О Б О Ж А Т Е Л И
Мои родители, не знаю, как познакомились, только знаю одно, сдружились быстро и при встречах часто смеялись над самими, говорили: «Видимо наши искалеченные ноги притянули нас друг к другу. Чету, о которой пойдет речь, я знал по Клубу российских эмигрантов проживавших в Тегеране, где собирались в торжественные и выходные дни, там проходили спектакли и концерты, устраиваемые силами этих самых эмигрантов. В художественной самодеятельности, принимали участие все, невзирая на возраст, кто хотел, что-то продекламировать, спеть, играть в спектакле, интермедии, музыкальном инструменте. Даже Владимир Иванович, пятидесяти летний, мужчина, был изумительным чтецом стихов, как своих, так и классиков, а супруга Нина Петровна, сидела в зале, с упоением слушала его. И первая соскакивала со стула, и громко аплодировала, с умиленным лицом смотрела мужу в глаза, как только он заканчивал читать, и дипломатично кивнув головой, опускал руки, немного разведя в сторону, нежно улыбался. Спустившись в зал, шел к своей ненаглядной Ниночке, а она стояла, ждала его, как только он подходил, брала за руку, усаживала рядом, ласково поглядывая друг на друга, прижавшись плечами. Невзирая на то, что Владимир хромал на левую ногу, вначале все удивлялись, как они ходят под ручку, как будто никакой хромоты не нет, так хорошо приспособились. Но главным было то, что куда бы они ни шли, о чем бы, не разговаривали; их лица не теряли доброжелательности и улыбки, а глаза лаская, наслаждались лицами, отражая удовлетворение и спокойствие. Некоторые иммигранты, ожидавшие статуса гражданина СССР как-то, ревностно, относились к такой любви, толи от того, что у самих не ладилось в семейной жизни, потому не верили, и потихоньку иронизировали и ждали, чтобы поймать на ошибке или промашке, чтобы поиздеваться».
Владимир Иванович и Нина Петровна, были настолько образованными и интеллигентными людьми, что и с маленькими детьми разговаривали на Вы, и без всяких
сюсюканий. Мои родители, как-то разговорились про эту чету; но не в плане осуждения, а просто хотели понять, задавая себе вопросы:
«Как можно живя двадцать лет и ни разу на людях: не нахмуриться или рассердиться, либо нагрубить, неужели у обоих стальные нервы? Вот мы живём, больше двадцати лет, у нас всякое было, я сердилась за то, что ты надолго уезжал на работу в другие города, а приезжал, чтобы отдать деньги и опят уезжал, из-за твоих дальних работ, не всегда хватало времени погулять с мальчишками. А они всегда к тебе тянутся, хотят услышать, рассказы о море, где ты родился, как послали в деревню учить детей, а по дороге тебя поймали бандиты и хотели расстрелять. Такие рассказы в их глазах ты герой и мужественный человек, я понимала, ты работал, чтобы мы жили ни в чём, не нуждались».
- Ну, вот ты сама пришла к тому; у нас дети, а детям что нужно: поесть, поиграть, посмотреть либо услышать, что-то забавное и интересное, а у них нет детей, не о ком заботиться кроме, как только о себе самих? Поэтому они и держатся друг за друга, боясь остаться одному или одной, возможно, что-то другое произошло, весьма значительное в жизни, которое заставило их так дорожить друг другом. Не знаю, я на своем веку ещё не встречал аналогичной пары, и семью. Интересно, а как они спят, держась за руки, не отпуская от себя или как-то иначе?
«А давай при первой же встрече, спросим у них, как они, живя столько лет, сохранили такие прекрасные взаимоотношения и чувства?- произнесла Анастасия».
В одно из воскресений, ближе к полдню неожиданно пришла к нам интересовавшая нас пара и прямо с порога начали извиняться зато, что нарушили наш покой, а поводом послужила полученная виза на Родину. Только такую долгожданную радость не с кем разделить. Вы уж не обессудьте нас за столь неожиданное вторжение, и нарушение семейных планов. А всё из уважения к вашей положительной и всеми уважаемой семье, с которой можно поговорить на любую тему. Пока Владимир извинялся, Нина выставила на стол принесённую закуску, а Анастасия расставила посуду и начали с поздравления и
пожелания отъезжающим: без проблемной дороги, крепкого здоровья, благополучного обустройства на Родине и долголетия. На каком-то этапе разговора Иосиф спокойно, как бы между фраз, произнёс:
- Друзья, мы, как-то беседовали у вас в гостях и, рассказали свои биографии, на Родине и здесь, а теперь хотелось бы узнать ваши, а поскольку вы покидаете Иран и нас, мы бы желали услышать сегодня, и здесь, думаю, другого времени у нас больше не будет?
И в первую очередь хотелось бы узнать в каком году, подали прошение вернуться на Родину.
- Да, вы правы в конце следующей недели мы отбудем туда, где покоятся останки наших предков и бывшие их земли. Рассказывать не трудно, только это займёт много времени, кроме того вы устанете слушать, поскольку наши биографии нисколько не короче ваших.
- А давайте без предисловий, начинайте, если мы или вы устали, не стесняясь, скажем.
- Хорошо, давайте я попробую без мелких подробностей уложиться в час с хвостиком, а вы женщины наливайте чай, под Восточный напиток, особенно Индийский речь ручьём польётся. Разрешите представиться я Сибиряк из Барнаула.
- Так шутливо Владимир Иванович, начал рассказывать, свою коротенькую биографию.
- Как-то получилось, что предки перебрались в Поволжье в восемнадцать лет, выпустили меня, из училища механиком рыболовецких судов. Скажу сразу, не помню название этого Астраханского училища, поскольку оно трижды меняло длинными, заумными словами. Через три дня после выпуска, пришел с направлением в «Каспийское гражданское торговое, пароходство», и меня отправили на корабль «Красный рыбак». Улов, привозили в Астрахань, причалив к пирсу малых судов консервного завода, наш снабженец приглашал приёмщика, тот подмигивая, взвешивал и занижал улов. Несколько раз я присутствовал при сдаче рыбы, тогда, сказал Семёну: «Почему ты позволяешь обкрадывать нас?
- А он мне говорит,- этот мужик может найти десять причин, чтобы забраковать и вплоть до того, что не станет принимать. Либо организует какую-то подлость. А делает он так, пригласить поставщика в контору, и пока он ведёт бессмысленную беседу, его люди лопатами изрубят улов, набросают протухшую рыбу, и в довершении в некоторых местах обольют мазутом. После этого он вызывает санитарного врача и комиссию, тут же бракуют, а составленный Акт отправляют в санитарный надзор.
- Я выслушал Семёна и спросил,- С тобой случалось такое?
- Нет, мне рассказали, когда впервые стал возмущаться, по поводу занижения веса, тогда он отвернулся и пошел, - на ходу бросил фразу: «Ты хорошо подумай, пока я схожу по делам?» – Как только он отошел, продолжил Семён,- ко мне подошел пожилой мужчина и всё это рассказал,- затем немного подумал, сказал мене:
-Владимир ты зря сказал приёмщику: «Не обворовывай нас».
- После этой фразы я понял, мой товарищ рыбак, боится того услышанного рассказа и решил, придётся самому, что-то предпринять. И я отправился к чекисту, другу моего отца и всё подробно рассказал,- он немного задумался и сказал:
- Володя прошу тебя, ты больше не вмешивайся в это дело, в ближайшее время я этим делом разберусь.
- В первый приход Никита Афанасьевич не присутствовал, наблюдал со стороны, а насчет веса узнал от Семёна; где вес был занижен больше чем на сто килограмм. Заканчивая, он попросил продавца рыбы, чтобы на следующей сдаче, приёмщик поставил точный вес, а не тот который он хочет. Семён так и сделал, тогда приёмщик Мехти позвал его в контору для беседы с санитарным врачом. Как только было произнесено, «Поставь в документах точный вес,- приёмщик сказал: - Пошли к санитарному врачу,- и, отвернувшись, пошел в цех, как только они скрылись за цеховыми воротами, тут же подбежали четверо парней с лопатами, и начали рубить рыбу в ящиках, а следом два здоровых мужика, тащили коляску с огромным чем-то набитым мешком и бочкой. Как только один развязал мешок, а второй ведром что-то зачерпнул из бочки, тут же подбежал чекист и четверо, милиционеров в гражданской одежде. Положив всех на землю, Никита Афанасьевич пошел за приёмщиком. Выйдя из цеха, этот стяжатель, понял, что попался, осмотревшись, рванулся бежать, прозвучавший выстрел остановил его пыл.
Вечером, зайдя к Никите Афанасьевича, он мне коротко рассказал,- когда Мехти понял, что поймался, он от страха так дрожал, что чуть не падал. На допросе рассказал, кому отдавал рыбу и икру на продажу, тем самым выдал своих подельников. А меня на лодке со стороны моря посадил на корабль. На пирсе, где мы стояли, пришли четыре мужика, и стали вызывать меня на расправу. Капитан, вышедший к ним, сказал:
- Его нет на судне, он в городе, когда придёт неизвестно,- тогда трое ушли, а один остался, чтобы поймать меня на подходе в порт. Примерно через час после ухода тройки аборигенов, наше судно вышло в море. Под утро по согласованию с капитаном, не далеко от Астары рыбаки высадили меня на берег и с того момента ровно полгода началась моя бродячая жизнь. В Астаре в одной харчевне поедая обед, подсел за мой столик парень внешне под стать мне и произнёс: - Давай знакомится, я «Кот рыбак», так меня здесь знают,- и тут же достал из кармана бутылку с самогоном, после чего продолжил, в Одессе на Чорном море, все знают «Костю моряка», а здесь на Каспии все знают «Кота рыбака».
После сказанного, налил пол кружки самогона и, держа бутылку в руке, показывая на мою кружку, как бы спрашивал, налить, а когда, увидев, что она с компотом, тут же подвинул мне, свою, а перед тем как чокнуться, произнёс:
- Хочу выпить за то, чтобы мне сегодня повезло; чтобы я нашел рыбака-механика,- от неожиданности я поперхнулся, будто какой-то ком, перекрыл гортань, мешая дышать, и никак не проглатывался, от боли лицо покраснело, и я начал задыхаться. Незнакомец подошел и кулаком сильно стукнул по горбу, после чего я задышал спокойно, а через минуту выпили ещё по одно, после чего сказал ему:
- «Перед тобой сидит тот человек, который тебе нужен,- от неожиданности «Костя рыбак» поставил стакан, выкатил на меня крупные серые глаза, не веря моим словам, с минуту молчал, после чего начал спрашивать:
- Где и на каком судне ходили в море, и как оно называлось, что ловили, куда сдавали, кокой марки и чья страна выпустила этот двигатель, мощность, на чём работал? В общем, детские вопросы, да и только. Немного подумав, сказал:
- Пошли на корабль, поговоришь с капитаном, он решает всё, но учти, если не запустишь двигатель он тебя не примет. Мало того он говорит:
«Если механик не знает тайны двигателя, он его не заведёт».
- Двоих таких механиков он отправил на хутор “бабочек ловить”.
С капитаном я быстро договорился, а двигатель завёл с «пол оборота», так в народе говорят. Капитан тут же дал добро работать механиком на своём судне, немного подумал – показывая пальцем на помощника, произнёс:
- Степан с этой минуты Владимир Салфити наш механик на судне,- и обращаясь ко мне, продолжил,- ты будешь подчиняться мне и ему, моему помощнику,- затем переведя взор на двоих крепких парней Игната и Федора, сказал,- а вы, мотористы ему. И вновь обратившись ко мне; ступай с моим помощником, он тебе покажет каюту, постель, камбуз и познакомит с некоторыми членами экипажа. А распорядок дня будет зависеть от путины.
Более двух месяцев проработал, не ступая на берег, и вот дали два дня берега. Гуляя по Астаре, зашел в туже харчевню, где и познакомился с «Котом рыбаком». Принимая пищу – обратил внимание, что два аборигенов, подходили к моему столику,
недолго разглядывали и молча, уходили. Тоже повторилось на второй день, но уже в другой харчевне. Вечером того же дня зашел ко мне в каюту «Кот рыбак» рассказал, что он заметил слежку за мной, двух местных жителей и оба раза в пищёблоках, мало того интересовались:
- Откуда прибыл, на каком рыбацком корабле работает и как давно, как зовут, есть ли у него семья?
- Я понял, мной интересуется житель Астрахани, дабы жестоко отомстить, но, как когда, и где; не ясно? После недолгих раздумий «Кот рыбак» произнёс,- тебе Владимир надо бежать на Север в Архангельск, здесь тебе жизни уже не будет, либо еще куда-нибудь.
- Только, куда бы ты ни собрался уезжать, никому не говори; - эти воры и бандиты, злопамятный народ. Решай сам и как можно быстрее.
- В туже ночь отправился к железнодорожной станции, там одновременно грузили несколько вагонов в Иран, а грузчиков не хватало, проходя мимо погрузочной площадки, услышал, эй мужик не проходи мимо, лучше помоги, а то товарняк на подходе, к которому мы должны эти вагоны прицепить. Давай помогай, а потом останешься у нас работать навсегда. А у меня тут же мелькнула мысль, это единственный шанс, и его надо использовать, но только необходимо всё продумать. Мужик с таким усердием просил, а я как бы показывал, что мне некогда, и тороплюсь. Ну, в общем, согласился. И безо всякого договора, начал грузить, и в тоже время, присматриваться к пограничникам, куда они смотрят, за кем присматривают и считают количество тюков вносимых в вагоны.
Вскоре послышался годок паровоза, а ещё через мгновенье, подошли стрелочники и начали нас подгонять, а грузчики по команде старшего пограничника, начали задвигать и пломбировать двери. После этого подошел ко мне тот же мужик, который просил помочь, сказал:
- Приходи завтра, я тебя устрою, вижу ты мужик работящий.
Сказав до свидания, отошел подальше, проходя мимо пограничников, спросил,- «можно перелезть под вагонами? – нет, лучше перелезь на сцепке. Поднявшись на сцепку, увидел на торце вагона две скобы, быстренько влез на крышу и по-пластунски пролез к первому окну и с крыши быстро влез в вагон. В темноте ничего не видно было и пахло чем-то не приятным. Судя по времени примерно через двадцать минут, поезд тронулся, где-то остановился, а утром меня жандармы вывели из вагона, и повели к начальнику, который удивлённо по-русски спросил:
- «Ты зачем перебрался к нам в Персию, да ещё в Астару Ирана, ты думаешь быть иммигрантом лучше, чем гражданином великой страны Советов?»
В – Астаре, обыскали, допросили, провели суггестию, и поселили в (селюль-зендан) – на фарси камера временного заключения, и на другой день отправили Тебриз. Из Тебриза отправили в Решт, где мне выдали вид на жительство, и через день выпустили из полиции. Не имея при себе ни денег, ни драгоценностей, не знал, что делать, присел в тень платана задумался, как быть? Неожиданно подходит ко мне абориген, присаживается рядом и на чистом русском языке спрашивает: - Ты беженец?
- Нет, я просто иммигрант, без жилья, работы и денег. А я депортирован из России.
– А что ты умеешь делать?
- Немногое, я механик, могу ремонтировать двигатели внутреннего сгорания и обслуживать их, где бы они ни находились, на автомобилях, тракторах, катерах, и т.д.
- Вот такого человека я ищу, только не знаю, согласишься быть сначала трактористом, а потом механиком на барже, может быть и на рыболовецком судне?- уставив на меня пристальный взор, абориген ждал ответа.
Прежде чем ответить, я произнёс: - Давай знакомиться, меня зовут Владимир, а тебя?-
абориген, нехотя протягивая руку, произнёс: - Колам-али.
- Колам-Али, я работал на рыболовных суднах, с двигателём четыреста сил. Так, что я согласен, и не думай, я тебя не подведу, могу сказать, спиртное не употребляю, и могу работать столько сколько нужно.
- Володя дорогой ты мой человек, как я рад, что нашел то, что нужно мне, и моему брату.
На второй день я уже бороздил Каспий только в южной его части. Все три моих вопроса автоматически решились в один день.
Владимир Иванович, а как вы познакомились с Ниной Петровной?
После этого вопроса возникла многозначительная пауза?
- Я с Анастасией, ждал ответа от Владимира Ивановича, а он ласково смотрел на свою благоверную, как будто говорил, расскажи, у тебя лучше получится.
В конце концов, умоляющий взор, улыбка и склонённая голова – после слова «…ненаглядная моя», сразили её в конец, и Нина Петровна, кивнув головой, произнесла.
- Так и быть пролью своё мировоззрение и красноречие, только для Вас Анастасия Антоновна и Иосифу Степановичу, мне кажется, что наши и ваши семейные взаимоотношения, чем-то похожи.
Прежде чем начать рассказ, сделаю преамбулу. Вы знаете, что с 1880 года согласно Российско-персидскому договору наши казачьи офицеры и инструктора прибыли в Иран, обучать казачеству персидских военных. Во втором потоке, то есть в1890г. прибыл в Иран мой отец, подъесаул Кузнецов Петра Георгиевича. В городе Решт он женился на моей матери, тогда ей было двадцать два года, работала медсестрой при лазарете российских казаков. В начале апреля 1915года, нарочный доставил Указ Атамана терского военного казачества, генерал-лейтенанта С.Н. Флейшера в связи с массовыми волнениями в крупных городах России, «Приказываю хорунжем П.Г. Кузнецову, прибыть к месту главных дислокаций, в десятидневный срок с момента получения приказа».
Маму не взял, так как она была мной беременна, а на Кавказских дорогах, творилось чёрти что? - Как я сказала, отец поехал один, согласно приказу, он говорил, вернётся, мама ждала. Я, родилась в сентябре 1915 г. в городе Решт. Отец не вернулся, мы стали жить одни.
- Душа моя! Нинуль! - позволь мне коротко описать этот исторический момент Ирана,- попросил Владимир Иванович.
- Давай освети, может, и я тоже узнаю, что-то новенькое?
- Бурление с 1915-1917г.г. происходившее в стране, была предтеча; Октябрьская революция 19 17 года.
- Владимир Иванович,- подняв кисть правой руки, тем самым приостановил речь гостя, хотел просить, чтобы он про Иран не рассказывал, поскольку за период проживания он эту страну знал досконально. Но почему-то передумал и предложил, давайте попьём чаю, а потом продолжим.
- В 1920 г. Советский Волжско-Каспийский флот подошел к порту Энзели, и потребовал от Ирана вернуть российские корабли угнанные белогвардейцами. Получив отказ, Советская флотилия открыла огонь по иранским и сообщническим английским военным базам, всё остальное довершил десант, прогнав войска. Таким образом, корабли Волжско-Каспийский флот, был возвращен Родине. А, в это время, Гилянские повстанцы, укрывшиеся в джангяле (лесах), совместно с передовым обществом, и Советской морской пехотой, в июне 1920 г. свергли Гилянское правительство и создали в Иране Гилянскую Советскую Социалистическую республику, которая просуществовала до сентября 1921 г. Советский союз, уводя флот, приостановил договор обучения Иранских военных; казачьей науке. Обучавшие военные инструкторы, находившиеся в Иране, боялись возвращаться на Родину, поскольку, там в это время творился хаос.- Этими словами Владимир Иванович закончил свой рассказ, о трёх событиях в Иране и, протянув руку супруге, произнёс, спасибо! - что разрешила; чуть-чуть посвятить в историю Персии, теперь продолжай.
Пока ещё казаки продолжали учить персов, мама работала, а потом она подрабатывала, где только можно, лишь бы не помереть с голоду. А в сентябре 1921г. когда уничтожили Гилянскую Советскую Социалистическую Республику. Мы жили впроголодь. Как
получилось, что торговавший рядом лавочник, маме давал продукты в долг под запись.
Думаю - это, он делал – преднамеренно. Не помню, сколько мне было лет, только почему-то я помню. Мама всегда мучилась, что доканщику, то есть, лавочнику, задолжали большую сумму, и она не могла найти работу. Однажды вечером стук в дверь оповестил приход незваного гостя; удививший не только маму, но и меня ребёнка. Им оказался лавочник, репатриант из Союза, успевший обзавестись продуктовым лавкой. Он прямо с порога, не стесняясь меня начал говорить на чисто русском:
«Мадам Нежина Афина Николаевна, я из той же страны что и вы, долго наблюдал за вами, после отъезда вашего мужа. Невзирая на то, что вы медик, вы не можете найти себе работу из-за не знания фарси, вы одна растите дочку, порой голодаете, так можно сказать, но держитесь, с мужчинами не общаетесь, как некоторые дамы.
Я пришел сказать, вы мне очень нравитесь, а посему очень желаю, чтобы вы стали моей женой, а Ниночка стала моей доченькой. Я мусульманин на половину, у меня мать была русская, она умерла в России, ещё до революции, отец жил по-русски, может это затруднит ваше решение, или облегчит. Я хочу жить как жил там с мамой, отец умер здесь, так что никто меня попрекать и учить жить, как мусульмане не заставит.
И хочу сказать одно, не думайте, что долг обяжет вас выйти замуж за меня, это не так, я не тороплю, с ответом, подумайте, предложение остается в силе, а долг я уже списал, после последних слов, он ушел.
Не знаю, чем мама руководствовалась, только вскоре мы переехали к нему в дом.
- Как только мне исполнилось шестнадцать лет, в наш дом стали приходить представители купцов, среднего сословия и просить моей руки, не матери, а у отчима, мать тут же вмешивалась, говоря: «Она еще ребёнок», а они говорили: «У нас в четырнадцать замуж выдают; шестнадцать считают переростком». Так отказали нескольким, сватам, только на этом сватовство не кончилось. В один из дней недели, рано утром у дома остановился легковой автомобиль, из него вышли двое, пожилой мужчина с обросшим чёрными волосами лицом, и молодой у которого усы и бородка, только-только покрылись пушком.
Ударом чьей-то ноги калитка во двор распахнулась, в неё вошли приехавшие мужчины, и направились к двери нашего дома. Отчим схватился за голову и, склонив голову, пошел им на встречу; открыв входную дверь, пригласил в дом.
- Будет ли дорогой гость и, щедрый Хаджи Мансур-ага, пить чай; я к вашим услугам,- произнёс, мамин сожитель, и продолжил: - что вас привело в мой дом, вы только прикажете, мы всё сделаем, как будет вам угодно. Но если приехали за долгом, то хочу сказать, у меня пока не набралась такая сумма, через неделю, как и обещал, отдам сполна.
- «Хэйр, Русм-джане азиз, эмруз ман омадам, михогам дохтаре шома-ра бо песарам эздэвадж бэконим».
- Нет, дорогой Рустам, сегодня я приехал, чтобы мой сын и твоя дочь поженились,- так отчим – Рустам, перевел слова гостя, мне и маме.
- Мама, немного знавшая фарси, тут же отреагировала и произнесла, по-русски, она ещё ребёнок, вот исполнится ей восемнадцать, тогда и приходите сватать.
Хаджи Мансур, услышав переведённое,- видно было, он рассвирепел, и что-то прошептал Данияру в ухо,- а сын, тут же, перевёл.
- Отец сказал, сегодня мы хотели заплатить калым, а в восемнадцать, она будет старуха, и вам придётся самим платить калым жениху.
Рассвирепевший гость поднялся со стула, и произнёс:
- Мне никто в этом городе не может отказывать.
И ты не сам отказал, а твоя баба, а это говорит, что ты в этом доме не хозяин и не мужчина, но всё равно я за свой позор отомщу, давно никто меня так позорил.
Запомни Рустам и передай своей женщине, мне позорно с ней разговаривать, это ниже моего достоинства, поскольку ты не сумел, научил шариату - эту русачку, почёту и уважения мужчинам мусульманам. Не говори, что она другой вероисповедания, рас она вышла за мусульманина, должна стать тоже мусульманкой.
- Мне с вами разговаривать не ниже своего достоинства – это одно, а второе вы забыли, он на половину русский, его мать была русачкой, и он родился в России, и женился на мне, русской, поэтому, в этом доме русского больше, хотя и живем в Иране. А теперь подумайте чего больше мусульманского или? А шестнадцатилетнюю дочь мы не отдадим, чтобы издевались над ребёнком,- сделав небольшую паузу, затем добавила,- я всё сказала, теперь можете идти, а пугать нас не надо, а то создадите политический прецедент Ирана и СССР. Вы что думаете, что моя страна не защитит нас, от вас? А то сейчас же напишу в консульство СССР и в резиденцию Реза-Шаха Пехлеви.
- После последних слов мамы,- Хаджи Мансур, вздрогнув, краснея, вышел из дома, направляясь к выходу со двора, кричал на сына, иногда замахиваясь на сына.
После ухода наглого свата, Рустам подошел к маме и сказал, этот человек очень опасен, надо, что предпринять, для сохранения семьи.
- Долго не думая пришли к тому, что мне лучше уехать.
Как только стемнело, я с мамой под чадрами отправились на майдан, там сели в автобус, отправились в Пехлеви к подруге моей мамы, а Рустам, продав магазин и дом, приехал к нам, а ещё через три дня мы поехали в Тегеран. На второй день своего пребывания в Пехлеви я познакомилась с Владимиром, и с того дня мы не расставались ни на день, говорю так, поскольку, узнав, что мы уезжаем в столицу он все бросил и поехал с нами. По месту прибытия, Володя устроился мотористом, Рустам, где-то у трассы на Казвин нашел место и открыл магазин и чайхану, что начало приносить нам небольшой доход, на жизнь. Мы жили недалеко, друг от друга, и каждый день встречались, а поженились в день, когда мне исполнилось, восемнадцать. Детьми нас природа не обделила, у нас родился сын, я был на седьмом небе, а Бог забрал у нас единственного, десятилетнего Платона. И эту скорбь, горе, и глубокую рану носим в себе, и тихо переживает, но мы всё равно безмерно счастливы вместе. Я не зная, как бы мы друг без друга пережили это горе?
Анастасия поняла, что затронутый вопрос о детях, для них – это сердечная мука, боль и пытка, поэтому, чтобы скрасть и быстрее уйти от этой темы,- задала этот вопрос.
- Скажите счастливые отъезжающие, как давно вы подали заявление, дабы вернуться на Родину, либо сколько лет ждали, визу?
- Спасибо вам Анастасия вы настоящая женщина и мать, вы поняли, сказав о детях, я помрачнела, конечно, больно, что нет их, только мой Володя, заменил всех, он для меня: Бог и царь, и настоящее сокровище. Спросите почему, я его наградила столь сильными эпитетами, я бы его поставила в киот и на коленях молилась бы, круглые сутки не отходя.
- Да мы видим и давно оценили ваши взаимоотношения, и поняли, что вы друг без друга и дня не проживёте, а сейчас, с получением права на въезд в родную страну, вам здесь и горы золотые не нужны. Не зря, писатели и поэты Родину приравнивают к матери, а чаще именно матерью зовут!
- Нет, Анастасия Антоновна, Володя так не считает,- воспылав, проговорила Нина Петровна, ласково взирая в сторону мужа, который вместе с Иосифом Степановичем курили на балконе.
- В чём противоречие Владимира против устоев Родины, как мать?
- Хорошо, что мужчины курят, сейчас обосную, его позицию по препирательству о Родине, матери и женщине, а почему? Сейчас отвечу сразу на оба ваших вопроса.
Когда мы поженились, Володя сказал, пошли в Советское Консульство, подадим заявление, чтобы ты стала гражданкой СССР и одновременно на въезд, в страну.
Он ещё за два года до нашего встрече, стал гражданином станы Советов и подал заявления на возвращение, где родился и, теперь ждал визу. Подав на визу и гражданство, мы думали, что визу мы получим вместе, а получилось, гражданство мне присвоили через год. После этого мы вообще уверовали, что теперь право на въезд получим вместе.
А получилось; через три года получили приглашение явиться в Консульство, мы радостные приходим, консул поздравляет Владимира, а на мне говорит:
«Вам придётся подождать», тогда я спросила сколько?- ответ был таков:
«Не знаю, может год, а может и пять». Тогда Володя сказал:
- Я без Нины Петровны не поеду, отложите до прихода её визы,- тогда вместе и поедим.
- Консул, умилительно посмотрел на меня, затем на Нину и кивком головы в сторону двери, давая понять, подождать в коридоре,- я вышла, но дверь плотно не прикрыла, дабы подслушать, о чём консул станет говорить, моему суженому, а речь пошла обо мне. Владимир Иванович ваш отказ – ехать в колыбель пращуров - это не серьёзно, в Москве не поймут, а визы не продлеваются и не переносятся. Не знаю, как отреагируют на ваш отказ, в миграционном отделе МВД, а то может вам лично вторую визу вовсе не дадут?
- Не уговаривайте, без Нины не поеду, я без неё жить не смогу, она моя вторая жизнь.
- Что значит вторая жизнь, вы что, хотели подвергнуть себя суициду, и она вас спасла?
- Нет, когда я, трусливо бежал сюда, боясь быть убитым, бандой стяжателей, прежде всего, возненавидел себя за трусость, а затем начала меня одолевать ностальгия, от которой никак не мог избавиться. А встретив Нину Петровну, почувствовал себя нужным человеком. Она же святой человек, вот, сколько лет мы, как женаты, она на меня ни разу, не повысила голос и я тоже, мы даже не сердимся друг на друга, не говоря уж о ругани. Она всегда ласкова и нежна, а вы посмотрите, как она на меня смотрит умильно, будто давно не видела либо всю жизнь ждала, такого счастья и наконец, дождалась.
Но самое главное я меньше стал ностальгировать, а – это говорит, что она мне заменила сына и родину, так, что сегодня её и только её одну, эту женщину, ставлю выше Родины. Без Родины жил, вон сколько, и ещё проживу, а бросить её здесь – это значить второй раз предать себя, я для неё готов на что угодно, вот сегодня, если мне скажут, что она больна, и ей нужно сердце, и моё подходит; отдал бы, тут же, лишь бы она жила. Я бы, слово женщина, писал бы, как и Родина, с прописной буквой.
Родина – это часть земной территории, принадлежащая людям какой-то группе либо национальности, на которой они живут, умножают поколение, обрабатывают и кормятся, оберегают, и защищают её. Женщина - это мать, которая человеку, дает жизнь, кормит, растит, оберегает и защищает от невзгод.
Улавливаете философский смысл Родины и женщины, поэтому повторюсь, её тоже не мешало бы писать заглавной. Это лично моё мнение, и только моё.
На основании, выше описанного, окончательно заявляю, без Нины Петровны, не поеду. Прошу разрешите нам написать ходатайство, от сего числа, чтобы, нам выдали визы для совместного въезда на Родину. После - этого мы прождали визы, целых тринадцать лет.
Как и намечала чета Салфити, к концу наступившей недели, отбыли на землю предков.