Часть 4. Плевать или не плевать?
- Добрый вечер, Наталья Николаевна, - приветливо улыбается художник Евгений, - Как у Вас здесь тихо. Народ разбежался слушать “доброе, вечное”, которое сеет наше тв? А Вы не интересуетесь политикой?
- Абсолютно не интересуюсь. За то время, что я помню и осознаю себя, основные установки не изменились: запад загнивает, Европа разваливается, Африка голодает, доллар обесценивается... Как Ваша дипломная работа, Женя? Вчера она что-то рано убежала? Вы ее разочаровали?...
- Ах, Наталья Николаевна, от Вас ничего не утаить... Да, вчера не писалось, возможно, надо менять тему. А еще..., кстати, про доллары, у нас стипендию задерживают, Вы не дадите мне...
- Нет, Женя, денег не дам. С чего отдавать будете? Но дам работу. А может быть, и тему для диплома. И она не убежит и не хлопнет дверью, моя тема. Я хочу, чтобы Вы нарисовали мне портрет отца. По фотографии. А цену назначьте сами.
- Работа - это всегда хорошо. Конечно, сделаю. Мне надо еще портрет Элеоноры Викторовны закончить. Но сегодня...
- А вот сегодня и начните. Я могу заплатить аванс. Согласны?
- А картошка не нужна? У меня, как грязи... Могу взять аванс, - в кухню, придерживая штаны, вошел Федор с новой бутылкой пива.- О, раковина свободна! Нина, беги сюда!
- Как пошли Новости под пивко, Федя. Мы впереди планеты всей? - По-дружески поинтересовался художник.
- Конечно. За нами не заржавеет. Мы за мир! Догоняем и перегоняем капитализм, который катится в пропасть. Под пивко, сам понимаешь, что хочешь проскочит.
- Молодец, Федор, ты правильно расставил акценты!
- Конечно. Креветок хочешь. У меня наплыло. Как грязи.
- Почему такое веселье? Все идет по плану! Кукуруза - царица полей!- Зина и дядя Коля с грязными тарелками, сытые и полные оптимизма, пришли на кухню.
- Конечно, кто опять раковину занял, чья кастрюля?
- Нет, мы следующие. Нина уже заняла.
- У нас что, теперь уже запись на раковину? А в туалет еще можно без конкурса – Саша-шутник и Рая тоже с горой грязной посуды входят на кухню. – Наверное, нам стоит есть как на заводе, по сменам. Иначе здесь не протолкнуться.
- Это Клавдия опять мечтает. Клава! Убирай свое барахло! А в туалет, Сашок, записывались с ночи, – язвительно улыбнулась ему Васильевна.
- Клава к телефону пошла. Опять Петрович звонит, замуж зовет. Может и переедет, тогда комнату под кладовку занять сможем. Она же без окна, для жилья непригодная.- Федор оживился. - Можно и полки повесить.
- И веревку бы для белья хорошо..., – мечтательно протянула Зоя.
- Куда там веревку вешать? По мордам чужими штанами обтираться, что ли? – Сердито фыркнула Васильевна
- Размечтались. Займут, заселят. Была же пригодная. Комиссию пришлют, что надо подпишут.
- А мы тоже на них Ленькину жену напустим. Она сколько лет бумаги собирает. И все в блокнот записывает.
- Клава, убирай свою кастрюлю. Ну, когда свадьба? А то мы уже твою комнату расписали? Федору полки, Зое веревку, и нам с Раей уголок, чтоб Васильевну по ночам не пугать.- Сашка-шутник скорчил Васильевне рожу. Та, обиженно отвернулась.
- Да ну вас! И правда, уеду. Надоел этот вечный базар. На работе пассажиры лезут: то белье, то чай, то водка, то не заснуть, то проспали. И здесь всегда шум. Идите свои новости смотреть. Я не понимаю в политике ничего, все умно говорят, все правильно, а потом... бац, и коммуналка опять выросла. Кризис, говорят. А с чего этот кризис вдруг взялся?
Я вот в поезде еду, думаю. Везде люди живут. И жить хотят. Ну, пьют, бывает, и дерутся, но все нормального хотят, жить работать. И простые, и богатые, и чеченцы, и казахи, и москвичи, и из Сибири...- я всяких насмотрелась, и все, в главном, одинаковые. А если ругаться начинают, то сразу за национальность цепляются: торгаш грузин, бандит чеченец, нахал москвич... Столкнуть, поссорить нас так просто, как спичкой чиркнуть. И ведь кому-то это надо. У нас есть один мужик, тоже проводник, так он ходит и всем про всех гадости рассказывает. И про пассажиров, и про персонал. Будто это плохое случилось только что в поездке, в соседнем вагоне. И носит, и носит эти помои, и ему приятно, если ссора начнется. Сразу летит туда, как муха на говно. Он доволен, даже удовольствие, кажется, получает. Странно. Даже противно. Меня отец учил: «Если что плохое узнала о ком-то, закрой на себе дурную весть. Не гони ее как мутную волну дальше». Правильно, ведь, Наталья Николаевна?
- Правильно, только что же гнать, если кому-то кроме этого и гнать нечего. У каждого ведь своя волна. Один гонит радость, другой – злость. И, смотри, дурная весть летит быстрее хорошей. Вот, скажи людям, что Федор в лотерею «Москвич» выйграл, так немногие и обрадуются, а скажи, что он выйграл, а потом билет у него украли, - так неделю все обсуждать будут! Пожалеть всегда приятнее, чем позавидовать.
- И правильно, что украли, куда ему еще и «Москвич»! Больно жирно! - Засмеялся дядя Коля, пряча в стол заначку. - Все, пошли играть. Я в форме сегодня, сейчас всех уделаю!
- Ой, она плюется, она в меня плюнула!!!
- Нет, это он первый плюнул, он первый....... – в кухню влетают с криком растрепанные и даже какие-то взмыленные Витька и Танька. Витькины подвязанные уши, воинственно торчат, повязка сбилась, и теперь он больше похож на одноглазого лихого пирата, чем на бледного вечно сопливого Витьку с завязанными больными ушами. Танькины косы тоже растрепались и на самой крайней кудре висит и качается синий бантик.
- Он первый, мама, он первый плюнул. Он плохой, гад, плеватель! Разве можно плевать на людей? Танька зарывается лицом в подом матери и начинает всхлипывать. Но плакать ей не хочется, поэтому она осторожно выглядывает из подола и тут же нарывается на Витькин гнев
- А ты сама, сама, дура! Ты что сказала про фикус? Предательница!
- Ничего не сказала, я не предательница, это случайно получилось! Вот видишь, мама, он плохой, плохой, я только ответила, мама.
- А предательство, Татьяна, часто случайно получается. И не хотел совсем, а предал.- Старый ковбой остановился рядом.
- Да ладно Вам Всеволод Михайлович, она же ребенок и переживает - Зоя заступилась за дочь и погладила Таню по голове.
- Это хорошо, что переживает. Значит, запомнит лучше. А то мы не хотим переживать, вот и не помним ни черта... – Старый ковбой как-то устало побрел из кухни по коридору.
- А вы уймитесь! Тихо! Таня, даже если кто-то плохой, но ты же хорошая девочка, ты очень хорошая! Да?- Зоя пыталась воспитывать дочь.
- Да! Я хорошая...
- Тогда зачем же ты повторяешь то, что сделал плохой, раз ты хорошая? Ты очень хорошая. Сделай хорошо. Покажи ему пример. Он может плевать, а ты – нет. И не плюй, покажи пример.
Танька растерянно глядит на маму. Она не ожидала такого поворота.
- Бе-е-е , дура, покажи пример..., - высунул язык Витька.
- Вот смотри, и я должна терпеть, показывать пример? Да он такой пример не понимает. Он только плохое понимает, щас как дам! - Она воинственно лягнула ногой в сторону Витьки.
- Ду-ра! Хорошие девочки так не делают, - Витька опять высунул язык и кинулся бежать из кухни.
- А я плохая, плохая, плохая, - закричала Танька. - Не хочу быть хорошей, чтобы в меня плевали и дурой называли. Не хочу и не буду. Я тебя так отделаю, заяц вислоухий!
Она рванулась вслед за Витькой в коридор. Там что-то упало, потом завыло Витькиным голосом, потом завизжало Танькиным, потом хлопнула дверь Никоноровых и зазвучало меццо-сопрано Элеоноры Викторовны:
- Что за бедлам? Кто это? Витя? Зачем ты так кричишь?
- Да, это неприлично! - Вставила подскочившая Танька любимое слово.
- Таня? Где твои бантики?
- Это неприлично..., – захихикал Витька.
- Дети, это неприлично, - в третий раз прозвучало заветное слово.- Надо уважать отдых и покой соседей.
Но из коридора были слышны только возня и топот ног. Сражение продолжалось.
- Вот, как их учить, - вздохнула Зоя.
- Жизнь научит, - проворчал дядя Коля.
Продолжение следует