Как я писал, мне прислали ознакомительный отрывок загадочного произведения «Три Анри». Историю получения этого отрывка можно посмотреть тут. http://proza.ru/2023/02/13/644
Сегодня я решил перевести начало этого отрывка и помещаю его для ознакомления тем, кому это может быть интересно.
Признаюсь честно, меня это не слишком заинтересовало.
Впрочем… Я ведь не перевёл пока ещё весь отрывок. Как знать?
— Обрати внимание, друг мой, почтенный поедатель сосисок, Горанфло, — сказал Шико, — сегодня состоятся весьма помпезные похороны. И представь себе, хотя покойник будет только один, но в землю уткнутся два носа! Вот потеха!
— Вы говорите о герцоге Анжуйском? — спросил Горанфло. — В таком случае я ничего не слышал, а вы ничего не говорили.
— Полно! — усмехнулся Шико. — Нынче у французов праздник! Наконец-то мы предадим земле последнего из Валуа. На этом их династия закончится! Благодарю тебя, Господи, за ту потешную болезнь, которую привезли нам испанцы из Нового Света. И хотя с появлением этой болезни разговоры по душам с прелестными дочерями Евы стали вызывать некоторое опасение, как бы после таких встреч не провалился нос или не случилось что-нибудь того похуже, эту болезнь, ей-богу, следовало бы привести хотя бы для того, чтобы закончился род этих проклятых Валуа, чью кровь изрядно подпортила итальянка из рода Медичи!
— Но ведь наш Король, Генрих Третий, кажется также из семьи Валуа, разве не так? — удивился Горанфло. — Ведь покойный герцог Анжуйский – его родной брат!
— Мать у них, безусловно одна и та же, — согласился Шико. — Но посмотри внимательней на Генриха Третьего! Разве в нём есть что-нибудь от Валуа?
— Чего же в нём нет такого, что есть во всех остальных потомках Генриха Второго? — недоверчиво спросил Горанфло.
— Все они ещё в материнской утробе были заражены той потешной болезнью, которой нашего славного Короля Генриха Второго наградила Диана де Пуатье, а уж от кого она её подхватила, того теперь не дознаться. Потому-то и отошли в мир иной, не оставив после себя наследника на трон и Франциск Второй, и Карл Девятый, и Герцог Франсуа Анжуйский, которого нынче будут хоронить. Кроме прочего Королева-мать родила Людовика, прожившего полтора года и двух девочек, Жанну и Викторию, первая из которых умерла ещё в материнской утробе, а вторая – через несколько месяцев после рождения. Можно было бы сказать, что Господь запечатал это чрево, рождающее чудовищ, но к чему искать Божий промысел там, где всё объясняется испанской болезнью, завезённой нам из Нового Света, открытого Колумбом? Право, я начинаю думать, что лучше было бы, чтобы Колумб утонул по пути в это проклятое место. Впрочем, поскольку он привёз болезнь, которая наградила Франсуа ещё в материнской утробе вторым носом и отправила на свет всех Валуа, я его прощаю.
— Итак, говорите вы, наш славный Король Генрих Третий не является сыном своего отца, Генриха Второго и по этой причине не заражён сифилисом? — спросил Горанфло, наливая себе вина и делая изрядный глоток.
— Если его лицо не является точной копией лица кардинала де Лоррена, пусть меня черти грызут на том свете, — ответил Шико.
— Если вы правы, господин Шико, то, следовательно, Король Генрих Третий может прожить ещё долгие годы и оставить после себя потомство мужеского пола, — сделал вывод Горанфло. — Пожелаем же ему этого как можно скорей для блага и спокойствия Франции!
С этими словами Горанфло опрокинул в себя целый кубок вина.
— Это вино пропало напрасно, поскольку произнесённый вами тост не будет исполнен, — возразил Шико. — Для того, чтобы родить сына, требуется два условия. Во-первых, будущий отец сам должен быть мужчиной, во-вторых, он должен встречаться не с мужчинами, а с женщинами, и кое-что с ними делать, без чего никакой наследник никак не может появиться на свет.
— Вы хотите сказать, что одно из этих условий не выполняется? — с тревогой спросил Горанфло.
— Они оба не выполняются, — ответил Шико и опорожнил свой кубок. — Уж мне ли не знать! Я вхожу к Генриху, когда вздумается и ухожу от него когда захочу. Для королевского шута на этот счёт закон не писан. Если Короля можно называть мужчиной, то лишь в анатомическом смысле, то есть у него имеются все необходимые признаки мужчины. Но если же говорить о его мыслях и привязанность, то в этом я не вижу ничего мужского. По этой причине он и не водится с женщинами, предпочитая им общество таких же как он любителей ласкать у другого то самое, что имеется у себя самого. Эти его миньоны не родят ему сына даже вскладчину. Сколько ни орошай эту бесплодную почву, на ней не взойдёт ни доброе семя, ни злое. Какой смысл был ему жениться на Луизе Водемон-Лотарингской? Только для того, чтобы Генрих Гиз стал его другом и поддержал его в борьбе за укрепление трона? Слабый аргумент! Тем более, если Генрих Гиз узнает, что Король не может родить сына просто по той причине, что ни разу не удосужился попробовать это сделать со своей молодой женой! Находясь в Польше, куда его пригласили на царство, он пробовал было заняться чем-нибудь весёлым с одной из польских красавиц, которую ему для этих целей предложили, но из этого ничего дельного не вышло. Может быть, если бы его миньоны были рядом, вместе они как-нибудь решили бы эту сложную задачу, но в одиночку он не справился. Так что присмотрись повнимательней к Генриху Наваррскому, друг мой Горанфло, поскольку это – будущий Король Франции.
— Уж если Король не оставит наследников, то скорее Генрих Лотарингский воцарится на опустевшем троне, разве не так? — спросил Горанфло.
— Он слишком уж торопится на это место, — ответил Шико. — А те, кто проявляет такое нетерпение, редко дожидаются желаемого. Ведь Фортуна, знаешь ли, не лишена определённого остроумия! Поверь мне, друг Горанфло, то, что кажется тебе почти уже твоим, чаще всего никогда твоим не будет. Для того, чтобы добиться чего-то стоящего, надо перестать желать этого, и даже не надеяться. Тогда, быть может, негодяйка Фортуна на миг забудет о твоём существовании, и тогда её колесо повернётся помимо её желания в твою сторону. Поверь мне, только Генрих Наваррский сможет ухватить Корону Франции после ухода нашей славной девочки, Генриха Третьего. Хотел бы я, чтобы это было не скоро, поскольку, видит Бог, я привязался к этому ипохондрику. Конечно, когда он надевает на себя черный костюм, расшитый серебряными черепами, чтобы молиться день и ночь, или отправляется стегать себя до крови, я скрываюсь от него как можно дальше, но когда он находит в себе силы преодолеть свою природную лень и хотя бы немного заняться государственными делами, я тут как тут.
— Почему бы тебе не выпросить у него какую-нибудь более надёжную государственную должность, чем должность придворного шута? — спросил Горанфло. — Ты бы мог получать больше денег и иметь больше власти.
— И иметь больше шансов быть убитым в первой же подворотне! — ответил Шико. — Ну уж нет, такое не по мне. Служить сильным мира сего следует незаметно, подальше от посторонних глаз, чтобы не вызывать ни ненависти, ни зависти, ни страха.
— Но в таком случае тебе никогда не завоевать любовь Короля, — возразил Горанфло.
— Это именно то, к чему я стремлюсь, — ответил Шико. — Любовь такого Короля, как Генрих Третий, способна убить даже кого-нибудь покрепче, чем я. Избави меня боже от такой напасти. Он меня терпит, он меня прощает, он без меня скучает, но когда я рядом, он обо мне забывает, что позволяет мне жить так, как я хочу. Разве это – не самое лучшее, что можно придумать вблизи такого монарха, как Генрих Третий?
— Если ты такой счастливый, заплати за вино, — сказал Горанфло.
— Я пока ещё не настолько богат, чтобы платить за всё вино, которое ты выпьешь, достопочтимый Горанфло, но сегодня я заплачу за нас обоих, поскольку сегодня у меня отличное настроение.
— Что же хорошего случилось, чтобы поднять твоё настроение? — спросил Горанфло.
— Ещё не случилось, но скоро произойдёт, — ответил Шико. — Я же сказал, что нынче состоятся похороны герцога Анжуйского, и я не хочу пропустить это великолепное представление.
— Тогда, если ты в таком весёлом настроении, закажи нам ещё по бутылочке вина, — сказал Горанфло. — И выпьем с тобой за помин души Франсуа Анжуйского?
— Это уж ты сам пей, без меня, поскольку я должен оставаться с ясной головой, дабы не упустить детали предстоящего представления, — ответил Шико, после чего, бросив на стол два пистоля, удалился из трактира.