Отрывки из повести Владилена Елеонского "Пешка в чужой игре" (литературный псевдоним в издательстве Эксмо Илья Маслов).
Маслов И. Пешка в чужой игре. М.: Эксмо-пресс. 2001.
Продолжение, начало см. Данилов и другие - 1.
***
Данилов ускорил шаг, но в переулке перед ним выросли три угрюмые фигуры.
– Так, пацан, к девчонкам по ночам пристаешь, понятно. Маньяк, что ли?
Мальчишки еще совсем. Лет по девятнадцать, наверное, но с гонором золотой молодежи, а пивом от них за версту разит.
– Парни, извините, но эту девчонку чуть не убили в кафешке, что за три квартала отсюда. «У Большака». Так, кажется, стекляшка та называется, вы, наверное, местные, знаете.
Рассказывать, что после неудачного покушения на него во время исполнения роли милиционера на традиционном ежегодном июньском театрализованном шоу каскадеров в Лужниках, его и Светлану перехватили крутые дяди, ханты по национальности, представившиеся оленеводами с Крайнего Севера, конечно, было излишне.
Оленеводами они представились в шутку, такой вот своеобразный юмор. Кто их послал, было совершенно непонятно, однако они пытались выбить из Данилова признание, что он – провокатор органов, столкнувший лбами Бодрова и Башира, и, похоже, вели запись на магнитофон.
Получалось, что кончина Бодрова и Башира не привела к спокойствию. Есть кто-то ещё, кому живой Данилов как кость в горле.
Прямое физическое воздействие на него не применялось, они раздели совершенно переставшую соображать от страха Светлану донага и увели в соседнюю комнату, мол, сам понимаешь, что сейчас с ней будет.
Снова, в который раз, пришлось применять навыки. Одна из стен зала кафе, находившегося на ремонте, была сплошь стеклянной, а руки у него были стянуты ремнем за спиной. Он справился с тремя крепкими как корень дерева оленеводами одними ногами, причём так, что своими затылками они выбили в кафе все стёкла. Перетерев ремень, стягивавший руки, об острый край разбитого стекла, торчавший из рамы, он одел оцепеневшую от шока Светлану и за руку осторожно как слепую вывел на улицу.
Придя в себя, она вдруг холодно послала его, нет, не на Крайний Север, гораздо дальше, и гордо удалилась. Конечно, она крепко испугалась. Знакомство с Даниловым стало для неё знакомством с экзотическим пауком, от которого, оказывается, можно ожидать чего угодно.
Он пытался остановить её, куда там, бесполезно, а эти три юнца, выходит, всё видели.
– Мы-то местные, а вот ты что за гусь залетный, – сказал вальяжный лысый крепыш в модной майке. – Ты не думай, что мы лохи.
– Ага, – подхватывая, сказал второй крепыш с толстой золотой цепью на мускулистой шее, – не думай.
– Парни, вы извините, время позднее, мне пора.
– Нет, погоди, мы тебя должны проверить, не маньяк ли ты, – твёрдо сказал третий, долговязый стройный в джемпере на голое тело и с аккуратной стрижечкой.
– Послушайте, ребята...
– Пошли, пошли, не бойся. Пятнадцать минут, и ты свободен, если пройдешь тест.
Данилов, конечно, мог легко отбиться от этой юной троицы, но он пошёл, ему сейчас нужны люди. Тем более, пацаны вроде бы ничего. По крайней мере, по первому впечатлению.
Через четверть часа они стояли на Крымском мосту.
– Короче, смотри сюда, на ящик пива спорим, – деловито сказал аккуратно подстриженный, быстро разделся до плавок и ловко, словно уже не в первый раз, перелез через ограждение. – Прыгнешь?
– Тебя как зовут–то? – с улыбкой сказал Данилов.
– Вадик, а что?
– А вот что, Вадик. Вода только на ощупь мягкая, а с двадцати метров вломишься ты в неё как в паркет, и кобчик отобьешь, а может быть, кое-что и похуже.
– Чудак ты человек, потому спорим. Если бы было легко!
– Ладно, смотри сам, я предупредил, – Данилов сунул обрывок фотографии и куртку крепышу с золотой цепью на шее. – Тебя как зовут? Павел? Подержи-ка, Паша, пожалуйста. Здесь в кармане куртки важный документ, не хочу его испортить, и вот ещё – деньги и сигареты.
– А одежда?
– Снимать не буду, в одежде легче пробивать паркет.
– Кто его знает, а как выплывать?
– Было бы чему выплывать.
Данилов перелез через ограждение.
– Как, сигаем? – сказал без тени страха Вадик.
«Обкуренный он, что ли? – мелькнуло в голове. – Вот связался!»
– А то.
Данилов оторвал руки от ограждения и осторожно спрыгнул в зияющую черноту. Только одни лишь подрагивающие блестки от фонарей выдают, что внизу – водная гладь.
Краем глаза видел, как Вадик, хорошенько оттолкнувшись, прыгнул следом. Ох, зря он так! Тут главное – не вынести вперед ноги или, наоборот, не завалиться лицом на воду. Только одно дело – прыгать с вышки бассейна в школе каскадеров и совсем другое – с речного моста в ночную темноту.
Он с трудом вытянул ноги. В ушах противно засвистело. Тело стало жестоко болтать в воздушных струях. Удержаться вертикально, вот что главное, и войти в воду вытянутыми ногами. Теоретически вроде бы понятно, а в жизни, когда заваливает и болтает как перышко, не очень. Кажется, прошло очень много секунд. Где же вода?
Москва–река, наконец, грозно хлопнув, по–хулигански грубо забурлила в ушах. В воду вошел ногами и спиной.
Кувыркнулся под водой, задрав ноги за голову, и, барахтаясь, вытянул руки вверх, это главное. Руки вверх – и вода вытянет тело на поверхность. Только не болтать под водой руками – бесполезно.
Вынырнул и глотнул воздух. Кажется, цел. Берега сияют огнями. Речных судов и барж не видно, но и напарника по прыжку тоже не видно.
– Вадим!
Тишина. Течение сноровисто несёт под мост. Вадима нет.
– Э, чего там? – донёсся хриплый голос сверху.
– Вадима не вижу!
– Погоди, мы сейчас прыгнем!
– Стоять, не двигаться, не сметь! Спуститесь на паперть ниже по течению. Ждите там!
Он нырнул один раз. Второй, третий... пятый, на седьмой раз ткнулся руками в безвольно болтающееся у поверхности голое тело. Он!
Когда мокрый, измазанный мазутом, совершенно обессиленный Данилов вытянул бесчувственное тело на камни набережной, его встретили восторженные вопли дружков Вадима.
– Да тише вы! Ваш друг без сознания.
Он попытался сделать Вадиму искусственное дыхание, тот вдруг открыл глаза, приподнялся и растопырил пятерню перед носом Данилова.
– Держи пять, пацан. Парни, это свой, я его проверил.
– У тебя шок, – сказал Данилов, – лежи, пожалуйста, спокойно и не двигайся.
Вадим жизнерадостно расхохотался.
– Эх, ты, птаха, не уловил! Я, друг, мастер спорта по водной акробатике. Вот так!
Данилов только головой покачал.
– Артист ты, а не мастер спорта.
– Ещё тот, – покорно опустив глазки, с удовольствием сказал Вадик. – В общем так, как тебя, кстати, звать-величать?
– Дмитрий.
– Короче так, Димон, все ко мне на ящик пива и греться. Живу я здесь недалеко, а предки на даче.
В тот вечер Данилов приобрел трёх друзей. Ребята – москвичи, студенты, спортсмены. Маются, не зная куда деть свои играющие соки. Когда он сказал им, что есть дело – оживились.
– Стоящее? – сказал лысый в майке, его звали Максимом.
– Туфта не нужна, – добавил Павел.
– Он, парни, туфту нам не предложит, – сказал Вадим, звучно хлопая Данилова по плечу. – Детали позже, а сейчас еще по пиву и спать. Тебе, Димон, я постелил на самом почетном месте, в спальне у родителей. Извини, девочек нет, но завтра будут. Ты мулаток любишь?
***
Так случайная встреча помогла ему вновь лечь на дно. Жизнь у ребят была весёлая и беззаботная. Учёбой они не напрягались, в спортивных созтязаниях выигрывали легко, вот что значит отменное здоровье, вот что значит гены.
Энергия катила через край, им всё было мало. Их подруги-спортсменки не отставали. Живя у них, Данилов насмотрелся всякого, то и дело ощущая себя членом первобытного африканского племени, в котором по праздникам отменяется половое табу, а праздники случаются почти каждый день.
Предлагать их вниманию свой замысел он пока остерегался да и не было у него в тот момент никакого более или менее продуманного замысла. Следует всё хорошенько обдумать, а мыслей нет, одна лишь усталость и горечь из–за невозможности увидеть Катю.
Он вдруг, словно очнувшись, испугался за мать, позвонил ей и попросил срочно уехать в Питер к закадычному другу, который после безвременной кончины отца взял над ней шефство, тем более, он давно приглашает.
Мама плакала, ничего не понимая. Как ему удалось её успокоить, для него самого осталось загадкой, но, в конце концов, она сказала, что сделает всё так, как он просит, а всё объяснит он позже, когда будет можно.
Данилов долго раздумывал и, решившись, наконец, с замиранием сердца набрал номер Кати. Она, как он и предполагал, была крайне недовольна и не желала его слушать. Она вычеркнула его из своей жизни! В общем, ничего не изменилось, все так же, как и в прошлый телефонный разговор. Тогда она сказала, что лучше бы он, в самом деле, погиб.
– Хорошо, хорошо, да, конечно, вычеркнула, только окажи мне напоследок одну маленькую услугу, и я оставлю тебя в покое, тогда делай, что считаешь нужным.
– Врёшь, Данилов, ты никогда так просто не отступал!
– Прости, пожалуйста, но сейчас у меня нет времени обсуждать. Прошу, посмотри, на месте ли фотография на полке в гостиной, та самая, где в октябре прошлого года босс сидит на стуле в баре «Привет», а я стою рядом, положив ему руку на плечо. Она такая моментальной печати на Кодаке, небольшая, прямоугольная и с белой окаймляющей рамкой.
– Я её убрала, Данилов, засунула в книгу, чтобы ты не глазел на меня каждый день, бесстыжие твои глаза!
– Катя, прошу, проверь на месте ли она, цела ли, или, может быть, от неё оторван кусок с моим изображением.
Катя раздраженно швырнула трубку на стол, но в следующую минуту заговорила изменившимся тоном.
– Ой, Дима, кто-то, в самом деле, оторвал от неё часть с твоим изображением.
– Кто это может быть, интересно.
– Ой, мне как-то не по себе становится, предчувствие нехорошее. Мне почему-то страшно, Дима.
– Пожалуйста, дождись меня, дверь не открывай, на телефонные звонки не отвечай, я недалеко от тебя, приеду быстро.
Катя не возражала. Кажется, она, в самом деле, начала что–то смутно чувствовать.
Спустя четверть часа они сидели в гостиной и рассматривали обрывки фотографии. Данилов взял обрывок, который дала ему Катя, и совместил с обрывком, который ему удалось отобрать у несостоявщегося наёмного убийцы на театрализованном шоу каскадеров, покончившего жизнь самоубийством, чтобы не раскрывать имя заказчика Данилову.
Оборванные края фотографии сошлись как родные, и надпись с обратной стороны также прекрасно совместилась, теперь можно было прочитать полный текст: «Дорогому и любимому Димке от Учителя – на вечную память. 12 октября 1994 года». Данилов коротко рассказал Кате, как у него оказался обрывок фотографии.
Катя прижала подрагивающие ладони к щекам.
– Что со мной происходит, я вся горю! Это явь или сон? Они подходят друг к другу. Данилов, ты издеваешься? Это сделал ты!
– Нет, Катюша, не я. Вспомни, пожалуйста, когда ты в последний раз видела фотографию целой?
Катя с усилием наморщила лоб, стараясь сосредоточиться, а сосредоточиться рядом с Даниловым непросто, он, как фокусник из кармана, вытягивает на белый свет новые и новые загадки.
– Хм, наверное, две недели назад я убрала фотографию, чтобы она не мозолила мне глаза. А, может быть, три недели, не могу точно вспомнить, извини. В любом случае, я её не трогала и не обрывала.
– Её оборвал тот, кто побывал у тебя в гостях. Фотография удачная, я на ней почти в полный рост, по этой фотографии меня легко узнать, вот поэтому она ему понадобилась.
– Если ты таким способом решил вновь подобраться ко мне, Данилов, то тебе пришлось бы залезать в квартиру через балкон. Эд, как ты заметил, поставил новую бронированную дверь и хитроумный английский замок. Можешь выбросить свой ключ от моей квартиры, он тебе больше не понадобится.
– Раньше ты говорила, что он к тебе в квартиру никогда не заходил.
– Он и сейчас не заходит. Мне было бы неприятно, если бы он был здесь, а, тем более, ночевал.
– Я не к тому.
– А к чему?
– Он тебя не навещал, но вот когда меняли дверь, он мог быть здесь?
– Теоретически, конечно, мог. Я здесь фактически не бываю. Эд постоянно присылает за мной машину и увозит к себе за город. Как я устала от всего этого, Дима, и всё это, между прочим, из–за тебя.
– Да неужели?
– Да ну тебя! Скажи, при чём здесь Могульский?
– Неужели ты ничего за ним не замечала?
– Ой, Дима, не знаю, не знаю! Нет, он хороший, конечно, и Бодров его, как дурачка, обманывал, однако он как будто не тот, за кого себя выдает, не могу объяснить, просто чувствую.
– Твоя знаменитая интуиция тебя, кажется, никогда не подводила, иначе ты не стала бы мастером спорта по художественной гимнастике.
– Ой, да брось, а то я сейчас заплачу.
Данилов стремительно прошёл в дальнюю комнату напротив спальни. Там располагалась библиотека, где Данилов любил работать с документами или просто читать в то светлое благословенное время, когда они с Катюшей готовились к своей счастливой свадьбе. Теперь кажется, что всё это было не с ним.
Он открыл нижнюю створку книжного шкафа. Здесь рядком стоят учебники по криминалистике.
Данилов бережно вынул их, за толстыми книгами виднеется аккуратный прямоугольный кусок покрашенного оргалита. Он отодвинул его чуть в сторону, нащупал пальцами, вроде бы на месте.
Он с заметным усилием вытащил из потайной щели что–то завернутое в старую наволочку. Подержал в руке, словно здороваясь, потом осторожно развернул.
Наган приветливо глянул на него вороненым стволом и слегка потёртым барабаном. Данилов вздохнул. Взять – не взять. Кулаки, кажется, надёжнее, однако дело принимает непредсказуемый оборот. Без ствола, похоже, не справиться. Наверное, следует взять.
Этот списанный револьвер он привёз из армии. Подарок прапорщика Павла Монина. Данилову удалось достать для него у вертолетчиков канистру отработанного спирта. Понятие «отработанный» в данном случае весьма условно. Пить–то спирт ещё как можно, его высокое качество никуда не делось после пребывания в качестве смазки внутри вертолетного агрегата.
Паша вынул из укромного места револьвер и отдал Данилову. Списанный–то списанный, но стреляет, будь здоров, без осечек в десятку. Они проверили его на полигоне. Без осечек и в десятку – точно.
Дима сунул Наган за пояс и обернулся. В дверях стояла Катя. Она подала ему деньги, две тысячи долларов, – сбережения на их свадьбу.
– Теперь они нам, наверное, не понадобятся.
– Нет, дорогая моя, ещё как понадобятся! Положи их, пожалуйста, туда, где они лежали.
Он нежно обнял её за гибкую притягательную талию и прижал к себе. Непередаваемое словом, такое близкое, родное тепло волной вошло, кажется, в самую душу.
– Дима, у тебя свежий шрам на лбу. Страшный!
– Я люблю тебя, Катя.
– Дима, прости меня, пожалуйста. Я не знаю, кому верить. Вокруг один лишь страх, из-за него я практически ничего не соображаю. Зачем тебе револьвер?
– Давай пока не будем об этом. Помни, пожалуйста, мне необходимо некоторое время, чтобы вывести его на чистую воду, постарайся себя не выдать. Ты – умница, и всё сделаешь правильно, я знаю.
Он поцеловал её в бархатные, пахнущие малиной губы и поспешно повернулся, чтобы выбежать из квартиры, но она вдруг задержала его за край куртки.
– Погоди, Дима! Допустим, Могульский оторвал кусок от фотографии, но как он нашел её, как он узнал, что фотография находится на полке между страниц одной из многих книг?
Данилов замер на месте словно молнией пораженный. Есть только одно объяснение, и если всё так на самом деле, а чудес не бывает, все его планы хорошенько подготовиться к встрече с Могульским и свалиться на него как снег на голову рушатся на корню.
– У тебя есть фонарик?
Он вернулся в гостиную, тщательно задернул шторы и включил фонарик. Ему как профессионалу не составило особого труда обнаружить объектив жучка - скрытой камеры видеонаблюдения.
Катя всплеснула руками.
– О, ужас, они наблюдают за мной!
– Теперь наблюдать не смогут, жучок приговорен к обесточиванию и смертной казни, но от этого не легче.
– Дима, о, нет, нет, скажи, пожалуйста, что это не он!
– Если охота за мной возобновится, и охотиться за мной вновь начнут мои близкие друзья, Слава и Саня, то в таком случае, это он, Катя. Апельсин с толстой кожурой. В тот день, когда меняли дверь, ты, конечно, жила у него, а он отлучался, естественно, по делам, так?.. Выходит, что именно в тот день он оторвал необходимый ему край фотографии, а на следующий день человек, в кармане которого я обнаружил этот обрывок с моим изображением, едва не убил меня.
– Дима, я крепко устала, я не могу больше!
– Уверен, Могульский будет тебя провоцировать, ни в коем случае не защищай меня, ты меня вычеркнула из своей жизни!
– Я постараюсь, Дима, постараюсь.
***
Раздетая донага Катя лежала в постели лицом вниз, белея гибким стройным телом. Татьяна, певица ночного бара, оказалась первоклассной массажисткой.
– Так, подруга, позвоночник твой взывает о помощи, исправим, а сердце как?
– Иногда бывает сильная тахикардия, последствие чрезмерных спортивных нагрузок.
– С этим теперь придется жить, но после массажа будет лучше, и половая сфера улучшится.
– Мне половая сфера безразлична.
– О, а чего так?
– Таня, ты всё знаешь.
– О, да, прости. Расслабься, забудь обо всём!
Руки у неё впрямь волшебные. Катя не заметила, как погрузилась в сладкую негу. Давно она не испытывала такого блаженства, нескончаемые кошмарные события крепко подействовали, и много ночей подряд она не может нормально спать.
Очнулась от властных прикосновений крепких мужских рук и резко подняла голову. Татьяны в комнате не было, массаж делал Могульский.
Он так старался, что бархатный халат, наброшенный на голое тело съехал в сторону, обнажив одно плечо, и из-под края халата выглядывала впечатляющая цветная татуировка. То ли лис, то ли волк с довольно большими ушами оскалил клыки в пространство, замерев на холме на фоне огромного темно-оранжевого солнца, похожего на перезрелый апельсин.
В этот момент Эдуард Иванович нажал большим пальцем, она невольно вскрикнула от резкой боли и ткнулась лбом в подушку.
– Катюша, если не лечить, будет протрузия. Решено, едем в Ниццу, там у меня есть замечательный костоправ на примете.
– Ты знаешь, Эд, я никуда не поеду.
– Мне думается, Катя, что с Даниловым пора все-таки решать. Я тебе говорил, что он вновь появился на горизонте.
– Я думаю, Эд, это моё личное дело.
– Видишь ли, дорогая, без твоей санкции я не могу нейтрализовать этого двурушника, поскольку он твой жених.
– Брось, Эдик, какой там жених! Делай, что хочешь, Эд. Он погубил мне жизнь, он мне противен.
– Где он может скрываться?
– Не имею ни малейшего понятия. Послушай, интересная у тебя татуировка. Хочу такую же!
– Не советую, дорогая, и очень жалею, что ты её увидела.
– Что здесь такого!
– Она напоминает мне о службе в армии и гибели друзей, я никому об этом не имею права рассказывать и тебя прошу никому не говорить.
– Я не имею обыкновения обсуждать твоё голое тело с кем-либо.
– Вот и замечательно. Я пытался свести её, но не получилось. По пути в Ниццу мы заедем в Германию к моему знакомому хирургу, уверен, он мне поможет, а тебе мы сделаем другое тату, весёлое и праздничное.
17 марта 2001 года
Продолжение см. Охота на лиса.