- Эй, там! Маркошу позовите кто-нибудь, - зычно прокричал вахтенный.
- Что стряслось? Чего ты орешь? Не мог по радио вызвать? – вышел на палубу человек, почти двухметрового роста, в надвинутой на лоб морской фуражке с блестящим лаковым козырьком, одет был в форменный темно-синий бушлат из плотной ткани с меховым воротником.
- Да капитана спрашивают, - указал на меня вахтенный, невинно хлопая глазками.
- Ну, значит, ко мне, – перевел на меня взгляд этот здоровенный человек.
Мне почему-то стало неудобно перед ним, и поспешил объясниться:
- Я слышал, на ваш китобой радист требуется.
- Если радио знаешь, и документы в порядке, то возьму, - запросто без всякой бюрократии сказал тот, - сегодня отваливаем. Промысел начался, план надо выполнять. Успеешь оформиться в кадрах, то милости просим на борт. Меня зовут Борис Николаевич.
В управление рыболовецкого порта флота Владивостока я все же успел заскочить. Медкомиссию прошел не так давно. Правда, опыт у меня небольшой. Но все же получил добро на работу на судах китобойной флотилии.
И вот, я на китобое, переделанном из СРТ (среднего рыболовецкого траулера). Он был полностью укомплектован, и матросских вакансий больше не предвиделось. Люди на берегу месяцами ждали, чтобы попасть на китобойный промысел. Платили здесь втрое больше, чем на других местах. Мне о вакансии радиста с опытом работы на иностранных радиостанциях шепнули по великому блату.
С капитаном для беседы встретились после завтрака. Он зазвал меня в свою каюту. Этот высокий грузный мужчина с трудом умещался в своем вращающемся кресле возле письменного стола, придвинутого к самой переборке. В открытый иллюминатор врывался морской апрельский ветер. Каюта наполнялась сыростью и резким запахом рыбы, гниющих водорослей. Сразу с комингса, то есть с порога, спросил, на каких станциях работал.
– Я работал на радиостанции системы «Marconi». Кэп тут же оживился:
- Отличная машина! Вообще, все «маркоши» просто молодцы! Надежнее наших будут. Чувствительность приема лучше. Диапазон частот шире.
Потом я узнал, что капитана за глаза называли Маркошей. Он любил эту итальянскую радиотехнику. Сам Борис Николаевич из Ижевска. Там родился и учился. Оттуда же и в армию призвали. Служил в войсках ПВО. Далеко от родного дома. Аж на Дальний Восток занесло. Ракеты стояли в тайге – с двух метров ничего не видно. В увольнение ходили тоже по тайге, вокруг войсковой части: грибы собирали, сушили, супы варили и с картошкой жарили. Тогда три года служили, но время в нарядах и на боевом дежурстве пролетело незаметно. Служба службой, а домой тянет. После увольнения в запас собирался вернуться и устроиться на Ижевский оружейный завод. Но один товарищ из взвода уговорил поехать с ним на Камчатку и там завербоваться в рыболовецкий, или килькин флот. Крабов ловить – ничего себе работенка, и платят прилично.
А Борису на китобоя почему-то хотелось выучиться. Китобой во всех широтах Мирового океана ведет свой промысел. По всему земному шару ходит. Через экватор, по Тихому океану, по Средиземному морю через проливы Босфор и Дарданеллы.
Но документов у Бориса для этого дела не хватало. Во Владивостоке пришлось курсы судовых радистов оканчивать. И только после этого получил право плавания в зарубежных водах. После медкомиссии зачислили в плавсостав китобойной флотилии. С той поры Борис, то есть уже Маркоша, ходил на китобоях. Заочно в институте морского транспорта отучился. Еще на «Дальрыбе» капитанствовал тоже на среднем траулере.
На этом СРТ случайно оказался. Грипп свалил здешнего капитана. В начале промысла недокомплект на судне: штурман есть, а капитана и первого помощника нет. Его на один рейс назначили врио капитана. Правда, с оговоркой, что после этого пойдет радиослужбой командовать на новую плавбазу «Советская Россия» в сорок пять тысяч тонн водоизмещения. Там кинозал, бассейн, библиотека и другие радости жизни для полугодового плавания. Там еще итальянская стационарная аппаратура «Эриксон/ Маркони». Чудо, что за машина! Не то, что наша жужжащая «Р-619».
За иллюминатором шел дождь. Завивая непрерывные струи воды в жгуты, он косо, наотмашь бил по бортам траулера, легко проникая в капитанскую каюту. На столе образовались лужицы. Маркоша нехотя поднялся с кресла и с силой захлопнул иллюминатор, закрутив на латунные задрайки.
- Пошли в радиорубку хозяйство принимать, - пробубнил он.
Я в радиорубке первым делом принял на шумный «Графит» телеграмму из порта для капитана: кратковременный и долговременные прогнозы погоды в месте промысла.
Потом выбрался на верхнюю палубу. Хотелось посмотреть работу гарпунера.
- Сегодня бьем кашалотов, - сощурив глаза от ветра, перекрывая рыканье моря, прокричал мне в самое ухо Юра Сидоренко, лучший китобой флотилии. Он работал в азарте. Одна цель – один выстрел. Даже к герою соцтруда представлен.
Радио сообщило, японских водах обнаружено несколько кашалотов. Потом я увидел, как вдалеке в мутной серой воде, словно подводная лодка, будто из толстой резины, то появляется, то исчезает кашалот, выгнув спину, громко фыркая, шлепая огромным плавником, тем самым поднимая водяной фонтан. Он следовал тем же параллельным курсом. Они наивны и любопытны, это их и губит.
Гарпунер Юрка пошире расставил ноги на мокрой палубе. Взялся обеими руками за держатели станины (под правой рукой имелась ручка-гашетка, похожая на велосипедную ручку тормоза), навел пушку на вылетевшего из воды кашалота, прищурил глаз и нажал на велоручку… Прогремел оглушительный выстрел, как из боевой пушки, и тяжелый гарпун, разматывая прочный длинный линь, устремился к цели. Юра Сидоренко, ударник труда, и в этот раз не промахнулся. Настоящий снайпер.
Я до этого никогда не видел, как бьют китов. Дело это, оказывается, совсем непростое. Главное, с одного выстрела из носовой пушки, снабженной пороховым зарядом, попасть гарпуном в кита и не дать утонуть туше. Вес некоторых взрослых особей достигает ста тонн. Поэтому в тушу сразу закачивают воздух компрессором…
Вечером после смены мы с ним пили чай в кубрике. Без тени бахвальства или, наоборот, сочувствия он спокойно рассказывал, как в лучшие дни промысла добывали до сотни китов. Его первый кит был поднят по кормовому слипу на палубу и разделан целой бригадой. Будто бревно большими пилами похожими на пилы вальщиков леса распиливали тушу кита. Теперь же, когда промысел китов запрещен, все китобойные суда, постепенно выработав свой ресурс, списаны и выведены из состава флота. То же самое произошло и с «Советской Россией» . Она тихо дожидается прочно сидя на отмели в одной из отдаленных бухт своей очереди на утилизацию. Киты же, которых так хищнически истребляли люди ради мяса, жира, китового уса…,используя на все сто несчастных животных с запретом на промысел, потихоньку восстанавливают свою популяцию и так же доверчиво, как когда то с шумным фырканьем брызгами фонтанов сопровождают суда в дальнее плаванье.