ВНИМАНИЕ!!! : Только для читателей 18+
ПЕРВАЯ КАПЛЯ (ПОКА НЕ) НИРВАННОГО НАСЛАЖДЕНИЯ
* Начало несколько озорного «Репортажа из одной очень горячей точки»,
предназначенного для читателя, обладающего чувством юмора
и достаточным терпением для восприятия намеренно витиеватого текста.
* * *
Несмотря на летнюю жару, уверенно установившуюся в последние недели, в комнате с оставленной на ночь открытой настежь дверью на балкон под утро стало прохладно. Из-за невольно возникшего дискомфорта двое спящих влюблённых покрепче обнялись, тесно прижимаясь друг к другу грудью и грудями, да и вообще всем телом, вернее, обоими телами, и не менее тесно оплетая друг друга руками-ногами (две + две и две + две). Лицом к лицу оба нежно прижались, носиками чуть потёрлись и дальше едва ли не пузыри продолжили пускать в сладких утренних снах и ещё более сладких грёзах своих...
Крепко спят они! Умаялись...
Начав любимое и столь желанное для обоих дело вечером ещё засветло, они глубоко за полночь как-то разом, без остатков сил и измочаленных чувств свалились на постель, премного довольные друг другом, усталые и опустошённые. И тут же отключились – уснули раньше, чем закрыли глаза, не успев ничему больше удивиться, ничего сообразить или подумать хотя бы о...
Но беззащитно отдыхающие тела должны иметь гвардейскую охрану? Должны – это уж конечно, бесспорно и обязательно! Вот именно по этой очень важной причине вполне уже отдохнувший и почувствовавший себя достаточно бодрым, молодой и сильный, высокий и статный «гвардеец» парня вскоре проснулся – первым из всех.
И этот самый ранний «золотой петушок», призванный рано утром разбудить уснувшее на ночь солнце, сразу почувствовал себя... Ну, в следующем сравнении для него нет ничего обидного, а присутствует только извечная мужская гордость, потому что ко всему прочему ощутил он себя самым звонким и ярким, самым сильным и выносливым певуном во всей ближней округе. Потому что это именно ему по давней традиции привычно и доверительно была поручена такая важная миссия, как подать сигнал утренней побудки не кому-нибудь, а самому Солнцу.
Но глобальную свою губу особо не раскатывайте. Потому что таковым светилом для него с малых лет, да что там – с самого рождения, являлся не кто иной, как личный его Хозяин. И утренний наш бойкий гвардеец Солнца нисколько не приврал бы, поскольку не только сам видел, но слышал такое же и от некоторого числа других людей, особенно часто в последнее время – вот от этой самой грудастой «луны», которую его Хозяин почему-то тоже называл солнцем.
Напрасно. Ведь гордый гвардеец наш вполне обоснованно считал её только ночным светилом, про себя называл её только луной, для чего вчера ещё засветло с вечера и до сегодня глубоко за полночь долго доказывал ей своё мнение с разных точек зрения, трижды изрядно оплевавшись при этом в доказательстве, что она – именно она и есть всего лишь ночное светило и всего лишь с дневной претензией на звание Солнца.
Ну, как вы уже и сами это видите, из-за этого самого луноликого ночного светила со всеми её очень приятными, средней длины крашеными белыми волосами, глубокими голубыми глазами, милым носиком и шикарными, лишь чуть-чуть подкачанными (не в тренажёрном зале, конечно) губами, ну, и с прочими женскими прелестями, о которых скромному гвардейцу говорить не положено по уставу, потому что напрямую ему положено только исполнять приказы своего солнца-Хозяина, наш гвардеец всё никак не может приступить к детальному описанию его портрета.
А портрет этот был мужественным. Очень. Во всех отношениях. С очень приятными, в силу молодости своих лет, чертами лица, с чётко выраженным волевым подбородком и повелевающими бровями, пронзительными карими глазами и бесподобной шевелюрой (жаль-жаль, что шевелюра – уже в недавнем его былом, но ведь она – была!) чёрных, но отнюдь не смоляных волос. Зато несколько более значительная доля рыжеватости волос на его голове более существенно проявлялась под мышками и ещё более выражено – в паху. Но последний штрих – это просто так, совсем не обязательные для кого-нибудь из ярых пуритан пикантные подробности.
А вот для нашего утреннего гвардейца именно этот штрих из приведённого выше портрета его Хозяина имел весьма существенное значение: ведь завершавший известную всем тёщину дорожку гульбы лобковый островок – это не всего лишь деталь тела его солнца-Хозяина, а ещё и его, стойкого гвардейца, личный гусарский ментик. И как это также хорошо известно всем, достаточно изысканный сей парадный атрибут войсковой одежды нуждается в тщательном содержании. Особенно важно соблюдать данный пунктик армейского устава после завершения жарких баталий, в которых азартно неуёмный его солнцеподобный Хозяин любил поучаствовать просто до ужаса как активно и часто.
И до чего же приятно было нашему утреннему гвардейцу каждый раз после неустанных бранных трудов принимать от Хозяина и на себе лично ощущать заботливое его внимание и к гусарскому ментику – в том числе. Ну, а всякие там прочие гигиенические подробности в отношении его внимания ко всякого рода тылам – их (не тылы, а подробности) вовсе не обязательно ни здесь, ни сейчас расписывать. Да и нескромно это, потому как – слишком лично. И ещё потому, что гигиена, оказывается, может быть очень увлекательной и даже несколько надолго занимательной штукой.
Но что-то мы всё не о том и не о том...
Увлеклись и отвлеклись, понимаешь. Да.
Ну, так вот. Как у каждого парня такое дело обычно наблюдается каждое утро, так же и теперь у нашего Хозяина его товарищ петушок бойко и бодренько встал непозволительно ранним утром. Встал сам по себе. По своей личной инициативе. Вернее, по давней своей гвардейской привычке. И далее, так же издавна привычно не обращая никакого внимания на своего крепко дрыхнущего Хозяина, он снова и обыденно, естественно, но никак не буднично, разумеется, а каждый раз искренно и радостно, будто бы в самый свой первый раз стал ласкаться, потираться о...
Ну, да – вы, конечно, прекрасно поняли уже, о чём дальше речь пойдёт. Ведь не только у его Хозяина бывали, есть и будут развиваться свои сердечные дела! В этом плане наш гвардеец был ничем не хуже его – так сказать, являлся достойным его выучеником. Вот и принялся бодрый наш гусар потихоньку поталкивать-расталкивать свою вчерашне-вечернюю и сегодняшне-ночную, очень даже премилую, кстати, весьма охотно гостеприимную и не менее щедрую тёплом души своей собеседницу, чтобы...
М-м-м, ну, что – чтобы?.. Ах, да, слегка забылся в воспоминаниях: чтобы продолжить с нею начатую вчера дискуссию насчёт совершенно разных достоинств и преимуществ их соответственно дневных и ночных Хозяев-светил, разумеется.
Милая собеседница радушно откликнулась сразу же. Ну, вот и принялись они потихоньку раскланиваться да целоваться-миловаться. Возможно даже, что оба собеседника в такой ответственно-приятный момент обоюдно сожалели, что выросли они несуразно безрукими. Но, впрочем, достоверно об этом нам не ведомо, поскольку они на этот счёт не высказались чётко и определённо, будучи совершенно увлечёнными друг другом в ходе церемонии встречи накануне весьма вероятного предполагаемого утреннего нового (вернее, очередного или последующего – это уж без принципиальной разницы в понятиях, поскольку главными в переговорном процессе их Хозяев являлись постепенно всё более активизирующиеся действия) раунда совершенно закрытых, поскольку весьма интимных переговоров, которые ещё накануне вечером впервые и повторно позднее за полночь взаимно согласно были обозначены их хозяевами – по взаимно согласному умолчанию.
А уж насколько внимательными, нежными и чувственными бывают руки их Хозяев, и как щедро умеют они одаривать своих любимцев своим особым вниманием с очень приятными ласками, наши оба, в данный рано-утренний момент в очень уютно-интимной обстановке потихоньку воркующих собеседника очень хорошо и всесторонне знают именно по себе – причём, заметьте, знают это отнюдь не однократно.
Но чрезмерно раннему утреннему интимному сговору двух воркующих сообщников не суждено было осуществиться! Облом-облом-обломище! Что для заворковавших было голубков стало полным крахом и обидным разочарованием. Но этот «ларчик», предназначенный именно против утренних несанкционированных сговоров, открывался очень просто и даже банально.
Дело в том, что почувствовавший некоторое внутреннее беспокойство, солнцеподобный Хозяин нашего бравого гвардейца для придания большего удобства своему телу всего лишь повернулся на спину, тем самым грубо вмешавшись в тайный сговор двух сообщников, без его ведома нагло решивших о чём-то там таком-сяком своём договариваться.
Милая собеседница нашего только что столь приятно разволновавшегося было гвардейского гусара, внезапно попавшего в опалу и отставленного своим Хозяином и теперь недоверчиво-изумлённо уставившегося в возникшую перед его носом пустоту, медленно осознавая внезапный крах его рано-утренней карьеры, очевидно, тоже была сильно огорчена из-за столь грубого прерывания приятного сговорного процесса.
И уж не по этой ли причине (да кто бы в этом сомневался!) её луноликая Хозяйка следом за движением своего кавалера-Хозяина снова прильнула к нему всем телом, не желая расставаться с благодатным теплом: напоминаю, что под утро в комнате для интимных переговоров стало довольно прохладно вследствие естественного климат-контроля. Но, увы, теперь луноликая Хозяйка вместе с её любимицей оставались уже только сбоку, только сбоку...
Ну, и? И?!..
Вот вы лично хоть что-нибудь слышали о каких-то побочных интимных сговорах? Ну, уж не знаю... В образном смысле такие бывают, возможно или конечно, но вот в реальной жизни – это уж нет, ни в коей мере невозможно.
Поэтому все дальнейшие, да и последующие события того раннего утра пошли уже совсем по иному, не сговорному сюжету. Который, в принципе, можно назвать самостоятельным, но от побочного влияния освобождённым не в полной мере.
Ну, так вот.
В знак протестного согласия с недовольством в рядах передового гвардейского дозора и следуя след в след за ним (там много однокоренных «след-» слов кряду приведено потому, что из-за ничем не неоправданного манёвра неосмотрительных «верхов» возмущение среди «низов» наступило всеобщее и очень сильное) и за его (дозора) перемещением, следом и мошнАя (не от слова мощь, а мошонка) гвардейская тыловая поддержка тоже оживилась и пришла в естественное движение.
Поэтому далее, преданно следуя верным армейским традициям своевременного тылового обеспечения действий головного дозора, два довольно крепких, внешне очень солидно выраженных, всегда и безусловно верных боевому духу и делу – два гвардейца из состава тыловых войск дружно подтянулись к своему не менее солидно представленному..., то есть, простите, конечно же к значительно более... – да ну: просто к несоизмеримо более солидно выраженному их «Шефу» – именно так далее по тексту мы при необходимости станем конспиративно называть нашего бравого утреннего гвардейца, который, заметьте это особо, всегда единолично и полновластно заступал в головной дозор.
Ведь в относительно скором времени тыловым гвардейцам предстояло именно Шефу привычно и оперативно сослужить добрую и верную армейскую службу, а не оказать ему какую-то там приятную услугу. Потому что боевое взаимодействие никак не может рассматриваться услугой.
Итак, подтянувшись максимально близко к головному дозору, гвардейские тыловые части на заранее подготовленном рубеже достаточно комфортно для себя (ну, привыкли они к комфорту – что уж тут взять с тыловиков!) заняли исходные боевые позиции, естественно, во втором эшелоне передовых войск. Причём, теперь они тактически более грамотно дислоцировались на одной линии и как бы по фланговому визави, а не как обычно и привычно у них бывало дислоцирование в резерве – тоже как бы в два эшелона с небольшим плечевым выступом по правому флангу.
Но не так уж и много времени было отпущено гвардейскому арьергарду для рекогносцировки на новом месте. Потому что – гянь, а наверху Хозяева-нахалы снова пошевеливаться начали. Вот каждый раз им снова и снова нужно выяснить, кто из них там первый-второй, кто из них в этот раз будет снизу или сверху и т.д. и в какой позиции-диспозиции первым начнёт активные действия.
Вот же доминаты они неуёмные! Хотя само слово доминанта – это понятие женского рода, которое к абсолютно по-мужски выраженной сущности солнцу подобного Хозяина не имеет никакого женского отношения. Но он всё равно без никакого зазрения совести всегда хочет быть только доминантой – ну, доминантным, ладно уж...
* * *
ЗА ПАРУ ДОЛГИХ МГНОВЕНИЙ ДО ЭТОГО
Первой очнулась от сна и приоткрыла глаз(а) младшая (да-да, банально по возрасту) из Хозяев. Чтобы впредь обидно не называть его младшей, малышкой или, тем паче, маленькой, мы назовём его Блондинкой – потому что это не только красивое слово, но само понятие очень подходит к лунному, вернее, подлунному цвету её волос и, что немаловажно, соответствует именно её прекрасно «выдержанному, нордическому» виду и характеру. Да-да, вот такая уж она у нас, эта юная и харАктерная, хоть и никакая не викинжанка, но – Блондинка.
Естественно, её партнёром в нашем повествовании станет солнцу подобный Брюнет, который на самом деле только в отдельном (лобковом) месте является действительно слегка рыжим – ну, об этом вы уже знаете. Но на самом деле хозяин-Брюнет – этот весьма знойный в постели и совсем незряшный сын южных ночей обладает не менее живым, временами даже отчаянным «полуденным» характером.
Впрочем, совершенно разные характеры и темпераменты двух наших влюблённых нисколько не противоречили во взаимном проявлении ими Большой Любви. Наоборот, оба влюблённые настолько гармонично дополняли друг друга до Единого Целого, что даже на время краткого (минимум – часового) отсутствия одного из них, другому из них становилось очень неуютно и одиноко, ведь каждый из них тут же начинал остро ощущать нехватку Целой Половины Мира своего!
А полмира (не путать с пресловутой Пальмирой) – это очень, очень много, поверьте!
Без второй половины жить – ну, это никак невозможно, да и просто не получается. Попробуйте-ка сами как-нибудь подышать лишь наполовину. Или же обеими своими глазами (да хоть бы и одним) увидеть всё сразу, но только напополам. Или всё время попробуйте услышать лишь половинки звуков. А и ничего-то у вас из этой глупой затеи не получится. Точно. И вы, упорствуя, сильно разозлитесь. Обязательно. Потому что никому невозможно жить лишь наполовину.
«Ну, нельзя, никак нельзя!» – тотчас согласилась со своими мыслями Блондинка и более комфортно расположила на своём любимом лунно-кудрую головку, которая до этого во сне весьма уютно и спокойно лежала на груди Брюнета. На любимой, заметьте, груди её любимого, заметьте, Брюнета. Да-да – вот всё-всё-всё, ну, до самого-самого малого и укромного, что только можно ещё найти, любит она в своём парне – в его фигуре, характере, поведении, взглядах на жизнь и в его отношении к ней.
За миг до того, как проснуться, так как Блондинка почувствовала лёгкий дискомфорт от того, что их тела были уж очень тесно прижаты друг к другу, от чего этим самым телам и всем остальным их атрибутам становилось жарковато ввиду уже не совсем раннего утра, уверенно приближавшегося уже к... ну, к своему времени, естественно, первым делом она протянула руку и поздоровалась с бойким утренним гренадёром, одиноко торчавшим в своём дозоре – нежно так ладонью обняла и следом немедленно заключила в свои тесные объятия его хоть и стройный, но крепкий такой, да и достаточно солидный, мужественный такой стан.
Вследствие этого незатейливого ритуального действия и привычно полученного приятного ощущения по результатам утреннего приветствия, к чему даже по роду гвардейской дозорной службы привыкнуть никак нельзя, тёплая волна радости и удовольствия тут же пробежала по руке Блондинки, растекаясь по всему её телу, что незамедлительно отразилось счастливой улыбкой на луноликом лице.
Блондинка действительно была счастлива проснуться в объятиях своего любимого, самого дорогого для неё и вообще единственного парня из великого их множества во всём нашем огромном мире – своего солнцу подобного Брюнета.
А между тем, двум молодым и красивым телам (ну, в отношении молодых – это всегда обязательно и само собой разумеется, и относится это как к словам до скобок, так и сразу после них) становилось всё жарче.
Вот уже и первый лёгкий пот проступил между ними (телами). Из-за чего Блондинка с большим сожалением и нежеланием всё же рассталась с такой милой сердцу и столь желанной для её плоти близостью двух влюблённых тел, любящих друг друга даже во сне независимо от настроения и желания их хозяев. Да она всего лишь слегка отодвинулась, сняв ногу с бедра спавшего на спине любимого, и следом тоже привольно развернулась голеньким животом кверху.
Но, потревожив со сна своё тело и почти окончательно проснувшись уже, слегка склонив голову, Блондинка с улыбкой залюбовалась знатным гвардейцем Брюнета, который в полной отставке своей как-то уж очень сиротливо вытянулся в совершенно обиженную струнку над животом (именно горделиво возвысившись над, а не слабовольно разлёгшись на животе) Брюнета.
Да какое там – сиротливо и обиженно! Гвардейский наш гусар, который до столь грубого вмешательства «верхов» последующей глупой их отставки весьма нежно упивался столь желанной и тесной, такой приятной и тёплой близостью с тайной своей сообщницей, теперь ко всему ешё и ощущал лишь горькое послевкусие разочарования от недавно полученного им, блаженно сладкого, но столь краткого личного приветствия ручкой со стороны Блондинки.
Но даже за краткие миги этого легкомысленного приветствия он прекрасно успел почувствовать, что состояло оно из одной только нежности и ласки, будто неведомо откуда прилетевших к нему на ковре-самолёте в виде тёплой ладошки и вмиг до блаженного содрогания окутавших его истомой и желанием продолжить. Ну, и что?!
А и всё! Так быстро – раз, и всё! И вот снова он едва ли не вопиял безмолвным гласом в одинокой пустыне своей из-за повторно (за столь жестоко короткое время) неотвратимо нахлынувшей на него разлуки, от чего и выть он хотел от дикого отчаяния и нестерпимого одиночества.
На какой-то миг он даже в гневе зашёлся в праведном своём негодовании! Вследствие чего в большом волнении, будто на стадионе во время ответственной игры сильно раззадоренный криками с трибун ярых своих болельщиков, он невольно стал возмущённо раскачиваться на одном месте, в такт волнам возмущения на трибунах безмолвно выкрикивая своим почти агонизирующим миниатюрным ротиком: «Вот я!.. я вас!.. я вам!.. как дам!.. дам-дам!.. дам вам!.. вам-вам!..».
Нее, ну вот вы хотя бы раз в жизни наблюдали такое пульсирующее возмущение?
А-а-а, вот то-то же!
Поэтому Блондинка тут же мило заулыбалась столь благородному негодованию возмущённого внезапной разлукой гренадёра и снова потянулась к этому совершенно очаровательному и кудрявому, даже просто отчаянно курчавому гвардейцу. И теперь поздоровалась с ним самым уже уважительным образом – крепко пожимая ладонью и слегка потрясая ею весьма мужественный его торс.
* * *
Ну, теперь настала пора уже дать ему, помимо гвардейского звания, хоть какое-то имя, которое по известному вам внешнему подобию (цветом шевелюры и формой торса) лучше всего соответствует грибному ряду названий. Именно поэтому отныне и впредь станет он называться у нас гвардейцем Рыжиковым, но в ряде конспиративных случаев – по-прежнему Шефом (всё же армейский гвардейский разведывательный дозор – это всё же не абы какие шутки вам).
Итак, первостатейный наш гвардейский гренадёр, он же лихой гусар из передового дозора и он же конспиративный Шеф в одном лице (и единственном числе, как вы сами это понимаете) остался весьма довольным столь почтительным к нему обращением, проявленным со стороны милостивой госпожи Блондинки. Отчего он тотчас же горделиво покосился в сторону недавней своей заутренней сообщницы, кстати, внешне выглядевшей весьма огненно- и бывшей прямо- волосой, оттого и скоропалительно названной нами всё по тем же грибным критериям (цвет плюс форма) не иначе, как госпожой Лисичкиной.
В ответ на чьё-то стороннее пуританское высокомерие (гусарско-гвардейское, разумеется) милая наша госпожа лишь чуть надменно поджала двойные губки свои и всем своим видом лишь чуть насмешливо кивнула в сторону некого гвардейского арьергарда, чем немедленно, хотя и всего лишь несколько и непродолжительно смутила вовсю зазнавшегося гвардейца Рыжикова.
(продолжение следует)