Я рисую, пытаясь сделать видимыми невидимые линии, которые, я знаю, уже есть на бумаге, они хотят, чтобы я прочертила их карандашом, но я не вижу их и не всегда могу угадать их изгибы. Они должны сложиться в какой-то рисунок, я не знаю, что будет на этом рисунке, я увижу, когда все линии проступят и сложатся. Я чую, где они проходят - чем, глазами, рукой? - нет, чем-то другим, что-то во мне видит их, но мое зрение не может слиться с этим другим зрением.
Линии изгибаются, пересекаются, переплетаются, они явно знают друг друга, они были знакомы в безвидной белизне и узнали друг друга на поверхности бумаги. Я читаю их, они похожи на древесные ветки, на сеть кровеносных сосудов и на что-то еще не понятное мне.
Там, откуда они пришли, у них был цвет, не похожий на наши цвета, я чем-то помню его, мое другое помнит его: другая я, ходящая по обратной стороне листа вниз головой, там белизна темна, там ни одна линия еще не проведена и каждая проводит себя в первый и стотысячный раз, там ничего нельзя помнить и оттуда нельзя вернуться.