Беседа с Чарльзом Буковски

Елена Пацкина
На днях наш друг, независимый журналист М. Михайлов, не на шутку встревоженный ухудшающимся положением дел в  мире, мысленно обратился к известному американскому писателю Чарльзу Буковски и задал ему несколько вопросов.

Чарльз Буковски (16 августа 1920, Андернах, Германия – 9 марта 1994,
Лос-Анджелес, США) – американский литератор, поэт, прозаик и журналист немецкого происхождения. Автор более двухсот рассказов, включённых в шестнадцать сборников, шести романов и более тридцати поэтических книг.

М. М. –   Уважаемый мистер Буковски, регулярно слушая новости, трудно удержаться от мысли, что весь мир неуклонно приближается к катастрофе.
Есть ли шанс его спасти? И что для этого делать?          

Ч. Б. – Чтобы начать спасать мир, надо спасать каждого человека по отдельности, одного за одним; спасать всех – это романтизм или политика.

М. М. –  А спасать  «одного за одним» – это не романтика? С другой стороны, на политиков, тем более на лидеров западных стран, диктующих свою волю остальному миру, надежды нет. Возможно, я ошибаюсь, но они представляются мне людьми не вполне компетентными и безответственными, не соответствующими сложности стоящих перед государствами задач.

Ч. Б. – Проблема этого мира в том, что воспитанные люди полны сомнений, а идиоты полны уверенности.

М. М. – Похоже на то, и главное, эти последние вершат судьбы народов. Наблюдая битву великих держав, многие люди и даже страны стремятся отгородиться от происходящих событий, быть над схваткой.
Может быть, это правильная позиция?

Ч. Б. – Быть над добром и злом – в теории-то оно ничего, но чтобы жить дальше, выбирать всё-таки нужно…

М. М. –  Думаю, чтобы сделать правильный выбор, необходимо иметь как можно больше объективной информации, желание и возможность ее осмыслить,  иметь некоторое представление о том, как устроен мир и где граница между  добром и злом.  Для всего этого нужно совершить значительное интеллектуальное усилие,  для многих слишком обременительное.   Большинство людей ежедневно занято физическим выживанием.   

Ч. Б. – Просто жить, пока не умрешь, – уже тяжелая работа.

М. М. – Эту тяжелую работу жизни очень украшает любовь. Вы согласны?          

Ч. Б. – Разумеется, человека можно любить – если знаешь его не слишком близко.

М. М. – Некоторые люди при близком знакомстве даже выигрывают. Конечно, далеко не все. Иные выносимы только в гомеопатических дозах. Но даже самая возвышенная любовь приносит радость, только если она взаимна.
Иначе это сплошное мучение.            

Ч. Б. – Я слишком хорошо знаю свои недостатки, чтобы требовать взаимной любви.

М. М. –  Требование любви бесполезно.  Она или есть, или нет. Великий француз Виктор Гюго выразил это так: «Величайшее в жизни счастье – это уверенность в том, что нас любят, любят за то, что мы такие, какие мы есть, или несмотря на то, что мы такие, какие мы есть». С ним трудно не согласиться. Но в глубине души всегда остается надежда…
      
Ч. Б. – Писатели – это отчаянные люди, и, когда у них появляется надежда, они перестают быть писателями.

М. М. – Неужели? Если не надежда, тогда что же этим отчаянным людям помогает не сдаваться и продолжать свое дело? Может быть, честолюбие?         

Ч. Б. – Честолюбие редко помогает таланту. Другое дело – удача. Талант всегда плетется за ней по пятам.

М. М. –  Значит, было время, когда удача Вам улыбалась, и дела шли хорошо?         

Ч. Б. – Дела шли хорошо, но неизвестно куда.

М. М. –  Они нередко приводили в кабак. Конечно, жизнь у Вас складывалась очень трудно, особенно в детстве и молодости, но позднее что давал алкоголь?         

Ч. Б. – Когда ты пьян, мир по-прежнему где-то рядом, но он хотя бы не держит тебя за горло.

М. М. – Видимо, Вам не очень-то везло на окружение, на друзей?         

Ч. Б. – С моими взглядами на жизнь первое дело – избегать общения с людьми. Чем меньше мне их попадается, тем лучше я себя чувствую.

М. М. – Я знаю, многие творческие люди, особенно философы, выбирали уединенную жизнь. Видимо, это некая  потребность, необходимая для внутреннего спокойствия.         

Ч. Б. – Одиночество укрепляет меня; без него я как без еды и воды. Каждый день без него обессиливает меня. Я не горжусь своим одиночеством, но я завишу от него.

М. М. – А может быть, это депрессия, и с ней надо как-то бороться?          

Ч. Б. – Бывают дни, когда лучше всего не вылезать из постели и натянуть одеяло на голову.

М. М. – От чего  или от кого Вам хочется спрятаться?         

Ч. Б. – Всегда кто-нибудь испортит тебе день, а то и всю жизнь.

М. М. – Конечно, бывает и так. Но не всегда. Что Вы сказали бы такому нарушителю Вашего спокойствия?          

Ч. Б. – Если не можете быть джентльменом, так не будьте хотя бы свиньей.

М. М. –  Я понимаю. Иногда хочется сказать это многим, да боюсь, они не услышат.   Мы живем в той реальности, которая, к сожалению, дана нам в ощущение, и  порой удручает. Но вдруг, несмотря ни на что, мир изменится к лучшему?      

Ч. Б. – Я не верю, что можно изменить мир к лучшему. Я верю, что можно постараться не сделать его хуже.

На этой, в меру оптимистической фразе, разговор с интересным собеседником закончился, и наш друг Михайлов пошел обдумывать услышанное.