ВНИМАНИЕ!!! : Только для читателей 18+
ПЕРВАЯ КАПЛЯ (ПОКА НЕ) НИРВАННОГО НАСЛАЖДЕНИЯ
* Продолжение озорного «Репортажа из одной очень горячей точки»,
предназначенного для читателя, обладающего чувством юмора
и достаточным терпением для восприятия намеренно витиеватого текста.
* * *
Мы уже говорили о том, что при спокойной обстановке на интимном фронте дислокация подразделений резервных гвардейских войск, расположенных в ближнем тылу передового гвардейского дозора, во время их пребывания во втором эшелоне была несколько специфической, шла как бы уступом: правый фланг арьергарда всегда находился несколько ближе к головному дозору.
Впрочем, левый тыловой фланг на такое положение вещей нисколько не обижался: правофланговым выскочкам иной раз изрядно доставалось в первую очередь. Такое неприятное для правофлангового подразделения дело вследствие легкомысленной непредусмотрительности верхов, представленных в лице Хозяина, всегда происходило, например, при слишком резком столкновении головного дозора с разными бытовыми предметами, типа угла кухонного стола и прочих неожиданностей, вдруг возникающих на пути перемещения верхов.
И всё так больно для правофланговых случалось лишь только потому, что уж очень любил наш Хозяин голышом шастать по своему дому! Вот иногда и очень сильно страдало бедное правое яичко... э-э-э, ну, тот самый правый тыловой фланг, конечно же, в нашем повествовании. Ааа!.. А вот тут как раз и не нужно автору настолько увлекаться, чтобы забывать о фронтовой конспирации интимных войск Брюнета!
Впрочем, гвардейскому тыловому левому флангу тоже иногда крепко доставалось на орехи. Например, когда беспечный Хозяин ради голимого выпендрёжа (и не только перед Блондинкой, заметьте!) напяливал на себя слишком тесные джинсы. А затем перед тем, неизвестно ради кого от там так глупо вырядился и выпендривался, он придумывал ещё и ногу на ногу закидывать – для пущего перед кем-то форсу.
При этом правый тыловой фланг обычно и привычно успевал вслед за головным дозором ускользнуть из невозможной теснины, в которую внезапно попадали тыловые части, добровольно уходя на подкрепление передовых войск, которые в целях конспирации названы нами Шефом (просьба не путать его с верховным солнцу подобным Хозяином!).
Поэтому впоследствии в тесном фронтовом братстве с головным дозором точно так же ставший передовым правый тыловой фланг гвардейских войск не особенно сильно и страдал, между прочим, в отличие от несчастного левого фланга. А тот, заплутавший в теснине тыловых дебрей и от того застрявший где-то вблизи от авангарда, в это очень сложное для него время тыловой осады едва ли не пищал под натиском слишком плотного окружения. Кстати, зачастую этот фактически, по сути, плен был беспощадно обременён крепким прижатием левого фланга к жесткому сидению, например, на котором громоздился беспечный Хозяин.
Не легче становилось левофланговым гвардейским войскам и при невероятно сильном зажатии его между ногами Хозяина, что обычно сопровождалось дополнительным перекрестным пережатием возможности их манёвра очень жёсткими швами джинсов, которых (швов, а не джинсов) почему-то именно в этом месте скопилось во множестве и сверх всяческой меры терпения. А всё настолько жестоко для левого тылового фланга происходило именно лишь потому, что надевать плавки или трусики Хозяин не любил – от слова категорически. Ну, а ему-то самому что при этом было: это ведь не он страдает внизу и в теснине! Он в это время, видите ли, любезничает или иной легкомысленной чертовщиной занимается.
Ещё хуже становилось левому тыловому флангу, когда в точно такой же ситуации правый фланг не успевал выдвинуться на поддержку гвардейского авангарда. И вот тогда, вследствие некоторого отступления гвардейского авангарда, как вы помните представленного весьма солидным корпусом Шефа, крепко прижимаемый правый фланг в спешном порядке тоже отступал и теперь размещался буквально на головах левого фланга, которому и без того уже отступать было просто некуда.
И тогда настолько сильная давка начиналась среди чрезмерно взволнованных тыловых войск, что верховный Хозяин из-за причиняемого ему, видите ли, неудобства невольно начинал ёрзать, быстренько ногу с ноги снимать и поправлять свои дико узкие джинсы, предоставляя беспокойным своим тыловым войскам хоть какую-нибудь передышку для возможной вскоре передислокации.
Но, согласитесь сами, каким бы ангельским терпением кто ни обладал, но слишком долго пребывать в невероятно сильно зажатом положении без малейшей возможности маневрирования никто не сможет. Потому что это не только очень неудобно. От этого ещё и больно становится: ну, разве можно вот так небрежно с верными тылами своими обращаться?..
* * *
Вот и сейчас заботливо, но очень наскоро, всего одним лёгким (потому что опытным и умелым!) движением поправив положение дел в беспокойном тыловом хозяйстве, зажатом между ног своего любимого союзника Брюнета, Блондинка снова нежной рукой обняла своего гусарского любимца, гвардейца Рыжикова, и с неослабевающей любовью к нему снова слегка потрясла в своих объятиях столь достойного представителя из состава передовых союзных войск.
При этом, заметьте, согласно давнишнему, очень тщательно продуманному и буквально до последнего движения или шага выверенному протокольному этикету верховных мануально-членистых взаимоотношений, широко принятом для проведения на высшем уровне интимных встреч двух любящих сторон, данное действие считалось добрым знаком. И расценивалось как проявление всецелого почтения и уважения.
Естественно, ничуть не чрезмерное проявление нежности, ласки, поцелуев и прочих атрибутов согласно этому же протоколу были хоть и нисколько не обязательными, но они весьма и охотно приветствовались и даже поощрялись принимающей стороной.
Госпожа Лисичкина, конечно, не очень сильно обижалась на совершенно мизерное внимание к своей персоне, всё же оказываемое ей в данной протокольной части утреннего этикета. Но просто так торчать (не по-гусарски, конечно же!) в ожидании почестей ей резко расхотелось. Да это было бы просто глупо, потому что известный всем интимный протокол пока что соблюдался в чисто одностороннем порядке. И, всё же слегка обидевшись на свою Хозяйку, она отвернулась от всех с явно выраженной миной неудовольствия на своём слегка сморщившемся личике: да фу на неё! Всё никак не может натешиться своим гордецом Рыжиковым! Поэтому в отместку ей оставалось лишь несколько демонстративно надуть свои двойные губки.
Госпожа Лисичкина вполне могла позволить себе немного поиграть на публику: эта хитроумная особа прекрасно знала, что как только «проснётся» притворяющийся спящим любвеобильный Брюнет, то его пристальным вниманием и нежной лаской она нисколечко не будет обнесена. А пока что эта милая огненно-волосая вредина расслабилась в ожидании своего звёздного часа и... предалась мечтам. Они были очень-очень сладкими, эти мечты её, поэтому мы деликатно не станем мешать им: мечтать ведь никому не зазорно...
* * *
Зато «внезапно» попавший в эпицентр любовного внимания гвардейский гусар Рыжиков вполне уже чувствовал себя властелином мира!
При этом второй после верных тылов, но о того не менее преданный его союзник, сердце Брюнета, щедро подпитывало гордыню этого, можно сказать, почти прямолинейного и достаточно длинного (ну, не скажешь же – высокого), во всех отношениях очень солидного красавца, всячески укрепляя и поддерживая незыблемую твёрдость его воли, необходимую крепость и несгибаемость его тела, а также ярое стремление его бойцовского духа. Поддерживало разными мерами, конечно, но главной из них была бесперебойная подача свежих порций горячего «горючего» – постоянно, всегда в нужном количестве и на неопределённое, но всегда достаточное по продолжительности время.
Да! В данный момент достаточно длинное и не менее солидное тело гренадёра Рыжикова всё так и пело, так и звенело от переполнявших его эмоций! Конечно же, это всего лишь кровь Хозяина в нём пела, вот поэтому и гусарское тело Шефа передового дозора звенело – так что всё у них получалось гармонично и синхронно, естественно, из-за нескончаемых потоков ласки и нежности, обращённых госпожой Блондинкой на любимого своего гвардейца Рыжикова.
Но! Но тут есть одно очень существенное но: давным-давно всему миру известные и потому являвшиеся самые заурядными протокольные действия эти во время данной встречи на высшем уровне никак не могли пройти мимо пристального внимания к себе со стороны Центра Управления Наслаждениями, который весьма комфортно, кстати заметьте, разместился в голове Брюнета.
О! А вот это – уже совсем отдельная и достаточно высокотехнологичная история, которую обязательно следует осветить несколько подробнее, чем простое упоминание о ЦУНБ (Центре Управления Наслаждениями) Брюнета.
Начнём с того, что в своё время (не такое уж и давнее) хозяин ЦУНа, хотя всё тогда получилось в основном из-за банального внутреннего протеста, Брюнет решительно и бесповоротно, к тому же весьма основательно позаботился о модернизации своего Центра Управления Наслаждениями и доведении его до соответствия уровню требований современных Международных Стандартов Наслаждения.
В первую очередь, Брюнет выкинул всяческий хлам из своей головы (вернее, из своего морально устаревшего Центра Управления Наслаждениями), накопившийся там вследствие долгое время не проводившейся модернизации.
По этой причине старый ЦУН под завязку был захламлен разного рода старьём – теми же заскорузлыми Личными Предубеждениями против современных методов получения наслаждения, которые (предубеждения, конечно) в преизбытке были натолканы в ЦНБ его же предками: а также ставшими к нашему времени потрёпанными до состояния дряхлой махровости Общественными Предрассудками и не менее злыми, сморщенными и скрюченными от старости Моральными Осуждениями вкупе с совершенно потерявшими всяческую актуальность канонами Ветхого Завета, который почему-то до сих пор всё ещё мнит себя актуальным и своевременным; ну и вдобавок к ним – давно заплесневелыми рамками весьма многоликой, себе угодной и жалко продажной Общечеловеческой Морали, которая заурядно и подчастую бывает совершенно бесчеловечной.
Вооружившись самыми модерновыми, не всегда легальным путём полученными с Запада, но приобретёнными ещё тёпленькими, разными там хайтеками, ноухауами и лайфхаками, в том числе и банальными лав-факами, освободился наш Брюнет так же и от многого чего ещё прочего и для себя лишнего, что до тех пор так сильно по ногам и крыльям сковывало его Личную Интимную Свободу.
Так что в данный момент Центр Управления Наслаждениями Брюнета, освобождённый от древних обуз и ставший супер-современно обновлённым, теперь сплошным потоком получал очень приятную информацию с места развития кое-каких, причём весьма интимно-горячих событий.
А там...
Да уж: а там госпожа Блондинка своё внимание, до того времени обращённое только на её любимца, гвардейца Рыжикова, преданно стоявшего в авангарде войск передового дозора, обратила на лёгкое, практически незаметное движение расслабленного после сна тела Брюнета, пожелавшего слегка сменить позу для облегчения состояния, видимо, слегка подзатёкших в процессе длительного статичного лежания своих мышц и суставов. Поэтому и Блондинка чуть приподнялась на локте, позволяя любимому улечься поудобнее.
Это не замедлило отразиться на состоянии и без того сильно возбуждённого передового дозора, как всегда единолично представленного в лице гвардейца Рыжикова, только что непрестанно пребывавшего в облаке нежной и заботливой опеки госпожи Блондинки, которая регулярно чуть ли не с головой, а зачастую и вовсе с ней поправляла на горделивом нашем гренадёре ниспадавшую с него едва ли не до пояса шикарную мантию.
Опаньки!.. Да-да, это была именно мантия – и это вам не какие-нибудь странные, удушливо-фимозные жабо, которые гвардейцу Рыжикову несколько раз с изумлением довелось наблюдать в местах, предназначенных для общественного обнажения людей: да как вообще там можно жить – в этакой-то коммунальной теснотище?!
И это ведь (фимозное жабо, конечно) не только неудобно, но и нисколько давно уже не модно! Ну, ладно, признавался гусарский гвардеец Рыжиков сам себе: в своё (наиболее оптимально отпущенное возрастом) время из-за позиции предков его Хозяина «не дорос» он до шикарной «выкройки декольте в пояс», как такое дело у многих его сотоварищей по интимному делу издревле практикуется на Востоке.
Кстати, точно такая же максимально открытая мода относительно недавно стала (хотя в наши дни о ней можно сказать уже, что – была) популярной и на Западе, причём, заметьте, была повально массовой. Но – каждому своё, как говорится. Так что своя достаточно роскошная свободная мантия вкупе с бесподобно курчавым рыжим гусарским ментиком нашему гвардейцу из передового дозора очень нравилась.
Ну, так вот, и без того уже достаточно сильно разволнованный Блондинкой гвардеец Рыжиков не мог не заволноваться ещё сильнее, едва заметил, что тело его безмятежно «спавшего» до сих пор Хозяина слегка напряглось во сне, а скорым следом – и уже совсем не слегка, а очень даже существенно напряглось.
Но как бедняге из передового дозора было не волноваться, если на великолепно спортивном (никак не меньше!) животе его Хозяина, а для всех прочих – Брюнета по-прежнему, резко напружинились и следом начали бесконтрольно-хаотично сокращаться мускулы груди и пресса. А из-за этого внезапного стихийного бедствия вся кожа живота Хозяина сразу же забугрилась, будто её что-то сильно и резко принялось подпирать её снизу, что просто очевидно было заметно по всем раз-два-три-... шести весьма активно и совершенно произвольно задёргавшимся холмикам мышц пресса, кстати, очень даже красиво выраженного пресса Брюнета.
Вследствие этого вселенского волнения от пупка Хозяина в сторону позиций передового дозора, стоявшего во главе с гвардейцем Рыжиковым, под прикрытием постепенно расширяющегося длинного мыса тёмно-каштанового оволосения низа живота Брюнета, завершавшегося на лобке великолепным в своей последней стрижке небольшим островком совершенно курчавых, как это уже не раз отмечалось выше, и совершенно каштановых (да ладно-ладно, не совсем уж и рыжих) волос, пошла такая широкая и обильная внутренняя (ну, не подкожная же?) волна тёплого удовольствия, что из-за чрезмерно изрядной степени возбуждения передовых войск королевствующий наш гвардейский наглец уж очень сильно напрягся, отчего едва не выскочил из своей шикарной мантии...
А тем временем вся кожа груди и живота Брюнета, от природы и без того несколько смугловатая, ещё сильнее потемнела от обильного притока крови. И вместе с вовсю разыгравшимися холмиками мышц пресса она (кожа, конечно, не кровь) тоже слегка подёргивалась и произвольно сокращалась во всех направлениях из-за судорожно пробегавших по ней волн высокого Наслаждения.
Довольно прилично развитая грудь Брюнета с широкими блинами мышц была украшена небольшим и негустым островком тоже курчавых, но в этом месте почему-то причудливо совершенно чёрных волос, первыми выросших вначале в глубокой грудной ямке поверх солнечного сплетения.
Чрезмерно глубокой эта ямка казалась из-за двух высоких бугров грудных мышц, украшенных аккуратными тёмно-коричневыми сосками. А от компактного волосяного островка в солнечной ямке к соскам тянулись два крыла такой же чёрной и курчавой, но уже менее густой, можно даже сказать – редковатой поросли.
Впрочем, называть сосками две сжавшиеся до невозможности пипочки теперь было бы очень смело, а то и нельзя было бы, наверное. Блондинка, ни на секунду не прекращавшая своих нежных манипуляций с заметно припухшим от балдёжа гвардейцем Рыжиковым, не менее нежно потёрлась о ближнюю, приметно затвердевшую горошину на груди Брюнета, вдруг упёршуюся в её щеку: очень уж нравился ей такой вид самомассажа.
И тут же услышала резкий и судорожно-прерывистый вдох-выдох своего Любимого, грудь которого мгновенно очень широко и высоко взлетела и тут же провалилась так глубоко, что увлекла в свою невесть откуда взявшуюся пропасть весь его живот со всеми шестью кубиками пресса. Голова Блондинки при этом не мене высоко вначале взлетела и затем провалилась вслед за грудью, отчего Брюнету немедленно была предъявлена красная карточка в виде лёгкого шлепка ладонью по животу, подкреплённая первым и последним, очень недовольно шипящим предупреждением Блондинки:
- Потиш-ше! А то оторвеш-шь мне голову ещ-щё...
От этих слов госпожи Блондинки и действий своего Хозяина гвардеец Рыжиков так и ахнул... ну, ахнул бы, наверное, если бы мог сделать это своим вмиг широко и изумлённо раззявившимся ротиком (устьем уретры) на глянцевом личике довольно массивной головки, когда вдруг в один миг почувствовал себя хуже беспомощного юнги, выброшенного волной на малюсенький островок: это настолько далеко вниз вдруг ухнул под ним живот Хозяина! Но после немедленной реакции Блондинки на столь вопиющее нарушение правил приличного поведения и хорошего тона, волны беспокойных сокращений кубиков пресса тут же «вошли в свои берега» и впредь так сильно почти уже не расплёскивались.
- Приве-ет, солнце моё! – следом медоточиво пропела Блондинка.
И снова припала ухом к благословенному зёрнышку соска на груди Любимого, впрочем, не поворачивая при этом головы к Брюнету, не прекращая процесса ухаживания за мантией «рыжего короля» и не отрываясь от созерцания великолепной картины, вырисовавшейся перед её глазами.
- Привет! – в ответ услышала она где-то позади отрывистое приветствие Любимого.
Произнесено оно было несколько сдавленным из-за приятных эмоций и хрипловатым после сладкого сна голосом. Брюнет даже чуть кашлянул, для пущей солидной мужской уверенности прочищая горло. Но влюблённые не стали дальнейшими словами отвлекаться от главных своих ощущений и впечатлений, которые продолжали получать снизу, от головки гренадёра Рыжикова, а не сверху, от головы Брюнета.
Кстати, дыхание Брюнета продолжало оставаться прерывистым и поверхностным, поскольку было сильно сдерживаемым. Видимо, по-иному дышать ему было нельзя вследствие чрезмерного напряжения всего своего уже достаточно сильно возбуждённого тела. И было оно (дыхание, а не напряжение) довольно частым от получаемого удовольствия. При этом оно стало совсем неглубоким: не хотел больше Брюнет футболить головой своей Любимой, как это совершенно непроизвольно получилось у него впервые, когда в предчувствии скорого и невероятно сильного извержения он очнулся в самый последний момент объявления, прозвучавшего в его зале ожидания для очередного вылета и взлёта на высокую космическую орбиту её величества Бесконечной и Безграничной Нирваны.
Вообще-то, первым ожидался как раз вылет именно её величества Нирваны, но Брюнет, в нарушение всяческого интимного этикета и чинопочитания, первым вылетел из... своего невероятно сладкого утреннего сна.
Сообразив, что его бестактно внеочередной вылет тут же и сразу отменился, Брюнет прикрыл глаза и немедленно сконцентрировал всё своё обострённое внимание на том, чтобы хоть как-нибудь расслабиться на чуток для того, чтобы продлить волну снизу накатывавшего на него огромного, уже почти не нестерпимого Удовольствия.
И это ему вполне удалось сделать.
Внезапно вылетев из тягучих пут очаровательного сна, он тут же пришёл в себя, немедля ворвался в свой Центр Управления Наслаждением и вмиг взял под контроль весь сложный и жёстко регламентированный процесс регулирования их проявлениями. Случилось это – и к счастью, что случилось! – всего за мгновение до того, как весь его организм был уже готов стартануть и взлететь на самый высокий гребень девятого вала невероятного Наслаждения одновременно с многоразовыми вылетами и полётами его величества Семени, которые наилучшим образом способствуют достижения высокой космической орбиты Бескрайней Нирваны.
Ну, а вот преждевременный вылет Брюнета – это уж нет! Никак нет и ещё раз нет! Да кому нужны такие непростительные глупости?! Поэтому Брюнет немедленно подкорректировал едва ли не катастрофический сбой в работе своего Центра Управления Наслаждениями и отменил несколько скоропалительный вылет такой высокопоставленной особы, как его величество Семя.
Ведь даже девятый вал Высочайшего Наслаждения – это вам всё же не неотвратимый накат несоизмеримо более высокого цунами Оргазма. Поэтому совладать с таким, пусть и очень сильным, но вовсе не совсем неотвратимым девятиВальным штормом на море, Брюнет всё же смог. Удался ему такой стратегический манёвр, видимо, благодаря в своё время очень тщательно и качественно освоенному, а затем и неоднократно применённому на практике опыту пролонгированного усмирения всяческих там девятых валов Большого Волнения, даже если они возникают во время невероятно сильной и утомительно длительной качки.
(продолжение следует)