1.
- Ты где это взял?
- Там!
- Мама вдруг разрешила тащить в дом всякий хлам с мусорки?
- Дааа...
Макс смотрел на меня такими чистыми, честными глазами, что я не сомневалась: он врет. Да и как можно было поверить в то, что Кристина - мать Макса, а также моя соседка, чистюля, помешанная на гигиене, позволит занести в дом старую, сомнительную жестянку из-под чая.
- Зачем она тебе?
- Это же коробочка, теть Зин! Посмотрите, какая красивая! Тут парусники и море! - Макс уже искренне, ласково погладил старую жестянку. - Море! - повторил мальчишка немного тоскливо и очень мечтательно.
- Вырастешь, станешь моряком?
- Откуда вы знаете?
Макс подозрительно глянул на меня, открыл калитку и побежал к дому.
- Влетит тебе, - крикнула я ему в спину и пошла к мусорным бакам, а там...
А, ну понятно. Дальняя родня умершей бабы Нади занялась ее домом, забитым под самую крышу хламом, и выволокла к мусорке все бабкины "богатства", которые она долго собирала, ковыряясь на помойках. Битые чашки и вазы, допотопные шубы, не доеденные молью ковры, старуя обувь, одеяла и подушки. Баба Надя не брезговала ничем, тащила в дом любую тряпку.
Как мне рассказывала Кристина, спятила старуха лет десять назад. До этого слыла знахаркой. То ли действительно какую-то силу имела, то ли притворялась знатно, это неизвестно, но народ к ней валом валил, деньги нес, продукты, магарычи разные.
- Бабка Надя сильно жадная раньше была, вот не поверишь, мама мне рассказывала, попросят у нее полбулки хлеба, а она просто так не даст, даже в долг, только продаст, за десять копеек удавиться могла, - так говорила Кристина, когда мы с ней шли в магазин и видели радостную бабу Надю, сидящую на автобусной остановке. Безумная старуха махала рукой всем проходящим мимо автобусам, здоровалась с прохожими и все улыбалась.
- Зелень с огорода продавала, огурцы, помидоры тоже на рынок несла. Все ей мало было. Но потом у нее сына убили вместе с семьей, вот она и спятила. В одно мгновение, представляешь?
- Нет, не хочу такое представлять.
- Злые, а может быть и не злые, а знающие языки, шептали, это ей расплата и за ее знахарство, и за жадность, она ведь и сына, и его семью в черном теле держала. Не помогала, не угощала, каждую съеденную внуками ягодку клубники считала, куском попрекала, говорила, вот, я могла бы варенье сварить и продать, а вы все сожрали!
- Не может такого быть!
- Может, Зина, в жизни все бывает. Вот у нас на улице и шептались, что бабку так высшие силы и наказали. Семьи и разума лишили. Живет теперь, как живет. Сама видишь.
- Вижу, страшно это. Пыталась с ней поговорить, спросить, может быть ей нужно что-то, а она только улыбается.
- Ты не спрашивай, за ней дальняя родня ухаживает. Повезло бабке, ничего не скажешь. Она ко всем задом повернулась, а к ней вот так, по-человечески. Еду возят, проведывают, обстирывают, пытаются в доме порядок навести. Только впустую это все. Ты и сама видела, как баба Надя в мусоре роется. Только и занятий у нее: автобусам ручкой помахать и всякую дрянь в дом приволочь.
Я слушала соседку, смотрела на бабу Надю, и меня обуревал ужас. Как так страшно может жизнь обернуться, как избежать этого?
Я так привыкла к бабке Наде, к тому, что каждый день она меня, да и не только меня, встречает и провожает на остановке, что даже не поверила, когда Кристина сказала мне, что старуха отмучилась.
- Теперь наследники быстро дом продадут, его почистить, отмыть и с руками оторвут, - несколько завистливо сказала Кристина. Чему она завидовала, я так и не поняла. Соседка у меня была добрая, честная, вот только бзик у нее был на чистоте. Нездоровый бзик. В гости к ней ходить было мучением: не так руки помыла, криво полотенце повесила, печенье ела, накрошила, каплю чая пролила. А ко мне она брезговала заходить, у меня муж-слесарь, руки у него от въевшейся грязи не отмываются, маленькие дети, кошка и собака, все орут, дерутся, вещи разбрасывают и постоянно бегают на кухню за водой, компотом, яблоком, конфетой, бутербродом и сухим кормом. Кристина смотрела на это светопреставление, сжав побелевшие от ужаса губы и сквозь зубы процедила, что лучше мы будем у нее чаи распивать, а здесь она не может, слишком... Она постеснялась сказать "грязно", но я ее поняла и немного обиделась.
- Подумаешь, полы каждый день не мою, - сказала я нашему уличному, общественному псу Фрэнку и кинула ему куриный хребет, - помяни бабу Надю. Фрэнк улыбнулся мне и захрустел костями, а я подумала: пойдем к Максу на день рождения, куплю красивую коробку печенья, постараюсь найти с морем и парусниками. Наверное, такие продают?
2.
Макса я встретила на следующий день - зареванного и несчастного.
- Мама коробочку выкинула?
- Да, - шмыгнул носом Макс, а я попыталась его успокоить:
- Зачем тебе нужна была эта коробка, скажи! Это же хлам!
- Вы не понимаете! В нее можно положить что-нибудь!
- Что, к примеру?
- Что угодно! - насупился Макс, сказал, что ему пора на плавание и убежал.
- Почему все дети так любят коробочки? - спросила я у мужа вечером.
- Как это почему? Ты себя вспомни! В коробочку столько всего интересного можно положить!
- Что же? - мне стало смешно. Кого я спрашиваю? Мальчишку, которому слегка под тридцать, у которого этих коробочек в гараже с десяток и все крайне важные и нужные.
- Что угодно, - ответил муж, вернее, процитировал Макса и тут же перешел в атаку:
- Вспомни, неужели у тебя не было такой коробочки, за которую ты бы душу продала?
Я задумалась, почти ко всем вещам я была равнодушна, но была и у меня страсть: я обожала украшения. Неважно, было ли это золото или серебро или браслет из бисера или забавный кулон на шнурке, мне нравилось абсолютно все. Когда меня кто-то попрекал за такое "сорочье" отношение к всему блестящему, я неизменно отвечала, что имею на это право, так как именно моя страсть и мое любопытство спасло человеку жизнь А началось все именно с коробочки... как я могла о ней забыть? Нет, не забывала и не забуду, просто лукавлю немного, предвкушаю приятное воспоминание.
- Ты на коробочку мамы Веры намекаешь?
- А на что же еще? Вот и вспомни, как ты визжала от восторга, когда нашла ее.
Что там вспоминать, все перед глазами, как вчера было, хотя лет уже прошло много, больше двадцати.
Мне было лет пять-шесть, я хорошо помню, что в школу я тогда еще не ходило. Жили мы с родителями в маленьком селе, в небольшом доме на два хозяина, а соседями у нас были тетя Вера и дядя Володя. Были они жутко старыми, как и мои родители, лет по тридцать пять им было. Дети у них почему-то не народились, и поэтому мне - девочке общительной и несколько нахальной, нравилось бывать у них дома. Вся нерастраченная любовь и все внимание доставались мне, меня баловали, угощали и позволяли переворачивать дом вверх дном. Всласть наигравшись с игрушками (тетя Вера хранила куклы своего детства), я шла домой, где меня заставляли чистить зубы и мыть за собой чайную чашку. Жуткая тирания и несправедливость, я обижалась на родителей и в сердцах обещала им уйти жить к соседям, которые меня любят и ничего не заставляют делать.
- Ну, ну, - смеялась мама и иногда даже запрещала мне ходить в гости, - от твоего общества людям надо изредка отдыхать, - говорила мне мама, а я устраивала истерику.
Мама меня очень оберегала от неприятностей и горя, и поэтому мне не сказали, что дядя Володя тяжело заболел. Я злилась, что меня не пускают в гости и не понимала, почему тетя Вера ходит такая заплаканная, измученная и молчаливая. Позже мама рассказала мне, что у дяди Володи была скоротечная, особо безжалостная и стремительная форма рака.
- Сгорел за месяц, никто ничего и понять не успел, - мама вытирала слезы и тяжело вздыхала, - а Вера чуть умом не подвинулась.
- Я помню, - немножко привирала я.
На самом деле я тогда не понимала, не осознавала горе тети Веры. Мне все казалось, что дядя Володя вернется, что он снова будет катать меня на машине и угощать мороженым. Недавно я услышала, как кто-то говорит, что мы скучаем не по самому умершему человеку, а по жизненным ситуациям с его участием. Не знаю, насколько это верно, если говорить о тете Вере, но я действительно скучала не по самому дяде Володе, а по поездкам на его машине, по шашлыку, который он мастерски жарил и по книжкам, которые он мне читал. Я была эгоисткой, как и все дети и не понимала, что тете Вере в десятки, в сотни раз тяжелее. Мама говорила, что с тетей Верой надо что-то делать, помогать ей, а папа злился, отвечал, что мы не няньки и что она взрослая женщина, сама справится.
- Она совсем одна, ты это можешь понять? У нее кроме Володи никого нет! И не было! Круглая сирота! - мама злилась и почти кричала на отца, а я не понимала эту трагедию. Как это никого нет? Такого просто не может быть! Всегда есть бабушки и дедушки, тети и дяди! Наверное, тетя Вера просто поссорилась с ними, а сейчас страдает!
Папа уходил курить в огород, а мама злилась и даже разбила несколько тарелок. Потом говорила, что нечаянно, но я видела, как она их стукнула о край раковины. Специально.
Я тоже думала, что тетя Вера повеселеет, что я снова буду ходить к ней в гости и играть с куклами, а попозже она вполне может выйти замуж еще раз, хоть и старая, но раз уж так принято, то пусть выходит. Так я решила и глупо принялась ждать, когда тетя Вера станет прежней.
Но тетя Вера ушла с работы и заперлась в доме. Продукты ей покупала мама (тетя Вера успела продать машину дяди Володи и методично проедала и пропивала ее), убираться в доме ее заставляла мама, мыть голову и принимать ванну ее тоже заставляла моя мама, а тетя Вера была словно сломанная кукла. Сейчас бы правильно сказали, что у нее депрессия, что ей нужно к врачу, но тогда почему-то мама об этом не подумала и старалась вернуть тетю Веру в эту жизнь лишь силой своей воли и убеждения. Уверена, у нее бы не получилось, если бы не моя нежданная и слегка сомнительная помощь.
3.
Хорошо помню тот судьбоносный день. Начался он со скандала. Была суббота. Мама нарядила меня в новый плащ и выпустила на улицу погулять немного, чтобы потом идти к бабушке и дедушке на обед (это была наша традиция). Не знаю, какой черт дернул меня за косички, но я в этом новом плаще полезла на гору то ли песка, то ли отсева, там я попробовала построить крепость, меня отругали соседи (я умудрилась эту гору хорошенько развалить) и с позором вернули маме, которой тоже влетело за воспитание абсолютно безответственного ребенка. Новый плащ был грязен, как папина рабочая одежда, также как и колготки, шарф, шапка и мое лицо. Мама устроила мне скандал и разбор полетов, и к бабушке на обед я пошла зареванная. Тот день весь состоял из скандалов. Бабушка поругалась с дедом, обед не приготовила, мама вступилась за бабушку, дед орал на обеих, папа молчал, а я ревела на всякий случай. В общем, мы вернулись домой не пообедав, разгоряченные ссорой и голодные.
- В морозилке есть пельмени, сейчас сварю, - на всякий случай рявкнула на нас с папой мама (мы сидели тихо, как мышки, скандалов нам уже хватило) и пошла переодеваться.
В сердцах (мамино любимое выражение) мама сварила пельменей на роту красноармейцев, мы бы и за два дня столько не съели, поэтому мама положила пельмени в кастрюльку и пошла угощать тетю Веру. Я, конечно же, увязалась за ней.
Дом тети Веры - раньше такой светлый, чистый и приветливый, превратился в хламовник. Пока мама тихонько ругалась на соседку и требовала сию минуту перемыть грязную посуду, я бродила по знакомым комнатам и думала, как бы мне так невзначай влезть во взрослый разговор, чтобы попросить достать мне куклу со шкафа. То была моя любимая кукла, мы с тетей Верой подрисовали ей красивые стрелки на глазах и обвели губы ярко-красным карандашом. Личико у куклы стало красивым невообразимо! Я все погладывала на куклу, прислушиваясь к маминому раздраженному голосу и тихим ответам тети Веры. Я чуяла, что лучше мне сейчас не лезь под горячую мамину руку, которая с раннего утра скандалила с каждым встречным, но как же мне хотелось поиграть с куклой! Помню, я подумала, что я уже большая, мне скоро в школу, поэтому я вполне могу залезть на стул, а потом на стол и достать куклу со шкафа. А потом соврать, что она упала. Прекрасная версия! Тихонько, стараясь не греметь мебелью и не пыхтеть, я осторожно осуществила свой план. Когда я тянула куклу за ногу, я услышала, как что-то упало со шкафа с приятным, тихим звуком (значит, я ничего не разбила!), я быстро слезла со стола и на полу сразу же увидела маленькую коробочку. Я знала, что в таких коробочках хранят семейные сокровища, то есть кольца и цепочки (мама и бабушка не носили серьги) и задрожала от восторга и предвкушения.
Коробочка меня не обманула! Кольца - массивные и тяжелые таинственно поблескивали на черном бархате. Не дыша я примерила кольцо с большим, розовым камнем. Второе, обручальное, мне не понравилось, уж слишком простым оно казалось.
- Где ты это взяла? - от маминого крика я и сама заорала и испуганно швырнула кольца на пол.
- Где ты это нашла? - спросила и тетя Вера и тут же начала плакать. - Не ругай Зиночку, не надо. Знаешь, сколько я их искала? Володины подарки. Обручальное и на свадьбу. Я забыла, куда их положила, представляешь? Искала, искала, уже думала, украли их, что ли... Спасибо, Зиночка!
Тетя Вера прижала меня к себе, гладила по голове и все плакала. Я тоже на всякий случай заревела и страшно удивилась, когда и мама присоединилась к нашим рыданиям.
- Обручальное кольцо нельзя чужое носить, а вот колечко с камешком возьми себе, Зиночка, на память о нас. Знаешь, детка, мы ведь любили друг друга по-настоящему, так мало кто умеет, мало кому настолько везет! Говорят, нельзя настолько любить человека, высшие силы ревнивы, отнимут. Вот и сделали меня сиротой. Володи уж нет, а мне что тут делать одной, без него? - тихонько спросила тетя Вера, мама почему-то не ответила на ее вопрос, а начала отказываться от кольца, это было очень обидно, ведь не ей его только что подарили. Я заревела еще громче.
- Ладно, возьмем, - сказала мама и положила кольцо, мое кольцо, себе в карман. Я прибавила басов в своем реве и мама, вздохнув, отдала кольцо мне, предупредив:
- Потеряешь, не реви тогда!
Я мгновенно умолкла и крепко сжала кольцо в руке, придумывая, как бы теперь к нему выпросить ту замечательную коробочку. Тетя Веря в тот день словно читала мои мысли. Она тут же наклонилась, подняла с пола коробочку и отдала мне. Моему счастью и восторгу не было никаких границ. А мама помолчала, вроде бы как обдумывая что-то, и вдруг сказала:
- Вера, знаешь что, мне без тебя не справиться. Зинку надо на прослушивание в музыкалку вести, а некому. Отведешь?
Я было открыла рот, чтобы сказать, что папа лично собирался проводить меня в то прекрасное место, где учат играть на пианино и петь, но мама слишком строго посмотрела на меня, и я не решилась вмешиваться в разговор.
- Да, как я ее поведу, я же из дома уже сколько не выходила, - тетя Вера так растерялась, как маленькая девочка.
- Вера, а нам что делать? Отгул брать? Так не дадут! Выручай, по-соседски! - у мамы вмиг высохли слезы и она на тетю Веру так строго посмотрела, словно она действительно была обязана вести меня на прослушивание.
- Я не знаю, может быть я...
- Вот и спасибо! В понедельник в два часа, выходить в час нужно, чтобы очень заранее прийти, запомнишь?
- Я...
- Прекрасно! Я воспитательницу в садике предупрежу, что ты за Зинаидой придешь.
Тетя Вера растерялась и кивала, как китайский болванчик, так бабушка говорит, когда кто-то глупо кивает, а мне всегда интересно было посмотреть на такого болванчика. Наверное, он был похож на тетю Веру. Я смутно помню, как она водила меня на прослушивание (меня не взяли, сказали, ни слуха, ни голоса нет, а я так старалась!), потом мама попросила присмотреть за мной, пока она съездит к больной бабушке, затем... Послушать тогда маму, так мы бы умерли без помощи тети Веры, которая вдруг понадобилась нам почти каждый день.
Я пошла в школу, и тетя Вера вдруг решила устроиться на работу в школьную столовую, чтобы кормить меня вкусными обедами, а потом, после уроков помогать мне с домашней работой (я делала ее в школьной столовой) и вместе возвращаться домой. Тетя Вера потихоньку оживала, как засохший цветок, о котором вдруг вспомнил легкомысленный дождь.
Я все ждала, что тетя Вера - снова веселая и довольная жизнью - выйдет замуж, но когда я выросла, она как-то сказала мне, что в лотерею два раза подряд не выигрывают.
- Знаешь, Зиночка, мы с Володей были созданы друг для друга, как это ни пафосно звучит. Второго такого же не будет. Встречалась я с мужчинами, конечно же, и замуж меня звали, но они были подделками под Володю. Хорошими, добрыми, но они были другими. Второго Володи и быть не может, понимаешь?
Я понимала и восхищалась силой ее любви, силой, которая чуть не свела ее в могилу.
- Твоя мама, Зиночка, очень хитрая, умная, чуткая. Если бы не она, если бы не ты... - тетя Вера плакала и обнимала меня.
4.
- Сплошные слезы, - так обычно говорит мой муж, когда я в десятый раз пересказываю ему эту историю, а сам подозрительно шмыгает носом.
Да, слез много, но, что самое главное, счастливых слез все-таки больше.
- Кроме того, у наших бандитов целых три любящих бабушки, прекрасно знаешь, как нашим мальчишкам вся улица завидует, - всегда отвечаю я мужу и кручу на пальце то самое кольцо с большим розовым камнем. Кольцо немодное, но самое дорогое, кольцо подаренное с огромной любовью, частичка которой греет и меня. Я открыла шкаф и достала ту самую, найденную у тети Веры коробочку, в ней я сейчас храню свои семейные сокровища: две цепочки и дорогие серьги. Полюбовалась, потянулась за любимой шкатулкой, в которой спит кулон-сова, пара браслетов из камней и счастливый камешек на шнурочке. За эти занятием меня муж и застукал. Можно сказать, поймал на месте тайного преступления.
- А ты говоришь, зачем детям коробочки! Это же тайна и сокровище. Эх, ты! Взрослая тетя Зина! - усмехнулся муж и пошел в гараж проверять свои коробочки, не стащил ли кто из них хоть один винтик.
Я улыбнулась, спрятала свои сокровища в шкаф, а потом достала и еще раз полюбовалась на красивую коробку с печеньем. На жестянке парусники и море, манящие и загадочные. Максу - будущему моряку - она точно понравится.
©Оксана Нарейко