Часть 6.Чистилище
В баню ходили по субботам и записывались заранее. Это был короткий рабочий день, в чем-то особенный: убирали комнаты и всю квартиру, часто пекли пироги, меняли одежду и постельное белье. В баню собирались часто всей семьей.
Танька боялась бани отчаянно. Боялась и ненавидела всеми силами души. Она даже закрывала глаза и отворачивалась, когда проходила мимо огромного здания городской бани. Ей казалось, что там пахнет противно, и она переставала дышать.
Как-то в гостях, пока родители обсуждали новости с родственниками, Таня, сидя у огромного стеллажа с книгами, рассматривала толстый альбом и увидела старинную гравюру, которая называлась “Чистилище”. На картинке голые люди извивались в клубах пара, и ей показалось это очень похожим на ее муки в бане. Картина и название запомнились на всю жизнь.
Каждую субботу она старалась заболеть или хотя бы спрятаться, в надежде, что родители ее забудут и уйдут одни. Но так не получалось. Иногда, правда, мама оставляла ее, зареванную, с тетей Марусей, которая соглашалась вымыть ее вместе с больной дочерью Верочкой за то, что Таня будет помогать Вере сесть и выбраться из ванны.
Но, как правило, эти муки были неизбежны каждую субботу.
Сначала Танька очень боялась потеряться. В огромной, полной пара мыльне все женщины с мокрыми волосами и распаренными розовыми телами были похожи друг на друга, и Таня боялась потерять маму. Она сидела на мокрой скамейке, боясь ступить на мыльный пол и поскользнуться. Ходить по нему она совсем не умела. Потом мама быстро мыла ее очень горячей водой, и мыло обязательно попадало в глаза. Танька звонко орала и вертелась, мама нервничала и злилась и, наконец, вытаскивала Таню вытираться и одеваться, где начинались следующие муки. Чистая одежда не налезала на распаренное тело, все жало и душило, непослушные пальцы "в полосочках" с трудом пристегивали чулки к лифчику, трусы сворачивались на попе в трубочку, а с влажных волос за шиворот капала вода. И даже любимое яблоко не радовало.
Потом, распаренные шли домой. Внутри было жарко, снаружи - холодно, но самое страшное начиналось дома. Надо было расчесывать волосы. Волос было много, они были очень тоненькие и путались. После прихода из бани голова Тани напоминала копну сена, в которой расческе было даже не за что зацепиться. Мама начинала дергать, Танька начинала орать и вертеться. Мама бросала расческу, отец уходил к Марии Ивановне "обсудить международное положение", Танька плакала...
Неожиданно в комнату вошла Зина, жена дяди Коли, с тазом.
- Вот, Зоя, попробуй, - она что-то тихо сказала Таниной маме.
- Я не буду! - заорала вдруг Танька. - Я не буду креститься! Бога нет!
Все в квартире знали, что Зина ходит в церковь.
- Я не буду! Уходите! Я - октябренок! Меня в пионеры не примут!
- Таня, надо просто прополоскать волосы, иди сюда, - сказала мама.
- Нет, не буду, - Танька заревела и спряталась под стол.- Уходите!
Зина пожала плечами и ушла.
- Ну что ты творишь! Я сейчас отца позову - мама попыталась достать Таню, а потом тоже ушла и хлопнула дверью. Танька притихла под столом, но вылезать было рано.
Отец вошел в комнату и огляделся.
- Таня, иди сюда.
Танька сидела под столом.
- Вылезай. Иди сюда. Зачем ты тетю Зину обидела?
- Я не буду креститься. Бога нет? - шмыгнула носом Танька.
- Бога нет. А крестятся в церкви. И делает это священник.
- Зачем? Бога же нет.
- Некоторые люди верят и крестятся. Но тебя никто не заставляет. Тетя Зина просто хотела прополоскать твои волосы уксусом, чтобы было легче их расчесать. Чувствуешь, уксусом пахнет. Ты же кричишь на всю квартиру.
Но Танька уже ничего не чувствовала, она забралась к отцу на колени и заплакала.
- Пойдем, мама тебе волосы сполоснет и расчешет.
- Она сказала, что обрежет. И ругалась. У нее ножницы.
- Не обрежет, - отец поцеловал светлые завитки. - Пойдем. А завтра ты извинишься перед тетей Зиной. Ты ее обидела.
- Я не хотела..., случайно.
- Все равно. Нельзя обижать людей. И ей неприятно, и тебе плохо жить. Тяжело на душе. Да? - отец внимательно посмотрел на Таню.
- Да..., - вздохнула Танька.
Они пошли в ванную комнату, где тетя Маруся налила в тазик воды и добавила из бутылки уксус.
- Смотри, "Уксус" написано. Видишь, скандалистка.? - сказала она сердито.
Но Танька ничего не видела, ее опять затрясло. Держась за руку отца, она наклонила голову, как на плаху. Мама быстро прополоскала волосы, и уже через 20 минут Таня сидела на стуле чистая и расчесанная.
- Вот, видишь, как все просто, вздохнув, сказала мама.
Но Танька уже спала. Прямо на стуле.
В воскресенье народу на кухне в середине дня немного. Наталья Николаевна с папиросой и Старый ковбой со своей трубкой. Он принес Наталье Николаевне что-то почитать и теперь они тихо разговаривают, сидя у ее стола. В свою комнату Наталья Николаевна никогда никого не приглашает. Федор говорит, что у нее в комнате бриллиантов и золота как в золотой кладовой в Эрмитаже. Со старых времен осталось, от деда. Федору не верят, дядя Коля говорит, что это у Федора в глазах все чужое в золото превращается, но возразить, по существу, нечего. Ходит она зимой в красивой котиковой шубе, молоко и творог покупает на соседнем Андреевском рынке, и у нее всегда можно занять до получки. Значит, богатая.
Они о чем-то тихо говорят, когда Танька, оставленная дома заниматься математикой в наказание за вчерашнее, входит на кухню с неожиданным гостем. Гость одет в модный шевиотовый пиджак, пахнет свежей парикмахерской и держит в руках букет гладиолусов. Прическу ему в парикмахерской не увеличили, но усы распушили и надушили, и он выглядит солидно и доволен собой.
- Это к тете Клаве... попросились.., - неуверенно говорит Таня.
- Всем доброго дня, - кланяется гость. - А Клавдии нет?
- Здравствуйте, Иван Петрович. Клава, уехала. А Вам не сказала? - Наталья Николаевна сочувственно- иронично смотрит на неудачливого гостя. Старый ковбой просто чуть кивает головой, а любопытная Танька, вместо того, чтобы решать задачки, прилипает к кухонному столу.
- Опять уехала? Она вроде не собиралась... Мы хотели поговорить..., обсудить... И уехала.
Гость явно расстроен, даже усы опустились. Видно, что ему жарко в теплом пиджаке. Он растерянно крутит в руках букет.
- Присядьте, Иван, - Наталия Николаевна проявляет сочувствие. - Таня, возьми у меня банку и поставь цветы в воду. Клава приедет и обрадуется, - это она говорит уже расстроенному кавалеру.
- Да, пусть... Это мои цветы, прямо с грядки. Мы же поговорить хотели обсудить, может, съехаться... Можно я у вас посижу, у меня автобус через 3 часа. Девочка, налей мне водички. Жарко...
Иван Петрович присаживается на табурет рядом с закрытой дверью комнаты Клавы и жадно пьет воду, потом достает новый носовой платок, вытирает лоб, руки и ставит стакан на стол.
Танька сует букет в банку и с интересом рассматривает красивые, причудливо изогнутые оранжевые цветы, которые ничем не пахнут.
- Спасибо. Тепло сегодня. Я вот все ее уговариваю перестать работать и ездить. Чего там интересного в этих ночных поездах? Одни пьяницы-командированные. Была бы со мной, дома. У меня комната 16 кв. метров, а у нее эта конура - 6 . Даже без окон. Но сменяем, все деньги, и желающие есть. А еще у меня домик во Мге. Курицы свои, гуси к Новому году будут, можно и поросенка завести. А она все думает, все ей мало, видать...
Наталья Николаевна долго молчит, потом поднимает глаза на грустное лицо Ивана Петровича и как можно мягче говорит:
- Да, добра много... Но, знаете, Иван, может быть ей и не мало, а просто, другое надо?
- Чего другое? Машину? Нету пока, коплю..., вместе бы быстрее скопили. Она же работящая, я видел, она у меня огород так весь вычистила, там уже месяц ни одной травинки. Старательная. Так бы хорошо зажили. Поднялись бы с колен!
Старый ковбой до этого равнодушно смотревший в сторону, вдруг дернулся и уставился на Ивана Петровича.
- С чего поднялись?
- С колен, говорю. Чувствуешь? Народ живет все лучше и лучше. Встает с колен.
- Нет, не чувствую. Я на коленях ... .... ... никогда не стоял. И не чувствовал. Как это? – он повернулся к Наталье Николаевне.
Но та только пожала плечами, а Танька заметила, что голос Старого ковбоя стал какой-то очень неприветливый. Он вдруг повернулся к ней и спросил:
-Татьяна, ты на коленях стоять умеешь?
Таня, посмотрела на ободранные об асфальт коленки, подтянула сползшие гольфы и замотала головой.
- Это в церкви стоят. А бога нет, нам пионервожатая рассказывала. И папа сказал.
- Вот видишь, э-э..,. как тебя там, Ваня, не стоим мы здесь на коленях. И ..... не встаем с колен. И Клава, тоже. И ждать тут нечего. Поезжай кормить куриц и со своих ..... .... ... .... ... корачек вставай один.
Старый ковбой вдруг резво встал со стула, вытащил из банки цветы и сердито сунул их опешевшему Ивану Петровичу, - Пойдем, я тебе выход ... ... покажу.
Продолжение следует