• Июль-август 1997 продаем квартиру в Донецке за 8 тысяч американских долларов наличными через друга Шурика- Толика Кондратюка и его знакомой риэлторши из фирмы «Евгения». Продаем гараж на Солнечном за 2 тысячи долларов коллеге Шурика- Ниценко. Наши «Жигули», шестерку, проданы в 1995 за 1600 долларов, доставшийся по наследству «Москвич» ушел зимой 1997го за 500 долларов к мужику с Ясногорки ( познакомились на свадьбе Юры Голубицкого, одногруппника Шурика по институту). Распродаем за гривны остальные вещи. Любимый дорогущий (500 рублей в 1981 году)зимний тулуп Шурика на медвежьей шкуре отдаем коллеге и другу Саше Иванову( в 2022 ему должно быть 68 лет, если выжил после бомбежек в районе Боссе в 2014. Украина бомбила Донбасс за неприсоединение к идее «Майдана»). Велосипеды и часть мебели перевозим в гараж Краматорска на отцовом «Запорожце». Дорогой титановый велосипед пришлось буквально вырывать из глотки у друга Сергея Петренко, которому его отдали на время.
До отъезда в августе пару недель живем все вместе в маминой квартире в Краматорске с мамой и сестрой. Кроме них, ни одна живая душа не знает о нашем отьезде: ни родственники, ни друзья. Время лихое, на руках 22 тысячи долларов наличными. В то время за гораздо меньшие деньги бесследно исчезали люди.
Из нелегко собранных 22 тысяч долларов 15 тысяч выручены от продажи квартир, машин, мебели и т.п. Остальные 7 тысяч от моего бизнеса с кожаными куртками и от бизнеса мужа от продажи металлических труб в Израиль с предпринимателем И.Я. После бизнеса с металлом Игорь ушел в книжный бизнес. Привозил в Донецк книги из России. В Украине перестали печатать книги на русском.
Целых 22 тысячи зеленых! Ну не крутые ли деньги у неглупой работящей семьи из индустриального города- гиганта!
С этой «огромной» по нашим меркам суммой отчаливаем покорять далекий континент с незнакомым нам экономическим укладом. Отчаянный прыжок- камикадзе из развитого, но на глазах разваливающегося социализма, в развитой капитализм, в одну из стран «золотого» миллиарда. Реальное содержание и возможности последнего прочувствуем позже на собственной шкурке.
Безумству храбрых поем мы песню!
• 22 августа 1997 года я и Шурик приходим на Новый свет попрощаться с его родней, дядей Сашей и тетей Шурой. Своих детей намеренно не берем, чтоб не «продали с потрохами»-жалеем стариков. За столом с принесенным нами шампанским пространно намекаем, что скоро уедем далеко и надолго. На самом деле уезжаем завтра. Они в шоке от новости, однако переносят ее мужественно. Откупориваем шипучее за успех предстоящего дела. Прощаемся. Выходим из дома, тихо прикрываем калитку. Не успев отойти от нее несколько шагов, оборачиваемся на зов тети Шуры. Грузная седая женщина отчаянно пытается догнать нас, спотыкаясь на мощеной острыми камнями дороге. Мы останавливаемся, и она вручает сверток с хрустальными рюмками. Видимо, только сейчас поняла, что мы никогда не зарились на их с дедом Сашей большой дом и всегда помогали бескорыстно, без задней мысли. Отсюда и рюмки на память.
Наш скоропалительный отъезд их сильно подкосил. Осенью того же года дядя Саша неудачно падает с лестницы, снимая урожай яблок. Результат - перелом шейки бедра и жизнь человека прикованного к кровати. Позже срастается она неправильно, шансов встать не остается. Тетя Шура много лет тщетно борется с высоким давлением. Когда-то работая на «Скорой», попала в аварию, получила травму головы, и с тех пор пригоршнями глотала таблетки.
Так и провели они остаток своих дней в своем огромном одиноком доме два беспомощных никому не нужных старика. Большей частью в спальне, но на разных кроватях. Между кроватями стояла высокая тумбочка с большим старинным радио и книгами. Дед Саша всегда много читал. Напротив кроватей высился солидный шифоньер, а в углу ютился металлический сейф. В нем хранились паспорта, важные бумаги и много золотых женских украшений. Кому они достались? На первых порах стариков поддерживала моя мама, бегая к ним по гололеду всю зиму. Она подкармливала их домашними котлетами и другой вкуснятиной. Больше было некому, хотя в городе жил горячо ими любимый Володя со своей второй женой Зоей . Володя вырос в этом доме и жил там с тетей и дядей вплоть до призыва в армию. Они по праву его считали своим сыном.
После моей мамы за стариками ухаживали какие-то дальние сельские родственники из Райгородка. До самого конца. В обмен на завещание отписать половину дома.
Старики уходят один за другим зимой 1999го. Первой уходит тетя Шура. Зашкалило высокое давление. Это случилось 23 января вечером на глазах у лежачего дяди Саши. Он звонит моей маме и плачет в трубку. Отчаянию его нет предела. Дядя Саша, добрый и порядочный человек, умница, интеллигент, герой войны, остался один на белом свете, беспомощный, прикованный к постели инвалид. Всю войну прошел без единой царапины, и вот как бесславно заканчивается жизнь. Но на то он и герой, чтобы не дать костлявой под конец над ней надругаться, и старый вояка решает сам свести с ней счеты. День выбирает знаковый. Это не только ровно месяц со дня смерти жены, но и День Советской Армии.
23 февраля он просто не принимает таблетки от диабета и впадает в кому, из которой уже не выходит.
Зоя и Вова Б. хоронят стариков на кладбище Краматорска рядом с мамой моего мужа, их безотказной трудяжкой Манечкой.
Почему-то ветвь генеологического дерева А.В. Слепцова-А. С. Гопта высохла не дав плодов - детей. Осталась лишь светлая память о них и их достойной жизни, в которой они честно трудились, помогали своим, учили чужих, прививали доброе и вечное. Разве этой памяти мало, чтоб считать веточку семейного древа живой?
Память о стариках осталась также в виде солидного дома, который дед Саша спроектировал сам. В этом гостеприимном доме навсегда осталась энергия этих двух замечательных людей. По выходным, когда навещали стариков, мы любили собираться на обед за большим дубовым столом. Крытый клеенкой в цветочек, вытертой частыми посиделками, он уютно стоял возле широкого окна с видом на сад. Здесь под холодную водочку и горячий наваристый борщ велись «умные» беседы. Зачинщиком их всегда был дед Саша. Темы были разные, от злободневных семейных до научных и даже политических. Если водочка шла легко, успевали добраться до происков мировой элиты, развенчанной в книге Джона Колемана «Комитет 300. Тайны мирового правительства». Дед Саша много читал, и мы слушали его раскрыв рты.
В этом доме я частенько проводила лето то с маленьким сыном Женькой, то с крохой Ленкой.
Дом стариков по меркам того времени был на зависть всем, прямых наследников не было. Из непрямых -только сестра дяди Саши. Но у нее было собственное жилье, взрослая дочь безвременно ушла- саркома. В индустриальном Краматорске рак косил без разбору и старых и молодых. Поэтому все основания претендовать на него могли братья Вова и Саша. Манечка, их мать и родная сестра Шуры, костьми легла, чтоб дом достался сыновьям.
Нельзя сказать, что мы с Сашей- Шуриком не думали о будущем наследстве. Все-таки росли двое детей. Но в то же время как-то легко относились к этой теме. Достанется нам- хорошо, не достанется- воевать не будем. Теперь кажется, что такое странное легкомыслие можно объяснить чем угодно: дуростью молодости , коммунистическим воспитанием, благородством ген, чем-то еще или всем вместе взятым.
Как бы там ни было, на дом стариков мы никогда не зарились. Чего нельзя сказать о других. Шуриков брат очень надеялся стать полноправным владельцем, ведь он там вырос. И в то же время пальцем не пошевелил, чтоб помочь старикам, когда оба слегли. Помогали все: соседи, дальние родственники, моя мама. Вова с Зоей в доме не появлялись.
Тем не менее через год после их похорон Вова становится единоличным его владельцем, в чем пришлось подсуетиться. В то время как первая половина дома досталась без проблем и почти даром от сестры дяди Саши, за вторую пришлось повоевать. По завещанию она была отписана родственникам из села Райгородок, кто ухаживал за стариками до конца. В этом деле без нужных людей-никак. Оспорить завещание Володе помогла нотариус Краматорска Уварова, его одноклассница . Кажется, хэппи энд. К сожалению, на этом история не закончилась.
Резюме
Перестройка, суть которой обозначилась в развале Союза и социализма, как его основы, очень пугает. Из-под его обломков нагло щерится темное нутро беспредела. Зло дождалось своего часа.
С каждым днем новый уклад жизни становится все более отвратительным, непредсказуемым и опасным. В нем невозможно выжить не переступив черту закона, поэтому без колебаний сжигаем мосты. Полное обнуление и перезагрузка.
Выстоим ли в чужой стране? С двумя детьми, без языка, денег, друзей и какой-либо помощи.