Я вернусь к тебе весной! Глава 2

Анастасия Томникова 2
                Он увидел ее через неделю. Травинка уверенно шагала по знакомой дороге к дому, где ее с нетерпением ждали. В ее руке был школьный портфель, которым она слегка размахивала вперед-назад, вперед-назад… Лес тоже ждал ее с нетерпением. В прошлый раз ему показалось, что Травинка заинтересовалось им. Сегодня он был совсем не уверен в этом. Да и что в нем особенного? Лес как лес для здешних мест. В нем не было роскошных елей и могучих дубов. Березки и то редко. Во всяком случае, в этом месте ему похвастаться было нечем. Клен-ясень, серебристый тополь, вяз да верба, дикая смородина да торновники…  Они то свою красоту сразу не отдавали. Ее разглядеть нужно.  Как карагач, например. Как он хорош в зимнюю пору, когда покрыт инеем! Если это кто замечал, тот и летом любовался им. А травы? Эти вообще плохо поддавались глазу людскому, чтобы он оценил их неземное очарование. Надо было упасть, зарыться в них  и разглядывать, разглядывать не спеша. Если получилось и тебе поверили – вот тогда все видно становится пытливому глазу. Все листики резные, все прожилки, все тычинки на их крохотных цветочках откроются тебе во всей своей красе. Ну, что с ними поделаешь? Это ж не те, что на городских улицах в клумбах, большие, яркие розы и петуньи, или еще какие цветы. Лес видел, как за ними ухаживали, поливали. Фотографировались на их фоне. А лесным растениям внимание нужно искреннее, не ради позерства. Здесь надо поклониться в пояс, чтобы добиться расположения. Такие вот они, гордые…

               Лес вздохнул. Нет, он, конечно, знал, что любим людьми этого городка, но эта любовь приходила со временем. А Травинка еще ребенок, и то, что ему показалось в прошлый раз было уж очень удивительным, а по сему…  Да и облетела листва совсем за эти дни, пообтрепался его осенний наряд после холодного осеннего дождя. Лес приуныл. Зато теперь он стал светлее и, стало быть, его дальше видно, тут же приободрил себя Лес и замер в ожидании.


           Травинка шла в резиновых сапожках по Перевалочно-Набережной улице. После переезда мамы она осталась жить в их квартире с бабакой и дедулькой и очень скучала по маме. Она шла, выбирая сухую дорожку по краю размытой дождем дороге, и радовалась предстоящей встрече. Справа от дороги стояли дома и она уже видела нужный дом, а слева… Слева был тот же лес. Только он изменился, стал как будто светлее. Она подошла к дому и снова посмотрела на лес. Что-то шло оттуда, непонятное, неуловимое, манящее. Стали видны деревья, что стояли в глубине леса, и была видна тропинка меж ними. Кто ходил по этой тропинке, куда и зачем? Лес казался таинственным и немного страшным. Совсем немного. Наверное, оттого, что был чужим. Или она была здесь чужая? Быть чужой было неприятно, и Травинка поспешно отворила дверь в воротах дома и скрылась за нею.

            В доме Травинке в прошлый раз не очень понравилось. Вот и сейчас, переступив порог дома, Травинка задержала дыхание. Здесь сохранялся стойкий тяжелый запах от постоянно стираемого белья и хлорки. Большую часть времени дедушка лежал в кровати, был слаб и молчал, так как говорил с большим трудом и оттого непонятно.  Иногда он вставал с помощью сына, дяди Саши, и тот помогал дедушке дойти до кухни и сажал в углу за стол кушать со всеми. Тогда Травинка видела бледные тонкие пальцы дедушки, которыми он кое-как держал ложку и пытался кушать самостоятельно. Лицо его было осунувшимся и болезненно белым, на щеках проступала седая жесткая щетина.  После ужина старика провожали снова на кровать, которая находилась в единственной большой жилой комнате справа у входа. Печь стояла почти посередине комнаты, ближе к стене справа, и в ней что-то гудело и потрескивало. Когда затапливалась печь, воздух в комнате менялся, дышать было легче. Мама привезла из квартиры диван и шифоньер. Сидя на своем диване с другой стороны печки, Травинка читала, изредка поглядывая на экран маленького телевизора. Справа в углу стояла еще одна кровать. Между телевизором и кроватью стоял большой круглый стол. Слева, напротив печки расположился старинный черный кожаный диван с большими круглыми откидывающимися подлокотниками. На потолке гудели странные длинные лампы, от которых шел белый холодный неуютный свет, на стене висели часы с кукушкой. Окна на ночь закрывались с улицы ставнями, а дверь на деревянный засов и большой железный крючок. Ночью непривычно скрежетал счетчик света. Еще в доме был большой кот, который вечно пропадал на улице, а шерсть его была грязно-серой, наверное, оттого, что он любил спать у печки.


           Спала Травинка в маленькой задней комнатке без окон, вход в которую был прямо из кухни. В комнатке было прохладно, несмотря на то, что рядом в кухне была еще одна печь поменьше, на которой в больших кастрюлях мама готовила что-то для поросят. В этой комнатке умещалась лишь кровать и еще какие-то вещи у стены. По стенам ползали мокрицы, поэтому кровать была немного отодвинута от стены. Перед сном мать тайком принесла Травинке в закрытой чашке кусочки мяса. Здесь Травинка тоже немного почитала книгу, потом сшила для своей маленькой куклы носочки. Она для своих лет неплохо справлялась с этим любимым ремеслом и любила засиживаться за своим занятием далеко за полночь. 
                На следующий день Травинка отправилась гулять. Мама вешала на веревке выстиранное белье, которое стирала руками в большом тазу. Обследовав двор, в конце которого и был сарай с поросятами и уличным туалетом, Травинка с разрешения мамы решила выйти на улицу. Она с наслаждением вдыхала свежий октябрьский воздух. Солнце светило и еще грело. Но играть здесь было негде, да и не с кем. Справа перед соседним домом она увидела кучу песка. Травинка понимала, что это чужой песок, но желание поиграть в песке победило робость, и она стала строить башенки, рыть мостики. Как же ей это нравилось! Песок был сырым и это было здорово, хотя он был и холодным. Травинка встала от песка, полюбовалась на свое творение, отряхнула от песка замерзшие руки и вдруг в окне дома, возле которого была эта куча песка, она увидела мальчика. Он был намного младше ее и смотрел на нее с нескрываемой враждебностью. «Злится на меня. Наверное, это его песок», - подумала Травинка и поспешила к «своему» дому. Но заходить в дом не хотелось.

             - Мама, можно мне спуститься туда, вниз?
            - Только недолго и недалеко! – раздалось из-за очередной развешиваемой простыни.
            Вытоптанная тропинка вниз была крутой с осыпавшимися вырубленными в земле ступеньками. Потом она стала пологой и по обеим сторонам от нее были убранные грядки огородов. Тропинка было совсем короткой, и Травинка оглянулась – отсюда, снизу, были видны только крыши домов.

             Он начинался сразу. Между кустарниками и молодыми деревцами стояли большие деревья, устремляясь своими стволами высоко в небо. Сквозь голые ветви пробивались лучи солнца. Она еще немного прошла вглубь леса, не теряя из виду крыши домов. Так спокойнее, ведь ей все-таки было страшновато в этом новом мире. Она, конечно же, бывала в лесу, и не раз. Но это было в те далекие времена,  когда она еще не училась в школе, когда ходила с мамой собирать ежевику, и тогда ее интересовала только сизая спелая ягода.

              Сегодня все было по другому. Травинка рассматривала деревья, угадывая лишь тополь. Под ногами была влажная опавшая листва, и резиновые сапожки Травинки мягко утопали в этом ковре. Девочка кружила меж деревьев, под ногами раздавался хруст веток. И Травинка вдруг осознала, что здесь, под этими деревьями удивительно тихо. Оттого этот хруст и был слышен так звонко.

              Это была особенная лесная тишина. И звуки, нарушавшие ее, были лесные. Вот сверху вниз сквозь ветви полетела какая-то маленькая веточка с высохшими листьями. И Травинка это услышала, а потом уж увидала, оглянувшись. А вот пролетела синичка и что-то пропела на своем синичьем языке. А там мелькнула сорока и расшумелась, неугомонная, по своему, по-сорочьи. И где-то, в глубине леса, ей ответила другая сорока, словно соглашаясь.

          Как же здесь все-таки странно… Травинка бродила от дерева к дереву, касаясь ладонями стволов, прислушиваясь к лесным звукам. Прислонившись спиной к одному из деревьев, она подняла голову и смотрела, смотрела вверх на могучие ветви и тоненькие веточки, которые переплелись там, наверху, с веточками соседних деревьев… Отчего же так наполняется душа чем-то волнующим и, одновременно, успокаивающим? Откуда это? Травинка повернулась к стволу дерева, обхватила его руками, и ей показалось, что она слышит это дерево, чувствует. Иначе, почему все так? Она стояла не шелохнувшись, взгляд ее, устремленный в себя, затуманился. Травинка не знала слова, которыми могла выразить свое удивление и это непонятное чувство, которое овладело ею. Обычный осенний лес покорил ее детскую душу. Казалось, сам воздух был здесь волшебным, и околдовал маленькое сердце Травинки. Она не нашла бы слов, чтобы рассказать об этом, ни сейчас, ни через много лет. 

            - Дочурка!
            Громкий крик взволнованной мамы заставил ее поторопиться обратно. Травинка шагала к осыпавшимся ступенькам, то и дело оглядываясь. Где-то там, течет маленькая речка Старичка, и через нее есть мостик. Так ей сказала мама. В следующий раз она обязательно пройдет дальше по заветной тропинке.

            Травинка вышла из леса, унося в себе ощущение счастья и покоя. Да, она еще многого не понимала и не знала. Ей было всего девять лет. Не знала она и того, что этот день и этот трепет в душе, который подарил ей Лес, она запомнит навсегда и пронесет через всю свою жизнь.

            Лес проводил свою дорогую гостью и, наконец, начал дышать. Он перетаптывался, кряхтя разминал затекшие корни, слегка поскрипывая стволами деревьев и потягиваясь в разные стороны ветвями.  Он остужал верхушки деревьев прохладным ветром и мучительно вглядывался в удаляющуюся Травинку. И лишь когда, коснувшись двери ворот, Травинка оглянулась, Лес увидел, как вспыхнули изумрудом ее зеленые глаза, и понял – она придет еще!

           Удивленная Травинка замерла, увидев, как десятки птиц взметнулись над лесом. Зайдя в лом, она стала собираться домой к бабаке и дедульке и не видела как долго кружили птицы над деревьями встревоженные и шумные, прежде чем, успокоившись, вернулись в свою обитель.