LXXV Жоаким дю Белле Регретты LXXV
Ценю, Гордес, тебя я пуще ока
Ты светел ликом и в сужденьях прав,
Хоть различаются характер наш и нрав.
Во взглядах мы расходимся во многом.
Ну не суди ты дурака так строго
Который в деле не умён, не брав,
И образ мудрого лишь на словах создав,
Внушает всем, что он — любимчик Бога.
Мне на того, кому слугой я здесь,
Роптать не вправе, поубавил спесь.
Теперь моя не ноет голова:
Поскольку я слуга в его кортеже,
И не могу ему ответить тем же,
Я оставляю ему все его слова.
Gordes, que Dubellay aime plus que ses yeux,
Voy comme la nature, ainsi que du visage,
Nous a faits differends de m;urs et de courage,
Et ce qui plaist ; l’un, ; l’autre est odieux.
Tu dis : je ne puis voir un sot audacieux,
Qui un moindre que luy brave ; son avantage,
Qui s’escoute parler, qui farde son langage,
Et fait croire de luy, qu’il est mignon des Dieux.
Je suis tout au contraire, et ma raison est telle :
Celuy, dont la douleur courtoisement m’appelle,
Me fait outre mon gr; courtisan devenir :
Mais de tel entretien le brave me dispense :
Car n’estant oblig; vers luy de recompense,
Je le laisse tout seul luymesme entretenir.
Горд, которого Дюбелле любит больше, чем глаза,
Видеть как природа, так и лицо,
Сделал нас различиями в нравах и мужестве,
И что одному нравится, другому одиозно.
Вы говорите: я не могу видеть дерзкого дурака,
Кто меньше его храбрости к его выгоде,
Кто слушает, как говорит сам, кто маскирует свой язык,
И заставь его поверить, что он милый богов.
Я совсем наоборот, и причина моя такова:
Тот, чья боль у