Глава 1
Жили были дед и бабка. Дед – обычный мужик семью едой обеспечивал. Бабка – дома по хозяйству. И всё бы ничего. Но очень уж у неё вздорный оказался характер. Бывало начнёт: то – не так и это не эдак. Но дня через два стихнет, напевать что-то начинает, а иной раз безо всякой причины и в пляс пуститься может. Деда даже приласкает. Всем смешно и ладно.
Родился у них сначала сынок, а потом две дочки. На них точку и поставили: пять ртов кормить – это тебе не фунт изюма. Но вытянули всех. Сына, когда подрос, взяли в армию на фронт, где он смертью храбрых и погиб. Хозяйство перешло полностью на дочерей, так как бабка от переживания плохеть стала, а дед по пьяному делу три пальца на левой руке себе топором отчекрыжил. Подрабатывал ещё, но уже не так доходно.
Дочки же обе в мать пошли: то веселье ни с того ни с сего устроят, то хмурятся и ругаются без всякой причины. Наконец младшая замуж в другую семью ушла, а старшая, не долго думая, в дом своего хахаля привела. Выживали потихоньку. Парень правильный оказался. Через год заделали они с женой дочку. Здоровенькая родилась, старики нарадоваться не могли.
Но бежало время. Пришёл черёд и эту дочку замуж отдавать.
С этой страницы я решил, чтобы читатель не запутался, называть дочку мамой, а мужа её отцом. Другие персонажи особой роли играть больше не будут.
Итак, мать с отцом жили дружно, без драк и споров. Только у мамы – по наследству что ли? – стали возникать, когда вторую дочку родила, беспричинные приступы хандры. Ляжет на койку лицом к стенке и лежит целый день. Хорошо, если через день-два зашевелится и снова делами займётся. Отец и дочки особо не беспокоились по этому поводу. У всех свои болячки в теле. Соседка вон, матери ровесница, легла так весной, а через месяц её похоронили. А ведь ничем вроде и не болела…
Мать была большая любительница Пушкина. Некоторые стихи его даже наизусть знала и девчат заставляла учить. Так что имена у сестёр были ожидаемые: старшая – Татьяна, а младшенькая, конечно, Оленька. Но самое интересное оказалось в том, что характеры их угадала. Как Александр Сергеевич описал в своей книжке, такими они и стали расти. Танюша росла замкнутой, тихой, любила и неплохо карандашом и мелками рисовала, даже писала маслом (учил сосед-художник недавно померший от белой горячки). А если ей вдруг захотелось повеселиться, то разбросает все по комнате – и айда во двор к своим сверстникам. А там и в салки играли, и в прятки и в «классики» прыгали. Начертят мелом квадраты на асфальте и скачут по ним… Оленька же почти постоянно была смешливой хохотушкой.
Но иногда Оля выкидывала такие «номера», что у взрослых волосы дыбом поднимались. Однажды залезла на крышу их трёхэтажного дома, села на край и ноги свесила вниз. Да ещё свистела, как Соловей-Разбойник. Научил её свистеть с пальцами во рту какой-то паразит.
На эту ржавую крышу взрослые только привязанные поднимались, когда снег весной скинуть или сосульку большую сбить. А тут – на тебе! Сидит финтифлюшка пятиклассница и ноги свесила. Отец, вздохнув, сказал:
- Ну, дальше уже некуда!
И ошибся.
Исполнилось Ольге четырнадцать лет, пошла паспорт получать и заявила там:
- Хочу имя и фамилию поменять.
В паспортном столе тоже не дуры сидели:
- Вот разрешат мать с отцом, мы тебе паспорт хоть на королеву Елизавету выпишем.
Что две недели дома творилось, не описать. И даже не возьмусь. Для этого надо самому Пушкиным быть. Со старшей - Таней Шишкиной, всё было нормально. А младшая окликалась только когда её звали таким образом:
- Графиня Монсоро, если оладьи есть будешь иди за стол или мы их сами съедим.
Тогда книголюбка «графиня» откладывала очередную книжку в сторону, шла к обеденному столу, садилась вместе с другими и заявляла:
- Голодом вы меня не возьмёте. Всё равно по-моему будет. И оладьи съем, и графиней буду.
Вроде не сам отец, а кто-то из дядьёв ходил в этот стол, который паспорта выдаёт. О чём-то там говорил, неизвестно. Говорят три мешка картошки, кому-то отвозил. Но это всё слухи.
Однажды пришёл домой, где жили с родителями сёстры, и объявил:
- Слушайте меня, графья, мать вашу за ногу. Сговорились мы на таком варианте. Другие не влезают у них в строчку. Ты Ольга выбирай. Если мать с отцом согласятся, будет тебе такой паспорт.
- Какой вариант? – моментально подскочила со стула Оля.
Дядька развернул перед собой бумагу и стал читать:
- Или Одетта, это типа богачка, или Оливия – это что-то про эльфов, или Орианна – значит из золота вся. Ну?
- А почему все на «О» начинаются?
- Потому что, мать твою через колено и между ног, что у них специально для тебя буква «О» уже занята!
- А фамилия Шишкина? Не хочу такую. Оливия Шишкина! Вся школа ржать будет.
- Нашли фамилию тебе на «Ш». С тебя, дед, кстати, лично мне за это бутыль. Знал бы ты, как я эту сучку главную у них уламывал.
- Так, уломал или нет?
- Уломал со второго раза, согласилась… Там даже фамилий таких нет. Народ-то не русский. Всяких ****ей Шарлоток – пруд пруди, а фамилии на «Ш» нет. У нас вон Шишкиных, как собак нерезаных. Но нашли! Ты, Ольга, будешь Шатильонкой теперь.
- Кем?
- Оливия Шатильон! - внушительным басом произнёс дядя, словно приглашал кого из улицы зайти в их квартиру.
- Оливия Шатильон, - тихо проговорила Оля, пробуя на вкус новое имя. – Ура! Я – Оливия! Кто теперь Олькой назовёт, глаза выцарапаю!
Но пора возвращаться к современности, которая, как и мои любимые девушки – Танюша и Оливия, становилась всё более неоднозначной и непостоянной. В больших городах веселились (рестораны, театры, игровые дома, квартиры «с девушками»); в маленьких: до продовольственного магазина четыре километра пешком и собственный сортир на улице. Любой дебил догадается, что надо перебираться поближе к столице.
- Мы с тобой не дебилки, правда? – уверяла Татьяну всезнающая сестричка. - Здесь от голода, может, и не сдохнешь, но от какой-нибудь заразы вроде ЗППП превратишься в последнюю шалаву. Знаешь, что такое ЗППП?
- Не глупее тебя. Знаю.
Вечером выманили отца во двор, чтобы мать разговора не слышала, и изложили ему свои биографические и географические намерения. Отец молчал, молчал, а потом что-то даже всхлипнул. В ответ не самым весёлым и слегка подвыпившим голосом произнёс:
- Вам, скоро замуж пора обеим, а нам и одеть вас по-человечески не во что. Не накопили таких денег, какие в городском магазине просят. Вам, девки, или как другим на трассу выходить надобно. Там можно заработать... А можно и пропасть без вести. Или вам одним, мы с бабкой дом и курей бросать не станем, перебираться в Москву. Я с одним старым другом договорился, афганили вместе. На первый месяц вас примут, кров дадут. Но предупредили – на месяц, не больше. А потом должны сами найти работу и жильё. Вот думайте и выбирайте.
А тут снова война. Полмиллиона парней как кошка языком слизнула всех в окопы. Те, которые остались, были при деньгах и в основном жили в больших городах. А из небольших городков и посёлков выгребли подчистую мужской молодняк до тридцати пяти лет: вплоть до последнего учителя в сельской школе и последнего фельдшера в медицинском пункте.
Выражаясь умным языком, гендерный расклад в стране значительно изменился. У смазливых девчат в мини-юбках кое-какой выбор ещё оставался, но у тех, кто попроще и победнее, выбор партнёра сводился к нулю.
В «плечевые» сёстры идти не хотели. Наслушались рассказов. Решили только «заработать» на билеты до Москвы, чтобы зря не расходовать выделенную им родителями сумму. Графинюшка набрала четыре тысячи за три дня, а Татьяне, которая не обладала такой яркой и необычной внешностью, меньше бросалась в глаза водилам, пришлось «отпахать» ещё одни сутки.
У сестричек была надежда, что вместе с войной многие рабочие или учебные места освободятся и им легче будет устроиться или поступить в какой-нибудь колледж. Да не тут-то было. Некоторые фабрики и училища наоборот закрылись. Потыркались несколько дней и увидели, что половина Москвы приехала из той же глухомани и такие же нищеброды, как они.
И как нарочно мамзель Оливия вычитала из Википедии, что наступил период «чёрных лебедей». Эту теорию высосал из пальца америкос по имени Нассим Талеб, который, разумеется, американцем не был, а приехал в Штаты из Ливана. Ничего лучше из этой страны он привезти не смог. А фишка его придумки заключалась в том, что «чёрные лебеди» всегда прилетают внезапно и во времена, которые всем кажутся почти благословенными. Вроде всё хорошо получилось: и деньжата появились, и со школой рассчитались, собрали вещи в две сумки, до Москвы с двумя пересадками добрались! А тут на тебе – говно лебединое с неба и прямо на голову!
Глава 2
Татьяне, которая привезла с собой несколько этюдов маслом и карандашных портретов, удалось поступить в художественный колледж, как выразилась комиссия, «условно». Стипендией и не пахло, но как иногородней и «подающей надежду» предоставили койку в общежитии. Её рисунки и некоторые эскизы неожиданно похвалили. Надежду Танька не теряла. Продержаться бы до конца первого курса, а там всё станет ясно: или примут её, или – прости-прощай.
Деньги, которые дали собой родители разделили пополам. Приодеться обе смогли и выглядели не хуже некоторых московских девок. Но на еду денег уже не оставалось. Татьяне предложили временно (заболела уборщица) поработать за неё в колледже: полы шваброй протёрла после занятий и свободна. Пара часов на эту гимнастику уходило, но обед обеспечивало.
Работа Татьяну не тяготила. Она и дома всю тяжёлую обязаловку на себя брала. Два раза в неделю рано утром половину дороги пешком, половину на автобусе – тащила на городской рынок продавать десятилитровый жбан козьего молока одной из соседок (та была в возрасте и жила одна). С этого жбана литр молока семье уже доставался нахаляву. А назад несла рюкзак и две сумки продуктов уже по списку, заказанные матерью для своей семьи.
Оливия же страшно переживала, что не догадалась уговорить паспортистку перед Шатильон приписать частичку «де», чем и объясняла свою неудачу при поступлении в одну из артистических школ. Одно дело «из дворян» другое дело - из Мухосранска. Посещать занятия, впрочем, тоже разрешили, но «факультативно, а дальше видно будет». К участию в сценках не привлекали, но и денег за присутствие не брали.
Зато знакомых и приятелей у Оливии в первые же недели появились десятки. Все весёлые, хваткие ребята, при деньгах, свободных квартирах или дачах. Ночуй, у кого захочешь. И с ней обходились как джентльмены. Самогонку не употребляли, а пили только ласково называемый ими «вискарик», который Оливии был навроде сидра сравнительно с домашней самогонкой.
С парнями Оливия сходилась легко, благодаря уже имевшемуся опыту, до которого Таньке было ещё далеко. Помог одноногий соседский тракторист, тот самый, у которого жена лежала, лежала и померла. Как он с одной ногой трактором управлял, Оливия не знала. Но он очень аккуратно и почти безболезненно лишил её девстсвенности, а потом чуть ли не всю ночь с перерывами на перекур «пахал её целину», пока она сама от него не сбежала.
Вскоре приехал к одной бабке парень-красавчик из Екатеринбурга прятаться от мобилизации. У него и ноги были на месте, и все остальные органы. В силе и выносливости он трактористу, конечно, проигрывал, зато научил мадемуазель Оливию таким штукам, которые ни в одной французской книге наверняка не напишут. Она сразу к этому чуваку и прилипла.
Поэтому уже в столице нашей родины мадемуазель Шатильон никого и ничего не боялась. Так как знакомые ребята сами были почти её возраста, то кто там и кого трахал и командовал процессом ещё неизвестно. Пацаны сначала попижонились перед Оливией, считая её ни в чём не смыслящим ребёнком, но вскоре безоговорочно признали её превосходство в вопросах теории и практики секса и за глаза уважительно называли «мать».
Татьяну на следующий год вполне официально и без предварительных экзаменов зачислили студенткой первого курса колледжа. И времени предоставили свободного больше, освободив от некоторых занятий, которые она уже знала или рисовала лучше, чем сам препод. Разумеется, и уборщицей больше не работала, так как некоторые её картины пусть и по дешёвке, но покупали.
Однажды Оливия привела её ко мне в гости.
- Ой, мне так хочется ваш портрет написать! Вы не будете возражать? – спросила Таня. - Если гуашью на плотной бумаге, то сеанса в три уложимся, если маслом, то, конечно, дольше.
Три сеанса мы выдержали, а после четвёртого улеглись в моей спальне. Танюша всё время повторяла, что «за день так устала, так устала», при этом не давала мне уснуть до середины ночи. Но я об этом не сожалел. Нормальная по характеру была девушка, спокойная и – главное – непосредственная. Ну не было у неё парня. Не могла, видимо так легко и быстро знакомиться. Ну хотелось ей. В чём грех-то?! Что же теперь ей, вешаться?
По этому поводу есть даже похабная шуточка: «- Не хочешь зайти ко мне? Выпьем по маленькой чашечке кофе?» . При этом подразумевая под кофе постель, а под маленькой чашечкой свою вагину.
Я только радовался случившемуся. В квартире стало чуть теснее: подрамники, мольберты, банки с кистями заняли свой уголок на кухне. Зато коридор и все комнаты блестели чистотой. А через запылённые до этого окна я увидел много для себя нового. Встав пораньше, Татьяна готовила нам завтрак, а в ужин мы наедались так, что я стал заметно полнеть.
Но главное: вечерами я теперь приходил не в пустую тёмную квартиру, а попадал сразу в объятья своей художницы.
Оливия же продолжала свой бестолковый жизненный марафон «салонной графини», каждый забег которого заканчивался пьянкой и, как пишут историки, «свальным грехом», появившимся на Руси ещё в языческие времена.
Периодически Татьяна чуть ли не силком затаскивала её к нам и заставляла два-три вечера провести трезвой дома и никуда не ходить. Оливии действительно хватало суток, чтобы на следующий день она о чём-то могла рассказывать вполне интересно и грамотно.
И однажды она задала мне вопрос, которого я ждал давно:
- Виктор, а ты не мог бы найти мне какую-нибудь подходящую работу в своей больнице? Не очень тяжёлую.
- Ты действительно готова работать семь дней в неделю, получать скромную зарплату?
- Да. Я чувствую, что пропадаю. И мне не останется ничего другого, как выйти из твоего окна на двадцать седьмом этаже. Санитарки вам нужны? Я готова даже на грязную работу. Танька вон полы мыла, не померла, а в люди выбилась. А я падаю всё ниже и ниже.
- Тебя устроит работа в одиночной комнате перед монитором? Кстати, если работать без выходных, пока не найдётся смена, ты будешь зарабатывать не меньше меня.
- Что за работа?
- Консьержка в подъезде одной из новых высоток на окраине города. Плюсы: тишина и покой. Сравнительный, конечно, некоторые жильцы ещё въезжают. Там же ты могла и спать, комнатка довольно просторная, жалюзи, дверь и маленькое окошко для общения с жильцами. Из документов: список всех жильцов и их телефоны. И по первым двум этажам по периметру дома с десяток разных магазинчиков, ателье, парикмахерская и даже кафетерий, Так что с голоду не умрёшь. Из минусов: последняя остановка Серпуховской линии - «Бульвар Дмитрия Донского», небольшой лесок, дальше маршруткой минут пятнадцать.
- Я согласна.
- Условие одно: первое же шумное нарушение дисциплины или наличие в твоём кабинетике друзей – немедленное увольнение.
- Откуда ты всё это знаешь? - спросила Таня.
- У меня всегда оставалось подозрение, что твоя младшая сестрица ненамного глупее тебя. Так мне договариваться, Оливия? Место может быть уже и занятым.
- Что-то страшновато… А если ночью кто полезет ко мне?
- Вот уж не думал, что ты такая трусиха. Входная дверь с кодовым замком и камерой наружного наблюдения. Дверь в твою комнатушку тоже закрывается на замок. И потом у тебя будет несколько тревожных кнопок: пожар, вызов полиции и ещё там какие-то.
- Я согласна.
- Завтра сама приди ко мне на работу ровно в пять часов. От больницы гораздо ближе ехать, чем я буду мотаться на машине в часы пик туда-сюда. Свой дресс- и фейс контроль обговори с Татьяной. Думаю она тебе даст толковые советы. Тяжело будет первые недели три-четыре. Появится сменщица, будете работать или через день или через неделю, как там договоритесь со своим непосредственным начальством. Во всяком случае и в первые недели, всегда можно будет отпроситься днём часа на три, чтобы приехать к нам и принять душ. Все эти вопросы решим завтра. Я буду тебя ждать у входа.
- Спасибо тебе.
- Пока не за что. Я честно тебе скажу, уверен, что работать ты начнёшь, а вот как долго выдержишь, не знаю…
Глава 3
Однажды Татьяна обратилась к Оливии:
- Представляешь, поручили мне для большого зала нарисовать картину: «Рывок российской науки в будущее». Как такое можно изобразить? Я же только людей хорошо писать могу, хоть по памяти. А здесь – Рывок России!
- Элементарно, Танюха. Переведи малопонятные для тебя символы в фигуры людей. Российская наука? Лежит на кровати голый мужик, держит в руках какую-нибудь старую книгу и читает. А на нём сидит «Наука» - голая девица… Я тебе буду её позировать. Сидит на его сама понимаешь на чём эта голая девка с плёткой в руке, которой размахивает и кричит: типа, давай, где рывок?
- У тебя совсем крыша поехала, - уныло констатировала Таня, ожидавшая услышать описание какой-то интересной композиции.
- Зато идейно и фигурально очень точно. Да, на стену в зале не повесят. А ты её директору покажи. Тет-на-тет. Я с его сынком вась-вась и на даче у них была несколько раз. Он такую картину у тебя за лимон возьмёт. Только она должна быть большой и яркой. Там стены огромные, а завешивать их папане нечем. Он собирает работы будущих гениев. Спорим, что купит!
- Ой, хватит глупости нести. Тебя, смотрю, опять заносит.
- Дурочка ты ещё! Не видишь, что вокруг творится? Договариваемся так. Ты делаешь, только не тяни, карандашный рисунок моей идеи. Другие твои картины, которые маслом, Михалыч, надеюсь видел. И я сама ему этот рисунок покажу. Если согласится сделать заказ, треть от лимона – моя! Если купит за меньшую цену – все деньги твои. Но уж ты постарайся. Он Глазунова любит. Так что физиономии персонажей должны быть написаны самым тщательным образом, на супер! И фигура у меня не должна быть такой тощей, как на самом деле, хотя идее нашей науки она соответствует точнее. Главное – не тяни. Ты можешь быстро писать, вот и постарайся, плюнь на всё остальное. А то выдвинут другой лозунг, и твоя картина потеряет актуальность. А он любит похвастаться перед близкими друзьями эротическим модерном… Сегодня же и начинай! Глядишь, через пару недель миллионершей станешь…
Татьяна загорелась этой идеей. Не в последнюю очередь из-за возможности получить большой гонорар и наконец-то почувствовать себя свободной и ни от кого не зависящей. Иметь своё ателье, не проживать почти год на квартире своего доктора, отношения с которым принимали всё более странный характер.
«Между врачом и больной не может быть никаких сексуальных связей» - это была моя первая заповедь, которую я постоянно повторял про себя, когда мы оставались вечером в квартире одни с Таней.
Вторая была бессловесной из-за своей стыдливости. Я раз в неделю, иногда чаще, желая ей спокойной ночи, так смотрел на Таню, что не надо было быть ни доктором, ни телепатом, а просто женщиной, чтобы понять, что я хочу и о чём думаю. И она, раскладывая по банкам с растворами кисти, просто говорила:
- Если ты придёшь ко мне сегодня вечером, то я вряд ли испугаюсь. Буду только рада.
Вот и понимайте такие отношения как хотите. Прямое и наказуемое нарушение медицинской этики.
Директор, рассматривая сделанный накануне вечером на листе простого альбома набросок «Рывка России», который подсунула ему Оливия, сразу стал делать исправления и попросил позвать в кабинет вызвал Татьяну.
Спросил:
- Автор не будет возражать против такой аллегории, которая сделает изображение более патриотическим?
- Нет, - дрожащим голосом и ещё не понимая, что он хочет, ответила Таня.
Директор провёл через грудь сидящей на мне девушки (образ «Науки» с фигурой Оливии) две черты:
- Внутри на твоё усмотрение: или раскрасить ленту в цвета государственного флага, или написать просто «Наука»?
- Да, конечно.
- Надеюсь ты поняла оба значения моей поправки. Во-первых, это государственный праздник. А во-вторых, бант, которым соединена эта лента хотя бы частично прикрывал бы интимные места изображённых. – Подумав, добавил: - И девушка слишком худа для символа нашей страны. Вот здесь и здесь на твоё усмотрение, разумеется, немного увеличить округлости.
- Это нетрудно. Я сделаю, - послушно ответила Таня.
- Тебя не смутит ещё одно замечание?
- Конечно нет.
- Может быть вместо потрёпанной старой книгу изобразить скромный смартфон? Пусть лучше будет скромный смартфон. Иначе похоже на злую иронию.
- Я поняла.
- Вот и договорились, Танюша… Размер должен быть в рамках от ста пятидесяти сантиметров до двух метров. Это большой холст. Потребуются деньги, аванс я всегда готов выдать заранее, хоть сейчас. И надо будет обоим подумать над фоном. Герой, символ России никак не может лежать на постели. Только на разбитой, с выбоинами, но асфальтовой дороге. Даже, может быть, с криво положенным бордюром, если нечем будет занять передний план. Вот и всё, что мне пришло в голову. Сделай эскиз требуемого размера и сразу покажи мне, хорошо?
- Хорошо, Михаил Михайлович! Спасибо за советы.
- Не торопись, но чем быстрее, тем лучше.
Оливия, довольная тем, что придумала «за одну секунду» целую композицию такой картине, моментально ударилась в разгул. Я, разумеется, не был и не мог быть их семейным доктором. Привезёт «Скорая помощь» в психозе, тогда и начну лечить. Главное, чтобы не разболтала о задуманной композиции до первой рюмки. Её сознание от алкоголя или наркотика менялось моментально. Она просто превращалась в другого человека. Сразу начинались пляски под оглушающую музыку, крики, бессмысленные драки с ближайшим кавалером, попытки петь караоке, разбавленные периодически предлагаемые кем-нибудь какой-то таблетки, потом провал в памяти и блаженная истома с дикой жаждой во время просыпания в чьей-то постели. Но умывшись, в трезвом, нормальном состоянии она обладала прекрасной памятью и уже могла сообразить, что и кому можно говорить, чтобы в этом же доме ещё и вкусно позавтракать. Такие срывы, продолжающиеся одну ночь, меня не то что волновали, но я не знал, что можно было бы ещё придумать в плане лечения. Я не был уверен, что и назначенные мною транквилизаторы она вряд ли принимает. Поэтому как только загул переходил на третий день, Татьяна выясняла, где находится её сестричка, а я вызывал «Скорую помощь» и писал направление в свою больницу.
За Татьяну я уже был почти спокоен. Она, не споря со мной, постоянно принимала препараты лития. Я ждал эмоциональных нарушений, которые по клиническому течение болезни должны были бы иногда возникать, но фон настроения у неё если и колебался, то в пределах нормы. И белесые шрамы на запястьях уже не бросались в глаза так, как раньше. Я не переоценивал литий (более современных лекарств у нас в больнице всё равно не было), но её загруженность физической работой с самого детства (да и труд уборщицы вряд ли самый лёгкий), её самоотверженное увлечение живописью, плюс постоянное посещение лекций и занятий в колледже настолько доминировали в её мозгу, что не оставляли для болезни места. Может быть действительно mens sana in corpore sano?
Глава 4
Татьяна сделала карандашом и углём в размере один к одному эскиз будущей картины. Михаил Михайлович одобрил. Дал советы по покупке большой рамы и лучшего качества холста, на что сразу выделил ей крупную сумму денег. И Татьяна «ушла в работу».
Писать такую большую картину на кухне было невозможно: пар, гарь, да мало ли что летает по кухне, когда там что-то готовят. Тем более приготовление ужина легло на меня, а от обеда Татьяна отказывалась: «Он меня отвлекает».
В бывшей детской комнате раздвинули диванчик, я под свои ноги ещё подставлял стул, чтобы уместиться. Так что спальное место обеспечили. А свою двуспальную кровать в спальне пришлось сложить, сняв толстый матрас и всё это прижав трельяжем к стене. Сняли шторы и самая светлая половина комнаты перешли в полное распоряжение Татьяны.
Когда я просыпался, Татьяна уже стояла у холста, накинув прямо на ночнушку запачканный красками халат. Я медленно вынимал из её рук кисти, мольберт, снимал халат и ночнушку. Голой вёл в ванную. Только в этот момент до Тани доходило, что она уже прекратила писать.
- Доброе утро, Танюша.
- Доброе. Ты куда меня ведёшь? Завтракать я не хочу.
- Я веду тебя в ванную. Умываешься, надеваешь вот эти шорты, топик и чистый халат, а я приготовлю кофе. Жду тебя на кухне.
Через пять минут, забыв про «завтракать я не хочу», она съедала приготовленный мною на двоих омлет с бутербродами, потом выпивала большой бокал кофе с кексом.
- Спасибо, Витюша, так есть хотелось.
- А сейчас немного поспишь, да?
- Хорошо. Ты знаешь, я проснулась ночью и поняла, какая должна быть причёска у «Науки». Весь спектр цветов радуги.
- Тебя не обвинят в рекламе ЛГБТ?
- Наплевать. Я же для Михалыча пишу, а не в Третьяковскую галерею. И потом этот спектр можно трактовать по-разному. Промучилась с ним целый час. Видел, как получилось?
- Ещё нет, Танюша. Правильно говорят: дураку нельзя показывать недостроенного дома, он ничего не поймёт или поймёт неправильно. Пошли в спальню.
- Ты когда придёшь?
- Как всегда, к пяти часам. Сама перекусишь что-нибудь?
- Вот когда ты придёшь, мы с тобой и перекусим.
Уходя из квартиры, я выключал её телефон и дверной звонок в надежде, что ничего страшного за это время не произойдёт. И пока ехал в больницу всякий раз вспоминал, как мы с ней первый раз встретились.
В тот незабываемый мною день постучавшись, ко мне в кабинет вошла молодая женщина. Сначала меня поразила одежда: холодная осень; на ней короткий топик с каким-то подобием жилетки, юбка и туфли. Не сразу сообразил, что она пришла (нет! если в туфлях, значит приехала) наверняка в пальто, а может быть и в шубе, но попросив о встрече со мной, белый халат не надела, а гардеробщица не предложила.
Быстро догадался, что это не пациентка, а чья-то родственница.
- Можно войти?
- День добрый. Садитесь вон в то кресло, там вам будет теплее. У нас топить ещё не начинали. Чем могу помочь?
- Да. Спасибо… У вас прохладно, - она потёрла ладони друг о друга.
Выражение глаз почти трагическое. Для такого феномена я придумал неологизм «припечаленное». Сейчас расскажет про своего родного и что с ним случилось. А грудь шире, чем обычно у девушек. Живот плоский. Спортсменка? Груди при такой фигуре всегда небольшие, как раз под мою ладонь. Были бы больше, то, как при игре в блэк-джек, перебор. Заметил и следы от старых порезов на левой руке. Но она быстро скрестила руки на груди и спросила:
- Вы рассматриваете меня так, как будто больная я. Нет. У вас в какой-то палате лежит моя сестра. Родная младшая сестра с очень вычурной фамилией: захотелось ей такую иметь при получении паспорта.
- Как же её зовут?
- Оливия Шатильон.
- Да, есть. Поступила, но только что. Её «успокоили» ещё до моего прихода. Что с ней случилось?
- Это я у вас хотела спросить.
- Меня зовут Виктор Владимирович, как к вам обращаться? Надеюсь, не королева Марго?
- Меня зовут Татьяна. А вам, смотрю, смешно?
- Простите меня ради Бога. Сбили с врачебного настроя таким чудным именем. Ещё раз простите, Татьяна. Дело в том, что Оливия действительно будет моя больная, но её привезли рано утром и она наверное ещё спит. Сейчас схожу посмотрю. Я её, честно говоря, и не видел. Хотите, пойдём вместе, или можете подождать меня здесь?
- Если можно, я с вами пойду.
Выйдя из кабинета, я снял с вешалки халат и протянул Тане.
- Теперь вы извините, я не догадалась – сказала она.
- Вам должна была подсказать гардеробщица и дать чистый халат.
- Я к ней и не подходила. Спросила у кого-то ещё на крыльце, где вас найти и побежала к вам.
- Надеюсь, вы на машине?
- Конечно. На такси.
- Шубейку какую-нибудь можно было бы и набросить.
- Я так волновалась за неё, что обо всём забыла. Только спросила, как вас зовут и всё… Помогите ей… И мне…
После кубика феназепама мадемуазель Шатильон спала мёртвым сном. Проверил пульс, послушал дыхание. Ничего угрожающего не заметил.
В палату следом за нами зашла дежурная сестра Марина, готовая записать мои назначения. Но я ещё задал несколько вопросов Татьяне:
- Какие-то серьёзные детские болезни были?
- Вроде нет… Всегда росла худенькая, но энергичная, упрямая и отлично училась. Её правда больше баловали и берегли, но…
Я повернулся к медицинской сестре:
- Общий анализ крови и мочи. Как появится терапевт, сразу снять кардиограмму. Сегодня обязательно. Если не придёт, вызвать специально. Ноги аккуратно фиксировать, когда очнётся, может оказаться поздно. И для рук вязки приготовьте. Меня держать в курсе.
- Виктор Владимирович, а зачем связывать девочку, если она и так спокойно лежит? – с некоторым вызовом в голосе спросила Татьяна.
- Я должен быть готов ко всему. Ночью она сбила с ног и чуть не задушила стокилограммового охранника какой-то дискотеки. Не хочу оказаться на его месте. А вам для справки: фиксация больной – это наименее опасная для неё процедура. Не зная ничего о пациентке, начать её успокаивать, вводя сильные транквилизаторы можно, не дай Бог, и уморить особенно такую изящную девицу. Это не шутки. Как только я буду знать результаты всех её анализов и как только она проснётся, я смогу назначить адекватное лечение. А сейчас и скрывать от вас не собираюсь, что моя задача - не сделать ей хуже.
- А если она проснётся и будет лежать спокойно?
- Тогда о фиксации не будет и речи.
- И вы её выпишите?
- Нет. Мне надо поговорить с вами и выяснить всё о её наследственности. Мне надо посмотреть, как она будет вести себя после этого: или спокойно попросит попить или запустит чашкой в окно. Вот тогда я смогу ответить на ваш вопрос.
- О наследственности я вам расскажу. Если можно в кабинете. А какая она будет, когда проснётся я заранее скажу: будет кричать и звать меня. И не успокоится, пока меня не увидит. Тогда и лекарства не потребуются.
- В таком случае возвращаемся ко мне. Думаю, что горячий чай вам бы не помешал, а?
- Да. Я дурака сваляла, выскочив раздетой на улицу. Боюсь, как бы вам, когда я всё расскажу, и меня не пришлось бы лечить.
В кабинете не было очень холодно, но я по своему опыту знал, когда дежурил ночью, что всегда приходилось поддевать под халат тёплый вязанный свитер. Его сразу и достал, когда Татьяна привычно забилась в угол дивана.
- Встаньте, пожалуйста. Вы, к счастью, выглядите крепкой и здоровой девушкой и отнюдь не графиней Богарне. Снимите халат… Снимите, не бойтесь. Я не шучу и не собираюсь вас обидеть… Вот так. А теперь не побрезгуйте и наденьте этот свитер. Он достаточно чист, так как я его изредка надеваю только на ночь, чтобы самому не замёрзнуть во время дежурства.
- Он большого размера!
- А вы разве не знаете, что сейчас в моде размеры овер-сайз?… Надевайте, надевайте… Ну вот. И руки как в перчатках, и сами ниже пояса в полном тепле. Вот носков шерстяных у меня здесь нет, этим не помогу. Но вы садитесь, а ноги под себя подогните. Сверху, если хотите, можете и халат ещё накинуть…
Татьяна рассказала насколько помнила и знала историю своей семьи и тех странностей в поведении и настроении, которые отмечались в основном у женской половины.
Послушав её, мне частично стало ясно, каким расстройством, но по-разному страдают обе сестрички. Закончив говорить, Татьяна встала.
- А можно мне посидеть в палате? Наверняка у вас и у вашей медсестры масса своих дел, и она не будет заглядывать в палату каждые пять минут. А когда Оливия раскричится, успокоить её будет сложнее. А я вам сразу позвоню. Какой у вас номер? Вы и подойдёте. Посмотрите её, поговорите. Тогда как решите, так и будет. Спорить с вами я не стану.
Глава 5
Зима прошла на редкость без неприятностей. Я переживал за Таню (будут ли ещё заказы и какие?), за Оливию (не устроит ли в небоскрёбе маленький бордель) и за себя (работать с недостаточно укомплектованным персоналом и нехваткой лекарств становилось всё труднее).
К моему удовлетворению (здесь уместнее было бы употребить забытое советское «к моему глубокому удовлетворению») вскоре последовал следующий заказ директора Татьяне. Он был вполне приличным. Любопытно, что и этот заказ имел тоже самое лозунговое название: «Рывок российской науки в будущее», но готовился в подарок шефам одной из фабрик. Шефы обещали провести летом косметический ремонт колледжа. И расположен будет на фасаде здания фабрики. Если подумать, то практически это была работа для монументалиста из ряда Диего Риверы. На большом полотне необходимо было изобразить группу «разнообразного учёного люда» (в заявке так и указывалось «люда»), которые дружно группой шли навстречу светлому будущему.
В этот «учёный люд» был вписан шахтёр, металлург, врач, военный и прочие «люди в штатском».
Татьяна сначала запаниковала: разумеется, ей легче было писать лица с натуры. Я предложил ей обратиться через Михаила Михайловича к директору фабрики, который мог бы назвать двух-трёх передовиков. Они бы по очереди приходили к Татьяне, она писала бы эскизы их портретов. Костюмы и фигуры – всё это было проще изобразить позже. Точно также Михаил Михайлович помог и с другими героями наших дней, хотя шахтёры и металлурги у нас отродясь не водились.
Дело остановилось из-за ателье. Рисовать по одному человеку в тесной спальне на фоне сложенного матраса… Это даже не смешно. Тот же Михаил Михайлович пришёл на помощь (за этим панно, разумеется, обращались к нему, он был ответственным лицом).
Позвонил в понедельник:
- Танюша, зайди ко мне завтра после занятий. Я расскажу, где и в какое время у нас есть свободные ателье для живописцев. Съездим, сама посмотришь, где тебе удобнее работать.
- Хорошо. Спасибо большое, Михаил Михайлович.
С этого, видимо, их отношения и начались.
Подходящее для начинающего живописца ателье нашли. Перевезли в него все необходимые для живописи предметы, краски, рамы, мольберты и прочую хренотень. Для меня не стало большой неожиданностью, что Татьяна практически почти не появлялась дома даже ночами: то новый заказ, то долго работала и лучше выспится в ателье, то просто долго не звонила, то потеряла телефон, то он сломался...
Я уже понимал, что Таню у меня элементарно «увели». Для творческой личности часто дополнительные возможности для своего творчества превалируют над всеми другими влечениями. Счастье бывает разным. Бывает «личное», а случается и «творческое»…
Оливия в свободные от своих дежурств ночи как могла утешала меня, но быстро поняла, что лучше делать это молча. Просто приходила ко мне в спальню (кровать я уже собрал и расставил), когда я ложился спать. Я, разумеется, не выгонял её. Хуже того. Представляя, что она – это Таня, я нередко вымещал на ней ту злость, которая у меня накопилась на её старшую сестру. Вряд ли Оливии всегда приходились по вкусу мои сексуальные экзерсисы, но она терпела их и только шептала мне: «Всё будет хорошо, милый, всё уладится».
Через месяц я получил повестку из военкомата об обязательной явке на сборы завтра к девяти ноль-ноль в здание районного военкомата. С собой иметь… Дальше шёл длинный перечень предметов «первой необходимости». Да, у Михаила Михайловича и связи, и руки были достаточно длинные…
Что делать? Спрятаться в какой-нибудь деревне? Хотя бы там, откуда Татьяна с Оливией приехали. Но сколько там сидеть и что там делать?
После ужина сели с Оливией на диван перед выключенным телевизором и тесно обняли друг друга.
- Ты запомнил, Витюш? Моё колечко и крестик чтобы не потерял и чтобы они всегда были с тобой. Это для тебя мои обереги. Всё можешь выбросить, но не их. И ключи от дома не теряй.
- Понял, милая, понял. А я давно хотел задать тебе один вопрос, но всё ждал именно такого критического момента. Ты когда-нибудь любила сильно, по-настоящему?
Оливия быстро, не задумываясь, ответила:
- Нет. Не было у меня такого. Я не хочу рассказывать, как росла в нашем посёлке и что творила первые дни в Москве. Стыдно. Да ты и сам всё можешь сообразить. Но о настоящей, как ты сказал, любви могу ответить так. Мне надо, чтобы сначала человек мне понравился внешне. Потом, чтобы я влюбилась именно в него. Даже зная, что он не любит меня или любит меньше. Хочу, чтобы он тоже влюбился в меня, чтобы я нравилась ему как женщина. Вот тогда я буду любить именно его всю жизнь. И до самой своей смерти никогда не изменю. А уж как ты назовёшь эту любовь настоящей или нет, я не знаю.
- И такой тебе ни разу не попался? Это сказка про принца на белом коне.
- Смешное слово – «попался»! – Оливия рассмеялась. – Про принца не знаю. Но мне такой мужчина попался. Только любовь получается половинная, не полная. Но всё равно с моей стороны впервые в жизни настоящая.
- Это ты про кого?
- Про тебя. Ты как картина под стеклом: смотри, любуйся, только трогать не смей. Придумал себе какой-то этический тормоз: нельзя заводить сексуальную связь с пациенткой. Не даёшь проявиться своей любви. А я же чувствую, что ты любишь меня. Ты иной раз так затрахаешь меня, что я от постоянных оргазмов сознание теряю. Уж столько раз мы согрешили, что если есть где-то ад, то мы с тобой в него вместе и попадём… Хуже всего, что ты причитал, наши отношения к добру не приведут. Вот и накаркал! Вот тебя на войну и забирают.
- Ты же понимаешь, что здесь не в этом деле, не в наших с тобой отношениях на самом деле. Это происки Михаила Михайловича, у которого не только длинные связи, но и длинные руки. Боится, что Таня может вернуться ко мне. А сам, видимо, «подсел» на неё.
- Тоже смешное слово: «подсел». Особенно, если представить их зрительно: МихМих, который подсел на нашу Танюшку. Так знакомые нарики говорят: «подсел на героин».
- Почему тебе всё кажется смешным?
- Чтобы не расплакаться. Я знаешь, что ещё решила. Мне же скоро двадцать лет. Буду менять паспорт и возьму своё настоящее имя: Ольга Шишкина.
- Умничка! Наконец-то можно будет называть тебя Оленька, Олюшенька, Олечик. Буду теперь спрашивать у тебя: Ол`ечка, Ол`ечка, где твоё кол`ечко? Никак не найду.
- Уж чего-чего, а его ты находишь быстро…
Ольга всхлипнула и замолчала.
- Оленька, я тебе могу пообещать только одно: каждый день, пока я там буду живым, я буду вспоминать тебя и как мы любили друг друга. А дальше, как решат Бог и случай.
Мы просидели обнявшись так на диване до самого утра.
В девять ноль-ноль я зашёл в прихожую Военкомата и решительно провернул турникет при входе.
***
- Привет, Танюша. Не занята?
- Нет. Как у тебя дела?
- Поменяла паспорт. Мне же двадцать уже исполнилось, ты забыла.
- Ой, извини меня, Оливия. Подарок за мной.
- Оливии нет. Появилась опять, но уже, надеюсь совсем другая женщина - Ольга Шишкина.
- Поздравляю, Оленька. Умеешь ты крутые шаги делать. Я даже не ожидала такого поворота. О Викторе сведения есть?
- Ничего нового. Как три недели назад звонил ещё из России, так после этого и замолк. Может быть оттуда звонить не разрешают? Или телефон разбился? Представляешь, он сейчас на самом фронте. На том, где стреляют друг в друга. А щиток себе броневой на грудь так и не смог достать.
- Будем надеяться на лучшее.
- А ты как?
- Всё по-старому. В принципе неплохо. Портретов написала уже штук десять… Да, у тебя деньги есть?
- На еду мне хватает. Но вот если бы ты опять ЖКХ оплатила вперёд…
- Даже в голову не бери. Я всё оформила так, что деньги за все вашу-нашу квартиру автоматически снимаются с моей карточки. Живи и об этом не думай. К своей работе привыкла?
- Привыкнуть и к тюрьме можно. Скучно, конечно, что здесь, что дома. Зашла бы как-нибудь.
- Хорошо. Будет время обязательно заскачу.
- А у меня мысли только о нём. Как вспомню, до каких оргазмов он меня доводил, что я чуть сознание не теряла, так…
- Давай об этом потом поговорим. Не по телефону.
- Да-да, ты права. Просто так скучно чувствовать себя одинокой. Я никогда одна не любила оставаться, а тут больше полгода прошло. Но я дала зарок больше ни с кем из своей шоблы не встречаться, зарок соблюдаю. Лишь бы у него всё было хорошо…
***
6 глава
Как ни странно, но сойдя с поезда, домой я не торопился. Вернее так: быстро прошёл к выходу с перрона, к входу в метро шёл медленнее, осматриваясь по сторонам: изменилось что-нибудь или нет? Ничего нового не приметил.
Вышел из метро и даже не подумал о маршрутке, решив пройтись не торопясь до самого дома. Я и брёл по мирной улиц и пытался обнаружить что-то новое – новостройку, или что-то в этом роде. Но всё оставалось прежним.
Кого я в квартире увижу? Скорее всего – никого. Ольга может быть на своём дежурстве, Татьяна – в ателье. И вряд ли она вообще появляется у нас в доме.
Достал из кармана «обереги». Колечко и крестик поцеловал и засунул снова под свитер. Кто знает, может действительно помогли: ни одного ранения! Впрочем, надо признать, что в штурмовые отряды меня не включали и занимался я в основном своей специфической профессией врача.
А вот дать уходящему на войну, из которой возвращался только каждый третий, ключи от квартиры могла только прозорливица Оленька. Словно чувствовала, что я могу подойти к закрытой двери. Не сидеть же на ступеньках в ожидании?
Увидел магазин МТС, продающий мобильные телефоны. Паспорт мне вернули, 190 тысяч рублей (вместо двухсот, но Бог их простит) выдали. Должна ещё и больница заплатить за эти «командировочные дни». Так что бояться нечего. Цены «кусались», но без телефона не проживёшь. Надо покупать какой-нибудь из «эконом-класса».
Попросил продавца:
- Я, брат, только с фронта, новых порядков не знаю. Установи мне те браузеры и мессенджеры, которые у нас не запрещены законом.
- Сейчас сделаем… Как там? Не очень весело?
- Пока жив, нет. Когда убьют, уже всё равно.
- Намёк понял… Держи. Всё, что просил, сделал.
- Спасибо, брат.
Ещё эти длинные телефонные номера! Только и запомнил, что у обеих сестёр номера начинались на 8-916… А какие цифры дальше и не пытался запомнить. Зачем, если они есть в контактах? Надо же было потерять именно айфон! Впрочем его, скорее всего украли. Я же дремал на скамейке в ожидании состава, а уже поезде сунул руку в карман – телефона не было. Так и не смог ни разу позвонить ни Татьяне, ни Ольге. Что они могли подумать? Только то, что меня уже нет в живых. Тем более именно наш состав нарвался на заминированный участок, но по какой-то причине ехал очень медленно. Тепловоз и первый вагон сошли с рельс, а весь длиннющий состав остался стоять на своих колёсах. Дальше до станции сорок километров топали пешком… Могли бы грузовики или автобусы прислать. Всё-таки везли на убой почти два батальона «мобилизантов» …
Мне, конечно, неимоверно повезло: я без единой царапины возвращаюсь с фронта. Контузия была, но небольшая. Вроде и сознания не терял, если сам вылез из груды завалившей меня земли.
Но повезло, конечно, не совсем случайно. Спасла моя специализация и сообразительный штабной работник. Прочитав моё направление и просмотрев военный билет, кому-то позвонил и доложил:
- Товарищ майор, у нас здесь нарколог и психиатр в одном лице. Его бы к танкистам перенаправить, пока там Петров от белой горячки не загнулся… Понял. Только вот машина… Ага! Тоже понял, товарищ майор. И лекарства, какие выберет сам. Будет исполнено. Через полчаса выезжает к вам…
Вот так я девять месяцев (обещали шесть) и отслужил. Говорят, что одно какое-то наступление наши солдаты выиграли только благодаря мне, так как подполковник к этому времени протрезвел, стал соображать, правильно распределил цели артиллеристов и наступающие направления пехоты… А может и приврали. На войне, как в цирке, лучше ничему не верить.
В общем, имея на столе пару бутылок водки и закрывшись на кухне, о такой службе ближайшему другану можно рассказывать о своих приключениях с вечера и до самого утра. А там вспомнить и приданную мне в помощь медицинскую сестру Марину, которая оказалась добровольцем. Днём не боялась проносящихся над головой снарядов и ракет, но ночевать соглашалась только со мной и под двумя шинелями, заткнув берушами уши. О, столько можно было бы всего рассказать… Но мы же не за столом сидим…
В общем дошёл я до нашего дома. Ещё медленнее поднялся по лестнице к лифту. Звонить не стал, ключи у меня есть и я вхожу в свою квартиру.
Открыл нижний замок, вошёл и остолбенел.
Передо мной стояла солидных размеров женщина, ростом может и пониже, но…
- Вы к кому, молодой человек, а? – спросила таким грозным голосом, что я не сразу сообразил, в какой форме ей ответить и чуть не встал по стойке «смирно».
Неожиданно из спальни выскочила Татьяна: красное платье со шлейфом, при этом ноги выше колен оставались голые. Такой оригинальный покрой: сочетание фрака с мини-юбкой и шпильками.
- Виктор, ты живой! Я так рада! Но мне надо бежать. А эта Зина с двадцать пятого этажа, сам с ней познакомишься. До одиннадцати вечера я приеду и мы всё-всё-всё- обговорим! Дай я тебя обниму. Господи, живой! Я побежала. У меня вернисаж открывается в девятнадцать часов. А уже девятнадцать ноль пять. И люди должны быть солидные. И машина стоит ждёт. Детей сам посмотришь, хорошо?
- Каких детей?
- Зина всё расскажет, - крикнула Татьяна, уже заходя в подходящую кабину лифта.
Наконец я пришёл в себя.
- Я разуюсь, да? – обратился к Зине.
- Обязательно. У нас стерильная чистота.
- Я – Виктор Владимирович, хозяин этой квартиры. Но обращайтесь ко мне Виктор. Мне кажется, что мы с вами почти одного возраста.
- А про меня Татьяна вам уже доложила – Зинаида я.
- Так, Зинаида. У меня два срочных дела. Всё грязное бельё, я долго ехал в поезде и в машине, снять, куда-нибудь убрать, умыться и надеть чистое. Потом узнать, чьи здесь дети и где их родители? А потом я бы не отказался хорошо поужинать и выпить с дороги.
- А выпивку Татьяна не разрешает держать. Если только в Шампанском на донышке осталось. С дня рождения стоит.
- Ну, Татьяна нам не указ, - сказал я, вынимая из рюкзака бутылку водки. – Слушаться надо старшего по званию, значит – меня. Положите, пожалуйста, сразу в морозильную камеру. А мне бы теперь в ванную пройти.
- Носки тоже снимите, ладно?
- Как скажете.
Как следует помывшись, прикрылся полотенцем и сказал Зинаиде, что пройду в спальню, где лежала в шкафах наша чистая одежда.
- Идите. Только потихоньку. Детки ещё спят, но скоро будут просыпаться. Вас бы успеть покормить.
В спальне стояли две детские кроватки, прижавшись одной стороной к стене, а другой - к кровати.
Оделся и, не удержавшись, по кровати пополз в сторону детей. Откуда они здесь взялись? Взяли ухаживать за ними в плане подработки? Но по виду Татьяны никак не скажешь, что ей не хватает денег.
Первый ребёнок, наверное, мальчик, был крупнее. Лобастый, с нахмуренными густыми бровями. Вторая наверняка девочка: маленькая, личико миниатюрное и волосики уже длинные.
Ну, сейчас с Зинаидой разберёмся, чего ради здесь детский сад развели?
Вышел на кухню. На столе уже стояло несколько закусок и Зинаида достала из морозилки бутылку запотевшей «Белуги».
- Компанию не составите?
- Упаси, Боже! Убьёт. А платит хорошо, мне выгодно ещё у неё поработать.
- Тогда за вас и за здоровье деточек из соседней комнаты.
Я выпил, закусил (сегодня действительно в дороге остался без обеда) и только тогда спросил:
- А это чьи дети?
- Как чьи? Ваши. Успели, видимо, стругануть перед мобилизацией и второпях забыли. Татьянин Витька ровно через девять месяцев после вас на свет и появился. Вас же сразу после Нового года замели, когда частичную объявили, так?… Татьяна крупная девка, говорит, легко родила. Через месяц уже бегала в своё ателье картинки рисовать, - продолжала рассказывать Зина…
***
То, что мы поссорились с Татьяной и вместе уже не спали с начала октября, я уточнять не стал. Михаил Михайлович, ейный директор, к этому времени уже раздобыл для любимой ученицы ателье, где она сразу и поселилась. И ночевала там, прибегая иногда домой только за одеждой. Там что здесь вопрос об отце был ясен аки солнце в зените в летний день.
И ведь по такой глупой причине, что писать не очень удобно. Она ходила гордая и довольная, так как Оливия никуда не только не поступила и работу себе не нашла.
Я расхваливал Татьяну, так как всё больше и больше влюблялся в неё. Наконец сказал:
- Ты, наверное, думаешь, когда я кончу болтать и перейду к делу, да?
- Нет. Послушать в качестве прелюдии комплименты тоже приятно. Лишь бы они не тянулись слишком долго.
Мы сразу завалились на постель, но в финальной стадии любовных ласк я сказал:
- Слушай а я без презерватива. У тебя резинка есть?
- Если ты не думал, что дойдёт до такого, значит не очень хотел этого. А если не хотел, то стоило ли тогда мне подниматься к тебе аж на 27-й этаж? Я с собой магазин интимных товаров не ношу. – И она выскользнула из-под меня. – Пойду сполоснусь. А потом можно и чай попить…
Проблема была ерундовая, но меня её высокомерным тоном сказанные слова почему-то разозлили. Я несколько секунд находился в размышлении, так как с таким эгоизмом со стороны женщины ещё не встречался. Это уже перебор!
Встал. Зажёг свет, чтобы легче было одеться. И ушёл захлопнув за собой входную дверь.
В свою очередь Татьяне, видимо, тоже потребовалось вряд ли много секунд, чтобы понять, что она ляпнула что-то не то и не так, как должна была бы сказать любящая женщина, а не приглашённая на полчаса шалава с улицы. Ещё радостная, стоя под душем, до неё стало доходить, что она, довольная от полученного наслаждения, не подумав сказала мне что-то обидное. Главное – поступила не так. Ну подставила бы живот, протянула бы платок… А она: «Только моё постельное бельё не запачкай!» Пижонка! Ей и в голову не пришло, что он-то не достиг своей разрядки, не получил своего ожидаемого удовольствия. Он всё это время старался доставить удовольствие ей, а когда она пресытилась, то… Она уже думала только о себе…
Неужели она такая же больная, как и сестра. После шквала оргазмов, после ощущения себя на седьмом небе от счастья – и всё это благодаря ему! – рухнуть на дно своей депрессии. И вместо этого снова превратилась в психически ненормальную дурёху, так и оставшуюся завернутой в большое полотенце.
Как ей, взрослой женщине не пришло в голову, что она оставляет обиженного и сексуально неудовлетворённого мужчину одного в постели? На том же одеяле, на тех же подушках, на которых он так старался доставить ей максимальное удовольствие, заставляя то смеяться, то стонать от наслаждения. Был внимателен к ней, но она словно пьяная самодовольно повторяла где-то прочитанную фразу: «Там, где не больно, мне неинтересно».
Убийственный финал любовного свидания. Самодовольная дура!
А она считала, что уже вылечилась, что никогда больше не совершит ни одного поступка, после которого снова появится невыносимая тяжесть и боль в груди, что единственное средство уменьшить их, снова резать себе руки и бёдра.
Неужели её снова настигла депрессия? И в какой момент! Через минуту после полного ощущения счастья…
***
- Перебью вас, Зинаида. Как сына назвали?
- Конечно в вашу честь – Витенькой.
- А отчество какое?
- Ой, а я это что-то и не спрашивала. Витенька и Витюша – мне больше ничего и не надо.
Налил ещё рюмку.
- Бутерброд с красной икрой только для торжественных гостей или всем можно?
- Что вы? Что вы? – пододвигая к нему тарелку с бутербродами запричитала Зинаида. – Ешьте на здоровье.
- А вторая, получается, девочка?
- Почему девочка? Тоже мальчик. Его другая сестра родила, Оля. Только я её и не видела и не знаю. Вернее видела, когда она беременная приходила, но даже знакомы не были. Но о ней и её ребёнке, я вас очень прошу, давайте сразу договоримся: вы мне ни одного вопроса не задавайте. Всё спрашивайте у Татьяны.
В её ответе был резон. Если я уехал в январе, а она… Когда же она родила, если спать вместе стали где-то с ноября? А там – декабрь, Новый год и вокзал… Господи, запутаешься в этих месяцах. Бывают ведь и семимесячные…
Только теперь возник вопрос:
- Оля умерла?
- Да, бедняжечка. Во время родов. Там такая история… Ой, не ко мне, ладно?
На её счастье в соседней комнате сначала кто-то чихнул, потом в два голоса что-то музыкальное замычали, но уже через несколько секунду раздался громкий – «на два голоса» – плач.
- Так, пора деточек кормить. Вы мне не поможете? По очереди кормить - другой будет плакать, а двумя руками до двух голов я не дотягиваюсь.
- Конечно покормим. Я выбираю маленького. Быстрее и меньше съест.
- Ошибаетесь. У него повышенный рацион питания. Он ещё свой вес не догнал.
7 глава
Когда вернулась с выставки довольная Татьяна, я спросил:
- Всё нормально прошло?
- Отлично. Хвалили. Цветов – клумба! Там все оставила. Выставку продлят ещё на две недели. Как приятно, когда тебя хвалят… Дети спят? Я сейчас быстро приму душ, есть ничего не буду, там был небольшой фуршет. А потом у нас с тобой будет очень долгий и серьёзный разговор. Согласен?
- Само собой. Вопрос со старшим сыном я выяснил. А вот про Оленьку всё и подробно.
- Подожди меня пять минут... Зинаида, спасибо, вы можете уходить. Ночью мы сами покормим, но утром как всегда, хорошо?
- Разумеется. Счастливенько вам оставаться.
В домашней одежде легли на покрывало. Спать было рано и нам было не до сна.
- Значит так, Виктор. Первый вопрос. Чей ребёнок у Ольги, я не знаю. По времени, это произошло, когда она работала консьержкой. Но она, я знаю, в свободные дни всегда приходила ночевать домой и уж наверное спала не на коврике у входной двери. Но по времени как-то не очень подходит. Или какой-то парень уже после тебя «проскользнул» к ней на диван в комнате консьержки. Гадать, думаю, бесполезно. Давай отложим этот вопрос буквально на день-два. Ты узнай, как сделать, чтобы приехали к нам домой и взяли пробы на ДНК у тебя и обоих мальчиков.
Второй вопрос: я ни разу после похорон не была на могиле у Ольги. Виновата, знаю! Ну, не получилось у меня: двое ревущих детей, подготовка вернисажа, поиски женщины из хорошо знакомых по уходу. Я ещё наняла врача-педиатра, чтобы сама приходила раз в месяц к нам и смотрела малышей.
- Зачем назвали одинаково? У вас обеих с головой всё было в порядке?
- Про себя скажу. Давай пока не будем спорить, но я думаю, что это сын твой.
- Как мой, когда….
- Не перебивай, пожалуйста. Был у нас такой момент, когда твоя сперма могла попасть по своему прямому назначению. Ты просто был настолько пьян на Новый год, что всё позабывал. Может вспомнишь Молодёжный дворец, тёмную ложу и что там произошло за пять минут, если не быстрее? Забыл?.. Но мы договорились с тобой уже ждать результатов ДНК. С Ольгой сложнее. Я помню, что ей делали ЭКГ в твоей клинике и всё было нормально. Или они там схалтурили? И она, думаю, не столько из-за найденной наконец-то работы, сколько по своей безалаберности не посещала Женскую консультацию. Уговорила её педиатр, которая приходит к нам. Положили в лучшую клинику, обследовали полностью и чуть с ума не сошли. Виктор, как так вышло? Во первых, это я запомнила хорошо, аневризма брюшной аорты. И ещё в каком-то клапане «неполное смыкание» чего-то. Наверное все медицинские документы ты можешь запросить и получить. Больше я тебе ничего сказать в этом плане не смогу. А у неё только шестой месяц беременности пошёл. Консилиум собрали. Против родов проголосовали все. Решили делать кесарево сечение. Но и его делать чем позже, тем лучше. Пусть ребёнок пока растёт и развивается в теле матери. Она там и лежала под наблюдением. Я к ней приходила в палату, где всё было готово для срочной операции. Оля, кстати, кроме слабости ни на что не жаловалась. Однажды только сказала:
- Я снова видела чёрных лебедей. Они прилетали за мной утром, но я их отогнала.
Галлюцинация наверное. Откуда они сюда могли прилететь? Из зоопарка? В общем, цинично выражаясь, врачи ждали, когда она начнёт помирать, тогда и делать кесарево сечение. Оля сама как-то сказала:
- Надоело лежать и мало двигаться. Сейчас выйду в коридор и побегу по нему. И помру. Вот сразу несите и доставайте из меня мальчика. Но запомни, ты поклялась, что назовёшь его Виктор.
Собственно говоря, почти так и вышло. Мальчика достали из умершей Ольги, но живого и, как сказали нормального для семи месяцев. И в бювет отнесли для недоношенных. Только через врача своего знакомого, которая приходит, всё и узнавала. А недавно мальчишечку твоего привезли к нам домой. Кроватка уже была. Вот здесь я с двумя мужичками и живу теперь. И сама не уверена – все ли дети наши?
- Понятно. Следующий у нас вопрос могилы. У тебя какой день более свободен?
- Все заняты. Но к вечеру народу больше и мне лучше быть на выставке. Значит с утра.
- Место помнишь?
- О, Господи, конечно нет. Но завтра поищу и справку о захоронении и схему. Всё у меня где-то лежит, там всё нарисовано, как проехать… Виктор, расскажи о себе. Как там? Не обязательно с кошмарными подробностями. Но я смотрю телек – мы каждый день берём города и всех побеждаем. А по сути всё застыло на одном месте.
- Совет один – не смотри больше телевизор. Пиши лучше картины... Меня спасла моя специальность. На санитарной машине возили из одного батальона – в другой, из одного полка – в другой. То одного майора надо вывести из запоя, то другого капитана, без которого нельзя идти в атаку. Всё в таком духе… Вся опасность была в том, что могли нарваться на дороге на мину или выследили бы с дрона и кинули гранату. Один раз на мину нарвались, но каким-то чудом улетели в песчаный овраг. Засыпало землёй, но я сам выкарабкался и вылез. Водила погиб. Нёс с собой автоматы и два саквояжа с медикаментами и всяким медицинским инструментарием. Это, считай, самые тяжёлые мои дни и были там. Шёл наугад. А там конкретной линии фронта нет. То есть не было так, что - вот эти окопы наши, а в ста метрах впереди – противника. Вокруг лес и кусты. Иногда поляны, на которые страшно было выходить днём. Смешно, но «в плен» меня взяли свои же. Я зашёл, сам не заметив, в расположение замаскированного танкового батальона. Там этих танков, как у нас машин на улицах. Быстро разобрались. Потом пару дней я отлёживался: человек городской, не знал, что можно есть в лесу, что нельзя, и ни одного ручья не попалось. Вот и вся моя война.
- Значит ольгины обереги спасли тебя?
- Может быть и так. Попадись мина под моё колесо, или не было бы там такого мягкого оврага из песка и - кранты… Хватит об этом не хочется вспоминать. Тем более никаких подвигов не совершил. Что у тебя с МихМихом. Он развёлся?
- Нет. Как узнал, что я беременна, так и распрощались. Но я хочу учиться дальше. В Суриковский институт поступить бы. Поэтому никаких сцен и пощёчин. Когда встречаемся в коридоре вежливо с ним здороваюсь. Его, думаю, такие отношения тоже устраивают. Иначе кем мне работать: учительницей рисования в школе? А ты про свою работу что молчишь?
- Мне пока сказать нечего. Завтра узнаю насчёт ДНК и поеду в больницу. Должны кстати оплатить все пропущенные дни. Закон такой был. Но чаще отвечают подождите, денег пока нет. Посмотрю. Они, может, меня вообще давно покойником считают. И что ещё предложат, тоже неясно. Если на старое место, то с удовольствием. А вот если «местов нет», тогда буду думать. Кстати, машина на ходу?
- Про твою ничего сказать не могу. Я себе полгода назад купила «Мини-купер», так что до твоей Тойоты и не дотрагивалась. Даже не знаю, все ли там колёса на месте. Впрочем с утра я тоже свободна. На моей машине можно, предварительно позвонив, и в лабораторию ДНК съездить, и на кладбище смотаться. Вечером - ко мне на выставку. А твою машину надо отдать мастерам на запчасти и если будет у меня хорошая продажа (сегодня на двенадцати картинах уже висят бирки «Продано», представляешь?!) купить тебе новую. Посмотрим. Сразу в первую ночь всё не решим. Мы с тобой только встретились. И, кстати, даже по родственному не успели поцеловаться. Ты как к этому отнесёшься?
- В любом случае резко положительно… И не только к поцелую…
- Не хочу отчитываться перед тобой в этом, но после МихМиха у меня никого не было… И чтобы нам избежать поводов для будущих недоразумений мне гинеколог установила спираль.
8 глава
Таня спала долго, намаявшись за предыдущий день. Впрочем, пару раз ночью и под утро мы будили друг друга поцелуями…
Завтракая, я по-военному кратко ей доложил:
- Тест ДНК на отцовство от шести-семи тысяч. Думаю, можно, доплатив, и ускорить процесс. Впрочем, это принципиально ничего не решает. Теперь за тобой поиски маршрута на кладбище, а я пойду посмотрю на свой «Тойоту». Может её уже по частям разобрали.
«Тойоте» хоть и исполнилось восемь с лишком лет, но выглядела она «соответственно возрасту», не хуже. Бензобак, разумеется, был пуст, но при внимательном осмотре двигателя никаких диверсий и хищений в глаза не бросилось. Подкачал колёса. Позвонил Тане узнать, есть ли у неё пустая канистра для бензина. Создалось впечатление, что такое слово она услышала впервые.
Не беда. У неё свои заботы и знания. Случайно подвернулся под руку знакомый автомеханик. «Тойоту» посоветовал не бросать. Пообещал внимательно осмотреть двигатель и подвеску. Что требует замены, если найдутся такие новые детали, заменит. Сказал, что за несколько дней справится. Мне машина раньше и не понадобится. Ударили по рукам и он сам обещал перегнать из моего двора в свою мастерскую.
- Сейчас всё новое хуже старого, - заметил он, пожимая мне на прощание руку.
Могила Ольги на кладбище выглядела не лучшим образом: венки попадали, засыпались частично землёй. Деревянный крест с фотографией покосился. Пошли в администрацию, договорились о том, чтобы рабочие привели могилу в порядок. В следующем году, как подсохнет, закажем памятник. Нам сразу предложили набор фотографий, но я и выбирать не стал. Рано и не по настроению. Расплатились и договорились на апрель.
Татьяна высадила меня около больницы, а сама поехала переодеваться к вечернему посещению своей выставки.
В больнице дождался приёма главного врача, но всё оказалось не так, как я ожидал. Место моё и должность уже заняты и нет причины увольнять работавшего там специалиста. Но все деньги, которые больница должна согласно прошлым приказам о частичной мобилизации выплатит мне немедленно. И на мою дебетовую карту перевели зарплату за девять месяцев воинской службы.
На выставке народу было мало, но бросилась в глаза небольшая очередь в «малый зал». У входа стояла билетёрша и внимательно смотрела на пригласительные билеты, после чего пропускала посетителя внутрь.
Что-то новенькое для наших музеев. «Закрытый показ» для VIP-публики? А как мне туда попасть?
Я машинально искал глазами шикарное красное платье со шлейфом и не сразу обратил внимание на скромно одетую девушку, которая подошла ко мне и спросила:
- Как дела в школе?
- О-па! А где королевский наряд? Ты выглядишь как обычный простой человек.
- Я разве не такая?
- Ты – особенная. Талантливая. Это мне в больнице деньги кинули и выгнали за ненадобностью… Что там за очередь? По блату не проведёшь? Небось порнушку рисовала. С удовольствием посмотрел бы, соскучился по такому искусству.
- По блату могу и провести. Только там висит объявление, что все обсуждения данных полотен проводить в большом зале.
«Малый зал» оказался небольшой учебной комнатой для музыкантов. В углу стоял рояль, но стульев и столов, разумеется, не было. На стенах висели картины. Все для меня незнакомые кроме одной, самой большой, к которой я сразу и направился. Вот она актуальность живописного воплощения бессмертного лозунга «Рывок российской науки в будущее». Вспомнил и растерянность Татьяны, и уверенный совет Ольги о возможной композиции. И надо же! Не выбросили и не побоялись выставить. Под картиной висела бирка «Продано».
- Он купил?
- Ещё тогда. И по сегодняшним меркам за смешные деньги. Но, помню, тогда они нас выручили…
Я рассмотрел свою наготу. Вроде ничего не изменилось. Ещё более внимательно - фигурку Ольги, лихо размахивающей плёткой над моей головой.
- А почему я так судорожно вцепился рукой в траву?
- Ты тормозил выполнение Указа. Вот из-за этого у нас никакого «рывка в будущего» и не получилось. Только хуже становится. Так что всё из-за тебя, Витюша.
- Ага! Нашли виноватого. Я за вас, можно сказать, кровь проливал…
- Т-с-с-с. Я предупреждала, никаких обсуждений. Всё позже. У картины многовато противников. Тот угол, видишь, попросту замазали чёрным фломастером. Я частично его сняла, но цвет уже искажён.
- Стеклом надо закрыть. Вставить в раму стекло…
- МихМих уже этим занялся. Это же его картина. Но за её сохранность отвечают устроители выставки. Такой реакции от публики мы не ожидали.
- Напиши, пока вообще её не изъяли, копию.
- Уже написала, дорогой, не волнуйся. Посмотри лучше на наши портретики с сестричкой. Здесь в основном мы.
«Классик портретного искусства» явно выросла как мастер. Это были не обычные портреты. На одном сёстры купались под душем. Кстати одновременно, прижавшись друг к другу и прикрывшись занавеской.
- Вы случайно с ней лесбиянками не были? – спросил я.
- Вроде обошлось, - кратко ответила Таня.
На другой картине Оля загорала на чьём-то балконе, но, конечно, в купальнике. Я невольно загляделся на её фигурку. Статуэтку с неё можно было лепить, хотя Татьяна наверняка где-то прибегла к методам «фотошопа». Висел и мой портрет, представленный, как одна из первых картин, написанная автором маслом.
- Я был такой симпатичный парень?
- Даже лучше. Не хотела, чтобы ты зазнался. Поэтому ресницы тебе чуть убавила. Зато нос слегка сузила, чтобы не обижался.
Мы переходили от портрета к портрету и появилось ощущение, что рассматриваем семейный фотоальбом.
- Откуда у тебя этот талант взялся? Ты же карандашом только наши физиономии и могла нарисовать.
- Не знаю. Только не забывай, что я всё-таки заканчиваю Художественный колледж. Так что не всё от Бога…
На пятый день курьер принёс результаты из лаборатории ДНК и вручил лично мне в руки (так и договаривались). Я не стал тянуть и мучить молчанием Татьяну, а сразу прочитал. Моё отцовство старшего Вити подтверждалось на 99,9%, к отцовству младшего Витеньки я никакого отношения не имел.
Наши реакции в первые секунды были неожиданными даже для нас: Татьяна расплакалась, а я стал материться. Но оба быстро успокоились.
Сели в кресла друг против друга. Татьяна вытерла слёзы. Я понял, в какой степени на самом-то деле ненадёжны были её ожидания и как она волновалась. Но зато этот вопрос был решён самым положительным для нас обоих образом.
- В связи с этим, у нас остались два незавершённых гештальта. Я, может, размышляю по старинке, всё-таки не забывай, что я практически из другого поколения. Для меня незаконнорождённые бастарды это как бы и не родные дети. Мы с тобой срочно… Подожди. Ты согласна после всего происшедшего выйти за меня замуж?
- Если только ты меня любишь. Если из чувства долга…
Я подошёл к ней, наклонился, поцеловал:
- Я тебя первую и полюбил. Неужели ты это забыла? Потом, правда и ненавидел, и любил, и хотел убить, и снова полюбил. Так как? Согласна?
- Согласна.
- А ты сама ко мне не все чувства растеряла?
- Я их и не теряла. Только как ты правильно сказал: то любила, то ненавидела…
- Значит я звоню в ЗАГС.
- Звони.
- Алло. Здравствуйте, Лариса Васильевна. Как вы живы-здоровы?.. Да, он самый. Был. Вернулся без орденов, но живой… Спасибо. А я к вам с большой просьбой. Не думаю, что она очень уж криминальная, я за этот год вообще заметно отстал от текущей жизни, но мне надо срочно расписаться с одной милой девушкой. Виноват. Женщиной, которая родила мне чудесного сына… Это я понимаю… Нет, даже не обсуждали. Для нас сейчас важен только вопрос официальной регистрации брака… Понял. Беспредельная благодарность за мной. Спасибо и до свидания. Будем как два штыка ровно в двенадцать… Да? Хорошо. Принесём и третий штык. До встречи.
- Что она сказала? – спросила Татьяна.
- В эту пятницу в половине двенадцатого, перед началом общей очереди регистрации по списку. Но всё проведут в быстром варианте. Без свадебного платья обойдёшься? Обидно тебе не будет?
- Обойдусь. У меня платьев теперь хватает. Мы вдвоём пойдём?
- Нет. С собой пару подруг найдёшь? Симпатичных.
- Последнее условие обязательное?
- Очень желательное. Я сейчас договорюсь с двумя своими друзьями, с которыми там часто встречались и вернулись вместе в один город. Нормальные парни. Моложе меня лет на десять, но живых красивых девушек не видели минимум полгода – точно. Думаю, в этом для твоих девушек есть свой плюс.
- Хорошо. Я подумаю.
- А теперь самое трудное. Кто отец Витеньки?
- Давай обратимся к арифметике. Оля родила практически семимесячного ребёнка двадцать первого августа. Следовательно, зачатие произошло... где-то с середины января надо считать. Ты уехал…
- В чёрную пятницу тринадцатого января. С первой партией…
- Даже не знаю, что сказать. Если он точно не твой, а тест ДНК сомнению не подвергают, значит, Ольга, проводив тебя, с горя пустилась в запой. Он мог и не длиться очень долго, она же продолжала работать. Но одна в пустой квартире и пьяная. Могу допустить всё, что угодно.
- Да, вполне возможный вариант… Давай с Ольгой вопрос закроем, осуждать её не будем. Надо решать, что делать с пацаном. Послушай, он же, кто бы ни был его отец, является твоим племянником, так?
- Да, родной племянник по линии сестры.
- Вот и скажи, что ты будешь с ним делать?
- Господи, знать, бы ещё с кем она переспала? И с одним ли? И наверняка это были парни из её старой компании: мажорная пьянь.
- А ты их знаешь?
- В лицо – многих. Но ни фамилий, ни адресов.
- Я почему-то запомнил, из какой дискотеки её привезли первый раз в моё отделение. Надо найти этого чувака и набить ему морду.
- Глупо.
- Почему?
- Надо просто «найти этого чувака». А там видно будет… Но не всё сразу, Витюш. Я сейчас могу думать только о платье, которое надену в ЗАГС.
Глава 9
Увеличив на весь экран смартфона портрет Оли, я посмотрел список дискотек и ночных клубов этого района (все были вблизи нашего дома) и вечером отправился на «дело».
Но поиски оказались бесполезными. И я сам всё больше убеждался в том, что найди я этого парня или парней, я не буду знать, что делать дальше?
Пожалуй, единственным стимулом, который меня толкал на эту ходьбу по злачным местам был такой: а почему от меня Ольга не забеременела, а от какого-то пацана –получилось?
Татьяна резонно сказала, что такой вопрос надо задавать гинекологу. Наверняка нашёлся бы десяток объяснений. И то, что она ещё в школе сделала два аборта, даром вряд ли прошло. Кстати, после второго врач объявил: «Девочка, а детей у тебя может больше и не быть». Ольга была рада до безумия. А что она творила после этого, и какими может быть и незаметными для неё самой болезнями переболела… В общем анамнез ещё тот!
Но какая-то неудовлетворённость во мне оставалась: почему не от меня?
Но бесполезно пилить опилки, а в моём возрасте уже и стыдно.
Поэтому я мысленно свернул все «варианты» в клубок, отбросил от себя как можно дальше, они там взорвались и исчезли из моей головы.
Моё недовольство быстро компенсировалось неожиданным предложением работы. В области, недалеко от города находилось больница Неотложной наркологической помощи. Вот и машину вовремя мне «на колёса» поставили. Не надо будет мотаться на электричке.
Деловой заведующий без лишних слов задал самые важные для него вопросы: - Сколько вам лет? – Сертификат и Лицензия не просрочены? – Чем-то серьёзным болеете?
Получив удовлетворяющие его ответы, лаконично продолжил:
- Работа в смену. Врачей у нас в два раза меньше, чем полагается. Придётся один-два раза в неделю дежурить сутки; зарплата соответственно нагрузке; лекарства в максимально-недостаточном количестве. На всякий случай вспомните самое необходимое о реанимации наркоманов. Что скажете?
- Спасибо. Согласен. Когда выходить?
- Завтра в восемь ноль-ноль зайдите сначала в мой кабинет, поговорим. Потом будете оформляться.
Итак. Надеюсь, что завтра будет закрыт ещё один гештальт. Мужчина должен зарабатывать деньги: большие или маленькие – не важно. Кстати, мой саквояж с остатками дефицитных лекарств, привезённый с фронта, может очень пригодиться в этом отделении.
Теперь последнее дело: надо переименовать Витеньку. Не семья и цирк – все мужики тёзки. Придётся снова звонить Ларисе Васильевне. Это, видимо, уже сложнее – замена свидетельства о рождении, но что-нибудь придумает. Я хочу, чтобы племянника звали Олег – имя, наиболее близкое к Ольге. Отчество – по деду Ольги – Денисович. А фамилия официально должна быть как у матери. И во сколько бы это не обошлось деньги с Татьяной найдём. А скоро и я начну неплохо зарабатывать… Кажется над нами начинают кружить одни белые лебеди… Наконец-то…
Но нельзя забывать о «зебре», по которой пешеходы переходят улицу: белая полоса непременной сменится чёрной. Помню, по молодости попытался перейти всю улицу только по белой полосе, перепрыгивая чёрную. Несколько раз вроде получилось…
Беседа с главным врачом этой небольшой, но плотно забитой пациентами больнички прошёл нормально. Его секретарша выполняла одновременно и роль кадровички: оставил ей все свои необходимые для оформления документы.
Вышел в коридор и столкнулся с Мариной. Вот уж кого не ожидал. Мы же с ней месяцев шесть или даже дольше ни на один день не разлучались. Даже спали все ночи вместе. Она одна побаивалась, да и теплее под двумя шинелями. Утром в свой УАЗик и – по вызовам. С медицинской сестрой мне там работать было безусловно легче. Я же был из когорты тех врачей психотерапевтов (по наркологии имел только специализацию, чтобы замещать на время отпуска нашего нарколога, практический опыт был почти нулевой), которым тяжелее ручки в руки ничего брать не приходится. И инъекции, разумеется делают медицинские сёстры. Но здесь, затащив чтобы уберечь от других осколков раненого под машину, я и в хорошую вену дрожащими от напряжения руками попадал с трудом. Марина быстро просекла мои «способности» в этом отношении и все инъекции делала сама. Я только, осмотрев больного и измерив его артериальное давление, диктовал, что и куда колоть. При инъекции внутримышечно Марина даже не теряла время на то, что расстегнуть сложное обмундирование бойца, колола через одежду. Иногда подсказывала мне особенно в отношении пьяных, что лучше сделать.
- Здесь у меня, доктор, опыт жизненный, пятнадцать лет замужем за алкашом, - любила повторять она.
Я не спорил. У каждого специалиста свои достоинства.
Да, войну ещё ни один раз вспомнишь. И как приятно да ещё неожиданно встретить человека, с которым сто раз мог погибнуть, но выжил…
Мы несколько секунд рассматривали друг друга.
- Виктор Владимирович, а вы здесь откуда? – удивлённо спросила Марина.
- Будем снова работать вместе, не возражаешь?
- Конечно, нет. Идёмте, надо сначала вам халат подобрать. Какие палаты ваши?
- Сергей Александрович сказал, что на сегодняшний день все мои. То есть надо будет осмотреть всех, чтобы иметь представление о контингенте. И отдельно познакомиться с Волошиным. Покажешь мне его. Реанимацию я знаю плохо. Одно дело, жгут наложить на оторванную руку, а другое – работа на специальной аппаратуре.
- Не беспокойтесь, освоитесь быстро.
Не то, чтобы я быстро освоился, но постепенно сравнялся с десятью другими врачами. Причём учиться приходилось на ходу. «Скорая помощь» привозила до десяти-двенадцати больных за смену только не раненных солдат, а запойных алкоголиков или наркоманов, впавших в психоз. Так что приниматься за лечение приходилось сразу. Но всегда кто-нибудь и коллег, пробегая мимо, подсказывал:
- Сначала рентген черепа, Виктор. Может его сразу в неврологию переправлять придётся. А пока на вязках пусть лежит. Не торопись с лекарствами, пока полностью не разобрался с ним.
В общем этот гештальт, хоть и уставал я с непривычки как собака, тоже считал завершённым. Да и ночью часа три, иной раз и четыре всегда выпадало тихих, можно было и поспать. Вообще грех было жаловаться: больной лежит на чистой койке, рядом стоит сестра с капельницей. Никто в нас не стреляет и под ногами не валяется в грязной листве ампутированная стопа солдата, случайно наступившего на мину. И белые лебеди прикрывают нас сверху от мокрого снега, палящего солнца или коварного дрона с гранатой…
***
Февраль 2023