сумы с королевским вензелем надлежащие бумаги. Сидельцы придирчиво вчитались в грамоты принца, а затем приказали служителю взять из его пальца каплю голубой крови для удостоверения подлинности аристократической сущности. Предосторожности были не лишними, потому что в Институт не раз пытались проникнуть субъекты плебейского происхождения – самозванцы, двойники, внебрачные отпрыски и прочие узурпаторы.
После завершения всех формальностей принцу объявили о занесении его – сына Арховелеса ХIХ-го по прозвищу Непорочный – в список абитуриентов на факультет Абсолютных Монархов. Новая глава в жизни принца была наконец открыта.

                _______ 
               

В свое время батюшка, как и было принято в монархических домах, постарался дать сыновьям хорошее домашнее образование. Король издал указ обучить их «всем естественным и противоестественным предметам, точным и неточным наукам, в гуманитарных и антигуманных областях. А также военному делу, благородным манерам и правилам ухода за лошадьми».
Чтобы с честью выполнить столь обширную энциклопедическую программу либерального толка (в тот сезон это было модно), решено было через посланных во все концы света гонцов пригласить лучших педагогов. Правда, вслед указу о наборе издали секретный циркуляр с требованием набирать учителей лучших, но по максимально дешевой цене.
Первым прибыл отставной полковник неизвестной службы, который, рассказав принцам во вступительном слове несколько по-солдатски соленых анекдотов, со следующего дня беспробудно запил.
Следом явился учитель то ли орфографии, то ли хореографии, а может быть даже географии. Этого точно выяснить не успели, потому что он исчез сразу же, как только получил свое жалованье за месяц вперед. Причем исчез, подлец, вместе с хорошенькою дочкою обергофмаршала. Впрочем, через две недели она вернулась обратно с небольшим, легко объяснимым ущербом для себя, но к великой радости родителей и изнывающих от отсутствия детальной информации подруг.
Затем учителей понесло десятым валом. Они приезжали на велосипедах и дилижансах, приходили пешком и приплывали на кораблях. Прискакал на верблюде один йог, потребовавший, чтобы принцы отныне спали на гвоздях. И все эти педагоги с белыми, желтыми, коричневыми и просто испитыми лицами просили одно и то же – еды, питья, жалованья вперед и лучших мест в гостинице. Король-отец уже был не рад своей затее. Надменных грамотеев то и дело ловили в чужих садах и постелях, а также порой били в местных трактирах как злостных неплательщиков.
Король закручинился и в поисках выхода от напасти созвал Тайный Совет. Заседали келейно всю ночь на королевской конюшне. Утром, окончательно протрезвев, постановили: «Оных педагогов, сиречь учителей, спровадить из великого королевства, но под благовидным предлогом, не роняя монаршего достоинства».
Сперва удалось избавиться от йога. Ему в кровать подпустили свору голодных клопов. Йог, верный традиции, с помощью медитации, старался не обращать на них внимания, продолжая спать на своем гвоздастом ложе. Но придворные стали замечать, что вечером, перед тем как идти в опочивальню, он все чаще стал задумываться, стоя на голове в позе лотоса. Продержался йог две недели. Однажды утром он выскочил из спальни и произнес длинную и горячую речь на своем йогском языке, после чего оседлал верного верблюда и ускакал в сторону Восхода.
Прочие же оказались покрепче. Клопов они морили, мышей пугали, змей ловили, пауков сшибали. После долгих обсуждений на очередном пленарном заседании Тайного Совета в районе рыбацкой заимки, когда уже жены прислали гонцов с ультимативным требованием закруглить заседание и явиться  домой, решили прибегнуть к хитрости. Как-то прекрасным светлым утром глашатай зачитал царственное сообщение, а именно: из-за серьезной поломки печатного станка жалованье ученой рати будет задержано месяца на четыре, а может быть, на полгода. Предписывалось обождать, продолжая занятия за свой счет. Ватага наставников очень взволновалась, помитинговала, а затем, сославшись на срочные дела, болезни, неподходящий климат и тому подобное, умчалась из королевства на всех видах транспорта, включая и собственные ноги. Правда, кое-чему принцев они научить успели. Некий шотландец, выдававший себя за геометра, привил старшому страсть к футболу. Другой, кажется из Восточной Америки, обучил среднего игре краплеными картами и банджо. Младший же остался глух к трудам всех учителей без исключения. Король-батюшка только вздохнул, оценивая плоды учения и, вспомнив, как обучали его самого в пору невнятной юности, вооружившись длинной и прочной линейкой, чтобы не сразу обломать ее о чугунные лбы отроков, занялся обучением сам. Юнцы ежедневно приходили к отцу в урочный час, и он излагал им все знания, какие помнил и накопил за прожитые годы. Однако к концу первой недели он явственно ощутил, что начинает иссякать и оттого повторяться. Сыновья почтительно помалкивали, но по смешливым бесенятам в их глазах многоопытный король уразумел угрозу своему отцовскому авторитету. Пришлось опять спешно созывать Тайный Совет. Позаседав вволю в дальних покоях, что недалеко от кухни и наискосок от королевского буфета, многомудро порешили привлечь местные кадры на общественных началах. Это сулило казне изрядную экономию. Но, ввиду того, что никто из придворных не взялся обучать принцев, ссылаясь на загруженность и плохую память, то постановили, как и указывала традиция, идти в народ и искать там самородков. Таковых довольно быстро сыскали в потенциально богатом талантами населении королевства. Ими оказались конюх, пастух и звонарь. Конюх научил принцев пить стопками, рюмками и стаканами, популярно объяснил разницу между кобылой и жеребцом, заодно между мужчиной и женщиной. Пастух объяснил суть своего руководства стадом, посчитав, по-видимому, что большой разницы в науке управления нет, а в остальное время демонстрировал близкое по духу искусство сшибания кнутом верхушек одуванчиков. Звонарь убедительно, на базе близлежащих примеров, доказал, что все окружающее греховно, а все дела и поступки, кроме чтения духовных книг и раздачи милостыни – суть тоже грех. Вдохновенные книги читать было недосуг, денег не водилось, и принцы заключили – вертись, не вертись, но от греха не уйти, а потому и избегать его не стоит. На том учение и закончилось. Где-то через год король вновь встрепенулся. Остерегаясь более звать заезжих учителей, он приказал мужавшим чадам ежевечерне приходить к нему и на сон грядущий читать по нескольку страниц ученых книг. Куда там! Старший и средний изо всех сил манкировали своими обязанностями в силу необходимости спешить на столь частые в эту пору половые свидания. Король-отец повоевал немного со столь прискорбными обстоятельствами и махнул рукой. Не в последнюю очередь оттого, что чтение старших сынов вызывало в нем головную боль и колики в животе. Так и повелось: книжки читал младший, и это ох как пригодилось ему на вступительных экзаменах.
Надобно сказать, что при всей кажущейся безалаберности домашнего воспитания в данном королевстве, принцы оказались во вполне благополучной для умственного развития ситуации. В прочих царствах господствовала классическая система образования, а именно: в одну педагогическую руку бралась личность, а в другую тома энциклопедии «Великая кладезь знаний». Затем второе впихивалось в первое. Делалось это следующим образом: в первый год учения заучивали первые десять томов энциклопедии, во второй - следующие десять…, в десятый последние десять томов. Считалось, что, пребывая на столь ответственном посту, монарх должен разбираться во всех накопленных на данный период эволюции человечества знаниях. Что действительно усваивали принцы, установить не удавалось, ибо проверить их осведомленность, когда они вступали на трон, никто уже не смел. Но отдельными умами было замечено, что великие государи появлялись в миру не в зависимости от оценок по усвоению «кладезя», а по каким-то иным причинам, отчего развелись критиканы, доказывавшие, что их светлостей надо бы учить, исходя из их природных склонностей, благодаря чему каждый принц займет то место в круговороте жизни, которое ему предназначено судьбой. Но «классики» с возмущением отвергали столь утилитарный подход, указывая, что Учителям негоже ждать милостей от Природы, а гоже поставить ее на службу Энциклопедии. Короче, наш принц знал не меньше и не больше прочих принцев.   

_______
               

На время экзаменов Лотису выделили покои в пансионе Царственных Особ II-й категории в виде комнатки-спальни с позолоченным рукомойником и потолком, расписанным сценами коронации. Там он просиживал ночи напролет, готовясь к ответственному испытанию. Единственное чего он не мог понять, – отчего другие кандидаты готовились столь разно: одни жгли свечи до глубокой ночи, другие пропадали неизвестно где и являлись поутру усталые, но зело чем-то довольные, либо слонялись по апартаментам, болтая часами с себе подобными. «Наверное, домашние учителя у них подвизались не в пример нашим, и они готовы к испытаниям, как в пограничной крепости», - решил Лотис.
Первым экзаменом было сочинение. Кандидатам предложили тему: «Мое представление о монаршем величии и королевском управлении». Лотис исписал крупным почерком шесть листов мелованной бумаги, добросовестно пересказав все заветы батюшки, услышанные им за время домашнего обучения. Получив оценку «удовлетворительно, но не очень», пошел сдавать Историю Династий. Династий было до умопомрачения много. Перекрестные браки и дворцовые перевороты лишь усугубляли дело. Однако память у принца была еще по-молодому крепка, и ему удалось на 24 часа запомнить почти все изложенное в учебнике и получить оценку «отлично, но не совсем». Третьим и последним экзаменом было чистописание. Кандидаты должны были переписать кусок из «Хартии вольностей королей» сначала каллиграфическим уставом, потом полууставом и затем готическим письмом, после чего расписаться в содеянном царственной подписью. Писать красиво и подписываться пышно считалось одной из важнейших добродетелей монарха. Так сказать, в Историю он должен войти с красиво подписанными архивами.
Битых два часа Лотис, высунув язык, выводил письмена стародавним почерком, изо всех сил пытаясь писать красиво. Оценку ему поставили «Однако хорошо».
Сдав последний экзамен, принц почти уверился в неизбежности своего зачисления, о чем и поспешил уведомить родителей. На почте он столкнулся с принцем, приехавшим из одного небольшого, но почти центрального княжества. Он запомнился Лотису тем, что на экзамен приходил одетым по последней моде, то есть во все привозное. Лотису было немного жаль его, ибо без сомнений этот князек не мог поступить из-за своей царственной лени и недалекой родословной. Его дедушка исполнял должность Первого Министра Двора, разбогател таинственным образом, хотя его благодетель Князь нуждался в самом необходимом. В конце концов Князь залез в такие долги, что Первый Министр уговорил его продать трон, чтобы не сесть в долговую яму. Князь сделался Первым Министром, а Первый Министр – Князем. И хотя отец кандидата был уже женат на чистопородной принцессе, но все-таки голубая кровь у него была еще жидковата. Несмотря на все это, встреченный принц был бодр, высокомерен и весел.
- Письмо родичам? - осведомился он. - О чем пишите? О провале?
- С чего бы это? Я сдал на приличные оценки, и моя родословная позволяет мне… - начал было Лотис.
 - Ха-ха! - оскорбительно засмеялся нахал. - Да я сам слышал, что Вы, милок, не проходите по конкурсу.
Лотис обомлел.
- По-видимому, ваш папаша давно не был с государственными визитами?
- Да, это так, - подтвердил сбитый с толку Лотис, забыв даже обидеться на фамильярное «папаша». – Ну и что?   
- Вот то-то и оно! Его никто не знает, а значит, и с Вами считаться не будут. 
- Но у меня голубая кровь! – вскричал принц. 
- Предложите ее дочке богатого лавочника. Они еще любят подобные штучки. Но вы не расстраивайтесь. Исходя из вашей родословной, Вас, возможно, примут на факультет Мелких Тиранов и Деспотов. Там в  этом году недобор.
- А Вы сами-то прошли? - с вызовом спросил Лотис, предвкушая радость от чужого огорчения.
- Конечно. Я еще до экзаменов знал, что буду зачислен на факультет Абсолютных  Монархов.
И он, сделав ручкой, царственно удалился.
Лотис не знал, что и подумать. Розыгрыш? Насмешка? А если это правда, то как ему следует поступить? Вызвать на дуэль? Кого? Гордо уехать не попрощавшись? Но домой не тянуло. Лотис поплелся назад. На пути ему встретился трактир под всеобъясняющим названием «Друг Студиозиса». У входа стоял толстый, улыбчиво-радушный хозяин в расписном переднике. Заметив принца, он услужливо распахнул дверь.
- Прошу, Ваше Высочество!
Принц колебался ровно одно королевское мгновение, равное десяти обычным. «Нет, - затем сказал он себе, - не буду заливать обиду перестоявшимся нектаром. Если я поступлю, то так возьмусь за учение, что они поймут свою неправоту!»
Приняв столь принципиальное решение, принц легко и уверенно зашагал к Храму Знаний.

______
               

 Предсказание наглеца из околоцентрального княжества сбылось. Лотис со скрипом был принят на факультет Мелких Тиранов и Деспотов. Но уже готовый к такому обороту, он не пал духом. Не успели начаться занятия, как принц пошел в библиотеку, набрал кучу книг и, обложившись учебниками, принялся грызть науку. Но грызлось с трудом, ведь предстояло изучить множество фундаментальных предметов, таких как: Общая Теория Тирании, Основы Нелинейного Душегубства, Осмысленная Организация Труда Монарха, а также спецкурсы: История Пытки, О Разновидностях Доносов, Общие Принципы Царственной Генеалогии и, наконец, написать вполне ученое историко-аналитическое сочинение. На выбор предлагалось взять следующие темы: «О праве первой ночи сеньоров средневековой Франции как радикальном средстве укрепления добродетелей в народе», «О причинах тяги либералов к монархии и монаршей длани», или описать царствование одного из запавших в скрижали истории демократических тиранов.
Лотис взялся изучать царствование Педро Десятого. Наставник одобрил это намерение и посоветовал к руководству свой труд. Принц взял в библиотеке книгу и добросовестно ее проштудировал. В ней на трехстах страницах описывались доблести и благородство Педро Х Лучезарного, любимца подданных, очаровавшего своим умом весь ученый мир. Покоренный этим светлым образом, Лотис написал сочинение, итожившее деяния незабвенного и достопочтенного короля Педро в наставление начинающим монархам и отнес к мэтру. Мастер прочитал, перечеркнул написанное и сказал, что он читал устаревший труд и нужно взять другое издание. Принц вновь пошел в библиотеку и впрямь отыскал 2-е издание о Педро Х. Раскрыв фолиант, принц с ужасом узнал о том, что его герой, оказывается, был негодяем, каких свет не видывал: развратником, лгуном и пропойцей. Даже видавшие виды тираны предпочитали держаться от него подальше. Лотис глазам не верил, но на титульном листе стояло имя его учителя. Принц вздохнул и заново переписал сочинение о злодее Педро Х Кровососе. Магистр же, прочитав оное, схватился за голову. «Где Вы все это берете?» – «В ваших трудах, - доверчиво отвечал принц. – «Господи праведный! Да возьмите же последнее издание! Прежнее не нужно!» Делать было нечего. Лотис опять поплелся в библиотеку и отыскал третье издание Истории Педро Х Кровососа. Однако то, что было там написано, очень удивило юношу. В книге пространно доказывалось, что король Педро был не без греха, как и все либеральные тираны, вынужденные раздваиваться между своим человеколюбием и несовершенством людской породы. Да, его правление было неоднозначным: огромные успехи чередовались с не менее грандиозными провалами. Но это придало царствованию особый изыск. А в целом правление было положительным, с определенным прогрессом в сфере культуры и народных ремесел.
Принц вновь, уже без энтузиазма, переписал свое сочинение и отнес мэтру. На этот раз мэтр остался доволен и поставил высокий балл - «почти безукоризненно».
- Вы не могли бы объяснить мне, Учитель, такую большую разницу в ваших трудах по одному и тому же вопросу? – почтительно спросил принц.
- Видите ли, дитя мое, история тем и хороша, что ее всегда можно переосмыслить. Вот, например, писатель сделать это со своим придуманным творением не может. Написал – и все! Оное сочинение остается в веках. А с историей - наоборот. Ее можно подправить так, как этого требует очередной полет растущего человеческого духа или, если говорить попроще, здравствующий монарх-благодетель.
 - А можно написать историю сразу… набело? – простодушно поинтересовался Лотис.
- К счастью, нет. История всегда отражает квинтэссенцию наличной человеческой мысли и от того всегда будет самой молодой, загадочной и ветреной женщиной.       
- А как быть с Истиной? – спросил принц.
- История и есть истина. А истина всегда конкретна, - ответил мэтр, подняв указующий перст к потолку. Потом мэтр вздохнул и добавил:
- Историк пишет для современников и современности, а оное, увы, имеет свойство видоизменяться со временем.
«Значит надо писать свою жизнь для будущего так, чтобы потом было трудно исправить набело», - самонадеянно подумал Лотис. Он еще не знал, что будущее - это способ воспроизводства прошлого с поправкой на моду современного умствования.

(Примечание Краеведа: С этим вписанным замечанием, уважаемого Хронописта, я категорически не согласен.
Хронопист: Хорошо. Я готов вписать объясняющую поправку.)

Вообще-то, история пишется в двух случаях: для души, когда хочется узнать и поведать другим, как жили люди раньше, и для того, чтобы показать, какие наши предки были умные, а все прочие гады мешали им жить.
- А вы для души пишите? – поинтересовался Лотис.
Глаза мэтра загорелись, погорели чуток и потухли.
- Кое-что…. Но мне, как преподавателю славного Института, надо, прежде всего, разрабатывать вопросы воспитательной истории.
Получив исчерпывающее разъяснение, Лотис отправился дальше по стезе науки.
В программе был спецкурс черной магии. На занятие Лотис пришел в единственном числе и смиренно сел за черный от времени стол. Желтый, лысый дедушка в черном балахоне с некоторым удивлением рассматривал молодого человека.
  - Да-а, - произнес он могильным голосом, - мою науку перестали уважать. Проклятое время. Никто не верит в магию. Считают ее не эф-фек-тив-ной, - с трудом выговорил чародей. - Слово-то какое выдумали, произнести сложней, чем заклинание. Мне говорят: «Мир такой, какой мы представляем, а мы не хотим более видеть его прежним. Мы хотим – прогресс!» Да что в нем хорошего – в прогрессе? В воздух чаду напустили, в водоемы дребедени всякой. У русалок мигрень и желудочные расстройства. Попробуй тут парней смехом да игривостью в воду заманивать! Диеты, а не игр хочется. Дело дошло до того, что лешие создали профсоюз! Вурдалаки мельчают. Жалуются, что у нынешних людей гемоглобина в крови меньше стало.
Дедушка тяжело вздохнул.
- А ведь драконы, наверняка, от чаду повывелись. Хоть они и выдыхали всяку дрянь, но вдыхать любили чистый воздух. Эх, время, время… Теперь и верить-то перестают, что драконы существовали. Время губит веру. Без веры вся волшебная сила теряется, иссякает. В вере вся сила! Спохватитесь, да поздно будет. Магия – величина постоянная, завсегда пригодиться может, ибо ясность нужна до поры до времени, да и пребывает она до той же поры. А там начинается муть и без магии не обойтись, - убеждал ветеран. Тщетно!
«Ну и ретроград», - подумал тогда принц. Он, как истинный представитель своего поколения, был безоговорочным сторонником прогресса. Надо сказать, что в тех краях общество развивалось волнообразно – от умиления прогрессом до испуга перед ним, и обратно. На данный момент оно переживало период упоения, а потому считалось, что магию скоро заменят моторчики.

(Хронопист изволил сделать примечание: Как меняется время! Трудно поверить написанному. Здоровые умы спохватились и вернули волшебству и чародейству права точных наук, и теперь спецкурс не испытывает недостатка в слушателях. Правда, старого магистра сменили на более проворную фигуру).

Старый алхимик еще что-то бормотал, кряхтел, вздыхал, но Лотис его больше не слушал. Как только прозвенел колокольчик, оповещающий об окончании занятий, он вышел из мрачной комнаты мага, расписанной бледными знаками зодиака, в светлый коридор Института, чтобы назад не возвращаться. (Придет время, и он об этом пожалеет.) А коридор Храма Знаний также посвятили вразумлению. Почти каждый дюйм стен был занят каким-нибудь портретом, обращением или нравоучительным призывом. Среди этой пестроты выделялись окантованные золотом большие мраморные доски, намертво прихваченные к стене серебряными болтами. То были заповеди монарха. Самая массивная доска оглашала


Заповеди Абсолютного монарха

Помни, что:
1. Ты любишь свой народ, а народ боготворит Тебя.
2. Ты - самый мудрый. Ты - гордость нации.
3. Все великое – плод Твоих трудов, все плохое – результат ошибок министров.
4. Среди советников нет умных, есть только умники.
5. Ты - кумир женщин.
6. Учиться нужно в меру, все необходимое дается Тебе при рождении.
7. Ты - величайший полководец, но сам войска в бой не води. Помни: победителей не судят только потому, что они судят побежденных.
8. Не бойся критики, требуй от критиканов самокритики.
9. Доведя народ до восстания, будь уверен, что причина тому - строптивость подданных.
10. Испытывай чувство исторического оптимизма. Помни: эпоха Вырождения – истинная эпоха королей!

Эти заповеди к принцу не относились, поэтому он охотнее стал читать письмена следующей доски, больше его касавшиеся. Это
 

Заповеди Деспота

Они гласили:
 1. Люби себя, ибо народ и так Тебя любит.
 2. Тирань народ изобретательно, не повторяйся, и народ полюбит тебя еще больше.
 3. Люби войны, но воюй только со слабыми, чтоб всегда быть победителем.
 4. Открывай заговоры против себя не реже одного раза в год, в этом залог Твоего спокойствия.
 5. Помни: все тираны – веселый и общительный народ; любят празднества и простую сытую пищу. Высший уровень тирании – тиран-гуманист.
 6. Прилюдно печалься о судьбе народа.
    7. Пугай! Но с помощью приемов здоровой демагогии.
 8. Поощряй народные таланты. Меценатствуй. В этом твое будущее оправдание.
 9. Твое величие в твоих преступлениях! Потому не мелочись.
 10. Иди в ногу с прогрессом. Консерватизм - удел абсолютных монархов.

Принц старательно переписал мудрость скрижалей к себе в тетрадочку и перешел к следующей доске. На ней значились


Заповеди конституционного монарха

   1. Люби свой народ.
   2. Люби парламент, особенно верхнюю палату.
   3.Люби прессу, кроме левой.
   4. Люби Конституцию.
   5.  Храни традиции, как зеницу ока.
   6. Улыбайся на людях.
   7. Имей хобби.
   8. Всенародно чти мать-королеву.
   9. Люби консерваторов, и приветливо внемли либералам, ибо все они суть твои подданные.
   10. Не ропщи на судьбу!

«Тяжелая у них жизнь, - сочувственно подумал принц, – даже ногой топнуть нельзя, а не то, чтобы казнить или миловать». И он пошел дальше, пока не столкнулся со знакомым князьком из почтицентрального княжества.
- А-а, провинция на марше! – воскликнул тот, завидя насупившегося Лотиса. – Ну, что, сбылось мое предсказание? Учитесь жить, Ваше высоколордство. Сразу скажу – батюшка учил Вас не тому и не так. Ну, не хмурьтесь. Как Вас зовут?
- Лотис, - процедил, не убирая игл оскорбленного самолюбия, принц.
- Это по древнегречески что-ли? Похоже на «Персей».
- Нисколько не похоже.
- А, ладно. Меня зовут Барбидон. А полное имя – Барбидон Уклопус Филадельф. Звучит?
- Еще бы, у нас такого нет! – простодушно восхитился Лотис.
- Я же говорю – провинция! У вас до сих пор всех монархов просто нумеруют, будто инвентарь. Вы-то каким по счету будете?               
- Двадцатым… или двадцать первым…
- Вот видите, чехарда какая. Хорошо хоть не Лопух Шестнадцатый. Впрочем, от перемены мест фамилий суть дела не меняется. А я буду в единственном числе. У нас имена без повтору даются. Мы единственная династия в таком роде и вошли в моду. Туристы так и прут.
В этот момент служитель стал звонить в колокольчик, и Лотис стал выражать признаки нетерпения.
- Вы куда-то спешите? – осведомился Барбидон. – Не к девушке ли?
- Сейчас у нас занятие, - напомнил Лотис.
- Вы ходите на занятия? – удивился Барбидон. – Зачем Вам это нужно?
- Как же! – удивился теперь уже Лотис. – Чтобы знать…
- А чего Вы еще не знаете? – поинтересовался новый знакомый.
Вопрос заставил принца задуматься. Он не мог вот так сходу сообразить, чего он пока не знает.
- Ну вот, сами не знаете, чего Вы еще не знаете. Так что плюньте и пойдемте со мной играть в бильярд. Кон – один золотой.
- Нет, - отрезал принц сурово. – Я пойду на занятия. Там я узнаю, чего я не знаю. Ведь бывает так, что ты чего-то очень важного не знаешь, а сам об этом не ведаешь. Я пошел, до свидания.
- Всего хорошего. Мы еще увидимся… дуралей.
Последнее слово Барбидон добавил уже вслед, когда Лотис не мог его расслышать.

______


Следующим предметом была Мудрология. На кафедру взошел высокого роста и чрезвычайной худощавости человек, словно отдавший свою плоть духу познания. Его голубая до пят мантия отнюдь не свисала обречено до пола, а драпировала его статуарную, устремленную ввысь фигуру. Он строго оглядел сквозь очки аудиторию и вдруг вопросил:
-  А что есмь Мы?
Так как ответа не последовало, то он продолжал:
- А что есмь Бытие наше?
 «Вот, наверное, то, чего я не знаю», - подумал, сладостно замирая, Лотис.
- А «мы» есть консистенция того, чего знаем, того, что думаем, что знаем и  того, что хотим знать, но мало понимая что к чему и зачем, пребываем в космической меланхолии, - сформулировал оратор. - А бытие есмь наше желание, наше представление, деленное на реалии, кои либо не соответствуют первым двум субстанциям, либо, что реже, соответствуют, благодаря нашему виталистски неорганизованному опыту…
Принц попытался в старании записать вышесказанное, но человечище на кафедре уже тек мыслью дальше.
- Раз бытие не поддается однозначному определению даже опытным путем, то возникает - что? - задача дать ему осмысление на, так сказать, высоко теоретическом уровне. И работа кипит вовсю уже не одно столетие. Но раз опыт не сводим к единому знаменателю, то несводимо и теоретическое осмысление бытия. И потому стали появляться направления толкований, оформляемые в школы со своими Главными Хранителями блуждающей истины. Они исходят из постулата, что задача истинной философии ставить внятные вопросы, на которые нет – что? - внятного ответа. Это открывает для абстрактного ума необозримые дали для размышлений о чем угодно на высоком, опять же – что? - теоретическом уровне. В результате многовековой работы все идеи уже высказаны, интересны лишь их формулировки. На их основе сложились ветвистые – что? - направления. Существует много любомудрских школ, кои неустанно соревнуются в распространении добытой тяжкими трудами истины. Однако сложность в том, что все они различны меж собой. Кто из них прав, спросите вы? Кто последняя, так сказать, инстанция? Ну. во-первых, те, кто присвоил себе это право и принудил остальных к этому тем или иным доступным способом. Во-вторых, чье любомудрие сегодня экстравагантнее других. И в-третьих… в третьих, все они могут стать истиной в последней инстанции, ибо одна и та же истина может подходить для одного и быть – что? - противопоказана другому, быть верной для одной духовной атмосферы и задыхаться в другой. Не бойтесь этого парадокса, Ваши светлости! Люди столетиями жили в плену одной ложной истины, чтобы затем органично перейти к другой ложной истине, и ничего им от этого плохого не делалось. Ибо нет Абсолютной Истины, по крайней мере, на грешной нашей земле, а есть лишь путь к ее постижению, который, однако, никогда не будет пройден простыми смертными. Но вы можете спросить: как же все-таки жить без нее? Очень просто: следуйте инстинкту самосохранения и закону тяги к благополучию, и вы проживете жизнь без особых хлопот. Простолюдины обычно так и поступают, действуя, пусть и неосознанно, сообразно этому вектору, хотя и норовят осложнить себе существование, отклоняясь от него. Однако мы не можем поставить здесь точку, ибо жизнь чрезвычайно многообразна в предлагаемых монарху обстоятельствах, и в ответ любомудрские школы разработали толику концептуальных парадигм на все случаи субъектного бытования, кои нам и следует рассмотреть. Их 64…
Принц Лотис со вздохом закрыл свою тетрадочку и стал терпеливо ждать звонка, уже не надеясь постичь глубины всех 64-х великих теорий. Глупый отрок! Он и ему подобные еще вернутся к ним, но уже на практическом уровне с соответствующими накладными расходами. Он тогда еще не понимал, что если бытие нельзя объять одной формулой, это не значит, что его можно проскочить стороной, и оно стукнет каждого из нас ровно 64 раза в течение жизни. Если вы, конечно, не получите детский мат значительно раньше…
               
               
(Примечание Хронописта: По поводу легкомысленного замечания молодого краеведа в конце предыдущего сказа я, хронопист Прокопий, замечу, что писать молодому о молодых не возбраняется, но суть поступков молодых понять может тот, кто уже отбыл этот срок и познал это состояние в совершенстве. О сути явления лучше судить с известного расстояния, вкусив ея плоды  полностью.)


 
Сказ 3. СОБЛАЗНЫ

Первое знакомство с Учением несколько остудило нашего принца, хотя он и не признавался себе в этом. Но после лекций ему в голову пришла прямо-таки философическая мысль: «А почему бы ни поинтересоваться и другой стороной жизни, которая вся есть в сущности одно сплошное учение?» Эта невольная идея показалась ему столь вызывающе неординарной, что принц незамедлительно покинул комнату и пошел искать единственного пока в этих пенатах знакомого – Барбидона Уклопуса.
Чтобы найти его, Лотису пришлось методично прочесывать царственный пансион этаж за этажом, с некоторой робостью осваивая незнакомые территории. Помогла стихия. В царственном общежитии бытие бурлило, подобно ярмарке в воскресный день. Поток захватил Лотиса и понес его коридорами и анфиладами. Лотис с удивлением успевал подмечать, что широкие массы представителей голубой крови ведут себя совершенно противоположно тому, как следовало бы вести, исходя из правил этикета для царственных особ. Одни играли в карты на подоконниках, другие в салочки. На лестнице ему пытались продать гороскоп на его царствование, а в темном углу – набор открыток с освежающими видами королевских дочерей. Отказавшись от того и другого (по правде говоря, больше по финансовым соображениям, чем по нравственно-умозрительным), принц проследовал дальше. Он не ведал, что идет к пропасти. Как, впрочем, о том не ведаем и мы в подобных случаях.
В одной из зальных комнат он наткнулся на компанию, где не пили, не курили, не играли в карты, а горячо что-то обсуждали.
- Вы присоединитесь к нам? – тут же спросили Лотиса.
- Да! – бухнул он и немедленно был вовлечен в тесный круг страстно жестикулирующих единомышленников. Когда Лотис прислушался к тому, о чем говорят, – его прошиб холодный пот.
- Хватит дискуссий и речей! Надо начинать революцию немедленно! – кричал высокий, бледный юноша в пенсне.
- А тактика? Вы забываете про тактику! Где же тут стратегически выгодный момент? – споро возражал ему бледный лицом и скромного росточка принц, причем, похоже, возражал не столько по идейным, сколько по личностным соображениям. И оно было  понятно, ведь рядом стояла и внимала диспуту златокудрая фея из породы «грандиозус сексуалис», махая ресницами, словно опахалами.
- Тактику диктуют баррикады! – свысока в прямом и переносном смысле ответствовал долговязый оппонент, что еще больше распалило не выдавшегося ростом соперника.
- Это провокационная авантюра, ставящая под удар всю организацию!
- Вы можете в акции не участвовать, раз так боитесь.
Бледнолицый явно проигрывал по всем позициям, но Лотису было не до психологического пасьянса. В его помертвевшем, захолонувшем царственном сознании булькала и перекипала одна-единственная мысль: «Это ведь бунтовщики… заговорщики!» Он никогда не видел революций, но в детстве, когда плохо ел кашу, родители пугали Лотиса тем, что тогда народ разлюбит его и сделает революцию. С тех пор родовой страх прочно угнездился в его внутренностях.
- Значит, поднимаемся прямо сейчас? – с решительностью в голосе вопрошала фея, воинственно взмахивая ресницами. Оппонент вынужден был обиженно заткнуться, а высокий субъект поставил точку:
- Только так!
«Мамочки мои!» – простонал про себя Лотис, не видя выхода из положения. Уйти нельзя, еще казнят как предателя. Участвовать же в революции для него противоестественно. Нужен был хоть какой-нибудь завалящий совет, но государев Совет из дома не  выпишешь. Однако фортуна порой бывает милостива. Правда, часто так кажется на первый взгляд. В этот трагигамлетовский момент в комнату вошел давно разыскиваемый Барбидон.
Лотис опрометью бросился к нему и приник, будто к родному брату. Но Барбидон не сходя с места, вылил на него фигуральный тазик холодной воды.
- А, и Вы здесь? Молодец, что с нами. В этот исторический момент не должно быть отсиживающихся!
Жизнь для Лотиса вновь поблекла. «И ты, Брут?» – возможно, сказал бы он на это, если бы успел получить классическое образование.
- Мне даже не пришла в голову мысль поручить Вам войти в делегацию с нашим ультиматумом. Такой чести добиваются многие. Ну что ж, исправим ошибочку… Судари и сударыни! – повысил голос Барбидон. – Я хочу представить Вам этого молодого, неистового инсургента, мечтающего бросить на алтарь свободы свою жизнь!
Лотис зарделся от такой пылкой характеристики, тем более, что златокудрая спустила свой взор с вершины фигуры пламенного революционера и удостоила внимательным взглядом «рвущегося» в бой принца.
- Это мой лучший друг, - продолжал Барбидон, - и я знаю, как он мечтает войти в делегацию.
- Вместо тебя? – спросили его со зловредной ехидцей.
- Разве я могу отказать другу? -  возмутился Барбидон. – Как говорит наша народная пословица: «Большому кораблю – большое плавание, большому человеку – высокий пост!» Давай друг, у тебя и биография благороднее.
- Ну, хорошо, значит, он идет и… кто еще?
Из толпы принцев вытолкали двух молоденьких, пунцовых от смущения индивидов. Пенсненосец торжественно извлек из кармана свернутый в трубку документ и подал Лотису.
- Отнесите Верховому Магистру и обязательно дождитесь ответа. Срок ультиматума истекает через десять минут после его подачи.
Лотису ничего не оставалось делать, как взять сей смертный приговор. По бокам встали два других члена делегации, и они все направились к дверям.
- Подождите!
Лотис проворно оборотился со вновь вспыхнувшей надеждой уберечься от указующего перста рока. Но им навстречу выпорхнула златокудрая и расцеловала всех трех по очереди в щечки. Теперь пути были отрезаны. Трое смертников отправились на заклание.
Перед дверью, за которой помещался сам Верховный Магистр Института, их остановили, быстро выспросили, что и зачем им тут нужно. Отобрали свиток, прочитали. Оказалось, что речь идет о требовании отмены пудинговых дней в институтской столовой. Ультиматум отнесли не к Верховному Магистру, а куда-то в боковую дверь. Ждать делегатам и впрямь пришлось недолго. Не успело истечь отпущенное ультиматумом время, как из боковушки им вынесли решение: высечь и выселить из царственного пансиона. В случае же повторения подобного отослать домой с соответствующей характеристикой, дабы пороли их отцы, а не милосердные мужи науки.
Дальнейшее происходило не менее быстро. Их отвели в другую комнату – поменьше, с низкими сводчатыми потолками и всыпали там на широких, удобных для экзекуции скамьях по десятку розог. Пока длилась процедура, Лотис успел прочитать на стенах следующие вразумляющие сентенции, оставленные предыдущим поколением вразумляемых: «За битого двух небитых дают», «Жизненный опыт многообразен» и даже такую: «Все познается в сравнении». Последнее особенно понравилось Лотису (если так можно выразиться, учитывая обстоятельства сопутствующие чтению). 
Что думали другие принцы, осталось невыясненным. Только один из них, по виду маменькин сынок, пытался вырваться крича: «Оставьте меня, я тут второстепенный член предложения!» На что ему веско отвечали: «Или ты учишься у жизни, или жизнь учит тебя».
               
______


Читателя, обреченного жить без голубой крови, порет сама жизнь, причем без явных педагогических целей, а просто в качестве разминки, потому он уверен, что рай на Земле существует только во дворцах. Следует развеять это заблуждение (хотя следует иметь в виду, что незлонамеренные заблуждения украшают нашу жизнь).
Преподаватели Института были людьми подневольного ума, но великого усердия. Они искали педагогическую истину на ощупь, но целенаправленно. Порку, как элемент воспитания Царственных Особ, ввел один из первых Верховных Магистров Храма Знаний в неправдоподобно давнем веке отец Пафнутий, по прозвищу Почтисвят (ибо свят один Создатель, если, конечно, не пенять ему за сотворение Змея-искусителя). Предание донесло до нас его веские слова: «Не может быть уважаемого монарха без гордыни, и не может быть гордыни без усмирения ея». Это был принцип, на котором предстояло построить величественное здание Храма Монаршего Воспитания, где происходило бы наполнение сосуда, сиречь вверенного родителями тела, особым абсолютистским духом. Само понятие говорило о необходимости двигаться к возможному земному абсолюту, который по замыслу Свыше заключался во Власти. Монарх мыслился устремленным ввысь, подобно стреловидному монументу, но стоящим на твердой почве реальности. И в этом противопоставлении верха и низа не было злостного противоречия. Педагогика Храма Знаний покоилась на прочном, зацементированном столетиями фундаменте, исключавшим парадоксы. О том, какое это зло – парадоксы, ученые умы осознали во время краткого пребывания на посту Верхового Магистра герцога Фукаляроша, человека специфических умственных способностей, который вступил в должность под девизом: «Хранилище Знаний должно быть их Чертогом, а не Склепом!» Он даже хотел переименовать Институт имени Пипина Короткого в Академию имени Марка Аврелия. Но представив, как там начнутся нескончаемые споры о том, можно ли использовать в качестве теоретического источника указательный палец, особливо, если это палец Его Величества?, оставил свое намерение. Однако почитай все светлые умы обеих полушарий согласны, что именно он заложил основы теоретической теории всего сущего.
То было время моды на античные редкости и всевозможные свободомыслия. Однако первоначальные упования на обновленческую деятельность свежих умов против зачатых темными веками слепых догматов вскоре пожухли. Эпохе Ренессанса закономерно пришла понятная всем и близкая сердцу эпоха Ретрогадства, а с ней раскол в тех же самых головах. Благодаря этому консервативной части преподавателей удалось отстоять старое название учебного заведения, несмотря на то, что студиозы изобрели немало шуток, обыгрывающих «хозяйство Пипина Короткого». Но старолюбы их игнорировали, считая, что независимость монархической идеи от сомнительного юмора лишь подчеркивает крепость устоев монаршества.
Были, по правде сказать, оглашены и интересные идеи. В частности, проект закона, по которому каждый градоначальник и приравненный к нему чиновник по отбыванию им на посту 20 лет награждался орденом высокого достоинства и затем торжественно расстреливался. Столь высшая форма справедливости вызвала острые дискуссии и не была всеми оценена по достоинству.
После себя Фукалярош оставил массу сомнительного по нравственному запалу фольклора. Студиозы с удовольствием повторяли его перлы по разным конкретным поводам, типа: 
«И так он свихивался, пока не стал гением» (это о Диогене).
«Беда этого профессора в том, что он путает понятия «действенность» и «девственность» (это об уважаемом профессоре… Впрочем, не важно о каком).
«Вначале было Слово. И оно было матерным» (это о другом уважаемом коллеге).
«Лучшая ложь – это полуправда» (Каково? Все политики и адвокаты тотчас взяли этот тезис на вооружение.)
Или вот еще, всем известное: «Пока не соврешь – ни за что не поверят». Это тоже от Фукаляроша.
На балу одна дама, общаясь с герцогом, воскликнула: «Вы хулиган, сэр!» - «Зато – сэр!», - с достоинством ответствовал он.
Вольнодумство так и перло из него, затопляя окрестности. Что могли вынести принцессы из лабиринтов образования, если герцог любил повторять такую выношенную им опытным путем мысль: «В каждой добропорядочной даме должны быть задатки порочной женщины. И наоборот». Не мудрено, что в Европе началась Реформация. В королевских домах вошло в моду заводить парламенты и слушать ученых, рассуждающих о дате рождения Бога. Тогда все, кому был дорог прежний естественный порядок вещей, подступили к герцогу с укоризною. Тот вспылил и с криком: «Все, хватит, я ухожу в женский монастырь!» покинул Храм Знаний. А его преемникам пришлось много потрудиться, чтобы вернуть сущее на круги своя. В том числе и при помощи розог. Верховный Магистр Эразмуил Инквизиторский сначала теоретически пришел к мысли, что розги являются самым весомым и вразумляющим аргументом в любом споре. И хотя его совесть бунтовала против проверки горних высот теории низменным опытом, он с сожалением перешел к практике. На эту тему им был написан приличествующий сложности трактат и издан весомый приказ. С тех пор так и повелось. «Главное - вовремя напугать», - заявил Эразмуил. Сначала этот тезис восприняли как ретроградство (на дворе Декамерон и Пантагрюэль все-таки!), но когда из королевств посыпались благодарственные царские письма за хорошее воспитание вернувшихся в отчие дома отпрысков, тут даже прогрессисты призадумались. И стали внимательнее слушать изречения своего начальника. Он же глаголил мудрые истины без устали:
«Не поротая молодость – пропащая молодость». (Краеугольный постулат.)
«Воспитание есть передача по наследству ошибок отцов с попыткой последующего их исправления, что позволяет наследникам убедиться, что они такие же дураки, чем сохраняется гармония преемственности». (Это самый философичный постулат из всех произнесенных Магистром. По нему защищено множество диссертаций.)
«Чтобы управлять, надо сначала научиться подчиняться!» (Взято на вооружение.)
«Хочешь быть начальником – будь им!» (Самое туманное изречение магистра.)
«Чего не успел я, сделаете Вы, и, возможно, хуже». (Напутствие выпускникам.)
Этот экскурс в историю дан для того, чтобы рельефно вылепить мысль о том, сколь сложен процесс омонаршивания монархов, где свобода и ее противоположность – порка - суть нерасторжимое благодетельное единство. Недаром Средние века стали эпохой расцвета диалектики, к многочисленным почетным творцам которой принадлежит и Эразмус Инквизиторский.
Но вернемся к пострадавшим. Трое принцев после порки, не зная, что делать дальше, в смущении топтались у ворот Института. До сих пор решения принимались за них, когда вдруг колесо фортуны повернулось к ним задней осью и скрип сей возвестил им о наступлении времени желанной свободы, то есть о праве выбираться из незавидного положения самим. На руках у них были официальные листы с двумя параграфами. В первом им выносилось порицание и предупреждение, во втором сообщалось об их выселении из королевского общежития, дабы они не совращали другие неокрепшие молодые умы. Последний пункт списка неудач был, пожалуй, самым болезненным, ибо тянулся во времени много дольше, чем экзекуция. Надо было искать жилье и платить за него из собственных, непредусмотренных на этот случай, государственным бюджетом статей расходов. Даже неискушенным в экономике принцам сразу стало ясно – мороженого им теперь не видать! Принцам пришлось бы еще долго переминаться в поисках выхода, если б один из них, привычно озираясь в поисках потолка, в качестве точки опоры для выхода из сложной ситуации, не узрел пришпиленный на заборе линялый лист гербовой бумаги. Объявление гласило: «Высокородная царственная особа сдает комнаты. При себе иметь свидетельство о благородном происхождении. Адрес…». Бездомные принцы вняли очередному указующему персту судьбу. Так как у всех троих кареты оказались в починке, они пешком отправились искать новый приют, уверяя друг друга, что моцион после порки очень полезен. По дороге и познакомились. Компанию принцу Лотису составили принц Адмус и принц Одарис. Каждый из них рассказал, откуда он родом и как попал в высокочтимый Храм Знаний, а в его стенах – в члены делегации. Лотис поведал то, что уже нам известно, а вот что рассказали другие принцы.
Принц Адмус был пятым сыном в семье, и корона ему могла достаться лишь в случае истребительной войны, мора или других ужасных бедствий. Но он не был настолько честолюбив, чтобы молить судьбу о чем-то подобном, а потому большую часть времени проводил на дворцовом чердаке с голубями. Когда он подрос до уровня социальной зрелости, отец-король послал младшего сына в Институт Королевского Хозяйства с наказом: учиться, жениться, обзавестись связями. Выполняя последний пункт программы, Адмус и вляпался. Он вступил в крамольный кружок ради знакомств и дал по неразумности уговорить себя пойти с ультиматумом. («Хорошо, что ты не начал выполнять отеческую программу с женитьбы», - успокоили его новые друзья.)
Принц Одарис родился в малоудельной королевской семье. Оттого ли, что их всячески притесняли соседние сильные королевские фамилии, то ли в силу неведомой генетической мутации, но их род регулярно поставлял на мировой рынок завзятых радикалов, требовавших со всех трибун равенства и братства среди королевских и княжеских фамилий. Поэтому, когда Барбидон предложил участвовать в несении петиции, то Одарис почел это мероприятие за свой фамильный долг.
Так, за содержательными разговорами они вошли в город и по его  приветливым улочкам с бойкими вывесками и опрятными фасадами домов направились прямо туда, куда звало их объявление. Сим благодетельным местом к удивлению и радости изгнанников оказался настоящий и довольно внушительных размеров каменный рыцарский замок. Что он именно рыцарский, а не какой-либо иной, удостоверял геральдический щит, выкованный из доспехов поверженных неприятелей и горделиво приколоченный над воротами. Стоит добавить, что замок окружал тенистый сад, и на ветвях деревьев беспечно пели о своем личном разнокалиберные птахи.
- Ничего хибарка, - молвил принц Адмус. – Боюсь только, что за эти красоты с нас попытаются содрать три шкуры… совокупно, конечно.
- И далеко от Института, - вздохнул Одарис. – Придется рано вставать.
Надо отметить, что принц Одарис представлял из себя в меру упитанного, румяного юношу, из тех, кто радовал бы глаз людоеда, если бы они еще водились в описываемых местах, и охотно верилось, что вертикальному положению он предпочитает горизонтальное.
- Но зато никто нам не будет больше морочить голову, - возразил Лотис. – И, думаю, в совокупности, это обойдется дешевле.
Аргумент Лотиса перевесил груз сомнений, да и деваться было некуда.
На стук колотушки ворота открыл старый дворецкий в не менее старом камзоле, некогда расшитом золотом. Ветхость дворецкого навевала мысль, что он еще помнит девятый крестовый поход. С третьего раза старик бодро смекнул, что от него требуется, и повел новых жильцов в замок.
Дворец оказался коммуналкой, где в дальних покоях доживали век две принцессы-пенсионерки и один видавший виды постоялец, всего лишь графского звания, но близкий родственник некоего короля. В свое время он попытался неудачно свергнуть сводного брата с престола и теперь пребывал в изгнании. (Все эти сведения доложил словоохотливый дворецкий, пока они шли от ворот в приемную залу, что заняло примерно две четверти часа. Быстрее шествовать дворецкий попросту не мог.) Зато остальная и большая часть замка безраздельно принадлежала экс-королеве Бесмезии, которая и вышла им навстречу.
При ее появлении принцы поклонились, но про себя с молодой беспощадностью отметили, что собственно от королевы осталась изрядно побитая молью горностаевая мантия и осанка. Единственно, чем могла сверкнуть эта дама, так это бриллиантовым зубом, что подарил ей супруг на серебряную свадьбу.
Зябко кутаясь в меха, королева сурово оглядела робевших гостей и веско произнесла:
- Господа, я не терплю трех вещей: молоденьких дам в доме, беспорядочного шума и отсутствие аристократизма!
Сказав это, она вопросительно посмотрела на принцев. Первым смекнул Адмус. Он подскочил к королеве и приложился к ее ручке. Королева оттаяла. Тут подоспели Одарис и Лотис. А Одарис  даже сочинил на ходу комплимент:
- Мы польщены находиться в Вашем присутствии.
- Кажется, я смогу принять Вас в моем доме, - проговорил королева. – Дворецкий проводит в ваши покои. В пять часов прошу на чай. Помните: здесь не принято опаздывать.
И она величаво удалилась. Проржавевший от времени дворецкий, поскрипывая суставами, исполнил указание хозяйки.
- Плата – десять золотых в месяц, - напоследок прошамкал он.
- Так много? – удивились принцы.
- Королева никогда не мелочится! – ответствовал дворецкий гордо.
Принцы получили три комнаты с подобающими удобствами: кроватью под балдахином, объемистым резным шкапом, бюро из красного дерева позапрошлого века, креслом с подставочкой для ног, расписным фарфоровым вазоном за ширмочкой и портретами в позолоченных рамах. Их вещи еще не прибыли, так что на освоение ушло немного времени. Без двух минут пять товарищи по быту дружно вошли в столовую.
Во главе огромного стола под готическими сводами сидела королева-вдова. По правую сторону от нее – две экс-принцессы: милые, хлопотливые старушки, похожие на сосуды для хранения ушедшего времени. По левую руку угнездился неудачливый претендент на трон: желтый, ссохшийся от царственного горя джентльмен.
Принцы поклоном поздоровались с присутствующими и заняли свои места. Королева хлопнула в ладоши. Дворецкий, выполнявший одновременно обязанности лакея, наполнил чашки чаем. Лотис проголодался настолько, что почувствовал во рту запах котлет. Но, увы, на столе кроме печенья, булочек, конфитюра, молока и тонких ломтиков сыра ничего больше не было. Однако для алчущих телесной пищи принцев и эти припасы были очень кстати, и они, стесняясь, но с неодолимой силой принялись методично истреблять выставленное.
Неудачливый претендент, наоборот, выделялся отсутствием аппетита. Его занимали совсем другие заботы. Сделав маленький глоток из своей чашки, он спросил у молодежи:
- Скажите, Вы все являетесь кровными принцами?
Те кивнули.
- Я тоже… был. Но покойный родитель, поддавшись наветам моих врагов, растоптал мои права и передал наследство молочному брату. Однако народ любит только меня.
Он вздохнул мечтательно.
- Из-за меня лучшие люди страны жертвуют собой ради торжества справедливости! Вот, например, очень скоро отправляется тайная экспедиция с целью возвращения престола законному наследнику…
- Ах, оставьте, граф, - проворчала королева.
- Нет, право… Пойдут все благородные молодые люди. Самые честные и храбрые. Еще бы! Какой молодец не захочет проявить свою удаль! А ваши высочества не хотели бы примкнуть к сему проекту?
Все трое обмерли.
- У нас семестр начался, - нашелся Адмус. – Мы в следующий раз… обсудим.
Неудачливый претендент надулся и уже больше ни с кем не разговаривал до конца чаепития.
- Власть – та единственная женщина, которую любят до гроба, хотя ради нее приходится терпеть столько хлопот, - продолжила разговор королева. - Я, например, ужасно не люблю всякие заговоры и перевороты. Мы с покойным мужем пережили три заговора. Правда, два организовал сам покойный, но все равно неприятно, когда вслед за мужьями приходилось подвергать опале их жен, моих фрейлин.
- А третий заговор? – с придыханием спросили принцессы-пенсионерки, ожидавшие услышать жуткую историю.
- Во время чествования Академии Наук какой-то бородатый мужик крикнул: «Долой царя в голове!» Его тут же схватили. Он сначала пытался отвертеться, утверждая, что крикнул спьяну, но на дыбе признался в подрывных идеях.
- Страху не знают, - вздохнула одна из пенсионерок. – А все от многознания. В наше время народу давали читать только то, что полагалось. И он свято верил, что за пределами страны живут рогатые, лукавые и каннибалистые народы, и что нет на свете добрее и умнее их родного короля. А ныне многие пребывают в сомнении и задумчивости.
Вторая раздражено звякнула ложечкой в чашечке и продолжила, как и полагается в ее ретроградном возрасте:
- Ученые вещают всем, кому не попадя, что земля круглая, тогда как раньше все твердо веровали в ее пирамидальность. На вершине собственное царство, чуть ниже союзники, а ближе к пропасти все остальные, особливо враги. Теперь же, раз все кругло, то находятся те, кто с ехидцей спрашивают: чем же тогда другие царства хуже нашего?
- Усложнили картину мироздания, а для чего? – согласилась отставная королева. – Если бы это кого-то осчастливило, тогда другое дело. А то от сложностей только в мозгах путаница.
Но нити беседы прочно перехватили старушки. Отжив свое, они теперь увлеченно пережевывали чужое.
- Думаю, - закончила мысль вторая, - что все беды от реформаторства.
- Что верно, то верно, - согласилась первая. – Неразумно молодым позволять брать скипетр. Зеленый монарх прыг на трон и ему тут же новизну подавай. Потом, в зрелые годы, сам же за голову хватается от содеянного. На престолы надобно сажать по достижении шестистепенной молодости, не менее.
- Ох, что верно, то верно, - зашелестела вторая старушки. – Сколько глупостей тогда не сделалось бы.
Молодые принцы возражать не посмели и до конца чаепития просидели в строгости и чинности.
- Пришел, увидел и… не наелся, - подытожил Одарис, после окончания трапезы.
- Все же, это лучше порки, - возразил Адмус.
- Интересно, а в их возрасте мы также будем рассуждать? – задумчиво спросил Лотис.
- Всенепременно! – отвечал Одарис. – У нас в роду все в молодости начинали как дворянские революционеры, а потом… разве что в паутину не кутаются.
- Я не против рассуждать в соответствии с возрастом, лишь бы с перспективой успокоения на собственном троне, - умозаключил Адмус.
И принцы с этим суждением согласились. Так им были получены и осмыслены первые перлы духовного опыта вне теплого отчего дома. А значит, началась подлинная жизнь, о чем они, впрочем, не подозревали.
               
(Примечание Краеведа: По поводу замечания хронописта Прокопия в конце третьего сказа. Так вот, о мокроте воды лучше судить находясь в воде, а не созерцая ее со стороны.)



Сказ 4.  НАСЫЩЕНИЕ ЗНАНИЕМ

Получив урок жизни, Лотис твердо решил вновь вернуться к знаниям и больше не отрываться от бьющегося ключа. Барбидону он лишь холодно кивал при встрече. К тому же сам Уклопус делал вид, что они едва знакомы и даже ни разу не поинтересовался деталями провала петиционного восстания. Но Лотис теперь был не один. Горькая судьба спаяла его дружбой с Адмусом и Одарисом. Они учились на одном факультете и нашли естественным быть неразлучными и дома, и на занятиях. Правда, ни Адмус, ни Одарис не проявляли особых склонностей к таинствам наук. Одарис мог дремать на лекциях, Адмус любил играть с соседом в морской бой. Зато Лотис был неутомим.
Запомнился ему предмет «Жизненравие» или, выражаясь по ученому, «Общая теория закономерностей бытия» (ОТЗБ, или «от зуба» на студиозном жаргоне). Подвижный как ртуть, с красивым орлиным носом доктор умственных наук, по-вороньему взмахивая рукавами мантии, хорошо заточенным языком вещал следующее:
 - В своих размышлениях о сущности жизни наши ученые открыли ряд основополагающих принципов бытия. Они делятся на два класса: а) основный класс, объединяющий законы и принципы повседневной нашей жизни и б) дополнительный, то есть встречающийся при определенных, натруженных нами же обстоятельствах. Это обширная и подробная классификация, занимающая не один том. Наша Академия Наук льстит себя надеждой в скором времени издать полное изложение с подробными комментариями в 20 книгах. Приведу ряд доходчивых примеров из будущей антологии жизненных законов и принципов. Например, вы отправились к большому, очень занятому начальству с целью подписать важную бумагу. Выстояв огромадную очередь, входите в кабинет. Начальствующее лицо очень мило вас встречает, готово удовлетворить незамедлительно вашу просьбу… как вдруг вы вспоминаете, что забыли эту бумагу дома! Это принцип «интересной фигуры». Только не думайте, что столкнулись с  частным случаем, недоразумением, так сказать. Проверьте себя на следующем наблюдении, которое известно науке, как «Закон подлости и парадокса». Предположим, у вас упало две вещи: одна нужная, другая – нет. Что произойдет? Ненужную вещь вы найдете у своих ног, а вот нужная закатится так, что ее придется долго искать. Или вот еще пример. Вы едете в карете по пустынному тракту. Никого нет. Вдруг вдали показывается телега с большой копной сена. Вы подъезжаете к ней и… как раз с другой стороны видите другую карету, после чего встает неизбежный вопрос: кому пропускать встречный транспорт? Если пропускаете Вы, то, возможно, мимо Вас с форсом промчится какой-нибудь неотесанный барон. Если опередите Вы, то увидите, что перегородили дорогу соседу-королю, у которого собирались подзанять сущие пустяки в пару миллионов золотых. Зато обогнув телегу, вы вновь узрите перед собой пустынную дорогу. Резюме: если Вы твердо решили достичь какой-то цели и распланировали свои действия и сроки, то, задумав все это, спокойно ложитесь спать, ибо оное произойдет в точности наоборот самым парадоксальным образом с самыми дурацкими препятствиями. Все эти законы и принципы сводятся к одному: они осложняют нашу жизнь самым подлым и  нелогичным способом, и не дают нам вкушать счастье своего бытия в его полном парадном объеме. Отсюда второй раздел нашей науки, который мы будем, не покладая рук, проходить: что нужно, чтобы быть счастливым? Одни мудрецы говорят: познай себя, вторые - служи другим, третьи - обрети счастье в семье, четвертые - видят оное в познании удовольствий, пятые – в обладании деньгами и властью, шестые – в творчестве, седьмые…
- Ну-у, это все равно, что ходить с фонарем в поисках самого себя, - пробурчал Одарис.
- А Вы сами как считаете? – не выдержал Лотис.
- Мое учение заключено в афоризме: «Тебе видней»!
Поучительно проходили лекции и по «Психологии царственного управления», тем более что предмет перекликался с «Жизненравием». Вел предмет милый и спокойный ученый муж. Сцепив пальцы на округлом животе, он мерно прохаживался между кафедрой и противоположной стеной, и столь же мерно и плавно повествовал:
- Жизнь, надо отметить, друзья мои, это процесс закономерных случайностей. Король мог подавиться рыбьей костью и в сердцах казнить попавшегося под горячую руку канцлера, а историки потом веками будут спорить о скрытом механизме внутренней политики данного царствования, пытаясь отгадать загадку интриг противоборствующих сторон. И это хорошо! Запутывайте историю, Ваши Высочества! Ясность деяний монарха порождает у историков сомнение в Ваших умственных способностях. Если хотите крепко войти в историю, натворите что-нибудь позапутаннее и позамысловатее. И не гонитесь за мотивами и логикой. Запомните: логика – материя общеупотребительная и доступная большей части населения, хотя и редко употребляемая. Все должно быть, как в современных детективах. Нелогичные, но удобные для описания поступки персонажей искупаются набором тайн и ужасов. Если будет много непонятного в Ваших действиях, исследователи примутся бесконечно спорить о темных местах Вашего царствования и на каждую отгадку, ими предложенную, найдется тот, кто ее опровергнет и выдвинет свою гипотезу. И дискуссии пойдут за дискуссиями, и сочинения будут выходить за сочинениями, написанными как о Вашем царствовании, так и о тех, кто слагал свои труды, посвященные Вашему труду на троне. И чем круче заварится эта каша, тем прочнее будет Ваша слава. Но не дай им счастья разгадать Вас с вашими хитростями. Интерес сразу угаснет, и все набросятся на кого-то другого, ибо нет ничего интересней загадки, даже если она выкушанного яйца не стоит. Этот случай я бы назвал «парадоксом кроссворда». Толку от его разгадки особого нет, а разгадать все равно хочется. Возьмем другой аспект проблемы. Письменная история, что описывает жизнь монарха, есть в сущности продолжение царствования, ибо Его деяния должны жить в веках. Каждый монарх должен заботиться о том, чтобы остаться в памяти потомков надлежащим образом. Но здесь нужна мера. Вот поучительный пример. Одному царю захотелось узнать, что о нем напишут после смерти. Он объявил о своей кончине и целых двадцать лет скрывался от всех на заморских курортах. Потом вернулся, изучил написанное, и казнил одних и наградил других историков. Но сердце его наполнилось печалью, ибо ни в одном сочинении он не нашел самого себя и своих мыслей и чувств. Всяк трактовал его по своему разумению, меряя на свой аршин. Царь умер в горести, а историки, убоясь нового подвоха, уже не писали более о нем, и его вскоре забыли совсем.
Рассказ вызвал у Лотиса глухое томление и задумчивость, но осмыслить его до конца он еще не мог, да и напирали новые впечатления. Лишь в тетради остались странные его слова: «Жизнь – это сон, а история – записанные сновидения».
Понравился Лотису и курс «Землеописание». Вел его говорливый удалой старичок, объездивший, по его словам, весь свет. Он много рассказывал о своих впечатлениях и разного рода приключившихся с ним случаях. Все саги строились в следующем духе:
- Рано утром мы вышли на клипере в открытое море, держа курс к островам Кентавров, едва уйдя от бушевавшей на суше песчаной бури. Песок сыпал так густо, что нам приходилось моргать разновременно. Однако на середине океана начался шторм и бурные, пенистые волны ударяли в наши хрупкие борта. Вороны, честное морское, летели задом наперед, такой дул сильный встречный ветер. Но мы держались!
Внимающих оратору слушателей занимал вопрос: кто держал в тот миг самого одуванчика? Но плескавшаяся в нем энергия заражала. Вот бы тоже выйти на клипере в бурю! Оратор считал, что будущим монархам нужны не географические детали, а их образы – пользы будет больше.
Особое место в учении занимал курс «Военного искусства». Непреложно считалось, что все монархи должны являть из себя великих полководцев.  Отставной ветеран  весьма бравой внешностью - с лихо закрученными усами и зычным голосом - вдалбливал царственным недорослям:
- Ваши Высочества, помните, если противник ударит всей силой своим левым флангом, будто колом в задницу, бейте всей силой противоположным ему правым флангом. Ваша диспозиция тогда будет следующая: свою ставку держите на том фланге, где больше ваших войск и меньше неприятельских. Если враг опрокинет ваш левый фланг, а вы ихний правый, то диспозиция повернется кру-у-го-о-м! Тогда Вы окажетесь там, где была ставка неприятельского короля, и можете сравнить убранство вашего шатра с заграничным…
Он знал, что советовать. Все равно искусству войны научить нельзя. Это как музыкальный слух: или он есть, или его нет. Человек «со слухом» подходил к нему после лекции и спрашивал примерно следующее: «Скажите, полковник, почему при Каннах пятый резервный легион не попытался расположиться в каре и отразить атаку конницы Ганнибала?» Остальные же старательно конспектировали диспозицию с шатром. Лишь на войне солдат может показать себя, а в мирное время он подобен рыбе на берегу, о которой трудно представить, как ловка и быстра она в водной стихии. А вот семинары по «Небоведению» проходили довольно странно для столь ортодоксального предмета. Лотис никак не мог разобраться в персоне вещающего магистра, который явно не производил впечатление догматом стукнутого человека, а потому о надземных сферах повествовал довольно вольнодумно. Суть известного конфликта он излагал так: «Вседержатель свои благостные повеления по творению Земли и населяющих ее тварей поручил осуществлять архангелу, по прозвищу Светоносный. Когда прочие ангелы осмелились спросить о причине такого доверия (тогда еще понятие «первый министр» не сложилось), Главный Архитектор ответил: «Уж больно он все проворно делает». И лишь когда будущий падший ангел в открытую надерзил Демиургу, обвинив его в организационном бессилии, - раскаялся в своем доверии. Что поделать, Небесный Творец – прежде всего поэт. Только поэтическая личность могла создать цветы и бабочек, изумительные ландшафты, родники и горные озера. А поэт, увы, по определению плохой администратор. Но это не причина в открытую критиковать его, как и монархов. Пришлось с сожалением расстаться с дерзителем. Обидившись, разжалованный Ангел запутал всю отчетность, смешал сущности вещей, исказил картину Истины, после чего гордо сбежал по ту сторону хрустальных сфер. Плоды того давнего сотрудничества мы наблюдаем по сей день в виде противоречивости нашего бытия, начиная с факта пожирания зверьми друг друга и кончая духовым каннибализмом среди людей. Это то, что древние называли дуализмом, то есть двойственной сутью земной юдоли. Исправить сие уже невозможно, ибо дело это настолько сложное и хлопотное, что никто из архангелов браться за починку не берется, а других организационных единиц под рукой Организующего не оказалось. С тех пор на Земле так и повелось: Падший Ангел курирует земные дела, а Высший Судия – небесные. Получилось, возможно, не очень складно, но очень интересно для мировой истории. Для Вас сей опыт поучителен тем, что здесь мы впервые сталкиваемся с основным монархическим принципом - принципом разделения ответственности. Он гласит: властитель правит, министры управляют, а народ несет всю полноту ответственности за содеянное, в силу чего монарх награждает своих подданных или карает. И нам есть на кого равняться. Ведь именно для этого был создан сам Человек. В конце концов, если есть могущество, то надо кому-то это могущество демонстрировать! Из происшедшего на Небе прискорбного случая также вытекает главный принцип отбора кадров: монарх не может возвысить подчиненного равного себе по уму и силе, а потому должен неустанно искать удобную по интеллекту и способностям фигуру, равно способную выполнять указания и не способную перечить.
Лотис с удивлением отметил, как все это заинтересовало Одариса. Он проснулся и внимательно выслушал речь мэтра. На предложение дать определение веры, Одарис вдруг поднял руку и ответствовал: «Вера есть признание за истину то, что провозглашают авторитеты». Магистр улыбнулся и сказал: «Похвально». Тут пришла очередь задуматься Лотису. Лишь к концу занятия он осознал, что его беспокоило, и он задал вопрос лектору: «Скажите, господин магистр, если вера сопрягается с авторитетами, то есть материей онтологически необъективной (тут Лотис блеснул знаниями из курса Мудрологии), значит, нам следует с неизбежностью задаться вопросом: что есть «истинное»? Мэтр опять улыбнулся и сказал: «Похвально». И заявил, что Бог познал истину, а познав, ему стало скучно, ибо не осталось во Вселенной ничего неизведанного и непонятного. И тогда Бог создал Человека, и Истина вновь растворилась в тумане. Теперь нам предстоит познавать ее грани.
- И как… дело пошло?
- И да, и нет, - ответил магистр. – Да - в смысле, пошло, и нет, в смысле сдвинулось.
- Так что же есть истина? – настаивал Лотис.
- Этот вопрос уже задавали одному авторитету пару тысяч лет назад. И если бы ответ был получен, история познания могла пойти иным путем. Но Он (мэтр развел руками) - промолчал. Впрочем, молчание тоже своеобразный ответ. Истина объективно в вас, молодой человек. Вам и ответ держать. Правда, для этого нужно некоторое количество времени. Примерно в жизнь…
Лотис тогда не понял магистра, зато Адмус удовлетворенно хмыкнул.
- Значит, я сам себе авторитет, - заявил он Лотису. – На то я и будущий Великий Князь, в конце концов!
- Но как найти путь к истине? – спросил Лотис у Адмуса и Одариса.
Одарис пожал плечами, Адмус же беспечно махнул рукой.
- Дело известное: по обстановке решать будем.

______


Беспечное замечание Адмуса имело под собой веское практическое основание. В дальнейшем принцев ждало некое одновременно любопытное и в чем-то ужасное испытание. В каждом большом деле должна быть интрига, без оной все равно, что поданый к столу суп без соли. А разве могут обойтись без интриг королевские дворы? Разумеется, нет. Потому все царственные особы проходили особый искус, в ходе которого им предстояло продемонстрировать свои потаенные качества.
Интрига назначалась на Тайном Ученом Совете. К ее разработке привлекались лучшие сочинительские умы всех королевств, царств и княжеств. Они разрабатывали для принцев сюжеты и загадки, а ученые мужи – Конечную Цель и Высокую Мораль, кои должны были достичь и обрести царственные студиозы. Какое из происходящих в их жизни событий являлось подлинным, а какое случайным, подстроенным, студиозы не знали. Хотя, конечно, немалое число испытуемых догадывалось, но большинство не могло прийти к определенному мнению, теряясь перед водопадом происшествий. Но ведь нечто подобное происходит и в царственной политике. О чем-то правители догадываются и принимают меры, а другие вещи и явления ставят их в тупик. И все равно они должны как-то действовать и от этого «как» зависит их царственное будущее и благоденствие подданных. Потому искушение интригой было важным элементом воспитания монархических особ.
Сами испытуемые грозящих трудностей не боялись. Придумки детективщиков были трафаретны: подозрение в преступлении поочередно падало на четырех человек, а преступником оказывался тот, кто им вообще-то быть не мог. Например, если происходило похищение бриллианта из государевой казны, то подозрение последовательно падало на кучера (он перевозил сундук с добром), лакея (он тащил его до дверей), дворецкого (он сундук принимал), фрейлину (она была женой дворецкого и имела в наперсниках сердца юного пажа), но похитителем оказывался, ну, например, министр. На деле, в жизни, похитителем является сам государь, которому нужны были неподотчетные средства для приобретения серег королеве ко дню золотого юбилея, ибо деньги, выделенные на эти цели в бюджете, ушли на… Думаете на молоденькую вертихвостку? Это у сказителей так: неправдоподобно, зато эффектно! А на практике все по-другому - на покупку астрономических приборов для наблюдения за приближающейся к Земле кометой! Ну любил венценосец астрономию! Она была его истинной страстью. Разве звезды не могут быть предметом безрассудного влечения, а только молоденькие глупые головки? То-то же… Хуже приходилось тем принцам, чьи задания писали театральные драмаделы. Тут уж держись. И не потому, что интрига получалась заковыристой, а оттого, что распутывание хитросплетений шло через «душу». Принцы должны были влюбляться в пастушек, а принцессы в простолюдинов героических профессий – кузнецов или моряков, после чего выяснялось, что пастушку хотят насильно выдать замуж либо за урода, либо, наоборот, за холодного красавца (варианты устанавливались Ученым Советом в зависимости от предрасположенности испытуемого к ревности). Страсти мезальянской любви усугублялись продуманным валом катастроф. Например, начиналась война, и объекты страсти в одночасье оказывались подданными враждебных королевств, и потому встречаться любимым становилось чрезвычайно сложно и опасно. Но на этом нагромождение трудностей не заканчивалось. Среди приближенных принца (или принцессы) оказывался платный предатель (вариант - неудачливый соперник), который доносил кому следует об обстоятельствах щекотливого дела. И вот тут принцам (принцессам) надлежало проявить смекалку и напористость, которую большинство из них и демонстрировало с родовым королевским размахом и к полному удовлетворению экзаменаторов. Происходили, порой, прелюбопытные истории, которые потом сказители, как лица, имеющие авторские права на фабулу, записывали в свои записные книжечки, после чего публиковали, выдавая за свое, и становились знаменитыми или, по крайнем мере, срывали хороший гонорар. Но подлинные герои, узнавая себя в книгах, на лавры не претендовали. Принцы возвращались во дворцы и женились на принцессах (а принцессы, соответственно, выходили замуж за принцев). Пастушки же обзаводились хорошенькими дитятями, из которых потом получались ученые, художники и узурпаторы. Что делалось с кузнецами и моряками? Они рассказывали в старости о своем приключении в молодости, да только им никто не верил. Лишь однажды произошел непредвиденный казус. Проезжала как-то почтенная царица, мать заслуженного царского семейства. Рассеянно созерцая из окна кареты проплывающие мимо пейзажи, она остановила свой взгляд на фигуре пожилого, но еще крепкого мужчины. Карета двигалась дальше. Лошади легко перебирали копытами по мощеному тракту, продолжало светить меж кустистых облаков солнышко, и лишь царица отчего-то побледнела до белизны кружев. Она, закрыв глаза, откинулась на спинку сиденья, и слезинка вдруг медленно-медленно вытекла из уголка глаза. Прошел день, наступил вечер и время ужина. Всю трапезу она молчала, а по окончании поцеловала уже взрослых сыновей, мужу дважды некстати сказала «прости» и ушла в свои покои. Утром она не вышла. День настал, а там и вечер наметился… Когда же, сломав запоры, вошли в ее опочивальню, то комнату нашли пустой. Лишь распахнутые створки окна постукивали о стены. Больше никто ее не видел. Впрочем, рассказывали позже, что один рыбак, расставлявший полуночные сети, усмотрел над травой скользившее видение в белом, и будто бы из темноты шагнул к ней мужчина, и сошлись они, склонили головы, а месяц из-за тучки серебрил их волосы. Постояли они так обнявшись, а потом растворились в темноте. Так ли это было или это уже придуманная кем-то легенда - нам не ведомо.
Но вернемся в монарший мир выверенных азимутов.
Особым порядком шел Курс «Державного Красноречия». Будущие короли и князья должны были произносить речи, которые не дано произнести простым смертным, а именно: коронационные, тронные и прочие исторические для потомков. Все они записывались летописцами в соответствующие скрижали. Конституционные же монархи обязаны были блеснуть проникновенным государственным словом при открытии и закрытии сессии парламента. Но, по-любому, ответственность на всех налагалась преизрядная, отсюда  и значимость курса. Принцы это осознавали в полной мере и ходили на занятия без пропусков. Опозориться на первой – коронационной – речи не хотелось никому. Просвещал монархическую публику большой знаток своего нужного дела – магистр особых наук Велизарий Пропс. Ему перевалило за девяносто, и на своем веку он помог готовиться к публичной самодемонстрации множеству правителей. Его руководящим принципом, который он вдалбливал юным монархам, было: «Когда все сказано, а надо говорить дальше, то необходима драматизация банальностей».
- И не бойтесь забыть речь, а тем более отдельные слова и предложения, - поучал Велизарий. – Главное не заикаться, не повторяться, не шепелявить, не произносить слова-подпорки, свойственные плебсу, вроде: «так сказать», «это самое», «на самом деле», «как бы это сказать» или неблагозвучные звуки вроде «м-м-м», «ну», а также шмыгать носом и озираться по сторонам в поисках сочувствия. В выступлении главное - тембр, уверенность и осанка, и можете пороть чушь, но складно, Ваши Высочества, скла-а-дно! В официальном коммюнике речь все равно будет подправлена нужным манером. И запомните: что бы Вы ни сказали, найдутся те, кто мысленно оспорит Вас, и те, кто склонится перед Вашей мудростью, ибо Вы – сила. А сила всегда привлекает и дисциплинирует. Потому аплодировать будут все: и потаенные критики, и доброжелатели. И это главное!

_______


Было в Институте знание и другого рода. Как-то вечерком заглянули в кабачок «Друг студиозиса» и наши принцы. Он представлял собой замаскированный под старину подвальчик со сводами из нетесаного камня, с камином у одной стены и небольшой сценой у другой, где с восходом луны играл ансамбль народных инструментов «Нецелованные мальчики». Остальное пространство занимали дубовые столы для благородной публики из Храма Знаний. Она поедала жареных каплунов с дробью, запивая сладким вином с фисташками, и танцевала в перерывах между блюдами. Кабачок посещался многими поколениями студиозов, чей духовный опыт отложился на стенах заведения. Наши принцы с интересом читали и классифицировали их. Первенствовали афоризмы на вечную тему «мужчина и женщина». Например, такие:
«Мужчины ищут, женщины находят!»
«Чужая жена ближе к телу!»
«Хорошо быть генералом, но еще лучше генеральской дочкой!» (Тут же была дана трактовка мысли: между «лучше» и «генеральской» кем-то была вставлена буква «с»).
«В каждой женщине должна быть изюминка; в каждом мужчине – гвоздик».
«Женщина помнит, во что она была одета, мужчина – как она была раздета».
Были и житейские признания, вроде следующих:
«Мы целомудрием не порочны!» или «Я хочу кормить грудью приемных детей!»
И просто советы:
«Помогайте желудку: тщательнее пережевывайте манную кашу!»
Встречались афоризмы философического рода:
«Я чихаю - следовательно, существую!»
«Не знаю, но мнение имею!»
Нарисованная на стенах мудрость наводила на размышления. Нашим принцам тоже хотелось бы иметь свое мнение.
- Заметьте, наш жизненный опыт пока не позволяет нам сформулировать такого рода сентенции даже в первом приближении, - сказал Лотис.
- Не беда, наверстаем, – отмахнулся Адмус.
- А чего вы бы  хотели достичь? – спросил Лотис у друзей.
Беспечно дуя на пенный эль, Одарис отвечал в том духе, что был бы счастлив, если бы его никто не трогал: «Чтоб я был сам по себе».
Адмус раздумчиво поскреб подбородок перстнем с сапфиром и отвечал более пространно:
- Я бы не прочь стать примерным правителем и войти в историю в этом качестве. Вопрос в том, как ухватить перо счастья? Думаю, для начала нужно удачно жениться. Приданое в половину королевства меня бы устроило. А ты чего хочешь?
- Я пока не знаю, - отвечал Лотис. - Хочется многое, почти все! Но на чем остановиться – не знаю. Оттого томление в груди ощущаю, будто призван я для чего-то важного, хотя и не обязательно величественного по размаху. И если смогу отгадать эту загадку, мне кажется, ход вещей может чуточку измениться.
И ах!… Что-то фантомное прошелестело в воздухе, задев их крылом. Ведь известно, что в мире есть нечто, чего мы не знаем, но о чем лишь смутно догадываемся. Впрочем, принцы ничего не заметили.
Друзья сидели скромно, не приставая к девушкам, а принцессы не обращали на них особого внимания, находясь еще в том сладостном возрасте, когда предпочтение отдается зубозаговаривающим и умело соблазняющим. Нашим принцам понравилось сидеть за кружкой бодрящего напитка и созерцать окружающую жизнь, особенно когда невдалеке умостилась уже знакомая стройная блондинистая фея со своими поклонниками. Принцы с уважением косились на волны ниспадавших волос, пухлые, словно готовые к поцелую губы, две пирамиды Хеопса, скалолазную длину ног… Словом, на все то, что завещала созерцать матушка-природа. За феей увивался разный люд, среди которых богатством, родословием и важностью выделялся эмир с курсов повышения квалификации восходных деспотов. Было крайне любопытно и поучительно наблюдать за чемпионатом на приз живой богини Ники. Соревнующиеся показывали высокие образцы финтов и дриблинга, не гнушаясь подножками и прочими фолами в виде язвительных замечаний друг о друге. Принцесса же кокетничала и капризничала напропалую.
- Хочу фимиама! - томно ворковала она. И свита суетилась.
Адмус и Одарис заключили пари: первый в пользу эмира, второй же проявил патриотизм.
- Если мы не конкуренты, пусть чужому достанется, -  не таил своих завистливых чувств Адмус.
Одарис возражал в том смысле, что патриотизм всегда означает самопожертвование. Жениться на такой красавице - все равно, что взойти на костер.
- Пусть уж горит из-за нее кто-нибудь с наших краев. А то еще ненароком случится война с княжеством эмира из-за женщины, как это уже было при Гомере. Пусть лучше красота спасет мир! – заключил Одарис.
- Хорошо это ты выразился: «красота спасет мир». Надо бы куда-нибудь это вставить. В тронную речь, например, - продемонстрировал Адмус хозяйственную жилку. – Мол, «красота монархической идеи спасет мир».
- У нас говорят, что самая красивая вещь на свете – деньги. Они всем нравятся, - возразил Одарис.
Кто знает, за кем осталась бы победа за обладание вниманием феи, не появись на пороге Барбидон Уклопус. Возникнув в проеме дверей этаким романным героем, ибо был полностью экипирован в черно-красный бархат и увенчан широкополой шляпой с пером. Барбидон задумчиво осмотрел зал, задержал взгляд на принцессе и направился к оркестру. Одна из монет пришельца перекочевала в карман музыканта, раздалась проникновенная танцевальная мелодия, и Барбидон материализовался рядом с феей.
Это было нечто. Он повел ее ритме танго так, как будто сочинил страстную музыку сам, специально в предвидении этого случая. Он танцевал, полностью подчинив партнершу своей власти. И всем стало ясно, что он уже не выпустит ее из этого ритма. Искусителен же был этот Барбидон, как Черт в эпоху декаданса! Такие вот и влюбляют в себя принцесс не в сказке, а в жизни.
Данное событие привело к спору среди друзей, и на одной из лекций Мудрологии принцы подошли к хранителю мудрости и задали простой вопрос: «Скажите, мэтр, что есть любовь?»
- Этого толком не знает никто, и над этой загадкой уже тысячи лет бьются миллионы мужчин и женщин, ученые, писатели - да все!
- Что в ней такого загадочного?
- Мощь таящейся энергии! Она может воспылать ярким пламенем, чтобы вскоре затухнуть, словно костерок под мелким сетчатым дождем, а может в одночасье рвануть с силой вместительного порохового погреба, а может истекать вулканической лавой, тягучей, сжигающей все препятствия на своем пути. И остановить лаву можно лишь одним способом – охладить ее. Каждому из вас дано будет прикоснуться к источнику любви, но не каждый сможет выдержать ее силу. Ох, не каждый, - задумчиво заключил мэтр свой монолог.
Принцы были удовлетворены объяснением.  До поры до времени конечно.
               
_______
               

В ином ритме протекала жизнь в замке.
На ужинах королевы Бесмезии принцы чувствовали себя словно на экзамене.
- Ну-с, чему же вас сегодня учили, Ваши Высочества? – вопрошала она, взирая  на них с высоты своей многоопытности.
Принцы старались удивить ее эрудицией, втроем пытаясь складно воспроизвести услышанное на занятиях, но это редко когда удавалось. Экс-королева могла легко подхватить рассказ, доказывая, что память ее держит еще немало заученного в молодости.
- Глубокую теоретическую подготовку дают. Похвально, похвально, - заметил незадачливый претендент. Звали его, кстати, Урбан Аврелий. Последнее имя он присовокупил к родному в качестве протеста.
- Это, конечно, хорошо, но никакое теоретическое обучение не заменит опыта. А этому не научишь. Еще никому не удавалось передать опыт другим, - заявила отставная королева. – Опыт - словно вода в ладонях: попробуй донеси до страждущего!
- Истинно так! – поддакнул Урбан Аврелий. – Чему меня учили в отрочестве? Не верь людям, упреждай их в пакости. Такова была теория. Пока я ее переваривал – потерял трон, ибо был доверчив к соперникам, вместо того, чтобы утопить их, проклятых, без промедления, а потом уже думать, правильно ли я сделал.
- Что поделаешь, управление есть вечная борьба за обретение равновесия между должным и сущем, - утешила экс-королева.
- М-да, хочется всегда побольше, а имеешь столько, сколько получится, - согласился со вздохом Урбан Аврелий.
Королева не только экзаменовала, но и сама могла преподать урок. Однажды выдался вечер особого рода. Как-то после чая она предложила принцам взглянуть на «самое дорогое, что у нее есть». Что ж, на дорогое всегда приятно посмотреть, и принцы с благодарностью согласились. Королева поставила лишь одно условие – сменить домашнее платье на парадные костюмы. Принцы послушно поднялись в свои покои и переоделись. И вот час таинства настал.
Впереди шел дворецкий, торжественно, как жезл, держа подсвечник с четырьмя зажженными свечами. Королева шествовала в трех шагах от него, а следом гуськом принцы. Длинными каменными коридорами они прошли  в подземелье замка. Молча миновали зал оружия с гроздьями алебард, пик и сабель на стенах; зал пыток с дыбой, «испанскими сапогами» и другими хитроумными приспособлениями для добычи правды. Прошли мимо винного погреба, затянутого паутиной, и, наконец, остановились перед дубовыми дверьми. Звякнул ключ, дворецкий отомкнул запоры, и процессия вошла в темное помещение. Чиркнуло кресало, и огонь по шнуру побежал вдоль стен, зажигая факелы, расположенные полукружием. Посередине хмурой залы на постаменте стоял хрустальный саркофаг. Это было восхитительно! Прозрачный покров преломлял свет от огня на тысячи переливающихся бликов, кои отражались даже на потолке, словно пришедшие в движение звезды. Внутри, будто вмерзшая в глыбу льда, лежала мумия в расшитой золотом мантии, увенчанная короной. Худое восковое лицо, почти что череп, являл собой пример потусторонней отрешенности от суетного. Зрелище было сколь торжественное, столь и жутковатое.
- Это мой покойный супруг, - молвила королева. – Он будет покоиться здесь, пока я жива. Значит – долго. Смотрите, Ваши Высочества, проникнитесь и запомните: то царствование достойно уважения, от которого осталась хотя бы тень величия! Забота о жизни после смерти – сердцевина деяний монарха. Мой муж самолично заказал сей чертог. Когда я уйду в царство теней, гроб сей будет выставлен в Британском музее и войдет во все путеводители. Мой муж нашел такой способ удлинения жизни, вы же должны найти свой…
И принцы до дрожи в суставах прониклись монаршей мудростью. Они знали, как это трудно,  ибо с каждым  новым поколением королей и князей прессовались анналы истории, и запасть в них становилось все сложней. А надо было. В этом состоял высший смысл монаршей жизни.

______


Перед сном принцы занимались личными делами. Им так нравилось быть вместе, что они часто собирались в одной комнате. Это позволяло одновременно делать дела и обмениваться мыслями. Адмус составлял письма батюшке и матушке, а также отчеты расходов министру финансов. Лотис читал, а Одарис нередко играл на флейте. И это у него неплохо получалось.
- В случае революции Одарис не пропадет, - заметил Адмус, прислушиваясь к игре. – На паперти заработает изрядно. Хотя, почему бы тебе, Одарис, не попытаться сочинять песенки, раз ты сведущ в нотах? Знаешь, как доходен шлягер типа «К тебе пришла я задарма, но не застала дома»? Ого-го!
Одарис, застенчиво потупившись, проговорил в ответ:
- Я хотел бы сочинить такую музыку, о которой кто-нибудь сказал бы: «Послушайте, послушайте, вот здесь… щемяще».
- Мечтами и я полон. Вот только подсчет моих расходов печалит министра финансов почище любой трагической симфонии, - ответствовал Адмус, переходя к завивке локонов на висках. (Надо сказать, Адмус был приятен лицом, и делал на это определенную ставку. Кудри на висках в сочетании с карими глазами отдаленно напоминали байроновский снобизм, трагизм и загадочность. Во всяком случае, так ему казалось.)
- Мечтать можно, как минимум, до получения диплома. В этот промежуток времени надобно узнать, что из всех мечтательных замыслов для нас важнее, - подвел итог Лотис.
Кстати, о важном. В жизни студиозов был особенный день, случавшийся раз в три месяца. В праздник святого Гуго (осенью), блаженного Паскуале (зимой) и мученицы Патрисии (весной) в Институт приезжали министры финансов, дабы выдать очередную сумму государственных средств на обучение и пропитание будущих светил монархической идеи. Из иных карет выносили сундуки, и несли их двое, а то и четверо носильщиков, а из других – небольшую опечатанную шкатулку. Несведущие, особенно простолюдины, цокали языками при виде сундуков, не замечая скромных шкатулочек. И ошибались. В сундуках везли провизию и одежду, а в шкатулках золотые дукаты, дублоны и динары. Наши принцы относились к категории «богатых». Каждый квартал им доставлялись тяжеленные, битком набитые ящики, и увозилась порожняя кованная железом тара. Им выгружались также бочонки с ветчиной, соленьями (грибы, огурцы царского посола), паштетами, вареньем. Помимо пищи телесной присовокуплялась пища духовная в виде грамоты батюшки с отеческими наставлениями, и письмом маменьки с рассказом о местных новостях и просьбами сообщать чаще и подробнее о своем здоровье. И принцы начинали жить припеваючи два с половиной месяца, чтобы затем загрустить над страницами календаря до очередного приятного дня.               
А занятия шли своим чередом, и незаметно для принцев их мозги набухали от соков знания, как весенние почки на деревьях. Да и как не взбухнуть от чтения красочных биографий испанского короля Альфонса Мудрого, французских королей Людовика I Благочестивого, Людовика IX Святого, английского Иоанна Доброго, и от уяснения природы царствования Иоанна Безземельного? К чему клонили преподаватели было понятно, однако принцессы предпочитали зачитываться жизнеописаниями Филиппа Красивого (1285–1314)  и Карла Красивого (1322-1328), а особы мужского пола по молодой снисходительности насмешливо знакомились с подвигами Карла Лысого (843-877), Карла Толстого (877-887), Людовика II Заики (877-879), Карла Простоватого (898-922), Людовика IV Дитя (900-914), Генриха I Птицелова (919-936), Филиппа Длинного (1316-1322), Карла Безумного (1380-1422)… Хуже студиозам давались биографии восточных правителей Сурьявармана, Сенканискена, Сауссадаттара и совсем не ценилось жизнеописание индийского раджи Сивепалахухпака. Из-за непутевых имен почти забылось грозное некогда Кушанское царство. И вправду, кто возьмется живописать деяния царей Канишки (103-126), Василишки (126-130) и почтенного Хувишки, почившего от трудов в 166 году? Да, в царственном деле мелочей не бывает, а, значит, и прихода в эту сферу нетленного бытия глубокой науки. Летописные же деяния монархов давнего прошлого утверждали ту простую истину, что времена меняются, но не суть монархического правления, а именно – все зависит от личности правителя. Он может запечатлеть свой след, в ином случае мир оставит на царствовании свой отпечаток, и не всегда четкий и чистый. А потому, учись, будущий монарх, познавай себя, куй свою натуру и приступай к Делу!

_______


В трудах и отдохновении незаметно прошел семестр, ординарные занятия завершились, пришло время держать ответ за услышанное и усвоенное. На первом году экзаменов было мало – всего два. Причем один был на выбор испытуемого. Трое друзей вместе со всеми написали сочинение «Моя первая тронная речь». Требовалось раскрыть степень своей грядущей заботы о подданных, возвести обоснованную хулу на республиканствующих врагов абсолютизма, ревнующих монарха в этом занятии, и объяснить творческие принципы своего грядущего незабываемого правления.
Лотису поставили «однако посредственно» за излишнее попустительство к подданным. Одарис получил «в целом удовлетворительно» за излишнее равнодушие к подданным. Адмуса одарили «весьма похвально» за отеческое понимание нужд подданных (шпаргалил, фрукт).
Вторым испытательным предметом принцы выбрали: Адмус – Теорию нелинейного душегубства, Одарис – Белую магию, Лотис – Мудрологию.
- Надо учиться пугать других, ибо меня уже крепко напугали жизнью, - объяснил свой выбор Адмус.
Одарис сослался на лелеемую им надежду найти рецепт сыворотки, повышающей музыкальные способности. Лотиса о причинах выбора не спрашивали. Предмет хотя был и трудный, но в целом полезный. Общеизвестно, что мудрология абсолютным монархам ни к чему, она их только портит. Другое дело – конституционные монархи. Тех даже заумь не может лишить трона. А вот тирану мудрология не помешает на деле. Любомудрствующие подданные придут в восторг от просвещенного деспота и начнут испытывать сложные чувства, которые ученые окрестили малопонятным словом «садомазо». Как бы то ни было, наши учащиеся получили по «хорошо» с вручением грамот об окончании первого курса. А дело происходило так.
На экзамене Одарис смешал все вытребованные им вещества в общую массу и добавил туда принесенный с собой порошок. Поставил на огонь, и по зале распространился вкуснющий аромат чего-то съедобного. Магистр повел носом, поднял глаза от раскрытого фолианта и задумался. Потом сглотнул слюну. Еще подумал. Подошел к колбе и заглянул в нее.
- Что это? – спросил он  заинтересованно.
- Зелье для заманивания мужчин. Выдается женщине, ищущей заблудшего мужчину.
- Осмысленно! – согласился с подходом мэтр. – Откуда ингредиент?
- Матушка дала, - простодушно ответствовал Одарис.
- Гм. Значит рецепт проверенный?
- Многократно! Досталось от бабушки, а той…
- От прабабушки… Есть еще?
- Да.
- Выдайте мне его и подайте экзаменационный лист…
А вот Адарису пришлось попотеть, рисуя на доске схемы контроля над умами и душами подданных. Красным мелком обозначались контуры механизмов всевластия, синим – противодействия со стороны злодеев-конкурентов, белым – масса народного покоя. После чего требовалось изложить соответствующие параграфы учебника.
- Слова «тиран» и «деспот» порочатся врагами монархии, - бойко вещал Адмус, стоя на тронном возвышении перед двумя седобородыми мужами, - хотя слово «тиран» древнегреческое и означало правителя, кому власть вручена народным собранием, чтобы поправить дела, расстроенные анархией. «Деспот» также греческое слово и означает «повелитель».
- Повелитель чего?
- Э-э, повелитель обстоятельств, что говорит о первоначальном положительном значении данного слова.
- Верно. Продолжайте.
- Повелевать же, и тем спасти запутавшийся в многочисленных свободах народ, можно в том случае, если с дороги убираются все препятствия и препоны. Делать это надобно в силу того, что Повелитель знает куда вести народ, и как прийти к цели в предлагаемых судьбой обстоятельствах.
Мужи одобрительно кивнули.
- Для этого следует предпринять следующие меры…
И Адмус неплохо перечислил их, сопровождая свою речь показом на схемах. Он уже уверился в том, что оценка «великолепно» уже у него в документе, как один из экзаменующих – хмурый, похожий на засушенного крокодила – задал дополнительный вопрос:
- А как Повелитель может доказать народу, что указуемая им дорога - единственно верная?
- А разве деспот и тиран должен кому-то что-то доказывать? – удивился Адмус.
- Увы, друг мой, увы. Особенно в начале пути. Тиран – не наследуемая должность, это разновидность искусства. Это музыкант, играющий на страстях человеческих, и создающий симфонию, от которой подданных, согласно партитуре, бросает то в дрожь, то в упоительный восторг. А деспот – не самодур, как думают наши оппоненты,  а мастер высокой интриги, из которой сплетается хитроумная сеть его политики. И хотя Вы еще не проходили «Курса теоретической и практической демагогии», но прибыли из действующего царствующего дома и потому должны были основные положения впитать с молоком матери!
В общем, ограничились оценкой «весьма хорошо».
«Не повезло с кормилицей, - попенял на судьбу Адмус. - Хоть и была взята из деревни, но могла бы впитать в себя придворную атмосферу!»
Тяжелее всего пришлось Лотису. Ему предстояло прочитать и законспектировать кучу папирусов по темам Мудрологии, запомнить и затем изложить все заученное красивым слогом. Но Лотис спокойно впрягся в телегу познания, чтобы, как поэтично поведал он друзьям, добросовестно «преодолеть эффект Сизифа».
- Только не брякнись оттуда с легендарным эффектом, - напутствовал его Адмус, провожая на испытание.
- И не свихнись, - поддакнул Одарис. – Мудрость – дело темное…
И он поведал следующую историю. Его дядя в молодости решил стать умным и тем удивить мир. И сделал на этом пути первую глупость - заявил о своем желании родственникам. Те сильно удивились ходу мысли дяди. Раз он заявляет, что хочет стать умным, рассуждали они, из этого следует, что он… не умный! Это умозаключение оказалось сильнее последующих трудов дяди на стезе умопостигания, и к нему пожизненно приклеилось наименование «Простоватый».
- Вот так  возникают прозвища королей, а потомки принимают их за истину.
Этот выпад Лотис встретил с холодным, прямо таки мудрым, спокойствием. Однако Адмус добавил перчика:
- А у нас народная пословица гласит: «Дурак тянется к дураку, а умный тем более».
- Это почему так? Умный должен тянуться к умному, - возмутился Лотис.
- Это у вас может быть так, а у нас умный ищет дурака, чтобы облапошить его. Иначе, как доказать окружающим, что он умный?
- Ах, ваши сиятельства, - встрял Одарис, - давайте не будем углубляться в эти паутинные материи. Иди, Лотис, и докажи, что ихнюю мудрологию любой дурак постичь может…
Лотис оказался единственным смельчаком, посмевшим выбрать в качестве экзамена сей заковыристый предмет, и потому был благосклонно принят экзаменатором.
- Похвально, Ваше Высочество, что Вы рискнули простереть свою умственную пытливость к горизонтам интеллектуального океана. Будущее за монархами, каковые смогут дискутировать с заграничной оппозицией на уровне высших абстракций. Там, по крайней мере, блуждать безопасней, чем в конкретных политических вопросах.
Но Лотиса интересовали не столь отдаленные и туманные перспективы. Ему хотелось выяснить степень своего понимания того, что он прочитал и услышал на лекциях. Если через любомудрость, что преподавалась в универсальных чертогах знаний для простолюдинов, оценивалась мера абстрактного в уме каждого индивида, независимо от его положения в иерархии, то мудрология сосредоточилась на осмыслении сущности тех явлений, с которыми могли столкнуться призванные управлять самой судьбой, то есть монархи.
- Мудрология – наука, систематизирующая ошибки уже сделанные, - сообщил еще в вводной лекции магистр, - а потому ее задачей является…
- …не повторение их, - закончил один из умников, сидевший в первом ряду.
Вместо похвалы он удостоился укоризны.
- Не мудро выскакивать вперед знатока вопроса, и вдвойне не мудро Ваше умозаключение. Наука пришла к выводу, что все ошибки не только уже сделаны, но будут делаться и впредь. Причем те же самые и в таком же количестве на единицу исторического времени. Такова природа нашего ума. Но, делая их, вы должны знать, как преподнести подданным свою оплошность, дабы они еще больше уверовали в Вашу непогрешимость, которая основана на фундаменте научной логики (ибо есть еще логика обыденного сознания), но монархического разлива. Логика есть наука о непротиворечивом соединении причины и следствия. Но монарх не может уповать на логику, ибо в жизни следствие нередко подменяет собой причину (меняются местами, как сказали бы плебеи) и получается результат необъяснимый с позиций логики. Только монарх способен совладать с ситуацией в силу обладания высшим авторитетом, позволяющим ему сказать: «Соизволяю быть этому, хотя оно и абсурдно!» И коловращение в умах успокаивается. Подданные понимают, что они ничего не поняли, но ситуация обрела форму, соответствующую высшему содержанию. И логика вновь вступает в свои права, где монарх причина, а его воля к действию - следствие.
Далее на лекциях рассматривались основные положения, их называли «фигуры». Им присваивались имена правителей («фигура Бонапарта», «фигура Луи XVI»), или символические названия – «фигура абсциссы», «фигура абракадабры»… Их было много - десятки, а описание и комментарии к ним обширны, да и подходы разных научных школ еще более затрудняли скорость усвоения. Но Лотис дерзнул, ибо батюшка, в числе прочих нажитых опытом истин, рекомендовал ему учиться на чужих ошибках, дабы не было стыдно за свои. Когда дело касалось вопросов управления государством, Лотис был послушным сыном. Все-таки отец правил тридцать лет без видимых потрясений. Недаром его образ дважды отображался на странице почета в журнале «За наше монаршее дело!». Вот Лотис и зубрил в усердии учебник: «Ошибка есть производное от действий других лиц, на которых монарх вынужден реагировать. Потому в своих ошибках виноват не сам монарх, а те, кто эти действия совершали. Сии действия сродни колебательным явлениям, распространяемые в разных сферах и при участии разных лиц неравномерно, неравноценно и зачастую непознаваемо, а посему в науке описываются в виде парадоксов». И т.д.
Мэтр задал Лотису три вопроса: 1) в чем суть «фигуры Платона», 2) в чем ошибочность подхода партии демоса в оценке «фигуры Демосфена» и 3) как решается парадокс «Мудрец и бабочка»?
Правильный ответ на первый вопрос гласил: суть - в желании достичь идеального состояния  среды, состоящей из неидеальных элементов. Отсюда вывод: не стремись к идеальному на деле, но стремись к оному на словах, ибо первое неосуществимо, а второе благотворно.
Правильный ответ по второму вопросу заключался в тезисе: ошибочность состояла в попытке воспеть справедливость и свободу, противопоставляя их идее консенсуса в рамках монархического принципа, который на деле объединял то и другое в гармонии.
Суть третьего парадокса состоял в следующем: некий мудрец проснулся в яркий, солнечный полдень и узрел красивую бабочку. И подумал мудрец: «А если это я снюсь бабочке? И это в ее представлении я лежу под тенистым деревом? Как узнать истину?» Ответ звучал так: мудрецу надо раздавить бабочку, а бабочке – мудреца. Кто выживет, тот и хозяин сна. Понятно, что для тирана такой образ действия был единственно возможным.
Лотис бойко ответил, как по писаному и был благосклонно отпущен.

______


По окончании экзаменов королева Бесмезия дала праздничный ужин. Это означало, что помимо настольных свеч были зажжены канделябры, на стол выставлены хрустальные фужеры, в меню добавили бургундское вино и перепелов, коих изжарили прямо в камине на шпагах. Весь ритуал с огнем, словно жрец, исполнил дворецкий, оказавшийся в этом деле, несмотря на свою ветхость, подлинным мастером жареного.
- Пятьдесят лет в строю! - сообщил он, заметив интерес молодых людей к его священнодействию.
Такие приготовления не могли пропасть даром. Молодежь вкушала с большим удовлетворением. Впрочем, остальные тоже. Это располагало к неторопливой и глубокой по содержанию беседе.
За десертом, на сытый желудок, разговор свернул на философическую тропку и дошел до дискуссии понимания сущностного. Тон задала сама королева.
- Все мы расследователи, - заявила она.
- Расследователи? – не поняли принцы.
- Ну как называется сейчас человек, ведущий расследование?
- Детектив, – откликнулся Урбан Аврелий.
- Пусть будет дэ-тэк-тив… Каждому человеку на роду написано быть великим дэтэктивом и написать свою дэтэктивную книгу. Человек за свою жизнь должен найти одну потаенную ценность и раскрыть одну тайну.
- Какую ценность? Какую тайну? – разом спросили заинтригованные Адмус и Лотис.
- Найти самого себя и понять близкого тебе человека.   
- Ну-у, разве это расследование, - усомнился Адмус. - Я - это я, мне предназначено править, а близкого человека… Жену что ли? Так ее мне дарует Традиция.
- Ах, Ваше Высочество, Вы еще слишком молоды, чтобы понять вышесказанное королевой, - с печалью в голосе возразил Урбан Аврелий. – Возьмем меня в качестве наглядного пособия. Перед вами сидит животрепещущий пример былого заблуждения по причине молодой самоуверенности. Вместо того чтобы познавать скрытое в близких, а проще говоря, узнавать кто с кем шепчется  и о чем, я проводил время черт знает как, черт знает с кем.
- Граф! – остерегающе вскричали старушки.
- Пардон. Каюсь, нельзя поминать черта всуе. Так вот… О чем это я?
- Неважно, Урбан, вы уже все сказали, - остановила наметившийся поток нравоучений королева. – Наши принцы сами поймут, о чем идет речь.
- Но разве нельзя их предостеречь? – упирался Урбан Аврелий.
- Вряд ли их будут лишать трона молочные братья.
Его светлость вздохнул и обмяк, словно кончился завод. Принцам стало жалко его, но они знали – жалость среди царственных особ, тем более к павшим, не должна иметь места. Что делать, издержки профессии. Зато они с удовольствием приняли подарок отставных старушек –  большой ягодный пирог в дорогу.
- Не исхудайте в пути, - пожелали они.
Принцы заверили, что будут питаться строго по часам, и на следующий день мажордом, величаво ступая, вывел их к воротам, за которыми открывался новый, еще неизведанный мир.
               
(Примечание Хронописта: Считаю, что господин Краевед излагает события чересчур заумно. Берет факты и ныряет в глубину. Не утонуть бы! Но я сижу на берегу с удочкой интуиции, спасательным кругом опыта и уверенностью, что любой купающийся и резвящийся подобно водоплавающим, все равно выйдет на берег, пресытившись радостью новизны и присоединится к созерцанию хляби, сидя  на тверди.)


               
Сказ 5.  НА ДОРОГЕ
 
Завершение теоретического курса не означало завершения испытания знанием. Наоборот, они только начинались. В соответствии с профилем факультета студиозов посылали по государствам на практику: кого в монархическую республику, кого в деспотическую монархию. На руки выдавали подорожную грамоту, подъемные и карту с маршрутом следования. Дело было известное, и учащиеся принцы и принцессы устраивались обычно заранее. Родители подбирали отпрыскам государства поинтереснее, потеплее, ближе к дому, изыскивали внушительные рекомендательные письма. Получив соответствующее приглашение, студиозы садились в кареты, яхты, на воздушные шары с расписными гондолами и отправлялись к месту своей деятельности. Следом за ними, дождавшись, когда уляжется пыль на дороге, закинув узелки на плечи, с опорой на внутренние резервы отправлялись остальные принцы. У всех трех наших принцев кареты задержались в починке, и они решили, не теряя времени и не дожидаясь окончания сезонного ремонта, отправиться к месту назначения пешком. А путь был не близкий, ибо им досталось отдаленно-провинциальное и скучное княжество. Но принцев это не обескуражило. Принцы пока находились в том золотом возрасте, когда их вообще ничего еще не обескураживало долее чем на четверть часа.
В день похода они встали раньше обычного, одели походные сапожки-полуботфорты, сунули во внутренние карманы камзолов грамоты, а в походные сумки одноразовые жабо, затем спустились в столовую и плотно позавтракали яичницей с гренками. Королева Бесмезия приказала подать на посошок по рюмке пуншу. Старушки благословили. Граф, пока не прервали, успел дать несколько советов об осторожности. С тем и вышли в путь.
Шли ходко и весело. Солнышко светило ярко, ветерок обдувал ласково, температура округ держалась комнатная. Чтоб скоротать время, болтали о том о сем. Понемногу перешли к беседе о девушках. Лотис в связи с этим пересказал услышанную им на постоялом дворе легенду-быль о принцессе Салерии, опрометчиво отвергающей всех женихов.
- Задумчивая история, - согласился Адмус. – Я бы не стал пробовать свои силы на подобном ристалище. Жена-красавица и к тому же заколдованная кем-то принцесса – сокровище сомнительное.
- Такой красавец и неужто не веришь в себя как в мужчину? – удивился Одарис. – А мне тогда каково?
- Нет, я в себе уверен, чего и тебе желаю, но я исхожу из высоких политических соображений. Во-первых, женщина-простолюдинка обрадовалась бы, если бы ее завоевали, а вот простит ли этот факт принцесса, будущая королева – не уверен. Во-вторых, красавица-принцесса – повод к войнам, а я в себе данных полководца не ощущаю и проводить жизнь в боях никакого желания не испытываю. А ты к чему нам эту историю рассказал?
- Знаете, - застенчиво сказал Лотис, - я бы хотел посмотреть на нее…
- Всецело поддерживаю твое желание, - с неожиданной легкостью поддержал Адмус. – Так и надо – с открытым забралом в чужой огород!
За разговорами они незаметно дошли до границ чужих земель, знакомство с которыми должно было обогатить их этнографические познания и раздвинуть духовные горизонты. Во всяком случае так говорилось в сопроводительной инструкции. «Взирайте на все вещи внимательно, ибо все, что вы увидите окрест себя – совершенствуется под эгидой неувядаемых форм монархического правления. Искусу критики не поддавайтесь, ибо то, что не понравится, то Вам пока непонятно по скудости знаний и жизненного опыта».
Но принцы и не думали критиканствовать в адрес чужестранных земель: от родителей им достались характеры покладистые и не завистливые. Проходимые земли им очень нравилась. А почему бы не понравится, когда вокруг порхали, щебеча, птички, невдалеке деловито шумел лес, в сладостной неге раскинулись изумрудные лужайки и желтые поля? А распахнутость солнечного дня уносила души юных принцев высоко вверх к самым синим небесам. Хорошо быть молодым и свободным в летний погожий день!
На второй день пути странники заметили на большом поле не меньшую по размерам толпу празднично одетых людей. Они усиленно пели и плясали. В поднебесье с флагштоков реяли разноцветные ленты и вымпела. Разом наяривала дюжина духовых оркестров.
- Наверное, коронация, — попытался отгадать Лотис.
- Нет, так празднуют победу над врагом, - возразил Адмус.
- Давайте спросим, - разумно рассудил Одарис.
Они подошли к гуляющим и, высмотрев под деревом притомившегося от плясок мужчину, пивом утолявшего жажду, направились к нему.
- Скажите, почтеннейший, в честь какого события такое празднество?
- Сразу видно нездешних! – вскричал хмельно человек. – Мы утерли нос Великой Умбертии! До сих пор эта страна во всем превосходила нас. Нам было обидно, и наш король решил сравняться с ней. И вот, ура! Вчера мы по уровню дурости превзошли ее! Начало положено. Скоро сравняемся и во всем остальном!
Принцы подивились такому сообщению, но, памятуя об инструкции, не стали выносить своего суждения, а продолжили путь, не желая более отвлекать людей от торжества незрелыми расспросами.
Идя дальше, они встречались со все новыми любопытными явлениями и событиями. Так, пришли они в царство с удивительным названием, чему даже сначала не поверили. Царство называлось «О». Просто «О». Коренные жители его, правда, произносили его как «О-О» или «О!» или даже «О?» в зависимости от ситуации. Когда принцы спросили, почему у царства такое короткое название, им ответили, что и так все ясно и добавлять всевозможные «ция» и «ия» не стоит. Сама же страна была знаменита тем, что житель, осиливший школу средней ступени и, доказавший наличие у себя умственных способностей, получал категорию «Б». А именно: он получал право на опубликование своей биографии в будущем. Ее напишут уже после безвременной кончины данного персонажа другие люди, получившие почетное задание изучить его жизнь и деяния. На вопрос о смысле этого обычая принцам любезно объяснили, что люди в этом государстве вынуждены постоянно сверять текущую жизнь со своей будущей биографией, что позволяет им избегать многих неправедных и нечестных поступков, жить разумнее, дабы их дети и внуки могли не стыдиться своих предков. Правда, некоторые биографии приводят к неожиданным результатам, производя немалый шум на страницах местной печати. Так однажды биограф докопался, что всеми уважаемый владелец овощной лавки имел вторую семью на стороне. Другой историк доказал, что усопший градоначальник столицы брал взятки с дам за право ходить в библиотеку в декольте. Потому выход биографии всегда с нетерпением ждут соседи, друзья и сослуживцы упокоившегося. Слабонервные эмигрируют в соседние княжества и в «О» их презирают за то, что трусливо бегут от собственной биографии.
А в одной незнакомой местности принцы увидели, как некие мужи нещадно драли троих мальчиков.
«Провинились!» – смекнули принцы. И полюбопытствовали о вине поротых.
Мужи пожали плечами.
- Да ни в чем они не виноваты!
- А за что же вы их так?
- Чтобы запомнили этот день на всю жизнь.               
- Что же в сегодняшнем дне такого особенного?
- Я купил дом у этой почтенной семьи, - отвечал рыжебородый мужчина, указывая на отирающих пот сограждан.
- И что же?
- Нужны свидетели. Вот поротые и запомнят, при каких обстоятельствах их пороли и всегда могут выступить как свидетели.
- А разве нельзя записать акт покупки на бумаге?
- Дак, все мы тут неграмотные.
И удивились принцы вопреки инструкции такому способу оформления сделки, а еще убедились в благотворности всеобщей грамотности.
Путь был долог, и принцы притомились отмеривать нескончаемые версты, потому решено было остановиться на пару-тройку дней в столице среднего по размерам и ценам царства и целеустремленно отдохнуть. Выбор пал на главный город княжества Барбенция, представлявшего собой строгий и величественный ансамбль зданий в романо-готическом стиле. Вдоль узких улочек тянулись дворцы, палаццо и прочие уже не обремененные архитектурными излишествами дома обывателей. Город как бы говорил: я храню традиции, я стою на традициях, я сам воплощение традиции. К слову, именно таким и оказался девиз столицы.
Принцы-практиканты решили с пользой провести время и в промежутках между осмотром достопримечательностей и разглядыванием местных девушек вознамерились посетить здешний чертог науки – лицей имени местного короля.
К огорчению принцев, особенно Лотиса, Храм Знаний пустовал по причине каникул. Лекций, разумеется, никто не читал и почерпнуть новых знаний было неоткуда. Помог счастливый случай. Гуляя по гулким коридорам, принцы забрели в самый отдаленный, глухой угол здания, где увидели небольшую дверь, украшенную резьбой в виде знаков зодиака. Любопытство заставило открыть ее, и они узрели темноватую каморку с одним маленьким оконцем. За черно-коричневым от времени столом сидел старец в хламиде, с надвинутым на лоб капюшоном. По груди елозила приличествующая положению и возрасту белая борода. Отшельник  вслух, но для себя, читал толстый фолиант с желтыми страницами. Полумрак разгоняла одинокая свечка, время от времени капая воском на страницы. Традиции соблюдались и впрямь безукоризненно. Дедушка, услышав скрип открываемой двери, неторопливо оторвался от чтения и вопросительно посмотрел на принцев. Те вежливо извинились. Воспитание не позволило им просто сказать «извините» и выйти. Традиционный рыцарский извинительный оборот включал в себя не менее тридцати слов и междометий, в ходе которого объяснялась также причина обстоятельств, приведших к досадному вторжению.
- А-а, так вы пришли за знаниями, юноши, - воскликнул старче, выслушал первую половину оборота. – Так проходите, побеседуем!
Принцы охотно подчинились. В каморке стояла в меру длинная скамья, служащая и ложем и местом сидения. На ней и разместилась благородная троица.
- Есть знания двоякого рода, - начал старик, - формальные и субъективные. Формальные – это те, что вы заучиваете в готовом виде, а субъективные те, над которыми приходится размышлять самостоятельно, делая проверенные временем выводы. Оба вида используются в преподавании, и вы с ними постоянно имеете дело. Есть же еще одна разновидность, я бы назвал ее иносказательно-умственной или, выражаясь научным языком – логико-метафорической. Если хотите, я могу просветить вас в малой степени по части иносказательно-умственных знаний по библейской системе, самой древней и уважаемой.
- Я знаю эту систему, - воскликнул Адмус. – Был у нас дома такой учитель, пока его не сослали на галеры за какую-то провинность. Я даже запомнил одну из его притч.
- Что ж, - давайте послушаем, - отозвался отшельник науки.
И Адмус начал свое повествование.

                Легенда о семи мудрецах

Жил-был царь, который увлекался умствованием и очень уважал любые оттенки мудрости. Он прочитал все, что было философического в библиотеке его царства, после чего решил пригреть около себя живых философов. Выбор пал на мудрецов восходной стороны, ведь истинная мудрость зародилась в тамошних краях еще за тысячу лет до появления мудрологии на Закатной стороне.
Царь послал заказное письмо с приглашением, и не прошло и пяти лет, как со стороны солнца прибыло семь мудрецов. Государь самолично встретил их, пригласил к обеду. Они чинно сели за стол, поели самую малость и удивили царя одним замечанием. Оглядев белоснежную скатерть, мудрецы чуть ли не хором изрекли: «Скатерть должна быть чистой. Чистота - это хорошо». Царь поначалу растерялся от такого подхода к факту бытия, но, поразмыслив, понял глубину сказанного. «И то верно. Перед глазами должно быть чисто. Даже во время еды с неизбежными крошками и объедками. Но чистота скатерти понуждает есть смиреннее. Так и в жизни должно быть». И умилился властитель мудрости мудрецов.
Их поселили в уединенном доме, вдали от шумов, чтобы ничто не мешало мерному течению их мыслей.
Когда мудрецы отдохнули с дороги, царь послал им записочку с вопросом: «Что есть Жизнь?»
На следующий день гости прислали ответную записочку: «Жизнь – это хорошо».
«Верно, - подумал царь, – жить и впрямь хорошо. Это лучше, чем в гробу без дела лежать».
На второй день от мудрецов пришла новая записочка: «Бескрайнее небо – это хорошо».
«Мудро, - подумал царь. – Именно хорошо, что небо бескрайнее, и птицы могут летать, не стукаясь о небосвод».
На третий день пришло новое послание: «Звери и птицы – это хорошо».
«Это так, - подумал царь, - особенно на охоте или когда птицы поют, а звери в цирке всякие штуки делают».
Каждый день приходили записочки, где сообщалось, что луна и звезды – это хорошо, леса и поля, моря и реки, горы и долины. Выходило, что все хорошо. К исходу второй недели царю это стало надоедать. А еще через неделю он не выдержал и послал новый вопрос: «А запах пота от светской дамы – это тоже хорошо?»
Мудрецы молчали три дня, а на четвертый прибежал слуга и сообщил, что они торжественно приняли яд.
Рассказчик умолк. Лотис с Одарисом в задумчивости уставились на потолок.
- Что-то я не уяснил, - первым признался Лотис.
- Потому, что не знаешь, что сказал царь на это, - отвечал Адмус.
- И что он сказал?
- Он сказал: «Теперь я понял, то были настоящие мудрецы. Дворянин ответил бы: «Плохо». Мужик не имел бы ничего против. Дурак бы осудил даму. Торговец бы пришел в возбуждение от перспективы продать средство от потливости. И лишь мудрецы смогли схватить это явление со всех сторон, во всей его сложности. Только они смогли заглянуть в пропасть вопроса и узреть его бездонность. Они свели счеты с жизнью потому, что на этот вопрос нет однозначного ответа и, выходит - нет ответа и на все остальное. Гармония разрушилась безвозвратно. Мне кажется, данного учителя оттого и сослали на галеры, что усмотрели замаскированный подкоп под веру в гармоничность монархической идеи.
- Занимательно, - пробормотал обескураженный Лотис. – А вы что скажите, Учитель?
- Если хотите, я расскажу вам свою притчу.
Принцы выразили желание внимать.
И старец начал свой рассказ.

                Притча о божестве

В некое царство однажды прибыло божество и спросило: «Ничего, если Я немного поживу у вас, воду из ваших минеральных источников попью?». Конечно, народ царства очень этому обрадовался.  Значит, с урожайностью будет все в порядке, а о болезнях и говорить не приходится. Ведь то, что дыхание божества все болезнетворные бактерии убивает, – строго установленный научный факт. Не дремали и верхи. Царь созвал всех советников, а также ученых мужей, и спросил их: «Как еще мы можем использовать пребывание божества у нас в гостях?» Помимо предложений наладить выпуск сувениров и организовать туристический маршрут «По божественным местам», поступило и такое. Один из присутствовавших академиков заявил: «А давайте с Его помощью создадим теорию всего сущего! Ясно, что секреты сущего Оно нам не откроет, но пусть глаголет только - правильно или нет мы движемся по стезе истины».
Всему ученому миру это предложение очень понравилось, ведь с созданием такой теории царская Академия прославилась бы в веках, а они утерли бы все, что полагается утереть коллегам из прочих королевств. Да и сам царь прославился бы, и международный авторитет страны поднялся бы на новую высоту. Короче, единодушное согласие было получено.
Пошли к божеству. Оно выслушало делегацию и вяло махнуло верхушками деревьев: «Валяйте», и ученые засели за дело. Через полгода теория была готова, и свой труд они понесли на суд божества. «В целом верно, - молвило божество. – Но только все на деле значительно сложнее». Ученые пришли в восторг. Главное ведь то, что они на правильном пути!
Поработали еще год и пошли к божеству. «Правильно, - отвечало оно. – Но только все значительно сложнее».
Еще три года упорной работы промелькнули. «Правильно, - речет божество. - Но все значительно сложнее». Затем божество снялось и улетело по своим делам, а ученые продолжали работу. «Эх, жаль, - порой говорят они, - что божество так рано улетело, ведь мы уже почти закончили создание теории всего сущего – гармоничной, целостной, непротиворечивой».
Но некоторые ученые рассказывают, что иногда во сне им слышится некий таинственный голос: «Правильно, но все…»
- Да-а, - раздумчиво начал Лотис, - нам еще предстоит удостовериться во всем этом самим.
- Наверное, так, - согласился кельник.
На том принцы и расстались. Но на следующий день вновь пришли к мафусаилу от мудрости, и тот, оторвавшись от своей книги, поведал им новый рассказ:


                О левой и правой руке

Давным-давно один просвещенный король решил превратить свое королевство в образцовое. Он приказал чище подметать улицы, не сквернословить вслух, не перебегать суетно перед проезжающими экипажами, в газетах и в прочих литературных изданиях писать только о положительном и достойном подражания. В целях утверждения линейности порядка царь также включил в список преобразований пункт о том, чтобы левши непременно переучивались на правшей. И этого пункта неукоснительно придерживались из поколения в поколение. Как только замечалось, что ребенок склонен есть, рисовать, брать игрушки левой рукой – к нему тотчас прикрепляли опытного педагога, который усердно переучивал малыша праворукому действию.
Однако ничто не вечно под луной, и в один из очередных периодов дарованного свыше либерализма нашелся умник, печатно вопросивший: «А какая, собственно, разница – будет ли человек писать левой или правой рукой?»
Когда Министру Порядка зачитали этот возмутительный вопрос в недавно созданном парламенте (впрочем, его скоро опять разогнали), тот мигом вскочил и раскрыл рот, дабы объяснить нахалу причину… Но, увы, так и остался стоять с открытым ртом, ибо голова ничего не смогла подсказать языку в данный момент по данному вопросу. Тогда немедля послали за Председателем Ассоциации Поддержания Великих Традиций, чтобы он с научной точки зрения растолковал мудрую необходимость старозаветной меры.
Председатель прибыл, ознакомился с глупым вопросом и тут же уехал обратно в свое учреждение для более глубокого и разностороннего рассмотрения с коллегами. Надо сказать, что ученая ассоциация исповедовала теорию решета: говори, что хочешь, умное да зацепится. Заседание проходило бурно и заняло полтора месяца с перерывами на обед и перекуры. По материалам дискуссии было защищено четыре магистерские и шесть бакалаврских диссертаций. Вышло девять книг и двенадцать комментариев к ним. Было установлено, что левой рукой управляет правое полушарие головного мозга, а правой – левое. Кроме того, они управляют и ногами, однако установлено, что левоногих людей не бывает, хотя в армии почему-то предпочитают ходить именно с левой ноги. С экономической точки зрения праворукость означает правостороннее движение на улицах, а значит, и возможность производить унифицированные педальные автоколяски с левым расположением руля. Ученые мужи установили также, что страницы книг легче переворачивать правой, а не левой рукой, и много других интересных фактов. Когда подошло время дать точный ответ, Совет представил кабинету министров (ибо парламента уже не существовало) доклад в сафьяновом переплете, где категорично и неопровержимо на веки вечные указывалось, что праворукие угодны обществу и народу. А ежели все пустить на самотек, то произойдет форменная анархия. Праворукие – это дисциплина, порядок, послушание и правый образ мысли. На этом держится любая власть, а монархическая - в особенности.
Доклад с высокой похвалой был одобрен, а любителя задавать непрошенные вопросы постановили изгнать из королевства.
Мораль, юноши, такова: сила науки безгранична! Правда, слышал я, что нынешний наследный принц левша и переучиваться не желает. Что теперь будет?  
- Будет революция! – убежденно сказал Адмус. – Все большое начинается с малого. У них там все так окостенело, что тронь один кирпичик - порушится все остальное. Оттого и парламенты не приживаются. Продолжение тирании праворукости – единственный выход.
- Время рассудит, - ответствовал почтенный мудрец.
- Знаю я это государство, - вдруг заявил Одарис по пути в гостиницу. – Это Будузия. К нам как-то прибыла их дипломатическая делегация по вопросу об урегулировании регулярных таможенных сборов с проезжающих транзитом через нашу территорию их купцов, имеющих предписание…
- Еще короче, - попросил Адмус.
- Так вот. В делегацию, как водится, входил эксперт по общим вопросам, член Академии Всеобщих Наук, он и рассказал о тамошних порядках. Борьба с леворукостью - это частный случай. У них разработана и задействована более обширная система. Их ученые, после долгих исследований, пришли к заключению, что мозг человека представляет собой конфедерацию двух государств, где левая часть (или правая, уже не помню, но это не важно) представляет собой, собственно, наш ум. Мы мыслим левой половиной, разговариваем, благодаря ей, щелкаем математические задачки, и даже переходим улицу, руководствуясь этой половиной. А в правой части сосредоточена эмоциональная жизнь. Она творит чувства, те, что мы называем «радостью», «огорчением», «удовольствием». Благодаря правой части, мы смеемся и плачем, любим или гневаемся. Но это все присказка. Теоретики Будузии сделали любопытные выводы. Наличие двух самостоятельных половинок мозга не просто подтверждает наличие универсального принципа симметрии в мире, но это еще одно свидетельство того, что в каждом человеке «сидят» две личности – эмоциональная и рациональная. Они столь разные, что нередко начинают конфликтовать между собой. Например, господину Рацио не нравится женщина по вполне веским причинам – она ветрена, непостоянна, поверхностна. Зато господин Эмоция может втрескаться в нее по уши, и как раз за те качества, что отталкивают г-на Рацио – в ее веселость, кокетливость, яркость, легкомысленность…
- Сколько эпитетов! Уж не влюблялся ли ты в такую вопреки господину Рацио? – озабоченно спросил Адмус.
- Сейчас речь идет не о моих полушариях, - строго заметил Одарис.
- Продолжай, Одарис, а ты, Адмус, не перебивай, пожалуйста, - попросил явно заинтересовавшийся Лотис.
- Продолжаю… Итак, Рацио может не видеть резона в том, что узреет в восхищении Эмоция (кстати, там этих господ называют просто «Рац» и «Эмоц»), и между ними вспыхнет конфликт. Каждый будет настаивать на своем. И эта ссора может оказаться неразрешимой, ведь каждый прав со своей стороны.
- Ты меня пугаешь, - не удержавшись, воскликнул Адмус. – Я побоюсь теперь влюбляться.
- Так ведь там тоже испугались! Что, мол, получается? Нет ни одного цельного человека, а сплошь двойничество! Подумайте, что в этом хорошего? Перед вами физиономия честного царедворца или генерала, а на самом деле их каждого по два! Один готов служить честно, а второй? Поди разберись. Начальник охраны общественной безопасности схватился за голову: все, оказывается, должны быть под подозрением, а они ротозейничали! А как должен относиться жених к невесте, если их на самом деле две? Одна, возможно, готова быть верной, а вторая? Да и вы сами, что можете ждать от себя, если одно «я» начнет воевать с другим «я»?
- Да-а, это непростая проблема, - с задумчивостью в голосе произнес Адмус. – Вот значит, почему я порой сам себя  понять не могу.
- Именно так, мой дорогой! Мы себя иногда понять не можем, не то, что других! Более того, два индивида в одном теле означает, что один может предать другого. Представляете? Я могу предать самого себя! Выходит: не зевай, держи оборону и с фронта, и с тыла. Вот как на деле  сконструирована наша жизнь.
- И они решили это дело поправить?
- Да. Они решили пресечь путаницу в знаменателе и начать борьбу  не только с леворукостью, но и с двойничеством.
- Ну и… чем кончилось?
- А черт его знает. Больше к нам делегации оттуда не прибывали. Но я вам больше скажу. Утверждают, что людей способных думать обеими полушариями почти нет. Так, один человек на миллион, если не больше. А значит, почти никто не в состоянии осмыслить мир во всей полноте. Отсюда человеческие шатания.
- Я точно к большинству принадлежу, - вздохнул Адмус.
- Главное, чтоб глаза и уши были на месте. А с ними у тебя все в порядке, - подбодрил Отарис. -А хотите еще одну причту расскажу?
  - Давай.
- В одном темном лесу жил свирепый волк. Он совершенно не давал спокойно жить зайцам. И многие из них нашли свою погибель в пасти хищника. Но вот волчище состарился, подслеп, потерял дыхание и резвость ног. Тут голодная смерть к нему и подступила. Зайцы сбежались к логову врага, чтобы посмотреть, как кончается их супостат. Смотрели-смотрели, и так вдруг жалко стало этого некормленого пенсионера. «Разве он виноват? – обратился один сердечный заяц к соплеменникам. – Жизнь у него волчья была, вот и гонял нас». Зайцы скорбно задумались, а потом как-то само собой созрело решение помочь старику. Они бросили жребий и выдали одного зайца на съедение. Вот такая история.
- Выходит, они своего отдали сожрать? – удивился Лотис.
- Так их же много было, а волк-то у них один! – пояснил Одарис.
- И какой вывод отсюда следует? Что травоядные всегда травоядными и останутся? – спросил Адмус.
- Наверное, намек на диалектику гуманизма и этапы состояния общества, - высказал свою гипотезу Лотис.
- А какой хотите, такой вывод и делайте. На то она и притча.

_______
 

На третий день старец поведал другого рода поучительную историю.

                Легенда о старике, который ходил с мешком,
                полным разбитых сердец

По словам старца получалось, что жил не так давно веселый, с лучистым взглядом дедуля с приметной окладистой бородой. Таскался он по городам и весям, сбирая в латанный, не первой свежести мешок разбитые сердца. Зачем они были ему нужны? А пек он из них вкусные, с легкой пикантной горчинкой коржики и шанежки. Старичок знал, что чужое горе горьким не бывает, а даже, в известной степени, совсем наоборот. Торговля шла бойко, пока не купил коржик какой-то мужичок. Едва откусил, как кусок встал ему поперек горла, и он чуть было не задохнулся. Насилу люди откачали. Оказалось, что тому человеку попался коржик, испеченный из собственного разбитого сердечка. Придя в себя, он схватил старика за шиворот и потащил его к царю на суд и расправу.
- Царь-батюшка, - возопил бедный человек, войдя в палаты, - покарай прохиндея, который печет никуда не годные коржики!
Царь, как водится, потребовал от обвиняемого обстоятельного ответа. Старичок ответил в том духе, что сие негаданное происшествие произошло совершенно случайно. А именно: данному господину попала в рот частичка собственного разбитого сердца. Случай прискорбный, но единственный, и вряд ли когда-нибудь повторимый.
- Зачем ты собираешь такой товар, как разбитые сердца? – вопрошал его царь. – Разве другого дела прибыльнее нету?
- Дел других много, - отвечал старичок, - но и это не хуже прочих. Одни собирают пустые бутылки, другие макулатуру, а я – разбитые сердца. А чего им валяться, сердешным, и без того всякой дряни на улицах и дворах полно, отчего дворникам бесконечная забота. А я их собираю и вновь пускаю в дело. У-ти-ли-за-ция называется.
- Так это как? – вскричал царь. – Что, люди без сердца остаются? А вдруг их можно склеить?
- Нет, - отвечал старичок смиренно, - без сердец они, люди, не остаются. У них новые вырастают, прочнее прежних. Закаленнее. Хотя, порой, их твердость становится сродни камню. Ну, а если разбитые сердца склеивать, то ничего хорошего из этого не получится. Разбитую чашку вы перед гостями на стол уже не выставите. Так и сердцами склеенными, к примеру, жениху и невесте срамно обмениваться. Нет, уж лучше выбросить, чтобы трещинки и щербинки глаза не мозолили, не напоминали о былом. Так легче жить.
- А хорошо ли так жить? – спросил задумчиво царь.
- Не знаю, - отвечал старик. – Но только многие люди так живут.
Царь еще подумал и со вздохом отпустил старика.
- Какие выводы будем делать? – спросил Лотис у друзей.
- Стараться обезопасить свое сердце! – ответил Адмус.
- Не разбивать чужих сердец, - сказал Одарис.
Лотис принял к сведению оба варианта. Вопрос о сердце так затронул его, что перед уходом Лотис спросил старца:
- А вы, случаем, не знаете что-нибудь о Великой Салерии?
- Слышал… Немного.
- А что именно?
- Рассказывали, будто в небесной выси, в хрустальном замке, на бело-белом облаке обитали король с королевой и дочерью Салерией. Король правил орлами, а королева -ласточками. Орлы, паря в вышине, манили мужчин покорять вершины, а ласточки сообщали людям о приближении невзгод и учили осторожности. Сама же принцесса следила за цветами, ибо от их количества зависит число влюбленных. Так они и жили бы, если б… Жизнь наша - прямая и гладкая дорога, если б не попадались кочки да канавы. Так и у них. Одни говорят, что хрустальный замок был разбит прилетевшим метеоритом. Другие - что дочь просто отправилась на Землю искать жениха, ибо в ихних высях таковые не водились. Но все сходятся на том, что Салерия живет среди нас и не вернется назад, пока не отыщет по каким-то только ей ведомым признакам свою второю половину. Но где именно она живет, и как она выглядит, никто, из говоривших со мной, не ведал.

_______

К сожалению, практика звала принцев дальше в путь, и продолжать беседы у почтенного старца они более не могли. Увы, современная цивилизация не оставляет места для повторения «1001 ночи», среди многих вещей она открыла время. «Пущенная стрела обратно не возвращается», - возвестили открыватели, и тем отворили врата не только прогрессу (ибо девиз его «поспешай, а то не успеешь!»), но и печали («все хорошее когда-нибудь кончается»). Ну да, последнее утверждение к нашим героям пока не относится, ибо хорошее у них еще и не начиналось.
В промежутках между посещениями кельи принцы добросовестно знакомились с достопримечательностями столицы. На центральной площади стоял памятник Гуго Великолепному, славному воину и правителю. Однажды он в трехдневной битве освободил 78 рабынь-девственниц, увозимых маврами в неволю. А затем в три дня овладел и самими одалисками, или, как было сказано в хронике: «сорвал покрывало с их тайны». Богатырь был росту 7 вершков и 3 пальца, что в современной мере будет 160 сантиметров. Но зато он отличался истовой неутомимостью в любой работе. Его потомок, князь Бимбон, унаследовал все государственные таланты великого Гуго, кроме одного. Возможно, из-за своего роста – 190 сантиметров, в пространстве которого растворились добродетели прадеда, посему в свои 30 лет он был вынужден объявить об отмене права первой ночи. Этот шаг Бимбон VI мудро преподнес, как знак великого благодеяния и прогресса нравов. Следует отметить, что женская половина была этим даром не довольна, так как издавна повелось все девичьи грехи сваливать на князей-злодеев.
Возможно, общая наследственность, присутствовавшая в генах жителей княжества, повлияла на разразившиеся вскоре события, опасно угрожавшие чести и бокам наших принцев. А началось все с того, что, пытливо взиравший на местных девушек Адмус стал подмечать, что те не только не отводят взоры, а даже как будто подмигивают в ответ. Сей важный вопрос требовалось выяснить незамедлительно, и он приступил к действию.
Сбор состоялся в гостинице на окраине города, где проживали принцы, в их тихой комнате на втором этаже. Лотис и Одарис уже готовились отойти ко сну, когда Адмус пришел с двумя хохотушками и за бутылкой вина стал деликатно выяснить причину их веселия. Девицы, застенчиво вкушая напиток, объявили, что пришли к ним в гости пожить до утра. Лотис с Одарисом, занявшие место за столом в качестве поддакивающих друзей, в смущении созерцали, как развязываются не только языки девиц, но и многочисленные завязочки на их одеждах. Дело понемногу приближалось к фортимиссимо, как в предусмотрительно запертую дверь требовательно постучали.
- Кто там? – с неудовольствием спросил Адмус.
- Открывай! Тут мои дочери, паршивец, - отвечал чей-то грубый голос из-за двери.
Принцы обмерли. Девицы кокетливо потупились.
- Что вам нужно? – пролепетал Адмус растерянно.
- Вы лишили их целомудрия! Так женитесь же, черт возьми, поочередно!
- Ничего подобного, клянусь честью. Мы даже не прикасались!
- А это акушер проверит!
- Так ведь это… - задохнулся Адмус от возмущения. – Они уже как воду пить…
Девушки грустно закатили глазки.
Принцы переглянулись. Адмус героически приосанился.
- Не хотелось бы ждать. Хотелось бы всем сразу, нас здесь трое! – прокричал Адмус задорно.
- Это не страшно, - отвечал голос. – У меня еще одна есть…
- Ну уж дудки! – вскричал Адмус. – Дураков здесь нет, одни умные.
- Тогда я обломаю тебе ребра! – посулили из-за двери.
- Только попробуй, старый осел! – весело отвечал Адмус, считая, что трое против одного – вполне приемлемый расклад сил. Но он пожалел о своей реплике, как только за дверьми взревело басом: «Ломай дверь, ребята!». И тут же раздались гулкие, увесистые удары. Судя по их силе, петли могли выдержать не более двух минут.
- Я живым не дамся! – возопил Адмус и ловко выпорхнул в окно, не забыв на лету прихватить свою королевскую котомку.
Лотис и Одарис переглянулись и под вскрик девиц: «Папа`, они удирают!», последовали примеру товарища. Счастливо расположенная клумба, спасавшая любовников во все времена, сыграла свою смягчающую роль и на этот раз. И под пришпоривающие крики: «Держи их!», они резво побежали вдаль.

_______


Ночь пришлось скоротать в стоге сена, а утром, дав себе клятву больше нигде без нужды не задерживаться, а если уж задерживаться, то не вступать в контакт с местным населением, а если уж вступать в контакт, то не с девушками, а если с девушками, то не с хохотушками, а если с хохотушками, то предварительно объявив, что они давно женаты, зашагали дальше.
В дороге принцы видели много всякого и не могли не задаться вопросом: «А нельзя ли оное изменить к лучшему?» По молодости лет, они иногда склонялись в пользу того, что «то» и «это» стоит изменить, ибо оно недостаточно хорошо. Но мудрость дороги напоминала о ненужности умственной суетности. Так пришли они к пещере, над входом которой была высечена надпись: «Всяк входящий, будь мудр в выборе пути». Но вход был один, и галерея тоже была одна. А когда они прошли ее, то уперлись в глухую стену с табличкой: «Идущий вперед, поверни назад - там выход». Удивились принцы, не уразумев всей глубины сего символа.
А проходя через земли племени тихихаков, они заметили мельницу, перемалывающую пустоту.
- Почему вы ее не остановите? – спросили принцы у проходившего мимо тихихакца.
- Не нами она заведена, не нам ее и останавливать, - мудро ответил тот. – Раз ее запускали, значит, так было надо.
- Но смысла в ее работе нет, - стали пороть горячку принцы.
- Почему нет? Раз ее заводили, значит, смысл был, - достойно ответил тихихак.
- Но ведь сейчас… - не унимались принцы.
- А что сейчас? – прервал их прохожий. – Как мы без нее? Пока она крутится – нам  спокойней.
Возразить было нечего, и принцам пришлось ретироваться.
Удивило их и центральное учреждение в землях тихихакцев. Его название звучало гордо - Департамент неразрешимых проблем. В нем усердно трудились сотни чиновников, исписывая регулярно целые подводы бумаг. Правда, все прекрасно знали, что проблемы, над которыми они бились, совершенно неразрешимы. «Но надо работать! – говорили они. – Главное много и хорошо работать!» И следует признать, что в своей сфере они и впрямь работали хорошо. «А может, это главное для тонуса народа? – смекнули принцы. – От примера, говорят, можно заразиться». И точно: у них долго в мозгу вертелось: «Работать надо,  надо много работать!» Тьфу…
Посетили принцы и местную Великую Думу, славящуюся своим либерализмом: среди ее достопочтенных депутатов была даже женщина. Из-за чего произошел один конфуз. Когда репортеры после выступления дамы-депутата спросили у главы одной из фракций, что ему больше всего понравилось в ее речи, тот по рассеянности брякнул: «Грудь».
Святым местом, которому правоверные тихихакцы поклонялись, служил огороженный участок с кучей камней посередине. Раньше из них был сложен то ли храм, то ли памятник кому-то. Суть дела подзабыли, но форму величия чтили. В священном молчании постояли там и принцы.

                _______
 

Принцев ждало еще одно дорожное приключение, которому стоит уделить особое внимание из-за будущих последствий. А дело было так. Принцы остановились в придорожном замке для царственных особ III-й категории, а также приравненных к ним благородных господ. Замок представлял собой готическое двухэтажное здание с большими обеденным и гостевым залами на первом этаже, украшенный стародавним оружием и геральдическими гербами, а на втором размещались покои для отдыха гостей. Принцы мирно обедали, пока Лотис не приметил обезьянку, прикованную к ножке стола. За столом восседал тучный владыка в парчовом тюрбане, с аппетитом вкушавший разнообразную снедь. Кое-что перепадало и обезьянке. Хозяин своими толстыми пальцами, увенчанными огромными перстнями, милостиво бросал объедки смирно сидевшему существу.
Лотис нахмурился. Обеспокоил его не сам процесс кормления – не за стол же сажать обезьянку, а… Лотис указал на господина своим друзьям.
- Чудится мне что-то, а не пойму что… 
Адмус не увидел в предлагаемой картине ничего примечательного. Разве что бант на шее обезьянки понравился. Белый с фиолетовыми горошинами, он придавал ей милое очарование.
Зато Одарис взволновался.
- Обезьянка-то не простая… В ее глазах стыд! Ей очень неловко, что мы смотрим на нее.
- Позвольте, - оторвался от салата с крабами Адмус, - то есть как это «она стесняется»? Животному должно быть все равно, кто и как на нее смотрит.
- А она стесняется! – упрямо заявил Одарис. – Потому что это не просто обезьянка, а заколдованная девушка!
Лотису и Адмусу оставалось только поразиться такому предположению. Они присмотрелись к существу и увидели правоту Одарису, - обезьянка старалась спрятаться за ножку стола от нескромных взглядов.
- Я готов поверить в колдовство и магию… но не до такой степени! - пробормотал Адмус.
С ним согласился Лотис.
- И я… Мне Баба-Яга…
- Кто?
- Так на нашей стороне ветеранов чащобных сил зовут… Так вот, она призналась, что у них в лесу уже позабыли эти фокусы.
- Ну, не везде же регресс. Что будем делать? Жалко девушку.
Лотис решительно отставил салат и поднялся во весь свой средний рост.
- Вызволять!
И он храбро направился к вельможе восходного облика. За ним встали Адмус с Одарисом. Обезьянка притаилась за ножкой стола.
- Приношу букет извинений, что отвлекаю от содержательной трапезы, но у меня к Вам есть потрясающее предложение.
Восходный сатрап как жевал рябчика, так и продолжал истреблять его.
Лотис без смущения повторил свою вежливую речь. Наконец вельможа дожевал птицу и спокойно ответил:
- Я ее не продам!
- Увы, вы меня неправильно поняли. Я пришел, чтобы забрать ее по праву сильного. Это соответствует аристократическому кодексу чести: часть первая, параграф шестнадцатый. А потому предлагаю Вам на выбор – поединок на шпагах, ятаганах, кинжалах, копьях, дротиках, арбалетах…
- Мне это не подходит. Предлагаю другой вариант.
Вельможа поднялся, высокомерно оглядел троицу и гордо последовал к выходу. За ним на повадке засеменила обезьянка. Принцы завороженно проводили эту процессию, а потом решительно, шеренгой, двинулись следом.
На улице свечерело, трепетно колыхались под напором ветра верхушки деревьев, на небосводе в ожидании интересных событий зависла луна. Вельможа стоял монументом, рядом ежилась обезьянка. Адмус и Лотис шагнули вперед. Одарис в задумчивости остался в тыловом резерве.
- Представьтесь, пожалуйста, - потребовал Лотис. - Мы подозреваем, что дело с этой обезьянкой нечистое.
Вельможа пронизывающе посмотрел на соперника.
- Вы мне не соперник. Ведь я чародей, а потому могу и Вас превратить в обезьяну. Будете жить на необитаемом острове в компании других мартышек.
И вельможа рассмеялся. Он долго и гнусно хохотал, демонстрируя, какой он плохой человек. Принцы терпеливо ждали окончания веселья. Бить с сходу им не позволяла голубая кровь.
- По-моему, неплохо получилось, - пробормотал чародей, отсмеявшись. И произнес уже громко и высокомерно:
- Ну, поняли, с кем связались? А зовут меня  визирь Чадвиг!
Однако визирь Чадвиг принцев не напугал, о чем и пожелал официально заявить Адмус.
- Разрешите вам возразить по двум пунктам, достопочтенный визирь Чадвиг.
- Пожалуйста.
- Во-первых, вы дурак. А во-вторых, я умный. Теперь вам ничего не остается как принять вызов.
Визирь задумчиво повращал глазами и, поняв, что в философском споре он вряд ли одержит победу, перешел к другому виду наступления.
- Зря грубите в ответ на мою грубость. И зря храбритесь. Вы бесталанны, а я могу делать то, что в ваших краях и не снилось.  Сейчас я вам покажу, что такое дарование!
Вельможа взмахнул руками. Из рукавов посыпались и заискрились, словно при пуске фейерверков, маленькие зеленые, голубые и розовые звездочки.
Принцы и глазом не моргнули.
Маг подул, зычно выкрикнул заклинание и щелкнул пальцами. В воздухе нарисовались знаки Зодиака. Они покрутились хороводом и стали потихоньку лопаться, пока не осталось три знака.
Принцы зевали.
- Признаете ваши знаки?
- Да, это наши знаки, и что?
- Если я узнал ваши знаки, то могу использовать их во благо или во зло вам.
- Смотрите, подеремся! – предупредил Лотис.
- Ах, не будем возбуждаться по мелочам, - безмятежно промурлыкал Одарис, выходя из-за спин. И взмахнул руками.
В воздухе вспыхнул беззвучный фейерверк. Когда погасли последние брызги огня, в атмосфере остался висеть знак Зодиака.
- Ваш? – спросил Одарис.
Чародей оторопел.
- Мой, - согласился он, и густо покраснел.
- Разойдемся с миром или еще порисуемся? – с отрепетированной еще в детстве змеиной улыбочкой осведомился Адмус.
Чародей почувствовал себя личностью, которую собираются бить.
- Разойдемся, - согласился вельможа и взмахом рукава вызвал коня.
За углом материализовался белый скакун с длинной шелковой гривой. Садясь на него, визирь перепутал стремена и сел в седло задом к голове.
- Для волшебника это не имеет значения, - объяснил он.
- Мы понимаем, - кивнул Одарис.
Визирь вяло махнул рукой на прощание и исчез. Обезьянка осталась. Принцы задумчиво смотрели на нее.
- И как будем ее расколдовывать?
- Кажется, сделать это будет просто.
Одарис наклонился и развязал ее бант.
- Похоже, это и есть тот магический обруч, который держит колдовство вокруг ее астрального тела.
Только успел Одарис закончить свое объяснение, как бант стал съеживаться и растворяться, а обезьянка расти, сбрасывая при этом шерсть и меняя облик. И произошло чудо обновления. Перед принцами возникла девушка с большими миндалевидными глазами, чьи черные волосы волной ниспадали до плеч. Одета она была в восходном вкусе – в белую блузку, короткую курточку без рукавов, в шаровары расшитые бисером. Полоска голого живота завершала наряд. Сюда следовало бы добавить остроносые туфельки, кажется, сафьяновые, но взгляды принцев до туфелек не дошли. Обувь их не интересовала. Узрев перед собой очаровательное создание, принцы отвесили подобающий поклон. Бывшая жертва разрумянилась и, сверкнув из-под ресниц своими клинками, сделала вполне европейский книксен.
- Благодарю Вас, мои избавители. Спасибо и… разрешите удалиться.
- Так быстро! – вскричал Адмус, готовый больше к ухаживанию, чем к расставанию, – Но скажите нам хотя бы кто Вы, откуда, и как оказались заколдованной?
- Я ухожу, но я… останусь с Вами… точнее с одним из Вас. А зовут меня…
Девушка пристально посмотрела на Одариса и произнесла  почти по слогам.
- Ма-ри-ка.
Одарис наморщил лоб, силясь что-то вспомнить.
- Я дочь придворного при дворе Аль-Рашида. Меня превратили в обезьянку, чтобы наказать и вернуть назад в таком виде. Не удалось, благодаря Вам. Спасибо. И прошу извинить меня. Но я должна незамедлительно удалиться. Мне пора возвращаться. К счастью, в прежнем облике и, хотя прошло несколько лет, в прежнем возрасте. И еще… я нашла того, кого искала, и увидела то, что хотела. Потому прощайте. Спасибо за заступничество.
Принцесса отвесила легкий поклон и растаяла в воздухе.
Принцам ничего не оставалось, как вернуться к своему столу.
- Этот… визирь… кто был? Представитель темных сил? – спросил Адмус, наливая себе охлаждающего лимонаду.
- Несомненно, - подтвердил Одарис. Он выглядел бледнее обычного и лунатически смотрел куда-то вдаль.
- В детстве мне рассказывали про чертей, демонов и прочую нечистую силу. Так они взаправду существуют? – не унимался Адмус.
- А-а, - отмахнулся Одарис. – Это все хорошо организованный карнавал для почтенной публики. Пугать ведь надо с выдумкой. Нам, детям тиранов, это ясно как божий день. Всевластие не должно быть скучным. Власть должна быть вполне литературной, - изрек уже твердым голосом Одарис, окончательно приходя в себя.
- И что за власть у темных? – заинтересовался Лотис.
- Задача темных сил – оттенять свет и принуждать людей к добру…
- …делая им зло?
- Люди сами творят зло без чьей-то помощи и понуждения. К тому же… ведь ты учил в курсе Мудрологии метод контраста. Так вот, чтобы лучше ощутить блаженство, надо предварительно испытать побольше неудобств. Потому нас заставляют ходить по пыльным дорогам, как простолюдинов, чтобы, оказавшись на троне, мы ясно осознавали преимущество своего положения и…
… проблему обустройства дорог, - поддакнул Лотис.
- А ты где научился волшебству? – осведомился Адмус, возобновляя работу над салатом.
- Нигде, - чистосердечно отвечал Одарис. - В нашем королевстве магия давно не практикуется.
- Тогда как же ты сумел?
Одарис выглядел озадаченным.
- Сам не знаю. Когда увидел, что делает тот господин, почувствовал, что смогу то же самое. Будто вспомнил. Только не могу понять, как вспомнил то, чего никогда не делал?
- Чудеса!
- И я того же мнения. Мне кажется, я уже встречал эту девушку, хотя точно знаю - в нашем королевстве таких нет. И имя помню… Марика. И двор Аль-Рашида как будто знаком… Но  там я отродясь не был.
- Наверное, это приключение подстроил Ученый Совет, - предположил Лотис. – Если это так, то мы проверку прошли.
Адмусу такое умозаключение понравилось.
- Пожалуй, ты прав. Поднимем же бокалы за счастливое завершение испытания!
…Лотис проснулся от колеблющегося света. Он открыл глаза и содрогнулся. У его постели стояло приведение в белом и со свечкой во длани.
- Я понял, я понял! – произнесло приведение голосом Одариса.
- Ты Одарис или Приведение?
- Одарис…
- Уф. Ты меня напугал. Вдруг, думаю, опять волшебник явился…
- Извини, не смог дождаться утра. Я вспомнил про Марику и двор султана Аль-Рашида.
- Поздравляю.
- Марика, визирь, Аль-Рашид – все это я читал в одной почтенной книге. Принцесса прибыла из книги. Это не живой человек. Это литературный персонаж!
- Подожди. О чем ты? Я сам ее видел!
- Это и меня удивило, когда я вспомнил, откуда знаю имя принцессы и прочее. Полночи думал, а потом осенило! Она нарушила закон и переместилась в нашу жизнь. Ее захотели вернуть. Заодно и наказать, превратив в обезьянку. В той книге чародей Ибизир проделывал такие штуки, пока не напоролся на светлого волшебника. Ну, да ни к чему пересказывать сказку. Я вот о чем подумал: а вдруг я в следующей жизни перемещусь в ту книгу и стану восходным принцем из какого-нибудь рассказика «Тысяча и одна жизнь»? Вдруг я этакий кочующий литературный персонаж?
- Как ты можешь кочевать, если ты в данный момент – это ты, а там восходный принц?
- Характер-то остается. Их не так много, и потому они кочуют из книги в книгу.
- Вот каким ребром ты ставишь вопрос. Твое утверждение не противоречит логике возможного, - осторожно начал Лотис. – Но даже если это так, перемещение душ в разрезе сказанного тобой это не самый плохой вариант. Только о своем открытии не извещай Адмуса. Он такой впечатлительный…
Одарис вздохнул, извинился за вторжение, и отбыл. Лотис попытался  поразмышлять над услышанным, но быстро заснул. Во сне ему явился Барбидон Уклопус,  и насильно прочитал лекцию о вреде курения. А вот Одарис долго ворочался и вздыхал о чем-то своем, сокровенном.
Утром принцы продолжили путь. Одарис был молчаливее и рассеяннее обычного. На обращенные к нему вопросы отвечал с существенной задержкой, что обеспокоило Адмуса.
- Кажется, исполнение волшебного номера истощило Одариса. Может, нам остановиться на денек, отдохнуть, поставить ему пиявки?
Лотис уговорил продолжить путь, но Одарис был столь не в себе, что Лотис не удержался и высказался-таки о его парадоксальной идее.
- Если мы литературные персонажи, хорошо бы познакомиться с нашим писателем и уговорить его сделать нас богатыми и умными.
- Думаешь, писатель – наш возможный покровитель? – немедля откликнулся Одарис.
- Если ты прав в своем предположении…
Адмус испытывающе поглядел сначала на Лотиса, потом перевел взгляд на Одариса.
- Вы это о чем, ваши высочества?
- Да вот Одарис озаботился, – а вдруг мы герои чей-то книги, и нас ведет не долг принцев и даже не перст Ученого Совета, а прихотливая мысль некоего писателя-демиурга.
- Причудливо мыслите, не спорю. Но я-то думаю так, как хочу и, смотрите, поднимаю руку потому, что я так захотел, а не какой-то там ваш писатель. А вот сейчас я плюну прилюдно… Нет, не удалось, это противоречит моему аристократическому воспитанию. Но все равно я свободен в своих поступках!
 - Резонны твои рассуждения и показательны примеры, - охотно согласился Одарис. – Возможно, моя гипотеза еще сыра.
- Скажем так: Одарис своего ангела-покровителя называет Писателем, - подытожил Лотис.
- Его можно еще назвать Драматургом, - подсказал Одарис.  – Созвучно слову «демиург».
- Вы что, из меня марионетку пытаетесь сделать? – недовольно спросил Адмус. – А если писатель окажется малоталантливым, - он ведь мне всю жизнь может испортить!
- А если, наоборот,  окажется талантливым, то представляешь, как расцветит твою, в ином случае, небогатую биографию? – возразил Лотис.
- Я бы лучше не рисковал, - упорствовал Адмус.- Мои ошибки – они мои. Тем более что, по моей небогатости натуры, как вы изволили намекнуть, Ваше Высочество, они и будут невеликие. А за  чужие отдуваться, да еще сделанные с подачи несостоявшегося гения – увольте.
- Опасность такая есть, - согласился Одарис. – И ей нужно как-то противостоять. Если Драматург воздействует на нас, то разве мы своими деяниями не можем воздействовать на Драматурга? Мы же не просто литературные персонажи. Мы – принцы!
Адмусу промолчал, а Лотис произнес задумчиво:
- Значит, нас пишут, но и мы, наверное, можем писать свои судьбы. По мере сил, конечно.
На этом философском умозаключении они завершили свой диспут.   

______
 

В пути принцев ждало еще одно незапланированное приключение. На довольно глухом тракте, заросшем по обочине кустами, встретился им человек, возлежащий в оных зарослях, и, судя по мощной щетине, достаточно давно. Увидев их, человек проворно вскочил и со знанием дела поклонился.  А именно: взмахнул шляпой, дважды подпрыгнул с переменой ног и трижды отвесил поклон, касаясь земли кончиком безымянного пальца правой руки, а левую руку с отогнутым мизинцем вздымая к небу под углом 47 градусов перпендикулярно изящно изогнутой пояснице. Принцы сразу поняли: перед ними не темный селянин и даже не рядовой горожанин, имевший возможность наблюдать выезды короля, а истинно придворный человек. Поэтому, когда человек воззвал о помощи, принцы отнеслись к его просьбе со всем вниманием.
- О какой помощи идет речь? – сухо осведомился Адмус, с неприятным чувством уездного банкира, слышащего от должников вечные жалобы на нехватку денег.
Однако речь шла о совершенно невероятном случае - требовалось освободить попавшего в беду рыцаря!
- А вы, я вижу, сами рыцари.
И человек указал на их походные кинжалы.
Просьба принцев озадачила. Выручать кого-либо из беды им не приходилось, а уж тем более рыцарей.
- Что за чушь? – тихо озвучил общее мнение Адмус. – Какие рыцари в наше время?
- Сейчас подумаем… Мы свободны выбирать, идти нам или нет, - успокоил его Лотис.
- Знаете ли, сдается мне, что любая свобода выбора на деле – пролог к несвободе, - заявил Одарис.
- А мне сдается, что это и есть Испытание, задуманное Ученым Советом, – шепотом сказал Лотис. – Во всяком случае, поглядим-увидим. Идем?
И принцы пошли.
Проводник шел впереди, и через полчаса они оказались в дремучем лесу. Сквозь чащобу змеилась едва видимая тропинка, по которой уверенно шел их проситель.
- Не иначе, это прогулочная дорога для лисиц, и нам остается встать на четвереньки, - недовольно пробурчал Адмус, уворачиваясь от веток.
Но настроение его улучшилось, когда пять минут спустя провожатый отодвинул лапы ельника, и они узрели большую поляну с каменным замком в центре.
- Чье это жилье? – спросил Лотис.
- Замок сей принадлежит члену Круглого Стола славного короля Артура.
Принцы почтительно склонили головы перед именем родоначальника современных королей и принцев.
Давно это было: до плавания Колумба и открытия рецепта самогоноварения. Имперский Рим уже пал, а новый еще не народился. Мир пребывал вне искушенности, и народы уподоблялись первым людям, не знавшим еще греховного вкуса дефицита бюджета, тайной дипломатии, засилья желтой прессы (герольды знали свое место, иначе плаха) и … Много еще чего не знали те люди из щедрот современной цивилизации. Волшебники посильно врачевали и туманно прорекали будущее куда лучше нынешних ученых-футурологов, вурдалаки не рассуждали о гуманизме, злые колдуны не выдавали себя за борцов за права человека, а честно и открыто делали свое дело - старались подпортить жизнь благородным рыцарям и проложить путь к трону обычному развратнику, не скрывавшему своих порочных наклонностей под маской толерантности. Рыцари же скитались в поисках подвигов и, увидев другого рыцаря, храбро вызывали того на поединок. Победитель не добивал побежденного, а говорил ему: «Отправляйся ко двору короля Артура в Карлион, расскажи ему о моем подвиге и поклянись в верности королю и рыцарям Круглого Стола!» И побитый, прихрамывая, и впрямь перся бог знает в какую даль, чтобы в точности исполнить взятые на себя обязательства. Причем рыцари шлялись по свету не столько ради короля Артура, сколько из-за того, чтобы рассказ о них услышали некие любопытствующие маленькие ушки. И на это занятие уходили годы. Так развилось женское любопытство и мужская непоседливость. В наше время оно переродилось: у женщин в страсть к сплетням, а у мужчин – к рыбалке. Кто же из них любит экстрим, тот, вероятнее всего, единоутробный потомок рыцарей тех прямодушных  времен.
Проводник трижды стукнул висящей на веревочке колотушкой в дубовые створы, и они сами собой отворились, открыв уходящее в полумрак пространство залы. Составленные из больших каменных блоков стены заканчивались сумрачными сводами. Не только камни, но и сам воздух был окрашен в сине-серые тона. Длинные седые разводы паутины под потолком свидетельствовали о древности, таинственности и заброшенности.
- Как же мы здесь будем кормиться? – шепнул Одарис.
Но его друзей занимало другое: в подобном месте может случиться такое, что отобьет аппетит навсегда. По скрипучей деревянной лестнице они поднялись на второй этаж и оказались в полукруглой зале, посредине которой стоял большой каменный стол. Он походил на мельничный жернов, возложенный на обтесанный валун, втянуть который наверх мог разве что великан, кои еще жили во времена короля Артура.
- Прошу вас садиться, - предложил проводник.
Сам он остался стоять, а принцы воссели на каменные стулья с высокими спинками из гранитных плит. «Стульев» было двенадцать, и принцы, повинуясь какому-то родовому чутью, сели не рядом друг с другом, а в разных концах стола, так что между ними остались свободные сиденья. И уж тем более никто не посмел занять место с выбитой на спинке короной.
- Благодарю вас, - сказал проводник. – А теперь расскажу суть дела. Много-много столетий назад этот замок был одним из тех, куда поочередно съезжались лучшие рыцари мира, чтобы поведать о своих подвигах и пообщаться с равными себе. Этим они заложили традиции английских закрытых клубов, практики рейтингов, а также казино, ибо любили играть в кости на привезенную с собой добычу. Страстью рыцарей были турниры, громкие подвиги и любовь! Эти три страсти легли в основу современного спорта, политической рекламы и гламура. Отдохнув, рыцари покидали своих прекрасных дам для свершения очередной порции подвигов, чтобы трубадуры затем воспели их перед народом. Этим были заложены традиции командировок и современной эстрады. Однако все имеет побочный эффект. Однажды некая Прекрасная Дама решила воспротивиться отъезду своего наперсника. Она посчитала, что пусть лучше он будет дома, рядом, творя подвиги с ней, чем шататься неизвестно где, плодя детей от простолюдинок. Выношенный долгими одинокими ночами замысел был исполнен с женским коварством. В соседней комнате был сотворен потайной люк, ведущий в подвал. Когда  рыцарь вошел в комнату и вступил на одну из ее плит, пол разверзся под ногами, и доблестный оруженосец чести провалился, можно сказать, в преисподнюю. О чем он и прокричал в полете. Но Дама утешила его, объявив истинную причину его падения, и заодно объявила, что не выпустит его, пока он не даст клятву на щите, что больше не покинет замок ради не нужных ей подвигов. Сами понимаете, сколь тяжким было такое предложение для истинного рыцаря. Этим он лишался не только свободы передвижения, но и возможности сидеть за Столом с рыцарями у короля Артура, обсуждая свои деяния за бокалом пунша, и тем нарушить складывающуюся традицию мужских разговоров о трех вещах – спорте, политике и женщинах. О чем в раздраженной голосовой форме было заявлено наверх. В ответ Прекрасная Дама сказала, что она хочет нарушить складывающуюся традицию женских разговоров о нарядах, детях и неизвестно где шляющихся мужьях. «Мне нужен не подвигосовершатель, — заявила она, — а муж, мирно храпящий рядом и обнимающий меня за талию». Переговоры зашли в тупик. Рыцарь предпочел гордо умереть в винном погребе, а Прекрасная Дама долго жила в верхних покоях, безутешно горюя на плече трубадура. Этим была заложена традиция… ну, да ладно. Так вот. Дух рыцаря остался заточенным в этом подвале, ибо рыцарь пал не на поле битвы, а при неромантических обстоятельствах. И потому он не может присоединиться к рыцарям Круглого Стола в райских кущах. Дух рыцаря вознесется не раньше, чем свершится подобающий его званию подвиг. Он должен сразиться с другим рыцарем. И вот мы, потомки трубадура, по завещанию хозяев этого замка, сидим при дороге и ожидаем, когда мимо будет шествовать рыцарь, чтобы пригласить его в замок для достойного завершения жизни сэра Агробердайна, кавалера ордена Малого и Среднего Щита, победителя 16 великанов, трех драконов и 6 турниров Большого Шлема!
Принцы почтительно встали в память о славном добром прошлом и его творцах.
- Наконец, спустя несколько поколений, в жизни нашего рода настал столь желанный миг, - я встретил сразу трех рыцарей! Итак, Ваши Высочества, вы согласны исполнить волю покойного?
- Разумеется, - отвечали принцы. – Это наш долг.
- Благодарю вас за понимание.
- Что от нас требуется?
Потомок трубадура чуть призадумался, потом неуверенно произнес:
- Спуститься в подвал, а там… действовать по обстоятельствам. Надо сделать так, чтобы дух смог совершить подвиг. 
- Хорошо, - подал голос Одарис, - но я пойду туда не раньше, чем поем что-нибудь.
- О, конечно! – встрепенулся проводник. – Хотя я и не живу в замке… знаете ли, с приведениями жить беспокойно, не высыпаешься, но запасы здесь имеются.
- Надеюсь, они не со времен короля Артура? – запривередничал Адмус.
- Что вы! За исключением вина запасы свежие. Время от времени здесь проводятся экскурсии (жить-то надо), и наша семья заботится о буфете. Я сейчас принесу закуски и напитки.
Оставшись одни, принцы решили посовещаться.
- Что будем делать? – обратился Адмус к друзьям. – Придем в подвал и начнем махать шпагами? А если подвиг этого рыцаря заключается в том, чтобы убить нас всех или хотя бы одного? Подвиг – дело священное, но у нас тоже свой обет – сдать зачет по госуправлению!
- Тем более, что убить его мы не сможем, ибо он уже почил, - подытожил Лотис. – А ты что думаешь? – обратился Лотис к Одарису.
Одарис хотел добавить умное слово, но ничего не получилось. Не придумывалось.
- На пустой желудок я плохо соображаю, - пробормотал он в оправдание. – Но чувствую, вы правы оба, и наши шансы сомнительны.
- Узнать бы доподлинно: это и есть наше Испытание, и тогда нам ничего не грозит, кроме низкой отметки, или все взаправду?
- Мудро задаешь вопросы. Осталось послать запрос в Институт либо начать пытать проводника, - отозвался Лотис.
- Да, тут сократовским способом истины мы не найдем, - вздохнул Адмус обреченно. - Остается одно – исходить из того, что практика - критерий истины, то есть идти в подвал.
В это время проводник принес еду на большом подносе: соления, окорок, пироги, в общем, было на что переключить внимание молодым, растущим организмам; расставил снедь на столе и удалился.
Есть начали в молчании. Длинная дорога требовала возмещения затраченных сил. Но затем, мало-помалу заботы о грядущем вновь завладели вниманием принцев.
- Разрешите все-таки поставить очередной вопрос, - не удержался Адмус. - Если мы поможем совершить подвиг рыцарю Агробердайну, то не означает ли это, что совершим подвиг и мы тоже, хотя бы и косвенно?
- Если умрем – то да, а если станемся в живых, какой это подвиг? – ответил оживший после съеденного Одарис.
 - Вынужден резонно возразить, - вступил в беседу Лотис. - Все королевства начинались с подвига. Без оного царства не создашь - слишком много желающих. А раз так, то много ли родоначальников династий погибли? Совсем нет! Иначе откуда бы взялись династии!
- Но о тех, кто не выжил на пути к обретению царства, мы же не знаем, -  возразил Адмус.
- А какие подвиги совершили ваши родоначальники? – поинтересовался Одарис, желая перевести разговор в более приятную плоскость.
- О, это вдохновляющая для потомков история! – откликнулся Адмус. – Она произошла за тысячу лет до моего рождения, и первой сказкой моего детства стал рассказ о моем предке – Лахтиморе Матрадоре, что переводится с местного диалекта, как Лохтимор Прямолинейный.
Адмус в предвкушении обстоятельного рассказа отпил эля из кубка и начал излагать факты голосом рапсода, помогающего себе перебором струн на лютне.
 - В одном воинственном роде на далеком севере жило два брата столь сильных и смелых, что вскоре стало ясно – после отца им не поделить власть над племенем. И тогда младший брат по имени Лахтимор снарядил лодку и отправился искать новую землю и  племя, которым будет править. Плыл он три дня и три ночи, избрав в качестве путеводной звезды Марс, пока ни увидел устье широкой реки, и повернул туда. Он плыл еще некоторое время, наверное, опять три дня и три ночи, пока ни узрел большую деревню. Он причалил к берегу, вылез из лодки, поднял меч и 99 раз стукнул им о землю. И с каждым ударом в домах соскакивали с петель двери. Жители выбежали посмотреть на чудо явления пришельца.
- Ого! – сказали они. – Ты что, почтальон?
- Нет, - отвечал Лахтимор, - Я тот, кто рожден править.
- Ага, - подумав немного, смекнули жители, - раз так обстоит дело, и ты сможешь защитить нас от других желающих править, мы согласны кормить тебя.
- И подчиняться мне!
- Ну да, - ответили жители, – если человек попался умный, отчего бы и не подчиниться.
- А я умный, – подтвердил Лахтимор.
- Да мы и так видим, - согласились жители.
На том и порешили.
- Зачем же он мечом об землю 99 раз бил?  Разве одного раза не достаточно? – спросил Лотис.
- Дело не в том, как было на самом деле, а суть в том, что записано в предании, - возразил Адмус. – Главное – подвиг был совершен! Ты бы смог «постучаться» 99 раз мечом так, чтобы двери повылетали?
- Во-первых, я не стал бы пугать детей, во-вторых …
- Чем спорить, послушайте лучше, с чего началось наше королевство, - отозвался со своего конца стола Одарис.
И он рассказал нижеследующую историю.
- Мой предок бы пилигримом. Любил странствовать…
- А, то есть был туристом древности! – сказал Адмус.
- Вроде того, только не по собственной воле. Его звали Готфрид, по прозвищу Непоседливый. За живость характера наложил на него местный епископ епитимью на три года. Это время надо было провести в дороге, посещая все известные к тому времени святые места. Делать нечего, отправился он в путь. Ходил долго, пытаясь честно совладать со своим темпераментом. И понял - это невыполнимо. Тогда решил Готфрид уйти в самые дальние края и там пропасть навеки. Вскоре подходящий случай и впрямь представился. В дороге он встретил народ, страдающий от власти жестокого людоеда. Тот приходил раз в месяц и требовал отдать ему по жребию кого-нибудь из людей. Понятно, что такая рулетка была им не по вкусу, поэтому в качестве указующего перста жребия они использовали проходящих через их земли путников. Ничего не подозревающего Готфрида приютили, накормили, спать уложили, а утром он проснулся связанным. Уяснив в чем дело, Готфрид заявил, что их план ему не нравится. После недолгих препирательств, Готфрид предложил иной вариант – убить людоеда и тем навсегда освободить их от дани, иначе придет время, когда путники будут обходить эти земли стороной, и что тогда? Резон был в том, что погибать ему придется все равно, так уж лучше с честью. Людям племени идея в целом понравилась, загвоздка заключалась в том, что Готфрид мог пойти искать чудовище в противоположную от него сторону. Попрепирались на эту тему еще некоторое время. Сошлись на том, что жители поставят капканы, а леса там стояли густые, тропинок наперечет, и при попытке нарушить взятое обязательство, они возьмут его как дичь. Ударили по рукам. В случае негаданной победы посулили отдаться под его рыцарскую руку и провозгласить своим королем. После чего развязали пленника, покормили напоследок и отправили к горе, где в пещере жил людоед. Подобрался он к поляне, за которой началась гора. Выглянул из кустов. Видит - пещера, у входа людоед на солнышке греется, урчит от удовольствия. Был он размером в два средних человеческих роста, широкий телом, ручищами с лодку. Драться с таким бесполезно, оставалось ждать ночи. Задумал же Готфрид подкрасться тихо и убить злодея во сне. Да вот незадача: видит Готфрид – бежит к нему волк. Учуял, завыл. Еле от него убежал. Оказывается, у людоеда волк жил вместо сторожевой собаки. Охранял хозяина за долю добычи. Значит, ночной визит отпадал. Что же оставалось делать? Долго думал Готфрид над своим положением. Ни подкрасться, ни убить… И вдруг его осенило. Раз нельзя взять противника в лоб, почему бы не попробовать сделать это с самой, что ни на есть тыльной стороны? Он…
Одарис сделал эффектную паузу и выпалил:
- Он стал искать людоедку!
- Зачем? – вскричали принцы.
- Готфрид на голодный желудок рассуждал так: почему люди встречают людоедов, но никто не видел людоедих? Может потому, что они не едят людей? Но где-то они были и чем-то занимались. Готфрид стал искать их. И нашел! В двух часах пути обнаружил еще одну пещеру, где обитали мать и дочь. Они делали то же, что и все люди – выращивали на поляне злаки, пасли домашнюю живность, кажется, коз.
- Зачем ему понадобились женщины из племени людоедов? – озадачился Адмус. – А, понял, взять в заложники!
- Вряд ли у него хватило бы сил на это. Людоедки по размерам ненамного уступали людоедам. Готфрид поступил иначе. Однажды утром дочка обнаружила рядом с собой цветок. А у ручья - целый букет. У жаровни – венок… Она находила цветы повсюду и даже одну алую ленточку для волос, которую не преминула вплести в свой пучок на голове. Мать сердилась и грозно потрясала палицей из цельной сосны, но дочь… Дочь разрумянилась, отыскала кусок отполированной бронзы и, как могла, прихорашивалась. И мы, мужчины, представить себе не можем, как глодало ее любопытство! Через три дня она просто изнемогла от желания увидеть своего воздыхателя. И Готфрид явился. Он возник из зелени леса с обнаженным торсом, горящим от голода взором и букетиком лесных цветов в руке.
- Я люблю тебя! – прокричал он снизу вверх.
Девушка обомлела. Она явно ожидала увидеть мужчину своего племени. А тут… человек небольшого роста. Но какая девушка отвергнет любовь, особенно, если нет другой?
- С каких это пор ты стал специалистом по женской психологии? – подозрительно спросил Адмус.
- Успокойся, это родовое. И не перебивай, пожалуйста, хотя бы в патетических местах. Так вот. Несмотря на первое неблагоприятное впечатление, потрясение от смелости молодого, красивого, белокурого мужчины перевесило. Готфрид попросил девушку нагнуться и, как только та опустилась на колено, пылко поцеловал ее. Людоедочка отпрянула, нахмурилась, потом, поразмыслив, вновь придвинулась и была обласкана с еще большим жаром. Она разом ослабела и ничего более не помнила, пока не очнулась от грозных криков матери и настоятельного голоса своего воздыхателя. Мать махала над головой Готфрида палицей, а тот, прикладывая руки к сердцу, отчаянно просил отдать дочь в жены, клянясь сделать ее счастливой. Трудно сказать, чем бы кончилось дело, если б дочь не вскочила проворно и не изрекла внятно и весомо:
- Это - моё!
- Да не может быть! – опять не удержался Адмус.
- Однако, это быль. Мамаша вынуждена была дать согласие, после чего дочь отправилась к батюшке за благословением. Что там было, описать не берусь. От обоюдного рева разбежались все звери в округе. Только Готфрид сам видел сломанную пополам дубовую палицу папаши. Папа-людоед приплелся к их пещере уже смирный. Долго недоверчиво косился на Готфрида, но, в конце концов, простер родительскую длань над их головами. В качестве приданого он отдал молодоженам земли подвластных ему людей. Готфрид пришел к ним победителем, и они провозгласили его королем согласно уговору. Так счастливо завершилась эта история.
- Подожди-подожди, - обеспокоился неугомонный Адмус. – А как же Готфрид избавился от дочери людоеда?
- А он не избавлялся от нее, - безмятежно ответил Одарис. – Они прожили долго и вполне счастливо. Оказалось, что женщины из племени людоедов самые верные, любящие и заботливые жены на свете. Рассказывают, что Хельга, так стали звать ее люди, любила брать мужа на руки и часами созерцать свое сокровище. Готфрид был не только тронут ее нежностью, но и оценил ее женские прелести, которые были, так сказать, велики и обильны. Ему завидовали многие мужчины. Так, Готфрид свершил свой подвиг – подвиг любви!
- Ваш род пошел от союза человека и людоедки? – ахнул Лотис.
- Да, наш род пошел от человека и дочери людоеда.
- То-то у тебя аппетит всегда хороший, - заметил Адмус. – Кушай и мою порцию, золотце. Я сыт. А ростом почему ты не в прапрабабушку?
- В семье один я такой, остальные уродились хорошего роста. Я получился в прапрадеда.
- И это хорошо, - убежденно сказал Лотис. – Нам спокойнее, что ты в мужскую линию. Ну, а теперь моя очередь поведать о том подвиге, что лег в основу нашего королевства.
Он сделал приличествующую случаю паузу и начал рассказ мерным голосом.
- Это событие произошло во времена заката варварства и наступления эпохи Просветления. То есть людей продолжали убивать без счета, но делали это не из дикарской жестокости, а в силу борьбы гуманизма истинного с гуманизмом ложным. И все шло хорошо, пока некий мудрец не задал вопрос следующего свойства: а как различить гуманизм правильный, подлинный от гуманизма неправильного, ведь рыцари и их слуги из обоих лагерей, истребляя друг друга, искренне считали правыми только себя. Вопрос показался не пустым, и потому решили собрать Высокое Собрание, дабы обсудить возникшую проблему. Тему диспута определили следующим образом: «Конгрециальные источники дисперсного гуманизма». Победителю посулили высшую премию тех времен – дарование домена в только что открытом глухом углу полуцивилизованного мира. Тема на вид показалась легкой, и потому на диспут прибыло много профессиональных ораторов и просто желающих получить дармовой удел. Приехал и наш пращур. Он был молод, по силам начитан, а главное уверен в том, что он гений, хотя бы потому, что не встречал других живых гениев. Как человек умный, он не совершил распространенной ошибки – не полез выступать вперед всех. Он обосновался в задних рядах и стал спокойно наблюдать за развитием диспута. Оный проходил на большой поляне близ священной дубовой рощи. Старцы сидели на большом стволе дерева, опираясь на посохи и оглаживая длинные белые бороды, а выступающие ораторствовали или просто орали за неимением таланта с огромного пня некогда священного дуба, срубленного на местные хозяйственные нужды. Наш предок заметил одну особенность развивавшегося спора, а именно: все говорили долго, упиваясь своим красноречием, знанием и просто желанием произвести неизгладимое впечатление на старцев, и чем больше они старались, тем быстрее изглаживались из памяти по окончании речи. Проще говоря, ораторы здорово надоели внимающим, ибо вещали в общем-то одно и то же и часто не по делу. Спустя три дня такого словоговорения, мой предок решил, что пришло его время. Он взобрался на священный пень и сказал примерно следующее:
 - Отличить первое от второго на основе единственно верного постулата невозможно, ибо мы, признавая первое ложным, унизим рыцарские чувства одной стороны, а, признав ложным второе, незаслуженно оскорбим умозаключения другой. Остается одно – дать обеим сторонам выявить свою правоту в рыцарском поединке, где победитель и будет прав. Сия истина примирит побежденного и удовлетворит победителя в силу самого положения вещей. Эту основу справедливости я предлагаю назвать «принципом состязательности» и на сем успокоиться. Аминь.
Этот призыв был благодарно услышан вконец изнуренными старцами и, посовещавшись, они постановили прекратить прения и вознаградить оратора. По нынешним временам этот вывод довольно банален. Но в те времена такой подход был форменным открытием в сфере проявления ума. Данный принцип лег в основу всей современной юриспруденции, и в судах отныне ищут не истину, а выявляют победителя в рыцарском словесном поединке между прокурором и адвокатом. Потом многие короли и принцы нашего рода мечтали о возобновлении традиции, ведь самое трудное не доказывать, а убеждать! Разумеется, тех, кто не зависит от тебя. Однако, увы, никому сие не удалось. Ведь прежде, чем начать убеждать надо уяснить, что ты хочешь доказать, а это оказалось тяжким делом. Так это желание со временем и заглохло. Не всем же подвиги патриархов повторять.
- Не переживай за своих предков. Все мы живем за счет чужого ума и пришлых талантов, - утешил Одарис.
- Все так, но что нам делать в данных обстоятельствах? – спросил Лотис. – Нам придется воспользоваться своим умом и имеющимися на данный момент талантами.
Принцы помолчали, а Одарис еще и поел.
- Эврика! Нашел! – вскричал Лотис. – Что значит предваряющая дело беседа. Нужно помочь духу совершить такой подвиг, который позволил бы ему основать свое королевство!
- Где? – усомнился Адмус. – На небесах?
- Нет! Здесь! Пусть этот замок станет его королевством. Королевством Призрачного Рыцаря. Красиво?
- Или Лунного Рыцаря - тоже хорошо, - подхватил Одарис.
- Позвольте, но он же мечтает покинуть эти пенаты и улететь к членам Круглого Стола.
- А почему бы рыцарям Круглого Стола, как в старые добрые времена, не собираться здесь?
Адмус думал несколько мгновений и радостно хлопнул в ладоши.
- Гениально! Чем ему тут плохо? Он будет здесь хозяином, а не двадцать каким-то по счету рыцарем. И слуги у него есть. Вон сколько поколений семьи трубадура служит замку. Для них и служба сохранится, да еще с большим жалованьем. Экскурсии в замке приведений, наверняка, дадут устойчивый валовой доход.
- Рад, что мы вместе нашли выход, - скромно ответствовал Лотис. – Остается продумать детали и осуществить наш план.
Закусок еще оставалось столько, что их хватило на все время обсуждения задуманного. Принцы пришли к выводу: как было бы хорошо вновь воссоздать прежние традиции! Им представилось, как светлый обломок героической эпохи навсегда поселится в замке и будет служить маяком для всех ныне здравствующих кандидатов в рыцари.
- Восстановилась бы связь времен, - мечтательно добавил Лотис.
- Если бы мы этого добились, то зачет Ученого Совета был бы нам обеспечен, - рассудил Адмус.
- Если это Испытание, а не случайная встреча, - отозвался Одарис.
- Ладно, гадать бесполезно, за окном, гляжу, смеркается, пора нам спускаться вниз, так сказать, в преисподнюю, - со вздохом произнес Адмус.
Принцы, не совсем уверенные в успехе замысла, прискорбно помолчали, свесив головы, после чего встали и решительно направились к дверям.
Проводник услужливо провел их по анфиладам состарившихся комнат и крутым щербатым лестницам к подземелью. На пороге перехода в иную стадию бытия он достал с полки три канделябра с тремя свечами в каждом и торжественно вручил принцам.
- Желаю удачи, Ваши Высочества!
И с чувством выполненного родового долга облегченно удалился.
Перед принцами, запахнув створы, громоздилась дубовая дверь, приспособленная к заглатыванию винных бочек с человеческий рост. В замочной скважине торчал здоровенный, как лопата, медный ключ, приглашая поднатужиться и повернуть его на другой бок.
- Ну-с, была не была, а чего не было, того и не произойдет, - подбодрил сам себя Лотис и ухватился за ключ. Ржаво прокряхтев, дверь поддалась и отступила в темноту. Принцы, держа свечи над головой, переступили порог подземелья.
Как отпрыски старинных родов, они все знали о духах и призраках, тем более аристократических. Они знали, что призрак из рыцарей не будет заниматься глупостями, пугая скрипами и шорохами, мельканием в белом саване, заимствованном в прачечной, и прочими плебейскими штучками. Призраки, в коих прежде текла голубая кровь, появляются перед избранными в приличествующей театральной позе позднего классицизма и в развевающемся плаще (если поблизости есть подходящий для этого сквозняк). А потому принцы, не особенно робея, принялись осматривать обширные подвалы замка.
Подземелье было разгорожено и обустроено в полном соответствии с древними традициями: одно помещение отводилось под кладовую съестных припасов, другое - под винный погреб, третье - под пыточную, четвертое - под арестантскую… Все как обычно, нет смысла перечислять.
В винном погребе Адмус по-хозяйски простучал бочки. Большинство из них глухо откликнулись на один манер: мол, полны, родимый, полны…
- Вот, пожалуйста, перед вами вино с тысячелетней выдержкой.
- В нашей семье неоднократно пытались создать коллекционный запас, - откликнулся Одарис, - для чего закапывали бочки в глухом лесу, иначе вино каким-то образом расходилось в течение года. Куда там! Либо путь к захоронению забывался, либо их находили местные лешие. Приходится выпивать по мере поступления.
Звуки голосов явственно разносились под сводами, и призрак не мог не слышать их. Пора ему было обнаружиться, вот только в каком зале он посчитает сподручнее это сделать?
Принцы собрались было идти в пыточную, где мрачная обстановка могла, исходя из обстоятельств дела, больше подходить для его появления. Однако, нет.
- Здорово, ребята! – раздалось где-то рядом.
Принцы резво поворотились. Призрак стоял в углу и сморкался.
- Извините, господа… сырость. Не до традиций. Надоело все, знаете ли…
Принцы в ответ почтительно поклонились.
- Приветствуем Вас и в Вашем лице эпоху рыцарей короля Артура, - с подобающим чувством и почтением высказался Лотис.
И принцы вновь отвесили поклон.
Призрак с видимым удовлетворением отвесил аналогичный поклон.
- Спасибо за добрые слова. А говорят, молодежь у нас плохая… Давайте присядем, господа.
В винном погребе находились не только бочки. У стены стоял  шкап с кружками и бокалами, рядом массивные седалища из буковых колод и овальный стол. Там и разместились.
- Нам, призракам, все равно: что сидеть, что висеть, что стоять. Лучше - висеть. Распластаешься в воздухе и качаешься, как на морской волне. Отдыхаешь… Вот только от чего отдыхать-то? И так сплошной отдых.
Но призрак выглядел отнюдь не свежо, а, наоборот, как-то изнуренно. И дело было не в понятной бледности и лазурной прозрачности. Что-то в его некогда орлином облике скукожилось, увяло.
Принцы искренне огорчились за славного рыцаря.
- Мы готовы помочь Вам перебраться в мир иной, как можем, - сказал Одарис.
Но призрак отмахнулся.
- Не хочу. Разузнал я про тот мир с помощью спиритизма. Не по мне он. Дисциплина там, как в современной армии. Врут вам про райские кущи и вечное блаженство. Ругаться там нельзя, драться тоже, совершать подвиги можно, но только духовные. А мне, в соответствии с натурой, нужны подвиги, основанные на силе руки и глазомера. И хвалебные гимны там надо петь и постоянно благодарить за то, что тебя туда, грешника, взяли. Конечно, культ личности нужен. И он закономерно принят в монархических домах. Но не вечный же! Должно же быть какое-то обновление восхваляемых лиц! Нет, это не по мне. Я душа свободолюбивая, к тому же моя Прекрасная Дама ждет меня не дождется, чтобы сказать все, что обо мне думает. Не хочу туда. Нет счастья на земле, но нет его и выше! Лучше я здесь буду обитать, сам себе хозяином, среди этих бочек, издающих славный запах, от которого дух мой бодрится. Вот только…
Призрак вздохнул.
- Скучно мне одному. Не могу же я постоянно плавать в воздухе. От избытка времени даже чтением газет занялся. Это правда, что появились государства без королевской власти, республиками называются?
Принцы поморщились и вынужденно подтвердили сию новость.
- Тьфу, какая гадость. Ну, значит до конца света недолго осталось… Однако, надо это время как-то скоротать. У меня к вам нижайшая просьба – научите всем азартным играм, какие знаете, и заодно обеспечьте необходимым инвентарем.
Не передать словами, как сладко было слышать нашим героям столь разумные речи призрака.
- С превеликим удовольствием, - первым откликнулся Адмус. - Мы и сами подумали: мол, чего Вы там наверху забыли, когда и здесь все слава богу? Что до азартных игр, то я знаю шесть карточных игр, не считая фокусов…
Одарис вызвался обучить рыцаря шахматам, Лотис – шашкам и нардам (во времена короля Артура ничего подобного еще не было), а также городкам. Далее перешли к практической части. Фигурки для шахмат Одарис смастерил из свечек, карты Адмус нарисовал на пергаменте (для чего пришлось сбегать за первым и вторым наверх), а шашки Лотис слепил из глины. И началось…
Принцы просидели в подвале четыре дня и три ночи. Подниматься наверх им было без надобности, в кладовых хранились соления и сыры, а жажда утолялась из бочек.
Призрак был в восторге и даже разрумянился, если так можно выразиться о призраке. Он преобразился, представ перед принцами почти в том давнишнем боевом задоре и вкусом к жизни.
- Шах! – выкрикивал он смачно, или кричал, словно боевой клич. - Бью тузом!
В карты играли вчетвером, а отсыпались принцы по очереди, когда призрак переходил к шахматам или шашкам.
- Ну-с, теперь я могу пригласить своих старых товарищей сюда, вспомнить былые дни и развлечься на славу!
- Как же Вы вызовете их сюда?
- Вызову. Есть способ. Я давно установил с ними спиритическую связь. Они из рая уже подкоп почти заканчивают. Скоро будут здесь. И я смогу их встретить и развлечь не хуже, чем в былые времена! Ваш ход, мои друзья!
Наверх принцы выбрались похожими на призраков – бледными, легкими и тихими.
- Живы? – ахнул проводник, и искренне обрадовался столь благополучному исходу дела. - А что с сэром Агробердайном? Улетел в небесные пенаты?
- Нет, но получилось еще лучше. Он остается в замке, и к нему будут приходить гости - рыцари короля Артура. Заседания Круглого Стола возобновляются! Так что днем туристов сюда водить можно и нужно, а ночью лучше не соваться.
- Понял, - подтвердил получение информации проводник. – Будет исполнено. И знаете… я доволен! Иначе пришлось бы мне идти в слуги к скороспелым графам из разбогатевших лавочников.
Так счастливо закончилось это нежданное испытание.
- Как вы думаете, рыцари смогут выдержать испытание карточным столом? – вопросил Лотис, когда они вновь вышли на прямую дорогу.
- В смысле – научатся ли хорошо вистовать?
- Нет, в смысле сумеют ли сохранить свое рыцарское достоинство в условиях гедонистической жизни?
- Не знаю, - ответил за всех Адмус. – Это уже не наше испытание и теперь - не наша забота.
- Все-таки славно, если они вновь соберутся вместе, - с мечтательным чувством произнес Одарис. - Рыцари должны почивать не в райских кущах, а обитать в замках.
И друзья согласились с ним.


(Приписка Краеведа. Люди с возрастом устают от плавания в радостях жизни и оную усталость принимают за мудрость. Берег нужен для отдыха, чтобы набраться сил и опять нырять, и доставать дно. Сам берег есть, в сущности, осушенное дно. И тем, кто сидит с удочкой в надежде на удачу, самим в пору держать спасательный круг, если опять твердь зальют волны разочарований.)



                Сказ 6.  ПРАКТИКА


Как бы ни длинна была дорога, но и она устает стлаться по земле, и тогда втягивает свою голову в большой город, передохнуть. Пришел день, когда принцы вышли к высокому полосатому столбу с надписью на указателе: «Халалейское княжество». И ниже: «Образцовое».
- Вот мы и пришли! – хором сказали принцы и, предъявив подорожную часовому в будке, переступили границу.
Во дворцовой канцелярии им выписали командировочные на время пребывания в княжестве, отвели покои в задних дворцовых хоромах и сообщили час аудиенции с монархом.
- Вас примет сам Великий князь Халалей ХХ, Любимец Небожителей и Друг Новоселов, - сказал чиновник.
- Друг Новоселов? – вырвалось у Лотиса.
Чиновник поскучнел, посмотрел в окно и ответил:
- Да, Друг Новоселов. Таков титул. Так звучит импозантней.
Принцы за сим откланялись и оставшееся до аудиенции время посвятили осмотру столицы. Город был опрятен, в меру скучен, без видимых следов порока, полный благопристойности и благоразумия. Девушки попадались часто прехорошенькие, и принцы отвешивали им поклоны. Но их внимание отвлекла следующая поразительная сцена. Около благообразного в духе города неспешно шествующего господина с седыми бакенбардами и округлым брюшком под жилеткой вдруг остановилась черная карета. Из нее вышли двое полицейских чинов, громко провозгласивших:
- Сиянием закона вы арестованы, господин Мамзель!
- За что именно? – нисколько не удивившись, сохраняя полное спокойствие, спросил господин.
- За кражу со взломом!
- Ага! - обронил арестованный загадочное междометие и проследовал в карету.
Прохожие на улице, уловив суть дела, быстро разошлись разносить новость. Обмениваясь впечатлениями, проследовали дальше и принцы.
- Никогда бы не подумал такое на этого человека, - сказал Лотис. – Тем более с его комплекцией.
- Никому не верь, говорил мой батюшка, и в дураках останутся другие, - отвечал Адмус. – Правда, ему этот тезис не помог. А мне и подавно…
- Преступность здесь имеется, значит, можно представить проект Моральных Реформ в качестве курсовой. Вдруг он понравится князю и за практику поставят «весьма хорошо», - мечтательно произнес Одарис.
Тут они вспомнили о приближающемся часе аудиенции и всецело сосредоточились на деловых вопросах. Вернее, вопрос-то был один – в каких сферах они могли бы приложить свои силы, с тем, чтобы достойно отработать практику? Одарис подумывал о военном ведомстве, Лотис – о законодательстве, Адмус – о дипломатии. С этими мыслями принцы и прибыли во дворец. Почтенно-старый и гордый как утес гофмаршал провел молодых людей в Тронную залу.
С легким трепетом вступили принцы в княжеские покои. То было, разумеется, не плебейское волнение перед величием власти. Принцы опасались: что если князь им не понравится как человек, а они - ему, и возникнет международный конфликт с обсуждением в высших сферах их неудовлетворительных оценок за практику. А этот пункт немало учитывается при составлении династических браков. Но… прочь сомнения! Вот раздался звук горна, бархатный полог на дальней стене распахнулся, как это бывает в театре, и на свет божий явился трон с восседающем на нем монархом в эффектной алой мантии. В общем, все как полагается по протоколу.
- Великий князь Халалей ХХ Просвещенный, Сын своего Отца, Светоч своих подданных, Сущность всех Вещей и Мера всех Понятий! – объявил гофмаршал.
Великий Князь поднялся. Невысокого роста, в меру упитанный, отчасти полысевший, с приятно, по-бурбонски, выпяченной нижней губой, издали он выглядел довольно важным и глубокомысленым. Лоб его морщился в умственных усилиях, а глаза то и дело обращались к потолку, не в силах созерцать презренную земную юдоль.
Едва монарх привстал, как сзади раздалось протяжное и троекратное: «Сла-а-ва! Сла-а-ва! Сла-а-ва!» После чего Великий Князь опустился на трон, сделав какое-то едва уловимое движение рукой.
- Его Величество просит подойти вас к трону, - прошептал гофмаршал.
С учтивым поклоном, сочетающим уважение к открывшемуся величию и собственное сакральное достоинство, принцы приблизились к монаршему седалищу. После церемониальных приветствий и обоюдных расспросов о крепости здоровья Князь перешел к делу.
- Я специально направил в Институт просьбу прислать мне практикантов, как с целью ознакомления с современной передовой молодежью, так и с желанием передать отрокам обретенную долгим опытом мудрость моего правления. Заодно хотелось бы получить практическую пользу для моего благоденствующего княжества. Только молодость способна дерзать!
Князь наклонился и заговорил по-отечески.
- В зрелые годы на то, чтобы дерзать остается меньше сил и еще меньше желания. Опыт полученных от судьбы затрещин мешает. А вы еще непуганые жизнью... М-да.
И Князь вновь вернулся в скорлупу величавости.
- Подробности предстоящих дел вам расскажет моя правая рука – Великий Администратор.
Вновь затрубил горн, сзади пропели «Слава», и полог скрыл Князя от глаз людских. Зато откуда-то сбоку вынырнул человек неопределенного возраста в черно-белом одеянии, на котором одинокой звездой золотилась медаль «За Общие Заслуги». У него были не только черные волосы, но и черные усики и глаза, а вот кожа – бледно-белая. Кожа настоящего чиновника, проведшего свою жизнь за столом в кабинете, сокрытом портьерами. Этот черно-белый человек, мягко, по-кошачьи ступая, как и принято у отрицательных персонажей, бесшумно приблизился к принцам и произнес мягким голосом кошки, приглашающей в гости мышь:
- Я Великий Администратор. Мне поручено проводить в жизнь мудрые указания Великого Князя. Я был администратором так долго, что все позабыли мое имя. Поэтому зовите меня как все – Великий Администратор. А теперь к делу.
Великий Администратор выпрямился, его осанка приобрела черты монумента.
- Вам, в качестве практического задания, надлежит составить проекты дальнейшего преуспеяния нашего цветущего княжества. Лучший из ваших проектов будет осуществлен в рамках разумного эксперимента, чтобы оценить его реальные результаты. Срок на обдумывание – три дня. Мысли нужны, молодые люди, мысли, но… определенные мысли! 
Принцы загробно молчали. Этим напутствием аудиенция закончилась. А на выходе гофмаршал вручил им карточки с приглашением отобедать у Князя и Его Супруги.

______


Принцы шли к столу, не ведая о подоплеке приглашения. Когда их высочеств ввели в обеденную залу, то им предстала княжеская чета в лице Князя, его Супруги и Дочери. Принцы замерли на мгновение, а затем церемониально отвесили глубокий поклон. Пока принцы занимались делом, их внимательно, но незаметно осмотрели бойкие зеленые  глазки.
- Три грации! – прыснула дочь князя. – Смотри, маман: один маленький, другой высокий и третий среднего роста. Три грации.
Княгиня, в меру моложавая и в меру опытная женщина, улыбнулась и тихо поинтересовалась, кто ей нравится больше.
- Пожалуй, тот, что среднего роста. Но это не твердо.
- Познакомьтесь, моя дочь, принцесса Ава, - громко объявил Князь, когда гости преодолели пространство между дверьми и княжеским семейством.
Принцы еще раз поклонились, уже полупоклоном, равнодушно скользнув взглядом по веснушчатому лицу рыжеволосой принцессы. От такого взгляда иная девушка потеряла бы всякую надежду, но они еще не знали Авочки.
Званый ужин по традиции прошел в чинном ковырянии блюд и расспросах о родителях и местной погоде. Кстати, погода, как и родители, во всех королевствах оказалась разной. В пенатах Одариса часто сушило, у Адмуса мочило, а у Лотиса все было вперемежку. Причем Адмус высказал  тонкое знание цен на овес в зависимости от времен года.
Закончив официальную трапезу, принцы чинно удалились в свои покои. Удалилась и княгиня. Роль мамы взял на себя  папа Халалей:
- Ну-с, дочка, кто понравился тебе больше?
- Высокий… который наречен Адмусом.
- Почему так?
- Средний выглядит каким-то романтичным, способным пылко полюбить даже статуэтку. А полненький – явно тюфяк, что было бы ничего. Он бы у меня под каблучком спал, но боюсь, от такого может наследник не появиться. А высокий подходит во всем. В меру красив, в меру умен, без лишнего романтического ветра в голове. Конечно, он заведет себе любовницу, но и я ему не уступлю. Думаю, мы идеальная пара. Но все будет, как решишь ты, папа.
- Я одобряю твой выбор, дочка. Грезится мне, что ты права в своих рассуждениях.
И в покоях принцев шел разговор на аналогичную трепетную тему.
- Кажется, принцесса смотрела на Адмуса чаще, чем в свою в тарелку, - обозначил позицию Лотис. - А у нас так народ глаголет: «Если мужчине нравится женщина – он хочет овладеть ею. Если женщине нравится мужчина – она хочет женить его».
- Да, я пряник, меня женщины любят, - похвастался Адмус.
- Ныне отбор идет не по суетному влечению, а по способности произвести впечатление на зарубежные дворы, - продолжал рассуждать Лотис тоном опытного царедворца, и напоследок воспроизвел подслушанное у фрейлин. - Что поделаешь: современные дамы рациональны, хотя бы потому, что им в наше время приходится самим выбирать себе мужей.
- Пожалуй, я бы женился на принцессе, если князь в приданое отдаст полгосударства, - подперев подбородок рукой, с задумчивостью во взоре отвечал Адмус. – Девица она, конечна, не очень, чтобы очень, но ей же только царствовать нужно. Остальное, мне необходимое, я найду в другом месте – она и не узнает. А красавицу с хорошим приданым можно всю жизнь проискать.
- Дело хозяйское, но она – ей-ей – штучка. Не верю я ей, - предостерег Одарис. - Что-то в ней от кошки. Нет ничего хуже зубной боли и неверной жены, говорят у меня на родине.
- Что-то вы не по летам здраво судите, - заметил Адмус.
- Так ведь со стороны виднее.
- А у нас же в таких случаях говорят: «Это дело неразрешимое, ибо ты прав, потому что  считаешь себя умнее. Но и я прав, потому что думаю, что умней тебя»,- отвечал Адмус. – Вы еще вспомните мою предусмотрительность. «Молодость коротка, - говорил мой батюшка, - зато старость длинна, потому готовиться надо именно к ней».
Последнее замечание возмутило Лотиса и Одариса, но доспорить не дали. Пришел слуга с гербовой бумагой, в которой объявлялось о высочайшем повелении начать практику завтра с полдникового времени, для чего им надлежало явиться в Тронную залу на ознакомление с образцовым приемом народной депутации.
На следующий день принцы в указанный срок стояли на пороге дворца. Гофмаршал по пути объяснил им, что Князь, как закоренелый правдолюбец, неисправимый реформатор и посаженный отец народа, раз в год принимает выборных от всех слоев населения, дабы выслушать их чаяния, как говорится, накоротке.
Принцев усадили сбоку от трона, у стеночки, так, чтобы им все было видно и, в тоже время, чтобы они не бросались в глаза своей чужеземностью. И принцы в созерцательной неподвижности тихо просидели всю аудиенцию.
Депутация была многочисленной и, чувствовалось по вышколенному поведению, хорошо подобранной.
Князь встал с трона, величаво оглядел своих подданных и произнес:
- Хочу сказать не по сути, а по существу. Но прежде чем приступить, необходимо выяснить…
И, понизив голос, спросил:
- Жалобы есть?
По толпе пробежала легкая дрожь.
- А просьбы?
В ответ замахали руками.
- А предложения?
Народ безмолвствовал.
- Что ж, я так и думал, ведь мы стараемся не покладая рук, печась о всеобщем благе. Мое кредо – всегда с народом! Мой лозунг: излишества за счет излишеств! Мои мысли направлены на неусыпный поиск новых добродетелей. Будучи сам самим собой, я хочу познать связь времен и переход одного в другое. И кто, я спрашиваю, способен еще решить эту титаническую задачу?
Депутация, помертвев, пала на колени.
- Но я вас не оставлю, - благосклонно молвил Князь, и вздох облегчения вырвался из груди подданных.
Далее Князь перешел к текущим животрепещущим вопросам, как то хроническое засорение канализации, осыпание штукатурки в общественных зданиях, тусклое свечение уличных фонарей по вечерам...
Подняв в ораторском пылу кулак над головой, Князь в яркой, захватывающей обертонами речи сообщил, что необходимое:
…поднимем, как позволят обстоятельства…
…осуществим по мере реализации…
…недостатки ликвидируем, как дойдут руки…
…требуемое добудем по возможности…
а также:
…разберем в ближайшее свободное время…
…рассмотрим, как только соберемся…
…посмотрим, лишь только увидим…
…внесем поправку в исправимое, устраним непоправимое…
…опубликуем, как только подсчитаем…
…обяжем службы служить, работающих работать…
И закончил речь словами:
- Выше головы! Тверже взгляд! Больше веры!
Депутация возопила в восторге и кричала «Виват!», бросая вверх картузы. Князь устало, но благосклонно созерцал на то, на что приходится отдавать сил немерянною мерой.
- Молодые люди, - говорил Князь после приема, - запомните: речь, обращенная к народу, должна быть самолюбивой, самовлюбленной и подчеркнуто самоумной. Из всего выступления должно вытекать, что здесь, - он показал себе на язык, - сосредоточена вся мудрость, а остальное есм бледная немота. Любая банальность в Ваших устах (а что еще мы можем сказать в эпоху, когда все умное сказано до нас?) достигается интонацией и подбором слов. Совокупно с Вашими деяниями все это сделает ваших подданных счастливыми, независимо от хода дел. Учитесь, молодые люди. Эх, и что вы будете делать, когда все старики вымрут? – мимоходом взгрустнул князь.
- Новые состарятся, - буркнул Одарис, но так, что его не услышали. Зато Адмус был в восхищении.
- Вот это да! Вот это урок! – восклицал он по дороге домой. – Обязательно законспектирую наставления Князя.
- Уж больно сложно для меня, - пожаловался Одарис. – Я так вряд ли смогу.
- И я так не смогу, - признался Лотис. – Как-то это все… не так!
- Эх, вы, провинциалы, - усмехнулся Адмус. – То-то вас облапошил Барбидон.
- Но ведь и тебя тоже, - язвительно напомнил Лотис.
- Да, но в первый и в последний раз! Теперь бы я с ним разговаривал на равных! 

_______


Несколько последующих дней принцы посвятили обдумыванию будущих проектов преуспеяния на практикуемой территории. В своих вылазках по городу они могли убедиться, что не все ладно в данном государстве. Не хватало позолоты на фасаде княжества. Было как-то по-кладбищенски уныло, «с печатью осени», как поэтично выразился Одарис. Пахло пылью и липой. Что-то витало в воздухе… А может быть, принцы поддались желанию отличиться, и им все это почудилось? Если что-то где-то не так, то, что надо сделать, дабы оно исправилось? Практика показывает: критиковать легко, исправить же… Как правило добром исправления не кончаются. Вместо одной проблемы возникают четыре новые. Короче, трудно придумать оригинальное решение без последствий, даже если ты управленец от рождения!
В блужданиях по улицам их развлекла лишь новая встреча.
- Смотрите! – вскричал Одарис. – Видите вон того господина? Ведь его арестовывали за кражу в день нашего приезда!
Адмус с Лотисом присмотревшись, тоже убедились, что шествующий им навстречу благообразный джентльмен с тросточкой - тот самый арестованный. Но не успели они сойтись, как около него остановилась карета с зарешеченными окнами, и оттуда выскочили два полицейских чина.
- Господин Мамзель, вы арестованы! – объявили они.
- За что? – нисколько не удивившись, спросил преступник.
- За развращение совершенно невинной девицы! – отрапортовали полицейские.
- О, господи, в мои-то годы! – вздохнул г-н Мамзель и полез в карету.
Прохожие остановились на мгновение в созерцании неординарного события, а затем резво побежали разносить весть о происшедшем.
«Странно все это», - подумали принцы.
- Или это отъявленный злодей… - проговорил Адмус.
- Или что-то здесь другое, - закончил Лотис.
Но то был лишь внеплановый эпизод в их размеренной жизни. Если днем принцы обгуливали столицу Халалейского княжества, пытаясь обрести вдохновение для составления проектов его благоуспеяния, то вечером Лотис с Одарисом коротали время за шахматами. Адмус же нашел себе другое почтенное занятие. «Ваш объект внимания – объективная реальность, мой – интимная данность!» - заявил он друзьям. Короче, Адмус убегал к окнам принцессы Авочки и посвистывал ей как перепелочке в ожидании ее выхода во дворцовый сад. Там они чинно выгуливались по темным аллеям или, притомившись, уединялись в садовой беседке.
- Ну что? – спросили его друзья после очередного возвращения.
- М-да-а, - отвечал им Адмус задумчиво, – сексационная пастушка. Это с одной стороны. А вот с другой… Знаете, мой дядюшка понял, кто будет главой семьи, узрев, как его невеста взбивает подушки. Но было уже поздно. Как узнать свою судьбу заблаговременно? Ох, уж эти девушки с лирическим взглядом… – И добавил со вздохом. – Брак – это западня. Весь вопрос – для кого? Но – жизнь есть жизнь. Остается загладить щеки за уши и идти на свидание.
И продолжал храбро испытывать свою судьбу.
А дни бежали, и надо было завершать обдумывание.
- Ничего в голове не рождается, - жаловался Одарис, лежа на диване в горестном созерцании пученогих ангелов на потолочных плафонах. – После всех наших экскурсий былое просветление сменилось затмением. Может, лучше вообще ничего не трогать? Ах, я прямо сама себя не понимаю… - закатил он жалобно глазки.
- Ладно, ваше задумчивое высочество, на тебе шпаргалку; от старшекурсников осталась, - сжалился Адмус. – Я себе уже прожект придумал.
Зато Лотис целеустремленно разминал мозги. Он упрямо отмеривал большими, уверенными шагами пространство, прикидывая варианты.
- Ну, настоящий король, - восхитился Одарис. – Эффектно будет смотреться перед войском накануне сражения, или на возвышении перед бурлящим народным собранием.
- Или в камере в ночь перед эшафотом, - подтвердил наблюдение Адмус. – Но бесспорно, думать ему к лицу.
               
_______


Наконец наступил день поднесения проектов. Одев свои праздничные камзолы, принцы направились ко дворцу. По пути с ними приключился маленький, уже становившийся традиционным эпизод. И эмоций он вызвал опять предостаточно.
Началось с того, что Одарис вдруг встал столбом, тараща глаза на приближавшегося человека с аккуратным брюшком, прошептав:
- Мне уже дурно…
- Не мог же он сбежать! – удивился Адмус, вглядевшись в приближающееся чудо.
- Я спрошу его, в чем все-таки дело, - решился Лотис, как только пришел в себя при виде неуловимого г-на Мамзеля.
Он и впрямь храбро подошел к господину с чрезмерными криминальными склонностями и, учтиво представившись, спросил его о сути двух недавних происшествий.
- А-а, так вы не здешние, - с приветливой улыбкой отвечал г-н Мамзель. – Меня арестовывают беспрестанно по самым разным обвинениям. Правда, сразу и отпускают, ибо я ничего предосудительного не совершаю. Но в этом-то и заключается, так сказать, моя планида – страдать за всех и ни за что!
Лотис хотел расспросить жертву подробнее, но тут странного господина… опять арестовали.
- Черт знает что! – взорвался Лотис, провожая взглядом тюремную карету. – Даже выражаться хочется. Человеку не дают прогуляться и с полчаса.
- А ты походатайствуй перед Великим Администратором, - посоветовал Адмус. – Уверен – это его рук дело.
- Не знаю, как вы, а мне что-то не хочется общаться по скользким вопросам с этим человеком, - сказал Одарис. – Я хоть и принц, но меня в озноб бросает от одного взгляда на его персону.
- А я спрошу, - отвечал Лотис. – Хотя я тоже брезгливо отношусь к змеям.
Так за разговорами они пришли во дворец. Вновь под гром литавр Князь воссел на трон. Сбоку встал Великий Администратор. Принцы застыли в трех шагах, держа в руках свитки проектов, аккуратно перевязанные пышными бантами. Первым слово получил Одарис.
- Ваше Великолепие! – слегка заикаясь, начал он. – Я предлагаю Вашему Высокому Вниманию следующий план. А именно: собрать большое войско, произнести перед ним пламенную речь, а затем завоевать соседние княжества. Это даст увеличение подданных, доходов, рыбных водоемов, пашен…
-…охотничьих угодий, - мечтательно вставил князь.
- И их тоже. Увеличится Ваша слава и торговый оборот княжества, а вместе с ним пошлины, взятки… то есть дары и прочие прибытки.
- Н-да, хорошо придумано в силу наличия величия в данном проекте, - одобрил Князь. – Какое будет на сей счет мнение нашего Администратора?
- Предложение, бесспорно, интересное, но есть одна сложность: для войска нужны финансы, а у нас нет финансов, - бесстрастно произнес Великий Администратор.
Поволока в глазах князя растаяла.
- Да, пожалуй, без финансов войско не собрать, - согласился он.
Князь вздохнул и попросил огласить следующий проект.
- Мой проект прост и потому гениален, - не без высокомерия стал держать речь Адмус. – Я предлагаю только одну меру - все запретить!
- Что «все»? – удивился Князь.
- А все, и баста! Чем больше будет запретов, тем скорей народ поверит в необходимость таковых.
- Что ж, им и размножаться запретить? – язвительно спросил Князь.
- Нет, отчего ж. Пусть. Запреты для того и существуют, чтобы их…
- Обходить? – показал свою эрудицию Князь.
- …обставлять исключениями. Так сказать, что «положено Юпитеру…» Пусть испрашивают разрешения на исключения. Тогда будет порядок. Потому что Власть всегда будет знать, кто что из подданных хочет, а, зная, всегда можно потакать одним желаниям и упреждать другие.
- А как же быть со свободой, когда кругом запреты? Что скажут соседние князья? И что ответить общественному мнению монархов?
- Что у нас свобода в запретах!
Князь глубоко задумался. Ничего не придумав, он обратился за советом к Великому Администратору.
- Разумно! – ответил тот. – Сей проект свидетельствует о многообещающих задатках принца. Кстати, есть исторический прецедент. Князь Визибор вошел в анналы приказом подданным: «Зарыть таланты в землю и ждать особых распоряжений!» Но сейчас иное время. Мы, конечно, не стоим на месте, только сдвинуться не можем. Боюсь, что молодежь от запретов окончательно разбежится по сусекам. Запретить разбегаться можно, но для исполнения нужна стража. А для содержания необходимого количества стражи нужны финансы. А финансов…
- Да что же это такое! Все разумное неосуществимо! – пригорюнился князь. Но тут же взбодрился, как полагается властителю, и назидательно произнес:
- Жизнь есть искусство ограничений.
- Да Вы понимаете, что такое сказали?! – вдруг вскричал Великий Администратор.
- Да-а… конечно, - не совсем твердо ответствовал Князь.
- Вы сказали вещь прямо-таки гениальную!
- О! Теперь я понимаю лучше то, что я сказал. Прикажите летописцу внести вышеприведенные слова в книгу Царствования. Пойдем дальше. Так-с, остался третий прожект. Если у Вас он тоже невыполнимый, - обратился Князь к Лотису, – то никому практику не зачту. Тиран я, в конце-то концов, или не тиран!?
Лотис покраснел от такой ответственности, но голосом не дрогнул.
- Мой проект, Ваше Величество, заключается в следующем. По-моему мнению, одной из причин некоторого оскудения княжества является уход молодежи в не столь периферийные, как Ваше, владения. Убыток молодых сил сказывается на рождаемости, воинской повинности, общей веселости, а также на пополнении рядов налогоплательщиков. Население же в составе отцов, матерей и других близлежащих родственников теряет способность к радости, задумывается и смотрит за горизонт. Предлагаю…
Лотис набрал побольше воздуха и провозгласил:
- …провести Карнавал! С танцами, музыкой, потехами, фейерверками, ряжеными, пивом и весельем до упаду. Молодежь, которая еще не ушла, – останется, а та, что ушла, – вернется, хотя бы на денек. Все будут рады, а оптимизм – этот базис благополучия – увеличится.
- Гм, - произнес Князь раздумчиво, когда Лотис окончил речь.
- В этом что-то есть, - молвил Великий Администратор.
- А денег хватит на этот… карнавал? – поинтересовался Князь.
- На него хватит. От торговли прибыток даже может получиться.
- Веселье – это хорошо, - продолжал мыслить Князь. – Что дешево – это тоже хорошо. Резюмирую: идея мне нравится.
Грянули литавры, из-за кулис прокричали «Славься», и Князь скрылся за занавесом.
Ободренный успехом, Лотис тут же решился переговорить с Великим Администратором об участи несчастного г-на Мамзеля. Выйдя из тронного зала, принц почтительно подошел к Великому Администратору и попросил выслушать его.
Великий Администратор вперил в Лотиса испытывающий взгляд своих черных глаз, и принцу захотелось опустить свои очи долу. Но, вспомнив, кто он и зачем, решился говорить, заставив себя смотреть прямо и подобающе гордо. Однако Великий Администратор продолжал стоять недвижно, молча, глядя, казалось, прямо в душу, и принц почувствовал, как внутри у него все напряглось, взбухло, мелко задрожало.
«Вот оно! Сейчас или никогда!» - пронеслось в голове Лотиса. И он, словно переступил невидимый порог, и внутри его что-то лопнуло и осклизло опустилось на дно.
- Тэк-с! – произнес Великий Администратор. – Что ж, пойдемте, мой друг, я выслушаю Вас.
Он резко повернулся на каблуках и направился к себе в кабинет. Там, в огромной, слабо освещенной комнате, с полом, выложенным под шахматную клетку, он остановился посредине и сказал голосом доброго волшебника:
- Я само внимание, Ваше Высочество.
- Высокочтимый Великий Администратор, - начал Лотис, стараясь придать голосу твердость. – Меня удручает своей странностью один фокус. За время пребывания в княжестве нам уже неоднократно встречался некий г-н Мамзель, которого беспрестанно арестовывают по самым диким обвинениям. А затем отпускают, чтобы повторить процедуру снова. Разве это возможно?
- Возможно, милый принц, возможно, - отвечал Великий Администратор. – В нашем деле и не такое бывает.
- Но как же так! – воскликнул Лотис в праведном возмущении.
- А так. Тот человек с картонными мозгами, которого Вы так благородно пожалели, – наша легальная оппозиция. Дань времени, знаете ли. Он думает, будто он думает. Ха!
Глаза Великого Администратора сверкнули огнем презрения.
- Ну, так вот. С оппозицией надо уметь работать, мой друг. И через нее внушать народу истинные ценности. Когда люди видят, что их защитничка хватают с самыми ужасными обвинениями, они ужасаются тоже. И, сравнивая моральный облик сего господина с обликом Князя на портретах, делают нужные нам выводы.
- Но вы же его отпускаете, а значит, признаете его невиновность! – опять вскричал Лотис.
- Не просто отпускаем, нет! А за недостаточностью улик, мой дорогой друг,  - отвечал Великий Администратор теперь уже голосом доброй Бабы-Яги. – Ясно?
- Теперь, да!
Великий Администратор, подбоченясь, снизу вверх взглянул на принца-акселерата и усмехнулся:
- Знаю я Ваши мысли, молодой человек. Думаете, вот он – злодей. Как хорошо было бы его изгнать. Так? А теперь задумайтесь хорошенько над тем, что я вам скажу. Нет добра без его противоположности. Как нет света без тени, иначе как узнать, что есть добро? Представьте, что стало бы с миром, не будь изначально в нем зла? В мировой культуре произошло бы форменное опустошение. Исчезли бы многие великие имена, посвятившие свои произведения теме зла во всех его проявлениях. А не будь войн – ведь это тоже зло – и человечество не узнало бы имен Цезаря и Наполеона! Ум народов не пленялся бы смакованием великих сражений и побед. Люди не узнали бы имен своих героев от Сцеволы до нынешних ветеранов, служащих назидательным примером молодежи. Да и вообще, на чем бы оттачивалась сама Доблесть? – всплеснул руками Великий Администратор. – Как различали бы филистера и краснобая от самоотверженного и храброго человека? Последние часто скромны, и их благородные черты раскрываются лишь в крайние моменты схватки со злом! Если бы не было зла – мир погряз бы в унылой серости бытия и быта. Не имея возможности распознать лучшую свою часть, человечество бы попросту выродилось! Нет титанов без борьбы, как нельзя стать чемпионом в спорте, исходя из умозрительной оценки сил соперников. Лишь сама борьба, жесткая, бескомпромиссная, определит, кто на что способен. Поэтому, когда станете монархом, Ваше Высочество, не изгоняйте из своего царства зло. Без него Вы погибнете среди лести и пресмыкательства и погубите в довольстве свой народ. Дайте шанс честному и храброму проявить себя в схватке со злом! В этом философская суть тирании, на коем факультете, кстати, Вы учитесь. Теперь о себе. Да, я злой человек. – И Великий Администратор гордо, однако без вызова, вскинул голову. – Но кто-то ведь должен быть злым! Вы-то не хотите? И я вынужден нести свое бремя, чтобы через мои деяния выявлялось в народе все лучшее, что ему присуще: непокорность судьбе, неверие в голые слова и пустые обещания, предприимчивость, добрая злость, здравый смысл. К тому же, раз есть благоденствующие верхи – должны быть и недовольные низы. Это аксиома! А я служу громоотводом. Ведь персона Князя должна светиться на моем фоне до голубого сияния. Однако, всему есть своя мера. Я был бы врагом государства, если бы только давил недовольных. Нет, я даю им возможность оттачивать свои способности на моей персоне. Человек развивается через противодействие. Вот пусть и дерзают! Поэтому я предпочитаю чехлы на мозгах мозгам, изъеденным молью.
Великий Администратор умолк, и наступила тишина, как после бури. Пузырившиеся от напора энергии флюиды вновь умиротворенно рассеялись. Лишь в тишине мяукнул из угла котенок.
Лотис молча сделал шаг назад и откланялся под взглядом спокойных, внимательных глаз Великого Администратора. Принцу нечего было возразить, хотя он твердо знал – это не его геометрия.

______


В местной столичной газете «Вести Геральда» опубликовали высочайший монарший указ, дарующий народу за успехи в личной жизни праздник, именуемый карнавалом. Предписывалось всем к ближайшим выходным дням настроиться на безудержное веселье. Из поступивших в редакцию откликов явствовало, что народ одобрительно отнесся к указу. После чего началась подготовка к ярмарке веселия. Забили в барабаны глашатаи, затрубили в горны гвардейцы, в разные концы света, но в пределах видимости с ближайшей горки, бросились гонцы с необычной вестью. Старики кряхтели: «Ох, кабы чего не вышло», молодые же радовались новому. Девушки стали готовить наряды, парни разучивали на щипковых инструментах приличествующие событию песни. На главной площади столицы принялись развешивать гирлянды, а также бубенцы, коим надлежало мелодично позвякивать в такт танцующей публике.
Распорядок празднества был рассмотрен и утвержден самим Князем. Он состоял из трех генеральных пунктов: 1) Открытие карнавального веселия. 2) Проведение празднеств с веселием. 3) Торжественное закрытие веселия.

_______


Карнавал начался ровно с восходом солнца в субботу и продолжался до его захода следующего дня.
Утро отводилось для разогрева населения. На площадях разжигали костры, где жарилось мясо, продавали пиво и вино.
По случаю праздника организовали спортивный турнир «Халалейские звезды». Помимо местных необузданных сил, на состязание пригласили гостей. В повестку дня входил турнир рыцарей и футбольный матч халалейцев с приезжей командой. Матч начинался в три часа пополудни на большом лужайном поле близ дворца. Это позволяло Князю милостиво наблюдать с балкона ход состязания через лорнет.
Лотис пришел на площадку, когда заканчивали ставить ворота, а приезжие футболисты выходили из дорожных карет. Он сначала глазам не поверил – то были «Прыткие бизоны»! Значит, он мог увидеть  своего брата наяву и в деле. Среди стриженых голов плечистых парней он вскоре углядел лобастую голову блудного принца.
- Плитцимус! – прокричал Лотис в полном восторге от увиденного.
И через мгновение братья обнимались на глазах почтенной публики.
Плитцимус выглядел свежим, бодрым и довольным.
- Значит, все в порядке? – обрадовался Лотис.
- Разумеется. Я создан для футбола, а не для заседаний Тайного Совета в буфете. Моя стихия – движение и столкновение с соперником! Но лучше мне воевать на поле, чем затевать настоящие войны.
- Наверное, ты прав. Главное - найти свое истинное призвание. Я вот ищу, но пока не нашел.
- Ищи и найдешь, малыш, иначе, что за жизнь без организованных тобой приключений!
- Как тебе сегодняшний матч?
- А что, матч как матч. Мы проиграем со счетом 2:3.
- То есть как? -  поразился Лотис. – У нас-то и команды толковой нет.
- Мы подыграем так, что будет.
- Разве вы специально приехали проиграть?
- Не проиграть, а устроить вам праздник, ведь это неофициальная встреча. Попробовали бы ваши попасться нам в игре за Кубок Содружества Монархов! А сегодня все оплачено по-честному.
- Оплачено? Кем?
- Вашим администратором.
- Великим Администратором?
- Ну не знаю, великий он или нет. С этим вы сами тут разбирайтесь. Но заплатил он золотыми, в меру облегченными монетами. Однако мне пора переодеваться. Спрашивать о родителях не буду. Министр внешних сношений посылает мне регулярные приветы от матушки. Ну, пока!
И Плитцимус исчез за пологом шатра команды «Бизонов».
Игра прошла чудесно. Обе команды сражались на славу, но халалейцы оказались еще славнее, вырвав победу на последних секундах матча. Растроганный князь прислал игрокам пирожные со своего стола. Футболисты галантно передарили их окружившим победителей девушкам, а сами предпочли газированные напитки, названия которых были начертаны на их майках. Все были довольны.
«Бизоны» уехали тотчас после матча. Лотис успел перемолвиться с братом лишь несколькими фразами. Больше всего его волновали династические вопросы.
- Неужели ты навсегда отказался от королевского звания?
- Нет! Просто наступили другие времена, и я это звание транс - фор – ми – ровал, - с некоторым провинциальным трудом выговорил Плитцимус. – Или можно сказать иначе: перевел в другие активы. Так говорит мой юрист, и он прав. Я - принц футбола! У меня масса подданных. Их на нашем языке называют «болельщики». Обо мне уже написали в прессе столько, сколько не написано о батюшке за всю его царственную жизнь. Я желанный гость на самых высокопоставленных раутах. А денег я зарабатываю столько, что даже после расчетов с моим юристом у меня остается на беззаботную молодую жизнь. Видишь ли, дорогой брат, принцами и королями с некоторых пор можно стать в любой сфере деятельности. Теперь даже актеры могут стать знаменитее и богаче королей!
- Ну, скажешь тоже, актеры, - усомнился Лотис. – Им подают на пропитание, если они сумеют рассмешить публику, но кто же отдаст им влияние и свою казну?
- Эх, Лотис, и я когда-то был таким же отставшим от бега времени. Не только отдают, но и провозглашают «королями» и «королевами»… сцены. А подданных у них вообще не счесть.
- Странные вещи ты рассказываешь. Королем надо родиться! Что толку, если мышь назовут львом. Нарушаются пропорции между высшим и нижним, искажаются истоки мировой гармонии! Все смешивается! Ты глаголешь о приближении конца мира, не иначе.
- Экий ты, брат, ученый стал. Тогда не будем больше о грустном. Просто скажу – я на своем месте, и я доволен своей судьбой.
Когда Плитцимус погрузился в карету вместе с остальными членами команды, Лотис долго махал вслед постепенно уменьшающемуся дилижансу с исчезающим братом. «Мы живем, чтобы встречаться и расставаться», вспомнил Лотис восходную мудрость. «И все зависит от того, как мы встречаемся и с кем расстаемся», - добавил он от себя.
Сгуститься печали не дала возникшая рядом дама в карнавальной маске львицы.
- Ах, так вы накоротке со звездами мирового футбола, молодой человек? – спросила маска с улыбчивостью в голосе.
- Стараюсь держаться ритма эпохи.
- Теперь вы можете быть накоротке и со мной!
- В таком случае за мной танец! - галантно ответил Лотис. - Танцы будут вечером. Вы прибудете?
- Будьте наготове, а мы посмотрим…
Обмен любезностями наверняка мог продолжиться, но Лотиса окликнули друзья. Приближалось время рыцарского турнира.
Турнир проходил с другой стороны дворца, под самым балконом и также на глазах королевской семьи. На земле соорудили скамьи для приглашенных, где почетные места заняли принцы. Народ мог восторгаться происходящим на другой стороне ристалища. Как было заведено в веках, облаченные в доспехи воины выезжали на конях с длинным копьем в одной руке и геральдическим щитом в другой. На разных концах поля выстроились по шесть всадников. То были халалейские придворные и гости из соседних княжеств. Встреча имела международный статус.
Лотис видел такое впервые. У них турниры не практиковались, и потому принц смотрел на происходившее с подобающим интересом. Для Адмуса, наоборот, они были не в диковинку, и он на правах искушенного знатока объяснял Лотису тонкости схваток.
- Главное – крепко держать копье. Кто упористей, тот и собьет противника.
Первая пара сшиблись с такой страстью, что оба вылетели из седел.
- Оба хлюпика, - прокомментировал Адмус. – Сидеть в седле не умеют. Ноги слабые.
Во второй паре верх взял гость, а в третьей – халалеец.
- При сближении надо сильно пришпорить лошадь, чтобы врезаться в противника на полной скорости, - объяснял Адмус. – Есть еще одна хитрость – резко наклониться вперед перед самым ударом…
В этот момент Адмусу подали надушенную записочку. Адмус прочел и вспыхнул алым цветом.
- Что за дама тебя высмотрела, о, счастливчик? – осведомился Одарис.
- Какой там счастливчик. Авочка жаждет увидеть меня в рыцарских доспехах, - вскричал Адмус.
- Поздравляем!
- С чем? Я-то специалист и знаю, что это такое, когда в тебя грохают с лету железным ломом.
- Тогда проигнорируй. Сделай вид, что забыл очки.
- С удовольствием…
Но принцы поняли, что Авочка предусмотрела и такую возможность. Слуги уже несли доспехи и вели под узды белого коня.
- Ну да бог с ней, и черт тебе в помощь! – обреченно напутствовал Одарис.
Адмус побледнел, но держался мужественно. Вокруг раздались аплодисменты.
Его ловко облачили в тяжелые латы, водрузили на лошадь, сунули орудия труда в руки и отвели на позицию. К этому времени все пары закончили рыцарское мордобитие. Двоих унесли на носилках. Один сумел ухромать сам. Победители гарцевали вдоль лужайки, собирая цветы и рукоплескания зрителей, впитывая приветственные крики женщин.
Адмус изготовился: опустил копье и закрылся щитом как можно тщательнее.
- К чему это Авочка затеяла испытание? – размышлял Одарис вслух.
- А сие мероприятие относится к естественному отбору, - догадался Лотис.
- Вряд ли для Адмуса биться о железный лоб естественно.
- Что поделать, но, похоже, сейчас решится его статус на ближайший год.
Дискуссию прервал рев горна, требовавший начать схватку. Соперники пришпорили своих коней и ринулись навстречу судьбе.
Одарис зажмурился. Лотис привстал. Оба железных человека со всего маху врезались друг в друга. Железо лязгнуло будто в кузнице. Оба всадника зашатались в седлах, кони же проскакали дальше. Вдруг один из рыцарей поверженной статуей грянулся оземь.
- Кто? – выдохнул Одарис, открывая один глаз.
- Кажется… Да! Адмус остался в седле.
И оба принца бросились на поле. Они сняли Адмуса с лошади, усадили на травку и открыли забрало. Оттуда глянуло на них обалдевшее лицо друга.
- Чтоб я… еще… когда-нибудь… - прошептали его уста.
Лотис с Одарисом собрались было отнести тело в прохладное место, как вдруг мягкие девичьи руки отодвинули их, и перед взором Адмуса из тумана проступил лик Авочки.
- Ты мой Герой! – прозвучало в воздухе.
И Адмус расплылся в блаженной улыбке. В конце концов, главное не участие, а  конечный результат: раз нужны герои, они будут!
По завершении турнира провели спортивные состязания для простолюдинов. Им предстояло показать свою классовую ловкость на трех дистанциях. На длинную вышли бегуны на ходулях, на среднем расстоянии бежали традиционным способом движения в монархиях - задом вперед. На коротком отрезке соревновались прогрессисты - бегуны в мешках. Князь хотел было сгоряча организовать самый трудный вид бега – от самого себя и в сторону, но его уговорили отложить на потом. Победителей ждали ценные призы натурой – пивом, жареными утками и леденцами на палочках. Все были очень довольны.
Вечером, еще при свете летнего заходящего солнца, провели всевозможные конкурсы. На поэтическом состязании неожиданно победил Лотис. Требовалось прочитать самое длинное стихотворение. Друзья долго и терпеливо слушали претендентов. Вперед вырвался некий потертый господин, прочитавший свою поэму длиной в 16 минут. И здесь Лотис, раззадорившись, встал в круг. Он прочел старинный стих, который рассказывала ему няня в долгие зимние вечера, пока он блаженно не засыпал, а такоже использовался в качестве методологического руководства при составлении сказаний о деяниях былинных богатырей:

                Мне сказали: надо съездить.
                Съездить надо? Я готов!
                Я поехал. Вижу мост,
                На мосту ворона сохнет.
                Я ее - под мост,
                Пусть ворона мокнет.
                Еду дальше, вижу мост,
                Под мостом ворона мокнет,
                Я кладу ее на мост,
                Пусть ворона сохнет,
                Еду дальше и дивлюсь,
                Что же приключилось?
                Отчего ворон округ
                Так много расплодилось?
                День проходит и второй.
                А за ним и третий.
                Еду дальше, снова мост!
                На мосту ворона сохнет.
                Я ее - под мост,
                Пусть ворона мокнет.
                Еду дальше, вижу мост,
                Под мостом ворона мокнет,
                Я ее кладу на мост,
                Пусть ворона сохнет.
                Еду дальше и дивлюсь…

Лотис вдохновенно декламировал, подняв очи к небу, пока изнемогшее жюри не остановило его. Принцу торжественно вручили главный приз – хрустальную бутыль с живой жабой, увенчанной маленькой коронкой. Выбираясь из толпы почитателей, он увидел, как на него одобрительно глядела львиная маска.
Ну, а когда окончательно свечерело, то объявили о начале танцев. Оркестр под купой деревьев, олицетворявших пасторальную идиллию, заиграл томную музыку, и на лужок вышли первые пары. Среди любопытствующих Лотис нашел и привлекшую его маску.
Они встретились в отсветах огней факелов и при благосклонном свете луны. Среди сотен людей на поляне легко затерялись еще двое – молодой человек в зеленом камзоле с кружевным жабо и женщина в длинном сине-бархатном платье и маской на лице. Дама положила руку на плечо Лотиса и сказала:
- Будьте моим кавалером до конца и не уступайте меня другим.
- Это совпадает с моим желанием. Я готов танцевать только с вами, - ответил Лотис.
Они танцевали, пока музыканты не выдохлись и не объявили перерыв до следующего дня. Люди, удовлетворенные, стали расходиться по домам, а наши знакомые пошли гулять.
- Вы не устали? – спросила дама.
- Нисколько. Мне хорошо с вами, хотя чудится мне, что не ради меня самого вы избрали мою персону.
Дама помедлила, а потом произнесла тихо:
- Вы отчасти правы, однако Вы симпатичны мне и сами по себе.
- Спасибо за откровенность.
- Не хотелось бы, чтобы вас задело мое признание.
- Нисколько. Что для меня зазорного в том, что я мог напомнить вам кого-то уже далекого, но еще дорогого? Я еще никогда не танцевал так долго, и вы первая дама, которая подарила мне целый вечер. Спасибо!
- Даже в деликатности вы похожи на него, - проговорила она.
- Почему вы не с ним?
- Потому что есть такое понятие – долг. Я должна была пожертвовать собой во имя долга. Вы должны понимать, что это такое.
- Я бы не пожертвовал любовью ради долга, - с горячностью вырвалось у принца.
- Любовь проходит, милый мальчик, а долг всегда с тобой. Потому вы, как я слышала, и учитесь в Институте, чтобы научиться быть монархом, ибо без сознания долга идея монархизма обречена на вырождение и гибель… Все! Ни слова о прошлом, только о сегодняшнем.
Они гуляли, пока не забрезжил быстрый летний рассвет, и дама объявила, что ей пора.
- Это тот вечер, когда не требуется продолжение - лучше уже не будет, - прошептала она. - Недавно проснувшись, я застала ночных фей, сбрасывавших паутинки на мое лицо. Я прогнала их, но эти проказницы будут прилетать вновь и вновь.
 - «Паутинки» на лицо? Ах да!…
 И принц вспомнил, что маленьких ночных фей боятся все женщины мира, и с определенного возраста, вставая утром, сразу бросаются к зеркалу в поисках отметин от  их проказ…
- Вы правы, я скоро уеду. А у нас останется самое ценное – прекрасные воспоминания. Но вы так и не сказали, кто вы и как вас зовут?
- И не скажу, ибо я замужняя женщина.
- У меня все время было ощущение, что я с вами где-то встречался.
- Такое бывает. Вам показалось.
- А где ваш муж?
- Думаю, что ждет меня.
- Как!?
- Я хотела, чтобы он приревновал меня хотя бы на одну ночь! В благодарность примите это…
Она отвернулась, закрыла лицо платком и, повернувшись, протянула маску.
- Возьмите мою маску, она мне больше не понадобится, а вам может пригодиться.
Они расстались, и тем закончился этот вечер для Лотиса. Дама исчезла столь же таинственно, как и появилась. А потому принц не видел, как ее платье мелькнуло в дверях дворца и не услышал знакомого голоса: «Ну куда же ты делась, Клотильда, я так волновался!» Лотис же вертел маску на вытянутой руке. «Носить мне ее или не носить, вот в чем вопрос? - подумал он пафосно. – Нет, попробую обойтись без нее и быть самим собой!».
На следующий день карнавал продолжился. Отметил свое участие в происходящем и Одарис (надо же было зарабатывать оценку за практику). В ознаменование празднества он вызвался поставить нравоучительную и одновременно веселую пьесу, пригласив для этого бродячих развлекателей. Два дня они репетировали в роще за городом, раззудив любопытство горожан. Даже сам Великий Князь с княгиней и принцессой Авой решил почтить своим присутствием представление, хотя Князь был настроен скептически, как он выразился, к «цивилизации актеров».
- Им приходится играть то, чем монархи живут ежедневно, - насмешливо отпустил он нечаянный афоризм.
Перед дворцом поставили шатер из парусины, соорудили помост, на нем с помощью  бельевых веревок натянули занавес с наклеенными фигурками из журналов. На занавесе бурлила бумажная жизнь: люди воевали, любили, творили, взрывали, созидали… Получилось дешево и с претензией на авангард.
После нескольких томительных минут, когда все расселись и приготовились внимать, занавес дрогнул, и как бы нехотя, раздвинулся. Актеры высыпали на сцену и стали хором думать, что бы такое сыграть перед почтенной публикой. После долгих споров со взаимными колотушками и подковырками актеры решили обратиться к зрителям. «В заморских краях, мы наслышаны, - говорили меж собой лицедеи, - есть самоуправление, где каждый себе голова. Пусть и тут публика посамоуправничает».
- Итак, почтенная публика, чего вы изволите хотеть видеть? – обратились актеры и зрителям.
Почтенные помялись, пораскинули умишком, а затем самые смелые стали выкрикивать желания.
- Про то сыграйте, как некий господин нашел богатство и обрел дом большой и влиятельное положение, - пробасил мужчина со среднего ряда.
- О заморской жизни поведайте, да о тамошних чудесах, - попросили молодые люди.
- Про любовь, пожалуйста, изобразите, - пискнули две барышни и прыснули в ладошки.
А некий господин в очках и сюртуке очень веско произнес:
- Хотелось бы насладиться драматическим произведением про духовные искания образованного человека, обретшего на том пути истину, однако затравленного завистливыми коллегами.
- Да играй, что попало, лишь бы весело! – прокричал хмельно мужик в заднем ряду.
На него цыкнули, и тот притих. Дошла очередь до Князя. Тот в задумчивости почесал нос, но все равно ничего не придумывалось. Выручила принцесса Ава.
- Позвольте мне сказать.
- Извольте! Извольте! - закричали со сцены.
- Слышала я про одну девушку, которая спасла французское королевство. Она повелевала мужчинами и побеждала, пока не доверилась им, и они ее предали.
- Понятно, - отвечал за всех Одарис. – Очень заманчивая тема. И все же последнее слово за Государем.
 Молчать далее при народе было неудобно, и Князь изрек первое, что пришло на ум:
- Не прочь я увидеть комедию про честного человека, который делает то, что хочет и, в то же время, всегда выходит сухим из воды, и оттого беззаботен.
Поклонились в пояс актеры и приступили к действу. На сцене появился рыбак, который закинул невод и поймал золотую рыбку. Да не просто прибыльно-золотую, а говорящую. И та проникновенно попросила себе свободу, посулив в обмен исполнение трех желаний. Рыбак обалдел от неожиданной удачи, долго бегал по сцене с криком: «Что же придумать? Что же захотеть?». Затруднение вызвало сочувствие в зале. Зрители принялись подсказывать, причем одни напирали на меркантильную сторону, другие на духовную; кто-то выразил вотум недоверия рыбе, считая, что та пытается надуть наивного рыбака, и предлагал просто снести водоплавающую в ювелирную лавку. Прочие горячо оспаривали предлагаемые варианты. В двух местах даже подрались. Наконец, счастливец на сцене перешел к ковке своего счастья. Он попросил рыбку сделать его царем. Сказано – выполнено. И стал рыбак правителем. Первым делом он затребовал себе всяческих кушаний, вин, дорогой одежды. И  пировал с утра до вечера. Подходили какие-то люди с бумагами, он подписывал их, не вникая (вникай не вникай, поди разберись, что там в них. Тут Князь осуждающе нахмурился и даже топнул ногой.) Приходили еще какие-то люди и спрашивали, что им делать по военным, дипломатическим и финансовым вопросам. Ничего не мог сказать правитель, и когда сообщили ему, что в стране начался голод с эпидемией в придачу, и войной идет сосед, не в радость стали сладости, не хмелило приятно вино, и надоели дорогие одежды. Задумался правитель, что делать, но не мог ничего придумать. Размышлял он до тех пор, пока не ворвались к нему какие-то рассерженные личности и не выбросили его в окошко. Пока летел, успел крикнуть: «Рыбка, хочу загадать желание!» И очутился он вновь на берегу, и выплыла золотая рыбка с вопросом: «Чего ты хочешь во второй раз?» Подумал рыбак тщательнее и ответил: «Надоела мне государева ответственность, хочу быть медведем свободным. Шататься по лесу в свое удовольствие и быть хозяином его».
Рыбка исполнила желаемое, и стал рыбак медведем сильным и могучим. Наступили счастливые времена. Он бродил по тенистому лесу, нежился на полянках, разгонял белок, отгонял лисиц, мирил волков. И все было хорошо, пока не появились охотники с собаками. Начали они гонять бедного мишку, палить по нему из ружей и травить собаками. Понял медведь, что пришел его последний час и взревел: «Рыбка, хочу видеть тебя!»
Вновь оказался рыбак на берегу, и спросила его рыбка: «Чего ты хочешь на этот раз? Думай лучше над своим последним желанием».
- Желаний у меня уже нет. Ведь ты меня больше не выручишь. Хотя нет, есть одно желание. Скажи, что я делаю не так?  Что я должен делать, чтобы стать тем, кем надлежит мне быть?
Рыбка взлетела на самую высокую волну и ответила:
- У тебя есть все необходимое. Сумей воспользоваться тем, что имеешь.
После этих слов она махнула хвостиком и исчезла в пучине моря-океана.
Опали разноцветные тряпочки, изображавшие дворец, лес и океан. Актеры вышли на сцену и кланялись под громкие аплодисменты зрителей.
- А теперь давайте спляшем в хороводе, - закричали артисты. - И да будет каждому воздано в лучшем из миров!
Взявшись за руки, зрители и актеры, извиваясь пестрой лентой, стали танцевать под звуки разрешенных законом инструментов. И всем было хорошо. Не забыли и о сладостях для детей. В соответствии со сценарием взрывы петард и хохота прогоняли ночную дремоту. Старики и старухи сыпали из окон конфетти и брызгали водой на праздношатающихся. Молодежь, свободно хлебнув пива, распевала старинную шаловливую песенку:
                Я маленькая девочка,
                Глупая маленечко.
                Ко мне милый подошел
                Что-то сделал и ушел.
                А я, а я наивная была…

Взявшись за руки,  люди в масках зверей и клоунов водили хороводы.
 И так было два дня и одну ночь. Народный бал метеором пронесся по небосклону городской жизни и угас, уступив место будням следующего дня. Карнавал закончился, и кончился Великим Ничем! Опустели улицы и площади, опали стяги. Усталые люди разошлись по домам. Нашлось несколько человек, которые не ушли мирно почивать в свои постели, а, замечтавшись, сказали себе: «Пожалуй, это было лучшее в нашей жизни».
Задумчиво теребил бородку Князь, слушая через три дня отчет Великого Администратора.
-...Итого: убытков нет, жертв нет, веселие удалось в намеченных размерах. С высоты птичьего полета все обстоит прекрасно.
Князь вздохнул.
- Хорошо быть оптимистом, когда дела идут хорошо. Но доносчики доносят, что скучно стало горожанам после праздника, как в зимний вечер при вспоминании о летнем дне.
- Истинно так, Ваше Великолепие. Что есть, то есть, - согласился Великий Администратор. – Когда не знали, что такое веселье – думали, что так и нужно жить. А ныне хлеб пресным кажется, после сладких коврижек. Ну, ничего, привычка вещь великая, свое возьмет. Образуется.
- Озабочен я. У молодежи, доносят доносчики, лица задумчивее стали, - не унимался Князь. – Как бы не замыслили бегство из-под нашей длани.
- Замечено и такое. Но можно посулить новый, даже больший Карнавал в следующем году. Они и останутся.
- А вам его хочется?
- Уже нет. Хлопотно. Да и последствия непредсказуемы. Но обещать – не значит выполнять. Может, например, случится военная угроза откуда-нибудь, так мы маневры вместо карнавала проведем и перенесем его на следующий год. И так далее. Пойдем проторенным путем.
Князь подумал, и повеселел.
- Хорошо, Великий Администратор. Жалую тебя за труд по устройству праздника орденом «За услуги монархии третьей степени».
- Мерси, - склонился в поклоне Великий Администратор.
Его аккуратная плешь на затылке излучала спокойствие и невозмутимость, ибо он знал наперед, чем все начнется и чем может кончиться.
- А выдумщик этот… Лотис, пусть-ка идет восвояси, - подвел черту князь. – И практикантов приглашать больше не будем, тем более что жених Авочке, кажется, сыскался. Человек в жизни проходит три стадии: веселости, затем осознания  драматичности бытия и заканчивает ее в созерцательности. Я как раз в пору перехода к созерцательности. Проще говоря, мне скоро уходить на покой и требуется достойный преемник.
- Зачем спешить, Государь?
- Знаешь, если честно, хочется побыть самим собою, а Клотильде – просто женщиной.
Великий Администратор промолчал, задумчиво глядя вдаль.
               
(Приписка Хронописта: Заметьте, читатель, чем больше погружается Краевед в реку времени, тем меньше у него резвости. Придет время - и мы сядем на берегу, задумчиво держа в руках удочки и будем неспешно вспоминать былое. Так было всегда и так будет во веки).



                Сказ 7.  ФИНИТА


Все кончается, кроме глупости. Вот и друзьям пришло время прощаться. Адмус оставался на неопределенное время, но с определенными видами скоропостижно жениться. Лотис и Одарис, получившие за практику оценку «сносно», оказались свободны. Можно было возвращаться домой на каникулы. Утром следующего дня они простились с Адмусом, пожелав ему всяческих успехов на новой стезе, и покинули город.
Обратный путь, хотя был неблизким, но уже не казался Лотису трудным. Он шел размеренной и твердой походкой человека, знающего, что мир требует ремонта. Одарис же каждую свободную минуту беззаботно играл на флейте, соревнуясь в музыкальности с окрестными птицами. Когда они достигли границ княжества, настало время расстаться. Они остановились в неловком молчании, не зная, то ли просто пожать друг другу руки до будущей встречи, то ли обняться.
- Смотри, - сказал Одарис, - этот пограничный столб являет собой пример философской субстанции. Он разделяет частное от целого, единичное от множества. Правда, забавно?
Лотис кивнул.
- Знаешь что, давай я сыграю тебе мелодию, которую сочинил в кабачке «Друг студиозиса»? С ней я уйду, а ты с ней – останешься.
Лотис опять кивнул.
Одарис поднес к губам флейту, подмигнул и заиграл утреннюю веселую песнь. Маленький, полненький человек с кожаной котомкой за плечами и в шляпе с пером уже скрылся за косогором, а звуки вместе с пчелами и бабочками продолжали витать над Лотисом. Он чувствовал, что вместе с ним что-то ушло безвозвратно. Ушла же былая безмятежность и легкость бытия.
Назад принц пошел другой дорогой, желая увидеть больше мудрого и нового. И впрямь он видел еще много чего. Как люди упоенно били палками какого-то растрепанного человека. Принц спросил: «За что, собственно?»
- Он гений, - охотно откликнулся дюжий, цветущего вида мужчина, остановившийся, чтобы отереть пот со лба.
- !?
- Ничего. Мы ему потом памятник поставим.
  - Но сейчас за что?
- Потому что он в будущем, а мы в настоящем и тем нас забижает. Вот когда его будущее станет нашим настоящим, тогда и воздадим ему почести.
- А если он к тому времени умрет?
- Мы воздадим ему посмертные почести!
Возразить было ничего, - логика была безупречной. Зато в другом месте толпа людей восхищалась гением. Возгласы: «О!» и «Ах!» оглашали окрестности. Когда же принцы спросили, чем именно те восхищаются, им ответили так: «Скажем завтра… может быть. Когда поймем. А сейчас надо пропитаться восхищением». Принцы посчитали, что это два самых действенных способа общения с гениями. Они поспорили на эту тему, но к осмыслению просились уже впечатления.
 В другом государстве оппозиция едко критиковала власти за то, что та не умеет грамотно воровать. Правительство виновато оправдывалось.
В другом месте он наблюдал ссору человека, прозванного «совестью народа» с какими-то юркими людьми. «Я не продаюсь за тридцать серебряников! - кричал человек гордо. – Минимум за сорок…». «Дорого, отвечали ему. – Не по христиански это…».
 Однажды принц чуть не пострадал, оказавшись в гуще сражения. То с местным тираном вели борьбу две противобуйствующие группировки. Одна боролась за свободную независимость, другая – за независимую свободу. Время от времени они дрались между собой, так как одна освободительная сила крала огурцы с огорода у другой. Заодно независимо друг от друга они свободно реквизировали носильные вещи у проходящих путников. Лотиса спасло проворство ног и не расстроенное табаком молодое дыхание.
Зато пожил пару деньков у одного гостеприимного племени.
- Мы небольшой, но очень гордый народ, - заявили жители принцу гордо. – Гордый потому, что мы небольшой народ, и еще потому, что гордиться больше нечем.
Посещал он и разномастные светочи знания. В одном некая проворная контора продавала убеждения, которых не было. Но товар был столь наряден и универсален, что клиенты шли густым нерестом. В одной почтенной академии он присутствовал на диспуте ученых антитрадиционалистов, которые истрепанными в спорах языками доказывали, что 2+2= -4, и люди не хотят этого понимать, чтобы не сделалось страшно.
 Он видел секту людей занимающихся отталкиванием абсурдности мира, и секту, втягивающих оное в себя. Попался принцу человек, проповедующий мудреную теорию: будто весь их мир написан кем-то, и они персонажи чьего-то романа, и живут на свете потому, что их «читают».
 - Надо же! Мой друг говорил мне примерно то же самое! – воскликнул Лотис.
 - А говорил ли он, что будет, когда последний читатель закончит свое чтение и навсегда захлопнет Книгу? Нет? А придет тогда забвение. Наша всеобщая гибель! «Армагеддон» называется!
 - Что же нам делать?
 - Я думаю над этим… Сдается мне, что для этого надобно написать свою книгу, со своими персонажами, и тогда мы станем авторами и хозяевами положения.
 После чего он взмахнул руками – и убежал. Должно быть, придумал сюжет, а Лотис продолжил свой путь. Но сказанное запало в душу. «А вдруг это так и есть? И тогда вправду одно спасение – написать свою Книгу. Вот только какую и о чем?»
 А дорога все вилась привычно и беззаботно вдаль, суля бесконечность. И пришел момент, когда Лотис устал от впечатлений и решил идти, уже нигде не останавливаясь. Лишь один раз любопытство оказалось сильнее, когда над одинокой хижиной он увидел доску с истлевшим именем хозяина, но с еще ясно различимой то ли должностью, то ли профессией: «Отопитель Вселенной».
 Лотис заглянул в оконце и сквозь тусклые стекла узрел старика-отшельника с длинной до пола и белой, как снег, бородой. Старче сидел за столом, сжимая в пальцах гусиное перо, а перед ним лежала большая книга. Отдельные страницы ее были уже написаны, а многие девственно чисты. Принц постучал в дверь и, когда ему было отворено, то почтительно спросил старца о роде занятий, и тот снизошел до ответа юнцу. Пестуемую им летопись, объяснил отшельник, нельзя написать последовательно с начала и до конца, как нельзя в жизни довести все дела. Каждая строчка ложится  строго на предназначенное ей место, и она не впишется, пока не будет выношена в умах и деяниях особых людей, достойных войти в Великую Летопись.
  Поблагодарив за ответ, Лотис не стал мешать Отопителю и пошел дальше, но ему подумалось, что странствия его не были бы напрасными, если б удалось вписать в эту книгу хотя бы полстранички.
 Принц шел, а стороной тянулись холмы, перелёски, селения, серебристой змейкой вились речушки, но Лотис шел, не сбавляя шага, осознав, что иначе не обретет прежней безмятежности. Так он и прошел бы мимо чуда, не услышь хрустального, как журчание ручейка, пения. Голос заставил его остановиться, а любопытство принудило пойти на чарующие звуки. Раздвинув ветви орешника, он увидел девушку нездешней красоты. Все было в ней как у прочих девушек и все же, будто сквозь марлю, проступало иное, им невиданное и не прочувствованное. Шла она по полю и собирала цветы, хотя среди всех цветов мира – Лотис мог в этом поклясться – она была самым прекрасным, благоуханным и нежным цветком. Ее васильковое платье плыло среди трав, как кусочек небесного свода, а льняные волосы струились навстречу грешной, топтаной земле.
Зачарованный принц, с трудом преодолевая робость, приблизился к сказочному созданию.
 - Здравствуйте, - приветствовал он. – Какая сегодня хорошая погода. Она так идет к вашему платью.
 - Здравствуйте, - отвечала она, отрываясь от своего занятия. Девушка посмотрела на принца, и щеки ее зарделись.
 - Что Вы здесь делаете? – спросил Лотис.
 - Я собираю цветы, - ответила она. - Цветы бывают беспечные, деловитые, рассеянные… Я собираю задумчивые.
 - И много Вы таких собрали? – продолжал расспрашивать Лотис, начиная сам покрываться  розовостью на щеках.
 - Я собрала… раз, два, три… пока шесть цветов, - отвечала девушка.
 - А Вы знаете, как они называются?
 - Да: синецвет, огнилов, сероглазка…
 - А Вы… - начал было принц и смутился. Девушка же стала пунцовой и даже прикрыла свои бездонно-голубые глаза ресницами. И тени упали на зардевшие щечки.
 - Что-то я хочу сказать такое особое, - выдавил из себя Лотис,- но не хватает слов. Ох, как я деревянно все говорю!
 - А Вы скажите про то – особое, как можете, - молвила девушка, не поднимая ресниц.
 - Странно, что я не нахожу слов, ведь меня начали обучать ораторскому искусству! Наверное, я плохой ученик… Увидев Вас, я почувствовал себя счастливым и потому осмелился приблизиться к вам.
 - Ах, говорите еще, - прошептала девушка.
 - Я право не знаю, как выразиться словами. Мне показалось, что мир  изменился. Я никогда не видел такого мира: такого ясного неба, такой зеленой травы, таких милых цветов в Ваших руках и…
 Лотис тут запнулся.
 - Что, что? – спросила девушка в нетерпении.
 - И такой девушки, как Вы, - тихо сказал Лотис и вздохнул. – Но этот мир не для меня. Чем больше я брожу по нему, тем больше убеждаюсь в этом. Я какой-то не такой, нескладный…
 - Какой вы статный, - молвила девушка.
 - Не умеющий связно сказать девушке несколько слов…
 - Какой велеречивый…
 - С полным отсутствием мужественности на лице…
 - Какой сильный…
 - Вечно получающий посредственные отметки по предметам…
 - И умный…
 - О чем Вы? – удивился Лотис. – Вы как-то странно обо мне рассуждаете.
 - Ах, если бы я могла назвать Вас своим другом. Как сладко было бы покоряться Вашей воле и смиренно отвечать на ваши вопросы о погоде и цветах. Но я недостойна Вас…
 - Не достойны? – переспросил, будто громом пораженный от услышанного Лотис. – Почему? Как вас зовут?
 - Салерия.
 - Великая Салерия? Так это не легенда?
 - Я не уверена, что «великая». Зовите меня просто по имени. А недостойна потому, что я слишком худа…
 - Вы стройны и гибки!
 - У меня дурной характер, и я отвергаю всех женихов.
 - И я сделал бы то же самое на вашем месте!
- Скажите: если бы девушка призналась в своей любви к Вам, чтобы Вы ответили ей?
- Я бы сказал, что люблю другую.
Девушка в васильковом платье погрустнела.
- Потому, что я люблю Вас! – выпалил принц.
Ее ресницы вспорхнули вверх, как стайка вспугнутых ласточек, и на принца взглянули огромные глаза с синевой горных озер.
 - Правда?
 - Да, я влюбился в Вас! – твердо и обреченно сказал принц, вздохнул и пошел прочь.
 - Куда же Вы? – вскричала принцесса.
 - А на что я могу надеяться? – угрюмо ответил Лотис, не оборачиваясь. – Вы прогнали и не таких, как я…
 - Но ведь и я люблю Вас! – закричала Салерия.
 Далее в летопись вкрались странные слова:
 «И небо опрокинулось на землю, прижавшись к полю в забытьи. Их души прикоснулись мимолетно, в момент творения Земли…»
 - Но я слышал, что у Вас было много женихов.
 - Много-то много, но Вы же один! Я так ждала, так высматривала вас в толпе чужих! Но Вы все не приходили.
 И девушка устало вздохнула.
 - Как ты меня измучил…
 Лотис в удивлении развел бы руками, если бы они не оказались заняты более важным делом. К тому же он почувствовал, что вина мужчины в глазах женщины выглядит иначе, чем о том думает сам мужчина. Он безропотно принял упрек и, сам того не зная, вступил на дорогу любви и супружества с единственно верным для мужчины чувством – чувством вечной вины перед возлюбленной.

(Краевед: Я не понял. За что мужчина должен чувствовать вину?
 Хронопист: За боль будущих родов. За угрозу быть брошенной. За страх раннего старения. За возможные измены… Много за что мужчина виноват перед своей будущей женой. И его любовь в супружестве – это долгий путь очистительного покаяния.)

Далее Хронопист изволил сделать следующую приписку: «Так закончилась первая часть пути. Токмо еще не ведали отроки, что любовь в королевских домах не поощряется, а заменяется династическим долгом. Но о том нет смысла говорить здесь, тем паче напоминать в такую минуту сим влюбленным. Они в тот миг созидали свой мир, со своими законами, и не будем тыкать грубым материальным знанием сопромата в его хрустальные своды. Пусть они парят под ними как можно дольше. В этом уповании остаюсь преданный вам, читатель,
                Прокопий Хронограф Эст».


Примечание Краеведа: Конец первой части. Передохните…