Сегодня получил из Хабаровска ошарашившую меня весть о том, что умер мой многолетний друг и коллега Владимир Юрьевич Бондарь. Онкологический процесс не дал ему шансов еще пожить на белом свете. Жаль, очень хороший был человек. Когда сообщил эту весть своим детям, которые очень хорошо его знали, это тоже было для них шоком.
С Володей Бондарем мы познакомились в начале 80-х годов прошлого века, когда я работал заведующим рентгеновским отделением одной из крупнейших больниц города Хабаровска, клинической больницы № 11. Я уже 5 лет занимал и довольно высокую должность в советское время, был парторгом больницы, в коллективе, где было свыше 2,5 тысяч сотрудников, и коммунистов около 80 человек.
Перед этим меня пригласила к себе заведующая отделом здравоохранения Хабаровского горисполкома Лариса Степановна Шетенко. Она была выходец из 11-й больнице, заведовала поликлиникой № 2 в большом стационарно-поликлиническом учреждении. Она знала меня, еще до назначения меня заведующим отделением, узнав мои успехи на общественной работе парторга, предложила занять должность главного врача другой крупной городской больницы № 10. Но я отказался от предложения, считая, что не имею еще ни нужных знаний, ни опыта работы в «гражданском» здравоохранении, чтобы занять такой ответственный пост. У меня за плечами было 3 года службы на подводной лодке Тихоокеанского флота в качестве начальника медицинской службы субмарины, где хорошо характеризовался по службе, меня комсомольцы экипажа избрали своим комсоргом, а коммунисты приняли в члены КПСС. А в больнице я проработал после увольнения в запас почти 4 года, и вот такое предложение стать главным врачом, от которого я отказался. Мне хотелось стать хорошим врачом-рентгенологом, о чем я и сказал Ларисе Степановне. И когда через несколько лет я не только стал заведовать рентгеновским отделением, но и мое отделение стало победителем социалистического соревнования в крае среди подобных отделений, Шетенко назначила меня внештатным главным рентгенологом города Хабаровска.
И вот неожиданный вызов к ней в городской отдел. По какому вопросу я приглашен, мне не сказали, секретарша Шетенко лишь сказала: «Вопрос на месте». Поэтому, зайдя в кабинет к Ларисе Степановне, я был полон сомнений. Она пригласила меня сесть за приставной столик к её большому столу и сказала, что обращается ко мне с необычной просьбой, и как к заведующему отделением, и как к парторгу большой партийной организации. Мол, у неё есть знакомая семья молодых врачей. Он — врач-кардиохирург в краевой больнице, жена — врач-акушер-гинеколог женской консультации. Шетенко их знает только с положительной стороны. Но у мужа по его вине возникли проблемы в краевой больнице, ему предложили уволиться, и молодой человек не знает, как ему быть. Шетенко сказала, что знает, у меня в отделении есть вакансия врача-рентгенолога, и просит меня взять этого врача к себе на работу. Он, как обычно, пройдет первичную специализацию по рентгенологии, и будет работать там, где мне надо, по моему усмотрению. Говорить сразу свое решение мне не надо, только после личного разговора с доктором, за которого на просит. Если он мне не подойдет, она все поймет. Вот примерно такой разговор у меня состоялся с заведующей отделом здравоохранения. Отказать ей у меня не было оснований. Мужчин среди рентгенологов в нашей больнице, кроме меня, не было, а лишние мужские руки в любом коллективе никогда не будут лишними. Я назвал время, когда на следующий день смог бы пообщаться с протеже Ларисы Степановны, и ушел.
На следующий день в мой кабинет врачей ( в 11-й больнице у меня никогда не было отдельного кабинета заведующего отделением) зашел высокий темноволосый молодой мужчина, спросил Александра Константиновича. Я сразу понял, кто он. У нас в стационаре был два рентгеновских кабинета — на первом этаже, где принимались пациенты из поликлиники № 1, и на втором, где смотрели больных стационара на 480 коек. Кабинет второго этажа работал круглосуточно, в дневные часы в 2 смены смотрелись больные стационара, а ночью оставался дежурный рентген-лаборант для приемного отделения больницы. Так как кабинет на первом этаже к этому времени уже не работал, я туда и повел пришедшего ко мне молодого мужчину, который назвался Владимиром Бондарем.
Там он поведал мне свою историю, которая произошла с ним в краевой больнице. Рассказал все честно, без утайки. Так же честно сказал, что рентгенология ему нравится, но больше он любит хирургию. Я пообещал ему помочь с хирургией, он сможет брать ночные дежурства в больнице, нагрузка на хирургов была большая, и у нас всегда дежурили врачи из других лечебных учреждений. Володе такая перспектива понравилась. Всем настоящим хирургам нравится заниматься «рукоделием», т. е. делать операции.
Володя поведал о своем семейном положении. Жена, Галина Николаевна, работает в женской консультации, два сына, оба школьника, Миша старший, и Коля младший. Он и его жена родились в городе Находке Приморского края. Там до сих пор живут родители, у Володи мать и младшая сестра, а у Галины Николаевны — и отец, и мать. Честно скажу, что Владимир Юрьевич сразу мне понравился, и я пообещал ему переговорить с главным врачом Людмилой Николаевной Яковлевой на счет его трудоустройства, и с профессором Александровичем на счет ночных дежурств, и сразу после нашего разговора позвонил в горздравотдел Шетенко, сообщил о своем решении. Лариса Степановна обрадовалась ему и пообещала, что я не разочаруюсь.
Так Володя стал врачом-рентгенологом 11-й больницы. Я переговорил с профессором Александровичем и с заведующими двумя хирургическими отделениями больницы на счет дежурств по ночам Владимира Юрьевича. Потом возникла необходимость иметь врача, ответственного за переливания крови по всех больнице, и Бондарь согласился и на эту подработку. Он этим повторял меня, который тоже не отказывался от любой возможности подзаработать — совмещал по эндоскопии, брал ночные дежурства в травмпункте.
Прошло несколько лет. Бондари купили кооперативную квартиру на улице Шевчука, как раз напротив дома, где в 1979 году мне дали квартиру. Наши жены нашли общий язык, Галина Николаевна стала наблюдать за моей женой, дочерью и невесткой в своей женской консультации. Мы стали ходить друг к другу в гости. Я уже несколько лет всю зиму ходил на каток играть в хоккей, мои подросшие сыновья Саша и Сережа составляли мне компанию. Стал ходить на каток и Владимир Юрьевич со старшим сыном Мишей, а потом записал его в ДЮСШ при хоккейной команде СКА. Новый год мы стали встречать по очереди — или у нас, или у них.
Еще в начале 80-х годов наша семья в полном составе ездила на море под Находку, на бухту Тихангоу. Жили мы там в двух палатках, купались, ныряли и загорали пару недель, хотя могли и больше. И хотя жить в палатке не очень комфортно, и надо на костре готовить пищу, но нас это не тяготило. Бухта была удобная, вода прозрачная, дно с богатой флорой и фауной. Мне лично там очень понравилось. Это случилось еще до того, как Бондарь пришел на работу в нашу больницу.
У персонала рентгеновских кабинетов длинный отпуск в связи с вредными условиями труда — пять недель. Но я еще с первого года работы заведующим отделением ввел такую моду. Так как городская больница имеет равное финансирование в течение всего года, то все сотрудники больницы должны уходить в отпуск равномерно так же в течение года. Но всем хочется отдыхать летом, а не зимой. Но приказ есть приказ. И я предложил сотрудникам такой вариант. В график отпусков мы вносим фамилии на весь год, но даем возможность отгуливать свой отпуск частями. Основной -три недели, по графику, а дополнительный, вроде как отгулы за неиспользованные дни отпуска — летом. И никто не будет в обиде. Все пошли на этот вариант, и с тех пор мои сотрудники могла отдыхать каждый год летом.
Не помню, в каком году это было точно, или в 1984, или в 1985 году. Три недели наша семья в полном составе отдыхала на море во Владивостоке, а оставшиеся две недели мы с Володей провели в той самой бухте под Находкой. В этой бухте оказался гараж одного друга Володи, в котором можно было жить, и в начале октября мы там провели какое-то время. Гараж имел два входа-выхода. Один вход со стороны берега, и там стоял мотоцикл, хотя вполне умещалась бы и машина. Второй вход бы со стороны воды, и там стояла дюралюминиевая лодка, которая спускалась прямо на воду. Купаться было холодно, но там был водолазный гидрокостюм, и в нем, одев дополнительно нижнее белье, можно было плавать по бухте, не замерзая.
А между входами-выходами было жилое помещение с несколькими нарами. В гараже был газовая плита и газовый баллон, так что проблемы сварить кто-нибудь поесть в нас не было. Еще одно развлечение, кроме купания, у нас была катание на мотоцикле без тормозов. Володя рулил, я сидел на багажнике и тормозил, опустив ноги в ботинках на толстой подошве на землю.
По вечерам мы читали роман-газеты, которые я захватил с собой. Один роман Владимира Богомолова «В августе 44-го», второй Виктора Смирнова «Тревожный месяц вересень», оба романа затем были экранизированы. Я их уже читал, а вот Володя читал впервые, и они понравились, особенно «В августе 44-го». Мы много обсуждали и романы, когда Володя их прочитал, и нашу работу, и работу кардиохирургов в краевой больнице.
Но эти две недели моего отпуска мы провели не только в гараже бухты Тихангоу. Часть времени мы жили у матери Володи, посещали его школьных друзей и местные магазины. Именно там в универмаге купили отличные новогодние елки с иголочками из пластмассы и стволом из дерева, очень стройные, а так же классные елочные гирлянды. А в конце отпуска мы на «Волге ГАЗ-21» Володиного тестя вместе с ним и еще одним мужиком ездили за кедровыми шишками километров за 200 от Находки, и там мне пришлось подниматься на вершину высокого кедра, используя специальные когти. Привезли домой не только кедровых орехов, но и ягод лимонника, который дома заваривали с чаем всю зиму. Отличное тонизирующее средство.
А весной 1986 года мне поступило предложение занять должность главного рентгенолога Хабаровского края. От этого предложения я уже не отказался. Работать мне пришлось на базе краевой клинической больницы, той самой, откуда когда-то попросили Бондаря. Однажды, когда я уже освоился на новом месте и завоевал авторитет, к нам домой пришел Володя, который продолжал работать в 11-й больнице. Он посетовал, что после моего ухода ему стало не очень хорошо работать с новым заведующим отделением, и он закинул удочку заведующему кардио-хирургическим отделением на счет возвращения на работу в краевую больницу. Тот в принципе не возражал, но если бы за Бондаря кто-то бы еще похлопотал, то было бы здорово. И я на следующий день пошел к главному врачу краевой больницы В.А.Белозубу поговорить о Бондаре, и дал ему хорошую характеристику как его бывший начальник. Володю взяли на работу в в кардио-хирургическое отделение, которым долгие годы руководил доцент В.Г. Кузин. На работу мы стали ездить на одном служебном автобусе и виделись очень часто, я был в курсе всех его дел на новом-старом месте работы.
Володя был очень мне благодарен за ходатайство, наконец-то он снова занимался делом, которое ему нравилось больше всего. А я через некоторое время перешел на работу в отдел здравоохранения крайисполкома заместителем заведующего, который отвечал за оказание медицинской помощи взрослому населению. И краевая клиническая больница, где сменился главный врач (им стал А.В.Кравец) была основным лечебным учреждением, на которое я опирался как краевой чиновник. Сказать, что после этого мы стали видеться с Володей очень часто, не могу, но по-прежнему был в курсе всех его дел. Он увлекся лечением нарушений сердечного ритма и вскоре стал самым компетентным врачом в этом разделе кардиологии, начал писать кандидатскую диссертацию. Я к этому времени стал уже первым заместителем заведующего отделом здравоохранения крайисполкома. Но потом начались политические события, которые привели к распаду Советского Союза.
В «демократической» России, ставшей в одночасье капиталистической страной, хотя это упорно старались скрыть наши власти во главе с Ельциным, исполкомов Советов народных депутатов уже не было, появились администрации регионов. Поменялись и названия отделов, нашу контору стали называть управлением здравоохранения администрации Хабаровского края. Я по-прежнему работал там первым заместителем начальника управления.
В конце 1993 года я во главе небольшой делегации медицинский работников из Хабаровска ездил в японскую префектуру Аомори, где благодаря моему знакомству с председателем правления «Мичиноку-банка» господином Дайдодзи всем членам делегации удалось приобрести подержанные японские автомобили с правым расположением руля, и и к концу навигации по Амуру эти автомобили доставили в Хабаровск.
Всю зиму мой автомобиль простоял на платной стоянке под открытым небом. Когда снег растаял, я стал учиться ездить на нем, а мае получил водительские права и старался каждый уик-энд ездить на машине, закрепляя навыки вождения и доводя их до автоматизма. Иногда за субботу-воскресенье я ездил по 200-300 км. Так что к июлю месяцу на спидометре моего автомобиля было уже больше тысячи километров. Поэтому, когда Володя Бондарь, уже целый год владелец своего подержанного японского автомобиля, предложил составить ему компанию в поездке в Находку, я не отказался. Мы ехали двумя автомобилями, впереди Бондарь с женой и собакой, сзади я с женой, видя перед собой только габаритные огни и стоп-сигналы их автомобиля.
И хотя наша поездка не прошла без приключений, и мы были за рулем почти 18 часов подряд, и когда остановились во дворе частного дома родителей Галины Николаевны, у меня дрожало все тело, когда я вылез из машины, эта поездка запомнилась на всю жизнь. Но мы ехали отдыхать в тот самый гараж, где когда-то в октябре отдыхали вдвоем с Володей. Это была наша единственная с ним совместная поезда в Приморье, во время неё Бондарь показал мне дорогу, и потом мы уже вдвоем с женой самостоятельно ездили на отдых в Приморье каждый год в течение 10 последующих лет.
За это время Владимир Юрьевич написал и успешно защитил кандидатскую диссертацию в Томском научном центре СО РАМН на тему «Лечение фибрилляции предсердий методом формирования атриовентрикулярной блокады токами высокой частоты». Это случилось в феврале 1997 года. Автореферат своей диссертации Бондарь подарил мне с такой надписью: «Александру Константиновичу в знак признательности и уважения. С наилучшими пожеланиями В.Бондарь.» Этот автореферат сейчас лежит передо мной.
В марте 1998 года моей жене исполнилось 50 лет, и мы отметили эту дату вместе с детьми, внуками и четой Бондарей в зале для гостей пищеблока краевой клинической больницы. На заставке фотография именно с этого мероприятия. Жена Бондаря Галина Николаевна слева от него, а справа, в красном платье, наша невестка Таня.
Позже я помог Владимиру Юрьевичу съездить на международный симпозиум в Аргентину, где обсуждались проблемы нарушений ритма с участием ведущих специалистов мира. Помню, по возвращению из Аргентины Володя позвал в гости и показал видео, где он заснял танцующих танго аргентинцев в одном из ресторанов, где для участников симпозиума был банкет. Танцевали обычные посетители ресторана, но как профессионально они танцевали национальный танец Аргентины танго, просто залюбуешься.
Через несколько лет наша семья перебралась в Сибирь, в город Нефтеюганск, где мне предложили должность директора местной городской больницы, очень крупной и многопрофильной, единственной в городе. Наши общения прекратились, хотя я знал, что Бондарь стал профессором и директором Хабаровского филиала Федерального центра кардиохирургии. На выборах президента России 2012 года он был доверенным лицом В.В.Путина. Мой друг и коллега Салават Шейхович Сулейманов периодически выставлял фотографии Бондаря вместе с зарубежными гостями в стенах ведущего медицинского учреждения, которым руководил Владимир Юрьевич.
Потом наша семья перебралась в поселок под Тюменью, где мы купили таун-хаус. Я ушел на пенсию, занимался благоустройством квартиры и участка. Но в 2013 году у меня произошел обширный инфаркт миокарда. И когда меня на реанимобиле повезли в Тюменскую областную больницу, жена позвонила в Хабаровск и сообщила Владимиру Юрьевичу о моей беде. Тот связался со своим коллегой, главным кардиохирургом Тюменской области Кириллом Викторовичем (увы, фамилия не вошла в память телефона и мою), и попросил проследить за моим лечением. Утром, когда я пришел в себя после реанимационных мероприятий, увидел солидного мужчину в белом халате, который расспрашивал врачей палаты интенсивной терапии обо мне. Потом подошел ко мне, представился и сказал, что его коллега из Хабаровска Владимир Юрьевич Бондарь попросил контролировать моё лечение. Признаюсь, мне было приятно на душе.
Мой инфаркт был обширным и трансмуральным, т. е. поразил все стенки левого желудочка, и завершился не так, как у большинства — образованием рубца из соединительной ткани, а с образованием аневризмы, т. е. грыжи на стенке сердечной мышцы, которая опасна тем, что в любой момент может лопнуть и произойдет мгновенная смерть. Конечно, можно жить и с аневризмой, но тогда надо мной всю оставшуюся жизни висел бы дамоклов меч мгновенной смерти. К тому же в полости левого желудочка образовался тромб, который мог закупорить аорту, а это тоже неминуемая смерть. Но Кирилл Викторович сказал, что в НИИ кардиологии имени Мешалкина в Новосибирске научились делать операцию с иссечением аневризмы и наложением синтетической заплатки. Делает такие операции профессор Александр Михайлович Чернявский, и хотя операция рискованная, но это реальный выход из этой ситуации, в я какой оказался. Он сказал, что если я соглашаюсь на операцию, то он даст указание направить мои документы в Новосибирск, чтобы меня поставили в очередь на операцию. Я согласился, и мои документы ушли в НИИ имени Мешалкина.
Мне пришлось ждать своей очереди на госпитализацию в НИИ 2,5 месяца. Когда пришел вызов, я зашел к Кириллу Викторовичу в кабинет поблагодарить за все и попрощаться на всякий случай. У медиков все не как у всех, это известно давно. И доктор мне сказал, что обо всем он сообщил Бондарю, тот связался с Чернявским, с которым лично знаком и которого возил на охоту в Хабаровске во время открытия филиала, и попросил его оперировать меня лично, объяснив, кто я такой для него.
И профессор Александр Михайлович сдержал обещание. Именно он сделал мне сложную операцию. Для этого он приехал в Новосибирск рано утром из Москвы, где участвовал в съезде кардиохирургов, после обеда сделал мне операцию, утром посмотрел меня в реанимации, и поняв, что со мной все нормально, улетел снова в Москву. Через несколько дней, когда я уже прогуливался по коридорам отделения хирургия сосудов и сердца НИИ имени Мешалкина, я увидел Чернявского, представился и поблагодарил его. Александр Михайлович пригласил меня в свой кабинет, нашел свою тетрадь, куда он заносит протоколы операций, посмотрел в неё и сказал, что Владимир Юрьевич правильно сделал, что попросил его оперировать меня, другие могли и не справиться со сложным случаем.
Я шел в палату и в очередной раз мысленно поблагодарил Владимира Юрьевича за его содействие в моем лечении. Он намного моложе меня, и я никак не думал, что он покинет этот мир раньше, чем я. Ведь больные с аневризмой без операции живут недолго, до 5 лет доживают меньше 10%. А я прожил после операции уже 9 лет, и должен благодарить за это и врачей Тюменской областной больницы, которые начали делать мне реанимацию еще в приемном отделении, и Кирилла Викторовича, который контролировал моё лечение в Тюмени, и профессора Александра Михайловича Чернявского, который сделал мне сложную операцию. И Владимира Юрьевича Бондаря, который посодействовал, чтобы все это произошло. Все мои близкие знают об этом, и когда я сообщил им о его кончине, они были в шоке. Мы всегда будем помнить о тебе, дорогой друг и коллега. Спи спокойно, пусть земля будет тебе пухом, Владимир Юрьевич. Наши соболезнования Галине Николаевне, Мише и Коле Бондарям.