Наш поезд шел на восток...

Элеонора Панкратова-Нора Лаури
                Salve, maris stella


      Капитан первого ранга Павел Михайлович Родионов назвал свою дочку Стеллой, он знал, что на латыни  это значит звезда. Несмотря на пережитое в детстве и во время войны, он оставался романтиком, искал в жизни романтику и находил ее. Ведь, кто ищет - тот всегда найдет, во что веришь - то и есть.
    Поезд « Москва  - Пхеньян  », время  отправления позднее , но Стеллочка  только  радовалась. Громкие гудки паровоза, запах паровозной  гари , зал ожидания  , на любом  вокзале все это было знакомо, привычно ,  почти буднично. Да , есть волнение,  даже дрожь, но оно скорее радостное:  главное  не заставляют  рано ложиться спать. Стеллочка привыкла к  постоянным переездам. Ведь папа - военный моряк, командир дивизиона  минных тральщиков, и хоть война закончилась , его постоянно  перебрасывали  в разные места .
  Она ,то есть я , родилась в Ленинграде. И корни с маминой стороны     здесь же, в ижорской  земле,  в «приюте убогого чухонца» .Так что я родом из Ингрии , ингерманландка , чухонка, если угодно . (К  таковым   относятся  , ижора/ижорцы   водь / вожане -знаменитая  «Водская пятина» в эпоху Новгорода с ними связана- а также вепсы  и тд  не говоря уже о ингерманландских финнах, которые сокращенно   так   и называют себя  в отличие от финнов – суоми..)

    Вот мое самое первое воспоминание:
Где-то в Прибалтике… портовый город . Я учусь ходить:  лбом упираюсь в  край столешницы. Стол очень высокий , на нем тарелки с едой и рюмки. Ближе всего ко мне  огромные  ботинки. Эти ботинки   сидящих за столом папы и его  товарищей, как я понимаю теперь, ритмично, то поднимаются, то опускаются,  постукивая об пол. Играет патефон , и я догадываюсь , что между движением ботинок и звуками патефона, есть какая-то связь. Ботинки стучат в такт. Папа и его друзья - сослуживцы за столом подпевают патефону: 
 
Прощай любимый город 
Уходим завтра в море
И ранней порой мелькнёт за кормой
Знакомый платок голубой...

 Я долгие  годы не сомневалась,  что песня  эта про  платок  и про нас,     был у нас, у мамы, такой  синий шелковый  платок  в белый горошек,( я потом в него заворачивала кукол ). Папа уйдет в море, а мы с мамой будем его ждать. Пиллау ( Балтийск),  Либава( теперь Лиепая ), Виндава (Венцпилс ), Рига,точнее  предместье -  Болдерая, Клайпеда, Тильзит  (Советск)   - уже в три  года  я  прекрасно выговаривала эти названия,  это и были «любимые города» ведь  нам  там везде  довелось жить ( наша квартира оставалась в Ленинграде  ).
 И вот теперь едем  в какую-то неведомую Корею . Ехать долго, что-то  около двух недель.  Целая эпоха для ребенка. У нас , можно сказать, роскошные  условия. Два смежных купе. Мягкие  красивые диваны , раковина для умывания , столик ,  покрытый белой  накрахмаленной салфеткой ,относительно много места . Больше мне уже никогда не доводилось    ездить  на поезде  с  таким шиком.
   Я смело хожу по вагону, во  многих  купе двери открыты, и все с мной приветливо  разговаривают, кажется, я даже хожу по разным вагонам, так как помню что, когда ехали по Сибири, то там в наш поезд дальнего следования садились люди из  небольших городов  и  маленьких станций. И там были уже  не отдельные купе, а, так сказать, отсеки,  плацкартные выгоны, видимо.  Приветливые старушки  в платках предлагают посидеть рядом с ними. И я захожу  к ним в гости . Говорят :«Поедем с нами , у нас и корова есть и овечки и козочки» . На что я отвечаю ( позоря , видимо, свою семью  … ну уж такая реальность была...): «А у нас никого нет,  только одни клопы…». Они смеются. В глубине души я  удивлялась: и как это можно  такое предлагать  - неожиданно  вдруг уехать  куда-то с чужими  людьми ?…
   Много тёмных туннелей,  пока едешь - совсем ничего не видно вокруг, а я стою у  окошка  вцепившись в поручни в  проходе вагона, а    вокруг - кромешная  тьма, мне страшно , целая вечность проходит пока поезд , наконец , выходит из туннеля. Даже сейчас всё думаю : И как  это взрослые , мои родители, не боялись  отпускать  так от себя  своего  маленького  беззащитного ребёнка   .
  Я не помню, как мы приехали в Пхеньян, но знаю, что ехать надо было дальше,  в портовый город Вонсан  . И вот как сейчас  прекрасно помню тот местный поезд :  деревянные лавки , такие были у нас в трамваях и в основном  электричках, люди сидят напротив  друг друга по 3-4 человека.
Дальше фрагментарно. Папе плохо, он лежит и корчится от боли  на деревянной лавке  в этом местном поезде, типа электрички … Каменно- почечная болезнь , это так страшно . Не могу , не хочу  этого видеть как страшно когда взрослые  страдают и ИМ БОЛЬНО[  Как можно было допустить такое , человек  5 лет воевал , прошел всю войну ,  5 долгих лет! у него уже были больные почки ,  ну были  же более здоровые люди для этого]. Потом мы ехали вдвоем с мамой. Вот не знаю, где же  был папа , увезли  в госпиталь?

Приехали  на место без него. Запомнился  такой аккуратный  необычный  домик , где нас поселили, запах настурций и цветы тыквы , почему-то  казавшиеся мне  очень красивыми , впрочем, они и теперь такие для меня (  хотя саму тыкву как овощ не люблю )
Мелькало слово « фанза»
  Но  главное , конечно, не фанза , а  фраза, которой , нас встретили другие представители русской колонии: ЗАЧЕМ ВЫ ПРИЕХАЛИ? ЧЕРЕЗ ДВЕ НЕДЕЛИ  ВОЙНА !»
 Как же так, неужели , те, кто послал папу, прошедшего всю войну с больными почками  с женой и   ребёнком, не знали , что будет?

   Началась жизнь  в Корее, в  маленькой русской колонии. Мы  пробыли и там 5-6 месяцев, а вспоминается как несколько лет , ну  как целый год , не меньше .
Море рядом. Я ходила по  усыпанному крупным  песком  берегу  и  рассматривала  ракушки , особенно большие , потому что у нас дома была такая ракушка – пепельница (Кажется  и в Ленинграде тоже, и здесь в Корее) Старалась найти  самые большие и красивые , которые подойдут как пепельница для папы и будут  еще  лучше той, что есть .. Папа какое-то время  побыл с нами а потом уехал.
 Я спокойно   расхаживала   одна  по крошечному поселку, деревеньке , заглядывала в открытые двери  домиков. Мне оттуда улыбались удивленные люди.  Врезались в память  на всю жизнь ,несколько слов( сури – водка, пури- огонь  , и еще, кажется,  мури-). Помню что по этому поводу шутили папины сослуживцы, что все слова, мол, у корейцев  рифмуются.  В нашей колонии был  мальчик Боря или Вова.  Он научился хорошо говорить по-корейски и  мог бойко объясняться на рынке. Мамы других детей  обращались с просьбой к маме Боре иди Вовы  чтобы она разрешила ему пойти  с ними на рынок и помочь  изъясняться при покупках.

     Корея( еще не разделённая на две )  предстала перед нами  как  бедная ,убогая страна , со своими  чуждыми  нам обычаями:  обувь оставлять на улице,  люди присаживаются в туалет, где попало , на глазах у  других людей.Для женщины с маленьким ребёнком , даже если ему 4-5 лет, ( наверное предполагалось, что рожать и кормить она должна постоянно?) нормально ходить  с   голой грудью ( переводчик спрашивал у отца , не больна ли мадам, раз ходит в закрытом платье !?) .
С продуктами было неважно.
Тем более, что, например, там у них  в Корее , не было принято пить молоко. Это большая редкость здесь, как узнали  русские женщины . Сколько-то литров молока  привозили  к нам  по собой договорённости , кажется,  в большом металлическом бидоне. Львиную долю забирал себе начальник  по фамилии Нержанов , это я четко помню. Пару раз мы были у них в гостях, когда с нами был папа.   У Нержанова были уже  две большие дочки ,где-то между 9 и 12 годам . Их звали Марта и Мила. А Уткиной ( забыла, к сожалению, как звали эту милую скромную  женщину) у которой был сын лет шести   и грудная девочка,  доставалось мало молока, порой  всего пол-литра.  Она, часто оказывалась последней, видите ли  не успевала приходить  «во-время», с грудным-то  ребёнком …. «Бедная Уткина»,- говорила мама и  тогда и потом, вспоминая  нашу корейскую жизнь …( потом  мы с мамой заходили к  этим  Уткиным в гости   в Ленинграде)…
    Еще помню ,что мы   с мамой часто ходили на склад , где нам выдавали какие-то продукты,  а однажды выдававший их кореец , мужчина средних лет, угостил меня печенинкой, я  очень обрадовалась и сразу принялась  её грызть, но оказалось что она с перцем… Непонятно и обидно  было до слёз. Видимо,  корейцам нравилось такое печенье. 
  Вспоминается  оглушительный  стрёкот цикад.  Неестественно большие,  с мою детскую ладошку, бабочки. И  еще пронзительные  звуки, издаваемые    жуками , светлячками.  Нам, детям, казалось , что они кричат  МИ- МИ.  И мы прозвали их  мимиками , не боялись, брали в руки. Один мальчик лет  семи ( наверное,  тот самый Вова или Боря, умевший изъяснять по-корейски? )прикреплял такого светлячка-«мимика» на руль своего велосипеда( велосипедик  маленький, но уже  двухколесный ) и ездил с ним  как с фонариком.
Еще я помню , как однажды плакала , обидевшись на маму, текли и  слёзы и сопли, а я прижимала к лицу  букет каких-то жёлтых пахучих цветов, которые я сама нарвала  на  ближней, совсем небольшой, пологой сопке.
   Было одно поистине  драматическое событие в период короткой мирной жизни, которую   мы  там застали... Я чуть не утонула... Вот однажды вместе с мамой  и компанией других  людей из нашей  колонии сидели на берегу моря , Японского. Все  радовались купанию, некоторые заплывали довольно далеко, держа под мышками  стеклянные  шары,  видимо , позаимствовав  из тех,  что держали на плаву  раскинутые  во многих местах   рыбацкие сети . Вообще-то  мне море почему-то не казалось  теплым. Я больше   всё  ходила вдоль  самой воды, осторожно  ступая  на   прибрежные  камни, и собирала морские звезды.    Их было много, разных. Одни поменьше     строгой  геометрической  формы как красные звёзды  на фуражках или шапках военных,   армейцев,  другие ,очень красивые  с вытянутыми загнутыми  в одну  сторону ,углами, третьи-  сами  как клубки  щупалец. Красные Синие, фиолетовые  бесцветные… Камни - неровные скользкие, их обволакивают  водоросли. Ну вот иду я переходя с камня на камень, вижу между камнями дно  и там морская звезда. Потянулась ли я к ней или даже еще не успела …, но видимо, поскользнулась , да так и  осталась  лежать с головой между  камнями С интересом смотрю на дно  и  шевелится  мне не хочется. Так бы лежала и лежала вниз головой. Наверное рот был закрыт , и я не захлёбываюсь . И вдруг сильный рывок и меня  извлекают из камней. Я ничего не понимаю – перед глазами стоит картина с морской звездой , очень правильной формы  кирпичного цвета . Кажется она так и осталась на дне морском.  Впрочем, в моей небольшой коллекции  была такая же .Была  - в  моей коробочке  , в которой помещалось штук пять  разных звёздочек …
  Меня спасли . Какой-то папин сослуживец. Папы с нами в тот момент
не было. Был ли он уже в отъезде в Китай  или просто на работе(  хотя, скорее всего, день был выходной ) ?
 Я жива,  со мной не случилось ничего плохого,  даже не помню, намокла ли  и одежда , волосы . Все наперебой говорят  том, что  я могла бы и голову  разбить и захлебнуться , я ничего не понимаю, просто сижу на берегу. На камне подальше от  воды    разложены  для сушки  какие-то носки . Я прохожу мимо и одна  из   женщин,  с глубокой укоризной говорит,  обращаясясь  ко мне  . «Вот видишь из-за тебя дядя побежал в воду и замочил носки»…Наверное, её муж и был моим спасителем …

  Смотрю на сохранившееся фото: мы с  мамой на рынке. светловолосая  худышка  а сарафанчике  и соломенной шляпе- это я. Кто-то протягивает руку в мою сторону. Проходящие  мимо корейцы так и норовили  потрогать меня и  мои светлые кудряшки, мы иностранцы, - необычные для них существа. Мама  с её культом чистоты  возмущалась , считая, что у них  грязные руки. Когда мы с другими русскими   детьми играли в песке , то неподалеку , порой ,собиралась стайка  корейских ребятишек , они внимательно смотрели на нас, иногда   начинали играть рядом .У некоторых детей, особенно  девочек, за спиной был привязан  ребёнок, братик или  сестричка . Некоторые присаживались  и начинали  тоже  копаться  в песке ( не помню были ли у них совочки и формочки), я  как-то с ужасом заметила, что  на них нет трусов, только какие-то грязные тряпки…

   И вот началась ВОЙНА ... Летают самолеты . Не помню кто ,может быть  и сам   папа  говорит мне , что , если я найду какую-то игрушку , чтобы ни в коем случае не подбирала , не трогала её. Ходили  слухи , что американцы ,якобы, сбрасывают какие-то отравленные предметы и еще что-то  насчет бактериологического оружия …
Очень страшно   когда над твоей головой гудят самолёты ,  и от них, отделяются бомбы и летят  вниз, на тебя …
Папа уже далеко. Начинается период нашего сидения в укрытиях траншеях, м.б. окопах, не знаю , как лучше назвать. На землю стелили  одеяла, помню один раз были  красные  ковровые  дорожки  а    на   них стояли стулья   Может быть это была личная траншея  Нержанова. Он  сам там был и еще несколько человек  Его дочки  наперебой  пытались  угадать  марки самолётов, сбрасывающие на нас бомбы .  А потом помню как мы с мамой   прятались  в разных  других  подобных местах ,траншеях . Чаще всего сидели   на   плотном колком шерстяном  зеленом одеяле(  кажется его выдали папе вместе с разным обмундированием  ).
  Маме  часто  бывало нехорошо. Порой у нее из носа шла кровь. Когда бежали, укрытие – окоп ,  все брали с собой еду , однажды у нас собой были котлеты , мама  решила меня покормить,  открыла кастрюльку , а они протухли, и там прямо в них извиваются  черви...
   Еще на всю жизнь запомнила ( то ли в тот самый раз то ли в другой ), как  я сидела рядом с какой-то  семьёй ( кажется трое  взрослых), незнакомые или малознакомые люди,  и они ели сухой компот , жевали,  доставая из пакета  урюк , чернослив,  сушёные  яблоки . И мне тоже так хотелось, особенно именно  яблок  почему-то.   Я сидела как завороженная , всё надеялась, что меня тоже угостят , но…нет, не угостили… А просить  ничего нельзя, тем более у незнакомых…взрослых, ведь  в деревне  моих предков   было такое  негласное  правило ( А если попросят , то значит это крайний случай,  уже в  просьбе отказать нельзя). Так меня мама и воспитывала.

 А вот письмо моего отца, полученное  мамой в эти дни  , оно у меня сохранилось , среди многих других…

 «Моя Дорогая Томочка!
 Вчера получил первое письмо ,  посланное тобой 16.08.  50,  а позавчера письмо через Меньшикова    от 28.07. 50, которое провалялось у него в кармане . Я получили деньги  и не знаю, как их отослать , а это меня сильно  беспокоит. Послать своего переводчика я сейчас не могу. . .Сейчас чувствую себя хорошо и уже несколько дней не болею. Надеюсь, что так будет  и в дальнейшем . С питанием тоже кое - как управляюсь , и поэтому ты не беспокойся…
 Денег я в том месяце получил больше, так как есть временная надбавка за войну.  В этом месяце  с меня удержали последнюю часть аванса , взятого в Пхеньяне. Сонин, который привёз деньги  сказал , что  в дальнейшем больше удерживать не будут .»

Вот они военные будни, в которые мы оказались вовлеченными :

    Женщины русской колонии решили, что  хватит уже с детьми часами сидеть в траншеях. Ждали- ждали что о нас всех  вспомнят … Командование или кто там.  И будет какой-то приказ- распоряжение , а его все нет и  нет. Мужья воюют , позаботится о нас некому  Чего же ждать ? Гибели ? Были какие-то разговоры о «прямом попадании», кто-то уже погиб . Я с тех пор это выражение «прямое попадание»   и запомнила … на всю жизнь .
Наши женщины нанимают какого-то  корейского шофёра грузовика ,  чтобы он отвез всех нас к  советской границе. Так началось наше бегство домой
    В один прекрасный день , ближе к вечеру , приехал  этот грузовик,  забрасываются  вещи , сажают, «закидывают» в кузов   детей , туда же забираются и их мамы.  Полный кузов женщин и детей. Поехали. Из вещей , конечно же ,наиболее  необходимое, что-то приходится оставить , бросить .  Не помню чтобы у меня были какие-то игрушки  может было просто много других впечатлений ( никакой куклы – никакого мишки-зайки  не  припомню ). Самым ужасным для меня   было то, что мама не разрешает мне взять  с собой  морские звезды! Ну да, не до них… Небольшую  светлую серую коробочку на подоконнике , их там было штук пять, самых красивых из найденных мной…Вот это моё самое большое горе.
  Едем на грузовике . Нас в кузове  буквально подбрасывает. Кажется мне не стати захотелось писать. Мама пытается на ходу подставить мне горшок. Куда там  при такой тряске. Кажется  от страху расхотелось… А тут начинается  бомбёжка. Мы все выпрыгиваем из грузовика и бежим  по  кукурузному полю. Бежим неизвестно  куда, чтобы спрятаться . «Как же мы спрячемся ?», думаю я  с изумлением  Кукуруза посажена так редко. Отдельные растения, кукурузины,  так далеко  друг от друга, наверное в метровом расстоянии одна от другой. Бегаем по полю. Бегают и  испуганные куры,  кто-то предусмотрительно вёз их с собой чтобы потом съесть..
 
Дальше ночёвка в школе. Наверное  была ли  какая-то  предварительная договоренность? Точно ,не знаю.
  Нас всех  приветливо встречает  школьный учитель или директор , он как-то особенно почтительно   любезен с моей мамой , кажется он отвел нам для сна  отдельное помещение , какой-то закуток … Мама не знает как благодарить его и дарит ему ( как я понимаю потом,  он знает русский язык и его изучают здесь в  школе ) к моему изумлению МОИ  детские книжки. Особенно мне жалко – одну «Волк и семеро козлят»,мне её часто читал папа…
   И вот еще  рядом со школой  стоял автобус , в котором сидели какие-то люди . Они говорили по- русски  и пытались общаться с нами, но мама и другие женщины строго- настрого запретили мне и другим детям разговаривать с ними. Это эмигранты. К ним  нельзя  даже подходить . Куда они ехали? Выходит, тоже в сторону  советской границы. Говорили,  они пытались продать кому-то  подстрелянного  фазана. Мне было тревожно и непонятно ,  даже жалко их . Ведь их не пустили   в школу.И они  всю ночь сидели в автобусе . Шёпотом  рассказывали, что среди них  возник  конфликт ,и кто-то в кого-то стрелял…

 Потом одну ночь ночевали  на маяке ... Высокая лестница , тесное помещение, но спала я крепко ..

 А вот  выдержка  из еще  одного  письмо моего отца маме :
«….В отношении твоего мнимого отъезда к границе  я не верил и раньше . Мой переводчик  очень плохо переводит, и мне трудно с ним работать . Ко всему этому он иногда любит приврать , что в работе особенно не допустимо. Заменить его другим сейчас не представляется возможным…»
Что-то странное … может быть оно пришло не вовремя,  может быть папа не получил какого-то маминого письма,  а   может быть и   «для конспирации»? Ведь мама   вместе с другими женщинами нарушила   строгий принцип: без распоряжения сверху ничего не предпринимать… Этого теперь не узнать.

И вот , наконец , добрались до  пограничного пункта  Краскино. Это и железнодорожная станция. Стоит  на берегу Залива Петра Великого. Нам , конечно же, было не до тамошних красот. Мне запомнился лишь  крохотный садик у вокзала , там росли цветы – весёлая вдова  с такими длинными  бледными лепестками  разных оттенков , теперь они навсегда для меня знак  тревоги и печали. Мама и еще несколько женщин    сидят на лавочках с открытыми чемоданами , подходят  местные женщины  , рассматривают,  роются, что-то покупают. Всем нужны деньги на билеты.
 Потом помню уже нас  на перроне  . Подают поезд , но проводник  не пускает нас в вагон. Требует взятку .( возможно   его «вдохновило» то что мы – нарушители, потому что мы  едем без визы?   Но ведь все  бежавшие так). Мама  оставляет меня сидеть на вещах. Я тихо и послушно сижу одна , мне и в голову не придет показывать испуг или чего-то требовать ... Вижу , наконец, бежит мама , а рядом  с ней  широко и решительно шагает  начальник станции. Проводник немедленно пускает нас в вагон и даже помогает с вещами.
 Едем .в купейном вагоне , ну уже без всякого шика.
   Проводница постоянно  разносит  в трехлитровых банках гранатовый сок . Я попробовала было попросить маму купить , но она не покупает , видимо , у нее мало денег, какая-то женщина  из наших же  шутит, глядя на мена меня и обращаясь к проводнице: нам сока такого нам не  надо , дескать , гранаты и бомбы надоели  …  впредь не предлагайте.

И  вот наконец мы дома, в Ленинграде .
 Наш уютный дворик .  Неработающий фонтан вокруг  которого мы часто  бегаем  с  мальчиком Изиком . На первом этаже нашего дома , стоящего в виде буквы П, есть  одна  всегда едва  полуоткрытая   дверь . Там за швейной машинкой  сидит грузный мужчина с бородой. То ли папа , то ли дедушка Изика. Все зовут его Табачников. Он бесстрастно   сообщает мне ,что Изика дома нет.
  Оказывается Изик уже  гуляет во дворе  как раз рядом с фонтаном !
Я подхожу к нему, хочу рассказать,  почему я не выходила гулять, что бы были в Корее , в Пхьеньяне , Вонсане и Сейсине , но я знаю… ЧТО ОБ ЭТОМ РАССКАЗЫВАТЬ НЕЛЬЗЯ . И  молчу . А  главное:   ведь так хотелось рассказать что у меня были морские звезды,  я сама нашла их, высушила , они лежали в коробке , но мама из-за бомбежки  не позволила  мне взять их с собой…Это детское горе  и по сей день  не забыто.

А вот последнее письмо отца  относящееся к этому периоду:
 «У меня  много  работы , а в моих частях  много убитых и раненых . Каждый день самолёты . Я жив и здоров…»
 Потом я знаю , что он был  направлен в Китай, и мы дождались его только через год

Долгие годы  я хранила  в душе эти воспоминания. Всё думала , что надо бы записать. Ну вот, наконец, записала .


P.S. По приезде, в Ленинграде, маму вызывали в какое -то высокопоставленное учреждение, чтобы объявить что она обязана оплатить штраф ( кажется 3000 руб)за въезд на территорию СССР без  визы ),добавив, что конечно же, это просто формальность.  Родственники дали ей взаймы, и она смогла оплатить этот  штраф.

Опубликовано в сборнике "Девочка на шаре, или Письма из детства", М. Союз российских писателей, 2022