Сиротский дом

Евгений Глушаков
     Не везде ценят и понимают поэзию. А тут получаю приглашение один раз, другой. И куда — в московский интернат № 55, попросту говоря, в сиротский дом. И стихи Есенина хотят послушать, и Цветаеву, и Ахматову. Действительно слушают с огромным вниманием и старшие ребята, и помладше – вплоть до 5-го класса.  И захотелось познакомиться с этим удивившим меня домом. И стал я его посещать. Беседовал с детьми, с наставниками. На занятиях присутствовал, участвовал в праздниках.
     Всё, что способно врачевать душу детскую, хлебнувшую недетского горя, укрепить здоровье ребят, до которых не было никому дела, всё здесь пущено в ход. И забота воспитателей, и знания педагогов, и спорт, и искусство, и летние здравницы. Совсем по-другому увиделось из окон сиротского дома и наше время, и сама Россия.               

                Во имя Прекрасной Дамы

     Номера концерта были выстроены по известному грузинскому принципу – от нашего стола вашему столу! Первыми свой сценический подарок преподнесли педагоги. И вот уже ответный дар – от ребят. Из полумрака сцены выхвачен софитами столик с бронзовым подсвечником, томиком стихов и парой женских перчаток. В чёрном смокинге появляется конферансье, берёт книгу и, раскрыв, начинает читать Блоковское. Чтение обрывается на полу-фразе, и
ведущий уходит, уступая место героине стихотворения.
     В длинном чёрном платье и красной шляпе появляется Незнакомка, в исполнении Юли Корж действительно таинственная и прекрасная. Чтение возобновляется – теперь уже с её голоса — сильно, взволнованно доводится до конца.
     Не знаю, в чём секрет? В обаянии девушки? В эффектном оформлении? Но какая-то глубокая трагическая интонация Юлиного исполнения удивила меня, показалась открытием.
     По случаю Международного женского дня актовый зал в учебном корпусе переполнен. Наставницы особенно очаровательны. Приоделись и ребята. Старшеклассники выглядят респектабельно: юноши в костюмах при белых сорочках и галстуках, девушки в сияющих и сверкающих платьях. 
     И улыбки, улыбки!
     А на сцене уже разыгрывается забавная интермедия из интернатской жизни – подготовка к нынешнему концерту! Прямо на наших глазах номера придумываются и ставятся. Таким образом сценка оказывается прологом и обрамлением нескольких остроумных реприз. Приём классический, восходящий к Федерико Феллини, к его фильму «Восемь с половиной», но для самодеятельности новаторской вполне. Смеялись все. А когда танец маленьких лебедей исполнили трое мальчиков, одетых скорее белыми воронами, грянул хохот.
     И всё-таки преобладала Прекрасная Дама и на сцене, и среди публики. Цветы, романсы, кринолины! А подле каждой Прекрасной Дамы — дети всех школьных возрастов. И никто не баловался, не ныл. Никто ни на кого не кричал, как это принято на зрелищных мероприятиях в школах. И взрослые, и ребята просто отдыхали, наслаждаясь праздником.
     Но кто она — Прекрасная Дама? Какою представляется детям, не знавшим на себе тех единственных, любящих женских рук? Наверное, просто — мамою. А, может быть, и одною из тех удивительных женщин, которые душу положили, чтобы заменить незаменимое, восполнить невосполнимое? Для каждого свой образ. Но, думается, что для многих из этих ребят Прекрасная Дама — это прежде всего их воспитательница Галина Ивановна Гаврилова! 
     Вот уж кто любит своих питомцев. Как однажды выразилась Людмила Александровна, директор интерната, сердце у Галины Ивановны вдвое больше обычных размеров. Иначе всех не вместить.

                Нищий нищему подаст

     Гаврилова и сама из сирот. Отец умер перед войной. Мать, бывшую депутатку, замучило гестапо. Война для маленькой Гали стала её первым сиротским домом. Ну а потом и педагогическое училище закончила, и библиотечный техникум. Поступила было на мехмат МГУ, однако наука не увлекла. Вот и занимается детьми. И на работе, и дома. Без мужа троих вырастила. Причём, старший сын – приёмный и, может быть, по сиротству своему самый любимый.
     Бывают в интернате, как и во всякой семье, свои секреты даже от самой Людмилы Александровны. Дело, конечно, давнее. Заладила как-то Галина Ивановна тайком от интернатского начальства возить ребят в клуб «Аристотель», существующий на учительские пожертвования, т.е. на две лепты вдовы иерусалимской, положившей в дар храму всё пропитание своё.
     Дорога до «Аристотеля» – неблизкая: из Кузьминок на метро до ст. «Спортивная». Зато при клубе освоили дети под руководством Владимира Яковлевича Крюнчакина хитро-мудрую технику инкрустации из соломки.
     Однако шила в мешке не утаишь. На 30-летнем юбилее интерната «тайные» мастера не утерпели и подарили гостям кое-что из своих поделок. То-то было изумление! Людмила Александровна, любящая своё беспокойное хозяйство, сумевшая-таки вытянуть интернат из упадка, в каковом застала его лет десять назад, и теперь поступила мудро, пригласив Крюнчакина к себе на работу. Ну, а Галине Ивановне вместо полагавшегося выговора объявила благодарность, устную, конечно.
    Где только ни экспонировались работы юных умельцев. И в Доме Дружбы, и в Выставочном зале, что на Кутузовском проспекте, и в Доме детского творчества на Воробьёвых горах.
    Дипломов – множество!
    Ну а Крюнчакин в свою очередь познакомил интернатовцев с ребятами из детского дома, что в Дмитрове. Такие же сироты, но с физической и умственной ущербностью. Несчастье на несчастье, слезы на слезы! А ведь и дмитровцы не унывают. Силен духом человек. Этого только здоровые да сытые не знают.
     Подружились москвичи с дмитровцами. Переписываются. А ещё, не будучи глухи к чужой беде, половину выручки от продажи тех же инкрустаций выделяют на помощь престарелым. Сами покупают подарки, сами по домам развозят. Нищий нищему всегда подаст.
     От нашего стола – вашему столу!

                Подвальная «культура»

    У большинства проживающих в интернате родители имеются, но, спелёнутые пороками, и сами беспомощнее младенцев. Несчастные, изломанные жизнью люди, даже о себе не умеющие позаботиться. Что же для них собственные дети? Еще одно непосильное бремя. Общество, принимающее на себя попечительство об оставленных ими детях, разве тем самым не признаёт, что изуродовало родителей?
     Страна залита водкой, морем водки, среди которого естественными причалами высятся мрачные утёсы тюрем. На них идут основные статьи бюджета, да ещё на милицию, да ещё на развитие питейного дела. А на образование, культуру — разве что остатки, выручка за сданную посуду?
     Посмотреть на окраинную Москву: жилые дома и киоски, где основной продукт — водка. Хотя бы взять «Бирюлево-Западное». Население – на крупный районный центр. Быть бы тут и домам культуры, и плавательным бассейнам, и дворцам спорта... Как бы не так: ТЭЦ о пяти трубах, мусорный завод, вещевой рынок, свалка, кладбище и кинотеатр. Да еще вот пивзавод планируется поставить. Для «спального района» самое то — пьянствуйте беспробудно!
     Детвора тут, что крысы по подвалам прячется. То и дело видишь, как через вентиляционные узкие щели проскальзывают в подвальную черноту маленькие фигурки. Там – сигаретный дым, «травка», подростковое спаривание. А оттуда уже с безумными глазами выныривают, чтобы, прихватив кого-нибудь, идущего от рынка через пустырь, избить, ограбить.
     Даже те из подростков, кто не курит и не пьёт, даже они прячутся от взрослых в эти норы. Мне знакома компания из десятка юношей, которые собираются в подвале и смотрят телевизор, пиратски подключая его к электро-кабелю и домовой антенне. Там же играют во «Что? Где? Когда?»
     Случалось, что во время облавы их забирали. Знают ребята и вкус резиновой дубинки. Что ж, у милиции нет выбора: «детей подземелья» необходимо выводить на свет. Лишённый социально-культурной базы, тщетно пытается выправить ситуацию муниципалитет. Где-то в отчужденных из жилого фонда квартирах устраиваются кружки, спортивные секции, работает шахматно-шашечный клуб «Белый слон», в полуподвале разместился тренажерный зал. Но все это капля в море, в море водки, захлестнувшей и страну, и город, и этот спальный район...
     Посткоммунистическая подвальная культура!

                Наши дети – сироты

     Никакой энтузиазм не способен противостоять государственной политике разрушения. Именно — разрушения, ибо перестройка забуксовала на этой фазе: ломать ломаем, а строить не строим. Дети же наши либо к зловонным телевизорам прикноплены, либо на приставках манипулируют головорезами, либо предоставлены улице...
     Наши дети — сироты.
     А поскольку сиротство их неофициально, они оказываются в более худшем положении, чем сироты легальные. Будучи так же брошены пьющими родителями, они голодают, болеют, бывают унижены, биты. Но, не обретя сиротского статуса, лишены всякой защиты – никакой добрый дядя из Швеции их не накормит, и никакая добрая тетя из России не проследит, чтобы у них были вымыты уши и заштопаны носки. В 20-е годы беспризорников отлавливали чекисты и водворяли в красноармейские приюты. Теперь и этого не видно.
     По умыслу рачительных правителей однажды попавшая в статьи дохода, водка становится наиглавнейшей идеологией, мировоззрением и сутью жизни. Водка решает дела, мирит врагов и ссорит друзей. Водка веселит праздники и баюкает горе. Очевидно, водка окажется и последним морем, к которому нам будет оставлен выход. Но самая горькая горечь её в том, что водка сиротит детей.
     Если разрушающееся на наших глазах производство, невыплачиваемая зарплата, растущая дороговизна приводят к тому, что наши дети недоедают, одеваются в обноски, ездят без билета; если мы, не имея подчас и на хлеб, ищем — на водку и ради неистребимой жажды своей выносим последнее, что есть в доме, более того — и сами квартиры продаем,
     наши дети — сироты.
     Если мы позволяем, чтобы школьные программы сворачивались за нехваткой учителей, а недостающие предметы возмещались «горьковскими университетами», когда среди уличных бродяжек свирепствует матерщина, курение, воровство, чудовищно-ранняя половая жизнь,
     наши дети — сироты.
     Если мы допускаем, чтобы телевидение изо дня в день окатывало нас кровавыми ужасами, грязным развратом и тупой пошлостью, если мы допускаем, чтобы дети изо дня в день вдыхали, впитывали в себя эти заливающие эфир помои,
     наши дети — сироты.
     А чего стоит болтовня о свободе, об увеселениях заграничной жизни, о мраморных унитазах в элитных домах, о преуспевающих ворах, о купающихся в роскоши бандитах, если мы и достатком, когда он случается, умудряемся уродовать детей, приучая их ко лжи, ненависти, высокомерию и злобе; если дети угоняют автомобили, избивают взрослых, обливают бензином и сжигают заживо бомжей, чего стоит вся эта болтовня о лучезарном будущем, если
     наши дети — сироты?
     Пока сердца наши не заржавели окончательно, пока мы еще способны сострадать хотя бы самым близким, самым родным и зависимым от нас существам, может быть, мутная нечаянная слеза и навернётся на отяжелевших веках наших, потому что
     наши дети – сироты.

                Долги неоплатные

     Кроме Нины Ивановны Канурской нету никого, кто проработал бы тут, что называется, от первого кирпича. А ведь основан интернат ещё в 1960 году. «Молодая, красивая, с косою до пояса», – такою помнит Нину Ивановну пришедшая сюда позже Галина Ивановна Гаврилова.
     Но вот уже несколько лет, как Канурская не работает воспитательницей, а только ведёт географию. Здоровье не то. А ведь прежде именно роль воспитательницы её привлекала. Ближе к детям, больше любви, тепла...
     Поначалу и в самом интернате всё было иначе. У каждого ребенка — родители. На выходные дни детей обыкновенно забирала семья. За немногими исключениями. Так одна из мам, артистка Большого театра, колесившая по миру с гастролями, виделась со своим ребенком, разумеется, реже.
     Лишь с 1986 года интернат № 55 превратился в детский дом. От 600 детей при основании к сегодняшнему дню число проживающих тут сократилось до полутора сотен. И, хотя взрослого внимания на каждую детскую душу прибавилось, работать стало не легче, а труднее. Сказывается нехватка полутора сотен мам и такого же числа пап.
     Словом – обещанный Хрущёвым коммунизм!
     Жизнь кучная – скопом. Питание шестиразовое: завтрак, второй завтрак, обед, полдник, ужин, а перед сном йогурт, включенный в рацион по инициативе и за счёт шведов, опекающих интернат.
     Имеется в распоряжении ребят отличная спортивная база. Будь ты поклонник Джордана или Вандама, приходи, занимайся – игровой и тренажерный залы постоянно доступны. Нашла в интернате приют и одна из городских лыжных секций. Допустили её к этому изобилью спортивного инвентаря, залов, площадок, да ещё раздевалкой обеспечили. Зато интернатовцы получили возможность усовершенствовать свою лыжную технику. Уже в прошлом году мальчики выиграли первенство Москвы, а в этом победили и мальчики, и девочки, завоевав общий лыжный кубок!
      Спортивной подготовкой в интернате ведает недавняя выпускница МОГИФ, ещё на последнем курсе командированная сюда департаментом высшего образования. «Попробуешь?» — спросили тогда Марину Геннадьевну. Попробовала. Понравилось. И, главное, что сама полюбилась ребятишкам.
     Добрая, улыбчивая!
     А это важно. Тут ведь не только спорт, но и поездки всякие, которыми победители премируются. Вот и сейчас подали автобус. предстоит отправиться в цирк, и она ходит по спальному корпусу, собирая команду. Тоже ведь – мама, как и все работающие тут женщины.

                Художественный салон

     Имеется при интернате Центр творческого развития, которому позавидовали бы многие бывшие дома пионеров. Размещается он в здании, сообщающемся со спальным корпусом через столовую и крытый переход, как бы в напоминание, что «не хлебом единым...» Тут место и для кукольною театра, и для ИЗО, и для инкрустации… В завешанной коврами зале с декоративным камином устраиваются вечера «Литературной гостиной».
     Тесновато здесь только интернатскому хору, в котором поёт человек сорок. И как поёт! Уже и в центральном концертном зале России звучали голоса маленьких лауреатов городского и участников республиканского фестивалей песни. Частный благотворительный фонд «Наш дом» обеспечил хористов костюмами, прекрасным баяном и высококлассными, сделанными по заказу гуслями.
     Когда наблюдаешь, как Галина Борисовна Романова дирижирует своим хором, возникает ощущение, что она своими руками лепит это слаженное воздушное трехголосье. Галина Борисовна и сама с грудного возраста воспитывалась в детском доме. Одна из многомиллионной армии сирот Великой Отечественной, разве способна она прикрикнуть на «братьев меньших», одернуть шалуна? Только и слышат они от Романовой «Лапочка! Детка!..», и не могут ни покориться её ласке.
     Укоренился в обывателях глупейший стереотип, что, если — детдомовец, значит — хулиган. Вот и некоторые московские театры играют перед пустыми залами, а предоставить 2—3 десятка мест сиротам боятся. Неведомо им, что из сирот подчас культурнейшие люди вырастают. Ведь и брат Романовой — Кульназар Бекмурадов, Народный художник, президент Академии художеств Туркмении — тоже бывший детдомовец.
     А сама Галина Борисовна? И училище музыкальное окончила, и консерваторию, и пела, и преподавала, и отличником народного образования является. Где только ни блистала. И всё-таки вернулась к сиротам, считай, в свою семью.
     Поначалу очень сердился и недоумевал муж Галины Борисовны: что она может делать в интернате с утра до поздней ночи, когда занятий по расписанию всего 6-7 часов? Не пускал домой ночевать. Спать приходилось в Центре на стульях. Лишь совсем недавно понял, что невозможно ей от своих ребяток оторваться, не потолковав с ними, не простирнув чьи-то колготки, рубашонку чью-то не погладив.
     Они ведь для неё свои, родные...

                Урок красоты – «Русский сувенир»               

     А теперь заглянем в актовый зал Центра. Тут всего лишь на один урок открылся Художественный салон для учеников 2-го класса. На сцене красуются экспонаты: оренбургский пуховый и цветастый павло-посадский платки, жёстовский поднос... На свадебном полотенце из села Ягодное легли красочным полукругом ложки хохломские и дымковские игрушки; красуется шкатулка-загляденье из Федоскино...
     Каждую вещь в салоне представляют весело, с песнями да прибаутками. А вот ещё одно свадебное полотенце подхватил Алеша-сват, перекинул через плечо, завязал у пояса. На ногах у свата сапожки. Косоворотка подпоясана. Хороша и невестушка Ангелина, тоже второклассница. На головке кокошник узорчатый, а поверх сорочки — сарафан яркий да просторный.
     А Наталья Ивановна Михайлова, хозяюшка салона, уже затянула «Ой, по взгорью дружинушка ходит...» Это она кружком «Русский сувенир» ведает, для чего на комбинате мастеров швейного производства проходила учебу. Ну а законченный ею прежде Историко-архивный институт помогает не заблудиться в самых глухих закоулках русской старины. Что же касается пения, то голос Наталье Ивановне поставила её сестра Елена Ивановна Шатилина, преподаватель музучилища. Кстати, она тоже – частый гость на интернатской сцене.
     Вот и сейчас, поскольку показ перемежается песнями, Елена Ивановна тут. Послушаешь, и сердце радуется – как запросто, по-доброму, через головы родителей, не помнящих родства, находит ребят живое творческое слово их предков.
     Выходит, что, лучшее на земле нашей кроме самих детей – их учителя. А здесь в интернате лица воспитателей и педагогов как-то особенно светлы. Нет, не забыты эти ребята Богом. Там, где кровные слукавили, уклонились, истинный Отец наш небесный печётся о своих чадах. Его рука чувствуется тут. И не родители от детей отказались, это Он отнял у нерадивых, чтобы не загубили, не доконали.      
     Продолжает работу Художественный салон. Наряду с изделиями прославленных школ российского рукоремесла участвуют и произведения ребят, в основном — кружева и вышивки. Панно Тани Быстровой «Вечная жизнь» соседствует с «Китежем» Гриши Балескина и «Пасхой Христовой» Ани Тюричевой.
     Завершается Салон демонстрацией зимней моды. На манекенщицах из 2-го класса тёплые вещи, созданные терпением своих же мастериц.

                «Сударушка»

     А в соседней аудитории репетирует фольклорный ансамбль «Сударушка», состоящий из учеников 4-го класса. И костюмы хороши, и поют здорово. А рядом – гости из Швеции: смотрят, слушают, любуются своими подшефными, фотографируют. Всякий раз, бывая в интернате, обязательно застаю кого-нибудь из этой дружественной страны.
     Но вернёмся к рассказу о «Сударушке», о ребятах. Все ученики 4-ых классов – верующие, чему способствует их наставница Елена Германовна Шаповалова, приучающая детей к церковным праздникам, к молитве. Выступают они и в ближайшем госпитале, и в доме престарелых, где встречают маленьких артистов со слезами благодарности.
     По весне ежегодно отправляются 4-ые на Преображенское кладбище, где видимо-невидимо заброшенных солдатских могил. Приносят лопаты, метёлки, грабли и прибираются. А в День победы устраивают концерт возле обелиска. Стихи военные читают, песни военные поют. И опять на глазах у ветеранов слёзы. Такой уж они народ, на глаза слабый, да на сердце измаянное чуткий...
     А забота сиротская кого хочешь проймёт.
     Начинают эти детишки свой день и заканчивают молитвой. Но, думается, что кроме совместных случаются у ребят и личные обращения к Богу, когда, забившись куда-нибудь в уголок, где никто не помешает, горюет ребёнок о своём сиротстве, плачет и молится за своих несчастных непутевых родителей.

                «Мне хорошо – я сирота»

     И сравнить бы воспитательниц с заботливыми матерями, да слово «мать» слишком уж скомпрометировано по отношению к оставленным детям. А заботиться в интернате умеют с ласкою, с теплом. Устанет ли малыш во время концерта, начнёт заваливаться на стуле, тереть глаза, смотришь — подошла воспитательница, посадила его на колени, и ребёнок ожил, просветлел.
     А вот пожаловал гость, которым необходимо заняться. Маленькие тут как тут. Путаются под ногами, играют в свои игры. Но и помогают гостя потчевать. Конфеты ему подкладывают, печение кремовое. Угощаются и сами. Гостю неудобно принимать сладости из рук сиротских, печение кремовое в горло не лезет. А маленькие хозяева стараются. Раздобыли коробку из-под пряников, набили доверху, да ещё яблоко водрузили:
     «Это детям вашим». Попробуй откажись1
     За порядком в комнатах тоже воспитатели следят. Все постели убраны, бордовыми шёлковыми покрывалами застелены. Красиво, аккуратно. Но, увы, комната на комнату похожа, как гостиничные номера на 2-3 кровати. Стандартный набор — портьеры, шкаф, тумбочки. И всё-таки комнаты на девичьем этаже отличаются уютом. Плюшевые медвежата, собачки и куклы, рассаженные на подоконниках и кроватях, какие-то вазочки, картинки.
     Девочки есть девочки! 
     Проторила дорожку в интернат Наташа Степина, преподаватель МГУ, именно — Наташа, иначе её тут не называют подруги, которые и младше-то совсем ненамного. Привыкли к ней, каждый четверг поджидают, знают – придёт. А Степина игры интересные приносит, тесты психологические. А поскольку она ещё и редактор университетской газеты «Я – человек», интернатовцы снабжают Наташу стихами, рисунками, кроссвордами – в очередной номер.

                Выпускницы               

     Но не бывает дорожки в одну сторону, и самые любознательные, напутствуемые Наташей, потянулись в аудитории МГУ на всевозможные курсы. Благо, для сирот проезд по Москве бесплатный, и они не блокированы транспортной дороговизной, как многие малоимущие москвичи. Курсы, посещаемые ребятами, вообще говоря, тоже платные, но интернатовцам и здесь поблажка. Вспоминается рассказ Шолом-Алейхема «Мне хорошо – я сирота».
     Наташа Баринова, ученица 10-го класса, не только на подготовительных курсах вместе с другими занимается, там же – при университете совершенствует свой английский и русский языки, а в компьютерном классе ещё и коммуникационные сети изучает. Итого 6 раз в неделю у Бариновой учёба на выезде. Серьезная девушка. Интересуется математикой, литературой, социологией. А ещё размышляет о самом главном. Библию прочитала всю полностью: и Ветхий, и Новый заветы
     И подруги у Бариновой замечательные. Это уже знакомая нам по праздничному концерту «Прекрасная незнакомка» Юлечка Корж. Стихами Блока она увлекается не только ради сцены. И всё-таки самое любимое – Ахматова, Цветаева. А ещё Юля поёт в интернатском хоре. Ведь хорошая песня – сродни поэзии.
     Наташа Пашковская постарше, она уже в 11-ом. Мастерица на все руки: и воспитательниц на 7-ом классе подменяет, и секретами массажа владеет, и уши для серёжек прокалывает в интернате только она – Наташа Пашковская. А какова на сцене! С таким комизмом и так громко произносит свои реплики, что публика за животы хватается, и её саму хохот чуть не пополам сгибает.
     Подумывает Наташа о театральном училище, но это, если не заладится исполнение главной мечты – стать президентом. Смелая, энергичная девушка и – с юмором. Одно её печалит – близкая разлука с интернатом. Ещё в 5-ом классе она с ужасом узнала (так в детстве узнают о смерти), что когда-то придётся уйти отсюда, из её большой и весёлой семьи. А своей небольшой у Наташи никогда не было. Родилась в Мордовии, в тюрьме, где мама отбывала наказание. Через год девочка была передана отчиму, инвалиду 2-й группы, а затем и в детский дом.
     В этом году заканчивает интернат и Татьяна Шитикова, девушка иного склада – тихая, молчаливая. Интересуется медициной. Вот и теперь удобненько расположилась у окна в холле, читает брошюру, посвященную вопросам диагностики кармы. Хочет узнать секреты индийских целителей.
    На курсах при медицинском училище, в которое думает поступать, Татьяна укрепляет свои знания по биологии и литературе. К выпуску внутренне подготовилась. Жить будет в двухкомнатной квартире, которую уже получила на себя и сестру, обучающуюся тут же в 8-ом классе. До 24 лет интернат будет помогать. А потом…
     В отличие от многих Татьяна хорошо помнит свою семью. Помнит, как мама начала сильно пить, как её стали навещать друзья. Помнит ссоры между родителями. Тогда Таня была на стороне мамы. Теперь, многое поняв, приняла бы сторону отца. Но где он? Было такое, что однажды родители вдвоём уехали в Смоленскую область к Таниной бабушке, а вернулась только мама. Всякое можно подумать.
     Да и мама с 93 года не навещает.
     Осталась у Тани Шитиковой одна родная кровиночка – сестра. Живут они вместе, а не как Юля Корж со своей сестрой Машей – порознь. Конечно, у тех большая разница в летах. «С сестрой ссоришься чаще», – объясняет свое отдельное проживание старшая – Юля. А младшая – Машенька, которая и сейчас норовит прилепиться бочком к своей Юле, в ответ на мой вопрос с грустью призналась: «Лучше бы – с сестрой». Думаю, через год, когда будет выпускаться Юля, ей тоже дадут двухкомнатную квартиру, и мечта Машеньки сбудется.
     Вообще интернатские дети отличаются практичностью. Столько они повидали, пережили. У кого-то прямо на глазах убита мать, зарезан отец. Может быть, они так серьезны в житейских вопросах лишь потому, что не видят опоры, кроме собственных плеч?
     Даже те, кому предстоит вернуться в родные дома, в алкогольный и криминальный ужас, ещё в младенчестве их исторгнувший, даже те понимают, что встретит их не помощь, а мука мученическая – скандалы, поборы и побои.
     Когда прошлогоднюю выпускницу интерната Аню Марковиченко спросили, что бы она посоветовала новым выпускникам, Аня, успешно закончившая 1-ый курс Художественного лицея, высказала мысль, что прежде всего каждому из них необходимо научиться жить одному. И это очень верно. А ещё при огромном гипертрофически развитом чувстве коллективизма для интернатовца крайне важно попасть в хорошую среду, в которой он очень быстро усвоит её общий тон и характер. И совсем губительно очутиться в «дурной компании». Только и спасение тогда – «научиться жить одному». Умница Аня Марковиченко!
     Случается поступать интернатовцам в Вузы. «Но мало кто удерживается, — посетовала Валентина Ивановна Арсентьева, преподающая в интернате русский язык и литературу, – очень сильный выпуск был в 1994 году, четверо в институты поступили. И уже все бросили. Не справляются. Проконтролировать некому, а самостоятельности не хватает.
     Будучи выпущены, ребята ещё долго приезжают в интернат. Тянутся к своему гнезду, из которого им пришлось вылететь по суровому закону не природы, но общества. Привыкли и не знают, как можно распорядиться своим временем без помощи воспитателей и педагогов.

                Под рукой Господней

     Великое сиротство русской поэзии! Державин, рано лишившийся отца, не любимый матерью Пушкин, совсем ещё ребёнком выдворенный на казеннокоштное существование в Лицей, незаконнорожденный Жуковский, воспитанный бабушкой Лермонтов, не знавший своего отца Фет, Толстой, взращенный тётушкой, Блок, обретавшийся в казармах у своего отчима Кублицкого-Пиоттуха, Ахматова, оставшаяся с матерью без отца, Цветаева, оставшаяся с отцом без матери, безотцовщина Есенина, Маяковского. Должно быть, ни что так не потрясает юные души, как разлука с родными, близкими.
     И ни что так не открывает сердца!
     Вот почему, переступив порог московского интерната №55, я не удивился, что многие ребята пишут стихи. Разве пушкинский Лицей не тот же интернат? Разве там ни сочиняли стихи чуть ли не все поголовно?
     «Кто знает, что такое слава? Какой ценой купил он право?» – писала Ахматова о Пушкине. Часть этой цены за славу известна. Сиротство! Известна и другая часть – ранняя смерть, но уже как следствие сиротства и сопутствующего ему ощущения оставленности.      
Разве тепло и ласка, воспринятые в детстве, не
помогают переносить холод взрослого отчуждения? И представляется, что поэзия – это раскол, трещина в исконном, родовом. И падение в эту трещину делает судьбы поэтов особенно трагичными.
     И можно было бы усмотреть тут Господнее проклятие если бы и Сам Иисус Христос рано не утратил Своего земного отца, чтобы стала очевидней Его принадлежность Отцу небесному. Вот почему во всяком сиротстве виден знак высокою усыновления, ибо Господь Бог заботится об оставленных, покинутых и ведёт их путями трудными, но благими.
     Объемистую тетрадь, в которую переписаны лучшие стихи учащихся интерната, показала мне их собирательница — Валентина Ивановна Арсентьева. Ну, а с юными поэтами я познакомился сам. Об одном из них — о Серёже Бакланове и расскажу.
               
                Побратался… с сыном!

     Уже через несколько месяцев после того, как мальчика забрали в интернат, умерла его мама. Здесь он живёт уже третий год. Понемногу приходит в себя.
     Раньше курил – бросил, заметив, что это мешает.  На сигареты требуются деньги и снова деньги. Чувствуешь зависимость, а, главное — вредно. Юный поэт из 7-го класса и стихи пишет во славу экологии, и нравоучение с моралью не чужды его лире.
     Увлекается Серёжа и музыкой. Но прежняя его страсть к песням Майкла Джексона поутихла. Слушать своего недавнего кумира уже не так интересно, а вырезки из журналов и газет, посвященные любимому исполнителю, продолжает собирать. Жизнь и судьба певца оказались любопытнее его творчества. Новым увлечением Серёжи стал Роберт Майлс. Его спокойная музыка располагает к одиночеству, к размышлениям.
     Иногда на выходные Серёжа навещает отца. Делает это со страхом. Рука у родителя тяжелая. Недавно он, очевидно, запамятовав про свое родство с сыном, предложил ему побрататься, для чего сделал надрезы у Серёжи и у себя на руке и прижал один к другому. «Когда я тебя снова буду бить, покажи мне этот надрез — сказал отец сыну, — я вспомню, что мы братья, и перестану».
     Сережа, очень серьезно относящийся к своему здоровью, обеспокоен: не мог ли папа через кровь заразить сына туберкулезом, которым болеет? И всё-таки, несмотря на побои, на пьяное безумие, в котором подчас его застаёт, Серёжа вновь и вновь проведывает своего несчастного отца, да, именно отца, но не брата.
     Любит мальчик и рисовать, но более всего мечтает стать певцом. Неодолимо притягивает интернатских ребятишек искусство. До того потрясены, взбудоражены их души, что лишь через творчество, через гармонию звуков и красок могут примириться с этим миром и успокоиться.   
     Неслучайно Петр Великий в свое время издал указ отдавать незаконнорожденных в художники. И природу человеческую понимал глубоко, и о сиротах заботился.
А ещё Серёжа надеется на милостыню. Бабушка когда-то давным-давно его научила: «Подашь, и тебе будет воздано». Поэтому, если у Серёжи случаются деньги, он спешит их подать нищему.
     Да воздастся тебе, Серёжа, за милостыни твои и страдания!

                Спасайте детей

     Много в России сирот. Привыкли к ним. Не ценим. А в Швеции – дефицит. Вот и повадились оттуда к сиротам нашим ездить. Подарки дарят. Сладостями, фруктами угощают, в «Макдональдс» водят. И просто по-человечески общаются. Одна из шведских фирм стиральными машинами обеспечила интернат, другая – моющими средствами снабжает.
     Оказывают и медицинскую помощь. У девочки из 5-го класса мениск повреждён. В Москве прооперировали неудачно. Теперь шведские хирурги попытаются помочь. Уже случалось им оперировать интернатовцев и по поводу врожденного увечья руки, и на сердце. Прошло благополучно. И не только над интернатом № 55 шефствуют шведы, не только сиротам Москвы помогают. И над другими городами простерто ангельское крыло их благотворительности. «Родители Швеции в помощь детям-сиротам России» – называется это гуманное движение.
     Многие интернатовцы на каникулы зимние и летние в Швецию уезжают. Там у каждого приглашённого своя семья, свои шведские мама, папа, братишки и сестрёнки. Не всегда это люди богатые, не всегда религиозные, но непременно добрые и сердечные. Что касается детей, некоторые очень довольны, а кто-то чувствует себя куклой, которую взяли поиграть. Зависит от ребёнка, от семьи, куда он попал. Скажем, девочки умеют лучше приладиться к чужим нравам, к незнакомому быту.
     И вот что удивительно: те из ребят, у кого не осталось в России хотя бы далёкого родственника, тоскуют меньше. И наоборот, если тетя или дядя родные имеются, тянет, очень тянет вернуться. Голос крови? Очевидно, дом наш — это не только и не столько стены, сколько милые нам, а главное, родные люди.
     В любом случае, шведы, издалека протянувшие руку участия и помощи нашим сиротам, заслуживают уважения.  Ну а благодарить их, по-родительски относящихся к брошенным нами детям, язык не поворачивается. Нам, родителям по крови, только и впору тут, что просить прощения у них, которые по сердцу усыновили наших детей, и каяться, каяться. Но есть ли нам прощение? Может быть, прав Федор Михайлович Достоевский, и всё счастье мира не стоит одной слезинки замученного ребенка?
     Впрочем, у нас тоже не без добрых людей. Ваню Кочеткова лет 6 назад пригласили к себе незнакомые люди. «Подружились, – рассказывает Ваня, ученик 7-го класса, – с тех пор у них и живу. Папа работает инженером. Ему 65 лет. Мама – инвалид, ей 63 года. Есть у них и родной сын Володя. Ему 38 лет. В интернате у меня тоже койка имеется. Однако ночую тут редко – раз в месяц, в два. Прихожу учиться, обедаю, а к ужину – домой. Живу в комнате с братом Володей. Он холостой. Вечерами смотрим телик, в "подкидного" режемся. Иногда берём бумагу, ручки и вместе с папой играем в "балду". Люблю и за книгой провести вечер».
     Совсем не помнит Ваня Кочетков своей родной мамы. Даже на фотографии не видел. От учителя начальной школы слышал, что живёт она где-то в Москве. Мечтает Ваня стать артистом. Избирать на будущее редкие, возвышенные профессии – типично для интернатовцев. Дети, выросшие в семье, мыслят конкретнее, приземлённее, ориентируясь на родительские специальности. Тут эдаких вешек нет. Зато имеется драматический кружок, в котором Ваня уже не один год занимается.
     А что, может быть, и станет Ваня Кочетков известным артистом? И увидит по телевизору Ваню его мама и узнает, если не по фамилии, то хотя бы по тому особенному чувству, которое когда-то связывало, должно было связывать её с ним. Узнает и заплачет, и не удержит, выронит свой горький бездонный стакан.  И прощено будет ей, несчастной, ибо и она в мире этом, в этой доведенной до последнего отчаяния стране – сирота…

                И утешают друг друга…

     Трудно, очень трудно даются интернатские праздники. Непросто научить высокому языку искусства ребятишек, слышавших только мат-перемат. Знакомые коллеги плечами пожимают — как вы там справляетесь, да ещё за гроши?
     Справляются. Любовь помогает.
     И всё-таки к концу мая сил уже нет. И тогда Алла Александровна Гапонова, заведующая Творческим центром интерната, собирает всех своих преподавателей и предлагает каждому высказать свои обиды и боль, наболевшую за год. И высказывают, и плачут, и утешают друг друга. И всё трудное, горькое уходит куда-то. И пьют чай, и думают об отдыхе, и мечтают, что на следующий год всё будет легче, толковее, сердечней.
     Посмотришь на детей, на преподавателей, на воспитателей интерната — все они тут сироты горемычные. Взять хотя бы Аллу Александровну, талантливого культработника, с перестройкой оказавшегося не у дел. Сами ребята за ручку привели её к себе в интернат. Получается, тоже — сирота.
     Теперь вся Россия превратилась в сиротский дом. Кругом пособия, пенсии, субсидии, милостыни иностранных держав. Вот и побираются в людных и копаются на помойках в безлюдных местах седоголовые сироты, обманутые и обобранные государством. А сироты зрелого возраста пытаются найти или делают вид, что ищут работу, и пьют, пьют неизвестно на что. И наконец самые маленькие, а посему и самые беззащитные сироты жмутся по углам в страхе перед теми и другими и понемногу втягиваются во все беды и пороки взрослого сиротства.
     Спасайте детей! Взрослые уже безнадежны. А дети, дети — они ещё только проходят свой первый искус: первую затяжку, первую щепоть ядовитого порошка, первый брелок, извлеченный из кармана товарища. Их ещё можно спасти, если всё здоровое, что есть в нашем обществе, придёт им на выручку. В любой форме: спортивные, творческие кружки, интересное живое дело – кто чем сможет заинтересовать. А государство, столь много толкующее о будущем, должно, обязано понять, что будущее в детях, и только в них.
     Спасайте детей, иначе погубите и себя!

 1997г.