Часть 1.
Коммуналка –великолепная школа жизни! Если вождь пролетариата, как теперь выяснилось, в чем-то и ошибался, то в одном он был абсолютно прав: каждая кухарка из коммуналки может управлять государством.
Пройдя социальную практику коммуналки вы обретаете достаточно жизненного опыта, чтобы выйти сухим и невредимым из любого конфликта в вашей дальнейшей жизни. И тот, кто жил в коммуналке, меня поймет! Как многому нас научило это время! Коллективные разборки по поводу не слитого в туалете, оставленной посуды в раковине и трусов в ванной, громкого телевизора и занятого телефона, чужой конфорки или тряпки. А вопрос о пропавших молочных бутылках мог перейти и в рукопашную. Графики уборки, счетчики электричества, интриги, громкие скандалы и тихое воровство, общие беды и радости, похороны и праздники - суровая школа общежития, проверка на вшивость, честность и здравый смысл, и счастливое время, когда мы все были уверены, что в отдельной квартире эти наши недостатки исчезнут.
Умение совсем чужих людей самых разных национальностей, социальных слоев, интеллекта, уровня образования и просто характера при необходимости жить рядом на крохотном пространстве и при этом радоваться жизни доказывает абсолютно, что воевать бесполезно и бессмысленно, что договориться можно всегда и везде, и мешают этому не теснота, сырые стены или звукопроницаемость, а только наши амбиции, злость и глупость. Конечно, и первое, и второе, и третье имеют свои причины, но об этом написаны тома умных книг, я же просто вспоминаю, а где-то добавляю от себя моменты, события и перепетии своего детства. Да, это взгляд из сегодня, и взгляд субъективный. Только мой.
До сих пор, если мне что-то непонятно в жизненной ситуации или даже в политических комментариях, я быстро перекладываю обстановку в атмосферу родной коммуналки - моей первичной ячейки общества и мира:
- А что по этому поводу сказали бы на кухне мудрая Наталья Николаевна, проводник Клава или слесарь «золотые руки» дядя Коля?
Ответ на этот вопрос безошибочно переводит мне сложные сальто-мортале политиков на простой язык нашего быта. Ведь, по сути, весь наш мир – коммуналка, и даже не самая большая...
12 комнат, 9 семей, 24 жильца, большой холл с черным телефоном на столе, где мужчины играют в карты и домино, огромный шкаф, в котором все жильцы хранят санки, лыжи и раскладушки для неожиданно приехавших родственников, два темных узких коридора, в которых на вешалках висит верхняя одежда, а дети играют в прятки, огромная кухня с девятью столами, пятью плитами и с авоськами за большим трехстворчатым окном, одна ванная комната с колонкой и стиральными тазами, развешенными по стенкам, и один туалет с блокнотом «Профсоюзный вестник» на гвоздике. И все это на 24 человека! Вспомнили?...
Жизнь кипит круглосуточно на углу Большого проспекта и 14-й линии Васильевского острова.
Часть 1. Знакомство.
- Танька, стой! Стой, шалава, все равно поймаю! И дался тебе мой фикус, злыдня..., все матери скажу, а отцу добавлю...
Танька во весь дух мчится по коридору огромной коммуналки и с разбегу стукается о ноги дяди Севы или Старого ковбоя, как его здесь зовут. Он поднимает худенькую Таньку на руки, повыше от разъяренного Федора, который топает сзади. Никто, конечно, бить Таню не собирается. Детей бить нельзя, это знает и Федор, и ковбой, и даже сама Танька, но Федор в гневе страшен. Так он, по крайней мере, думает сам.
- Ну, скажи, зачем, зачем опять расковыряли растение? Вас же в школе учат любить зеленый мир и беречь. А ты хулиганишь..., вот поколение растет.., – Федор пытается найти сочувствие у Старого ковбоя, но тому, что до Федора, что до фикуса, что до поколения ... одинаково далеко и неинтересно. Светлые узкие глаза выражают ледяное презрение к страданиям завхоза, но Таньку он держит крепко и, похоже, отпускать не собирается. Федор в отчаянии машет рукой, поворачивается и бредет в свою комнату. Он очень расстроен. Фикус – гордость Федора. Фикуса нет больше ни у кого в квартире. Даже у певицы Никаноровой. Даже у Старого ковбоя. Хотя, черт его знает, что у него там есть. Он к себе не пускает.
По дороге Федор поднимает потерянный атласный Танин бантик и угрожающе трясет им в воздухе.
- Все матери расскажу. Не будет из тебя толку, уже сейчас видно...
Пока он ругается из комнаты успевает выскользнуть его сын Витька, еще один участник издевательства над фикусом. Он так и не успел сделать свой «секретик». Танька и Витька - одногодки и друзья, поэтому все свои хулиганства в квартире совершают вместе. В данном случае фикус их не интересует совсем, их интересует земля в большой кадке, в которую они закапывают «секретики». И соревнуются, у кого больше.
Кто не помнит, секретик – это что-то маленькое и красивенькое, прикрытое стеклышком и закопанное в землю. Земли на 14-й линии Васильевского острова немного, вокруг асфальт, поэтому большая кадка с Федоровым фикусом оказалась находкой, и Танька с Витькой периодически закапывают туда свои сокровища.
Фикус, похоже, не возражает против «секретиков», его темно-зеленые глянцевые листья выглядят хорошо. Как фикус, очень модное нынче растение, попал к Федору, это отдельная авантюрная история из жизни завхоза, и далеко не единственная.
Федор грустно качает головой, утрамбовывает землю под фикусом, ласково смотрит на блестящие листья и достает бутылку пива, которая стоит между рамами. Надо снять стресс.
На кухне
Центром квартиры является огромная кухня с пятью газовыми плитами, которыми не так давно заменили тяжелые дровяные, с девятью кухонными столами, стоящими в два ряда, и с большим окном, между коричневыми рамами которого развешены авоськи с продуктами. Окно кухни выходит в классический двор-колодец, поэтому на кухне почти все время горит свет, из-за оплаты которого идет постоянная вяло текущая ругань между соседями. У некоторых над столами висят свои 15-ватные лампочки, но они, как говорит местный художник Евгений, часто лишь украшают пейзаж, и общий свет горит все равно. В доме на углу Большого проспекта и 14 линии находится Гастроном, во дворе круглые сутки разгружаю машины с продуктами, а в открытую форточку залетают эмоциональные замечания и комменртарии водителей, рабочих и продавцов. Поэтому, на кухне редко бывает тихо.
По какому-то загадочному архитектурному проекту в этой квартире и в туалет, и в ванную комнату можно попасть только через кухню. Здесь и лестница на черный ход. И если ты хочешь встретить и поговорить с соседом, самое верное - подождать его на кухне. Все контакты, разборки и задушевные беседы проходят именно тут.
За столом у стены сидит и задумчиво курит Наталья Николаевна. Ее комната выходит прямо в кухню, и она любит эти тихие часы, пока соседи ужинают у себя в комнатах.
Когда-то давно вся эта квартира и еще много квартир и доходных домов в этом городе принадлежали ее деду. Потом власть переменилась, и уже только эта квартира принадлежала ее отцу, инженеру Путиловского завода. Потом началась война, отец ушел на фронт и погиб, а они с мамой, вернувшись из эвакуации в родной дом, обнаружили свободной в квартире только одну комнату на кухне. Там и поселились после долгих хлопот с пропиской.
Наталья Николаевна смотрит на колечки дыма и улыбается Светке, дочке дяди Коли, которая, вытащив из тайника ключ от черного хода, выскальзывает из квартиры к очередному кавалеру. «Молодость, любовь, - хорошо! Просто замечательно!» - думает Наталья Николаевна.
У нее любовь была в 1942 году. С Пашей. Они вместе сбрасывали зажигалки с крыш и выносили мертвых из квартир. Потом сидели на чердаке и целовались. Вокруг был голод и холод, была смерть, было страшное время, но для них это было время счастья, время любви. Потом Наташу увезли в эвакуацию, а Пашу призвали на фронт. Наташа вернулась, а Паша – нет. И все. Больше такого счастливого времени у Наташи не было. Было всякое-разное, но такого счастливого времени больше не было никогда. И поэтому она прячет для Светки запасной ключ от черного хода на своем столе под банкой с солью. И улыбается, глядя на счастливую Светку, убегающую из квартиры.
Отсмотрев у тети Маруси детскую вечернюю передачу в кухню влетают, как всегда с ором, Танька с Витькой, неразлучные друзья-враги. Они почти ровесники. Их мамы, Нина и Зоя, тоже выросли в этой квартире, вместе ходили в школу, вышли замуж, родили детей с разницей в несколько месяцев в роддоме напротив, и, конечно, часто выручали друг дружку и нянчили сразу обоих. Поэтому, Танька и Витька выросли почти как близнецы и не могут друг без друга.
У Витьки болят уши, поэтому он почти всегда замотан белым платком, а концы платка завязаны на макушке и свисают по бокам как настоящие заячьи уши. Но Танька его не дразнит. Нельзя дразнить больного и слабого. Ему и так плохо. Это неприлично. Таня услышала это слово от соседки певицы Элеоноры Викторовны, у которой две самые красивые комнаты, и внучка читает стихи Пушкина. Слово очень понравилось Таньке, и она применяет его к Витьке в знак поддержки.
Кроме того, у Витьки математическая голова, он щелкает задачки как семечки, а у Таньки так не получается и приходится просить помощь. Витька, как настоящий лидер, часто сразу не соглашается, говорит, что нет времени,то да се...,Танька сердито фыркает и собирается уходить, но тогда Витька медленно и важно открывает задачник или свою тетрадь. И отношения налаживаются. Списав задачку, Танька в знак благодарности дергает Витьку за белые кончики платка и корчит рожи. Витька дергает Таньку за косички. Ни один, ни другой не могут пройти мимо друг друга не дернув, не лягнув или не толкнув, просто не получается. Приходится все время бегать. Поэтому бантики, которые мама каждый день вплетает в Танины светлые волосы, часто сваливаются и теряются, а карманы на стареньком фланелевом платье все время отрываются.
- Как дела, отличники? – спрашивает Наталья Николаевна, гася папиросу Беломор. – Скоро каникулы?
- Не..., не скоро. Еще пахать и пахать...- и Танька с Витькой прилипают к столу бабы Груши с телевизором, внуком Борькой и оранжевой корочкой на любимой сайке.
Баба Груша
Баба Груша тоже любит вечерять на кухне. Она сидит на табуретке у своего стола и смотрит старый фильм про войну. Она любит такие фильмы. Маленький коричневый телевизор с линзой, больше похожий на радиоприемник, стоит в углу стола и потрескивает, а на экране высокий красивый офицер в хорошо выглаженной гимнастерке и с орденами поднимает бойцов в атаку. Он бесстрашно стоит во весь рост, стреляет из пистолета, и за ним бесстрашно бегут его солдаты с улыбкой на лице. Рядом с бабой Грушей сидит внук Борька и ест булку. Сайку или городскую с оранжевой корочкой. Баба Груша специально придерживает гостинец для вечернего киношного времени, потому что пока внук ест, он не задает вопросов и не мешает смотреть фильм. В любое другое время на все, что Борька видит вокруг у него одна реакция: Почему? И зачем? А пока рот занят, мозги отдыхают, - так считает сама баба Груша и не скупится на заветную сайку. Танька с Витькой, пристроившиеся рядом, тоже начинают отколупывать оранжевую корочку, молчат,не мешают,только подтверждая истину бабы Груши.
- Сидит Груша нельзя скушать. Баба Груша, ты что здесь горбишься на табуретке и внука лишила права голоса, – это завхоз Федор входит на кухню с привычной бутылкой пива, здоровается и подтягивает полосатые пижамные штаны на подтяжках.
- Вот, кино смотрю с внуком. Ешь, Боренька, ешь и молчи. Это - настоящее кино. Вишь, как красиво бегут. «Ура!» - кричат, слышишь? Герои. Таких не победить!- баба Груша вытирает глаза кончиком кухонного полотенца.- Умели раньше кино делать. Трогает за сердце. Все как в жизни. А сейчас, тьфу, срамота.
- Так это же старое кино. - Федор смотрит на экран, - Сейчас так не воюют. Особо не бегают. Сейчас чпокнет над головой, и 30 человек лежат не шевелятся. Такая техника, не поймешь, откуда и прилетело. Не смотри, Боря, ерунду эту. На математику налегай, как Витя, тогда все поймешь.
- А чего понимать-то? Из Америки все это барахло летит. Там одни педераты у власти. Америкосы. Они настоящее кино делать не умеют. Вот у них все и чпокает. А мои молодые дураки сидят, вон, в комнате, смотрят этих капиталистов. Морды гладкие, нахальные, точно – педераты. Зубы вставные. Чпокнет, и ничего для души... А им интересно.
- А мне вот интересно мечтать, - это Клава вышла из ванной с полотенцем на голове.
Клава – проводник и всегда днем спит, просыпается вечером, потому что по ночам она ездит на поезде в Мурманск.
- Я в своем поезде еду, постель и чай раздам, пьяных угомоню и сижу - мечтаю. О светлом будущем, о том, как заживу когда-нибудь при коммунизме или при ком-то другом в отдельной квартире. Смотрю в окно, все лес и лес... Сколько у нас богатства!
- Это ты про рай, что ли, мечтаешь? – На кухню входит дядя Коля «золотые руки» - Скоро все там будем.
- Да, наверное, про рай...- улыбается Клава, расчесывая волосы. – Ты мне когда, Николай, утюг починишь? Шнур коротит.
- Зачем тебе, Клава, утюг, если о рае мечтаешь, – дядя Коля вздыхает, - Ты Светку мою не видела?
- Кому в рай, а мне и здесь неплохо. И Светке твоей, думаю, – Федор опять подтягивает штаны.
- Ты что про Светку знаешь? Видел?
Федор весело хлопнул резинкой от подтяжки. - Ничего не знаю, ничего не видел, ничего никому не скажу...
- Татьяна Николаевна, мое почтение. Как прошел день? – Старый ковбой приветливо склоняет голову в поклоне. Он живет в самой дальней комнате с эркером, ходит через кухню редко, только в туалет, еду он заказывает из ресторана, слывет богатым, но в долг не дает, играет на бегах, получает дорогой журнал о лошадях, и за все это его зовут Старый ковбой. Он виртуозно ругается матом и крайне редко разговаривает с соседями на другие темы. Ходит он в шляпе и с тростью, обмороженные на Колыме ноги слушаются его плохо, но спину держит.
История их отношений с Татьяной Николаевной такая длинная, что все жильцы уже устали ее обсуждать. И стараются не мешать, когда часа в два ночи по нужде проскакивают в туалет через кухню, на которой в клубах вкусного табака сидят и разговаривают о чем-то только им понятном старые знакомые.
- Где Светка? Куда опять эта вертихвостка смылась. Кто открыл черный ход? Кругом враги... Вот вернется таких п.здюлей надаю! - дядя Коля возвращается в кухню уже серьезно встревоженный. За ним нехотя бредет сын Сашка, гордость Василеостровской математической школы.
- Вот-вот, Коля, ты все меня критикуешь, а не надо в чужой тарелке мух ловить, в свою смотри. Я тебе давно про Светку советовал... И Нина моя...
- Да иди ты, Федя, с Ниной,... не твое дело. Не твои мухи. Придет, таких п.здюлей надаю...
- Поздно, Коля, детей надо поперек лавки пороть, надо слушать советы...
- Причем тут лавка? Где ключи? Сашка, ты знаешь? Сейчас получишь п.зд.лей...
- Батя, почему у тебя одни п.зд.ли на языке?! Надоело. Светка уже взрослая, а ты ее оскорбляешь. А, знаешь, оскорбление это не аргумент, это, как раз подтверждение отсутствия аргументов, подтверждение бессилия. Это язык рабов. Ты скажи по-человечески, давай обсудим, а ты сразу условия. Если мы семья, давай думать не о разном, а об общем. Иначе не договоримся. Нам так на обществоведении объясняли.
- Нет, ты слышал, как он разговаривает. Про рабов? Это что, теперь так в школе учат? Какое еще такое обществоведение? С кем я должен договариваться об общем? Да я фашистов победил, кто мне указ! Я тебе кислород перекрою, как жить будешь?
- Да я уже давно живу, а ты не знаешь, как. Без твоего кислорода. Сам. Ты даже в карты у меня выиграть не можешь, только п.зд.ли и вспоминаешь, – засмеялся Сашка.
- Нет, ты смотри, что делается. Совсем от рук отбились! Никакого порядка в доме! Случайно проиграл, задумался... Правильно говорят, что думать вредно. А с вами управлюсь как-нибудь!
- Порядок не в кулаке, а в законе. Почему так рано домой? Ей уже 17 лет. Взрослая. Имеет право...
- Право? Я покажу ей права. Нарисую на заднице! Не с такими справлялся! Чтоб в девять вечера дома была! И ни позже.
- Ну, это все и до девяти можно успеть, - бормочет под нос Федор, но больше не встревает и не возражает расстроенному отцу. Его жена Нина жарит яичницу и согласно кивает головой.
- Закрою дверь на ключ и спать лягу. Я здесь право! Все поняли? - бушует дядя Коля.
Татьяна Николаевна ласково смотрит на сердитого Николая, тоже согласно кивает и поглаживает банку с солью.
- Вы заметили, что мои догадки о том, что моральный образ современной молодежи не очень устойчив, имеют убедительное подтверждение. Надо больше ориентировать население в самую глубь истории. Еще со времен половцев...– с этими словами на кухню входит бывший милиционер, пенсионер Серов, в просторечье Серый, и выразительно смотрит на дверь черного хода, за которой час назад скрылась Светка. Серый в своей комнате гонит самогон и берет за бутылку недорого, как он сам говорит, по доброте душевной и от собственной скромности. И при этом уверенно добавляет:
- Кто что гонит? Не понял, о чем клевета? А кто зачем покупает? Вас там нет? И нас там нет...
Серов так давно живет в квартире, что никто уже и не помнит, как и откуда он здесь появился: то ли чей-то сын то ли чей-то наследник. Он ходит в библиотеку и на разные встречи ветеранов, любит поговорить об истории, о корнях и началах, о величии традиций и родстве поколений. Обычно не своих. Ни понять, ни проверить это все равно нельзя, да соседи, купив бутылку, не очень-то и вслушиваются в его исторические экскурсы. Он вещает, в основном, подружкам, бабе Груше и бабе Лизе, по вечерам на кухне.
- Вот хорошо, не в лесу живем, и не в этой Америке. А у нас все как народ решит. Как ему скажут, так он и решит, - слушает и радуется баба Лиза. Ей потом хорошо спится и снится повышение пенсии.
Молодым, Борьке, Таньке и Витьке, тоже нравится слушать про австралийцев с двумя головами, про рабовладельцев американцев и дураков немцев. Про что-то многополярное или двухъяйцовое, прости Господи, как всегда добавляет баба Груша. И про резиновую попу у школьников. Они даже поругались и подрались, чья мама № 1, а чья – № 2, но потом залезли в темный шкаф и стали трогать себя за разные места, чтобы самим разобраться с анатомией. В шкафу пахло нафталином, они стали чихать и были с позором вытащены на свет со спущенными трусами жилистой рукой Старого ковбоя, т.е. дядей Севой, который шел мимо. Он отвесил по голым задам от души, обозвал их как-то длинно и умно, но матерям ничего не сказал, а может быть, просто забыл про их забавы, пока дошел до кухни.
- Баба Груша, как там на фронте? Наши жмут? – бывший милиционер Серов умело заводит разговор со своим электоратом.
- А как же, гонют вражью гадину с родной земли. Мы победим! - Баба Груша блестит глазами. Я только наши фильмы смотрю. Ихние фильмы не про жизнь, там фальшь одна, и все - голубые.
- Почему голубые? - в кухню входит с тарелкой и бутылкой художник Евгений. Он снимает здесь комнату, учится в Академии художеств, ведет богемный образ жизни, хорошо различает цвета, но старается этого не показывать, чтобы не раздражать окружающих. Ведь соседи и так видят, как из темного коридора перед его комнатой поздно вечером или рано утром выбегают женщины, которых он, как говорит баба Груша, «малюет» голыми.
- Так от холода голубые, – уверенно говорит баба Груша. И от страха! И от зависти. Совсем дошли. Как твои модели. Зачем они в двенадцать ночи так дверями шмякают. У меня аж кот с одеяла свалился.
В развевающемся шелковом халате на кухне появляется душистая и сердитая певица меццо-сопрано Элеонора Викторовна Никонорова. Ей, ее дочери и внучке принадлежат две самые большие и красивые комнаты в квартире. Как так вышло, никто точно не знает, но все догадываются. Однако, мужчины в этой семье хоть и появляются достаточно часто, но как-то не приживаются.
В большой красивой комнате с итальянскими окнами стоит рояль, на котором играют дочь и внучка. Модного фикуса у Никоноровых действительно нет, а рояль является предметом зависти Федора и предметом тихой ненависти всех остальных жильцов квартиры, т.к. на нем певица в день концерта, т.е раза четыре в неделю, по полдня «распевается» , и это называется "вокализы".
Всех детей квартиры в эту красивую комнату приглашают 31 декабря “на праздник”. У нарядной елки душистая Элеонора Викторовна раздает конфеты и мандарины, дочь на рояле играет песенки, а внучка у рояля читает стихотворения Пушкина. Дети, тоже нарядные: Танька в кашемировом платье с воротничком, Витька в белой рубашке и без платка на голове, и Боря в красивой вязаной безрукавке и без городской, - толпятся у двери и шуршат фантиками. Потом отгадывают загадки и, роняя мандариновые шкурки, с удовольствием убегают в коридор, где в любимом темном шкафу разглядывают, откладывают и меняются фантиками. Внучку с ними не пускают.
Сегодня Элеонора Викторовна явно не в праздничном настроении.
- Кто утром опять не слил в туалете? Знаете, мы захлебнемся в собственном, извините, говне. При потеплении климата об этом даже страшно подумать, дорогие соседи. Кто был в туалете?
- Серов был. И с листочком вышел, – баба Груша, прищурившись смотрит на копающегося в своем кухонном столе Серова.
- Я ? Нет. Опять клевета. Кто докажет? А... листочек? Это -биоматериалы. Я следов не оставляю. Все свое ношу с собой. Нас там нет, баба Груша. Клеветы не боюсь и потепления. Мы все попадем в рай!
- Очень актуальная тема после ужина, Элеонора Викторовна. Вам страшно? Интересно, а где вы были последние 8 лет? - Это вступил в дискуссию Леня Додин, или, как его зовут в квартире, Дурик.
Все знают, что он – еврей, все время ходит на какие-то курсы и пишет книгу, поэтому, считают, что он - совершенно ни к чему неприспособленный человек. Ну, разве что тарелки за женой в кухню носить. Жена у него строгая, пишет на всех жалобы и четко знает, кто где был последние восемь лет.
- Вы же знаете, что в Африке уже голод? - опять волнуется Леня Дурик.
- Неужели последние восемь лет? Какая напасть, - Клава от огорчения даже присела на табуретку у стола.
- Успокойся, Клава. Это, как минимум, последние 60 лет, – вздыхает Наталья Николаевна.
- Так надо что-то делать... Вот что лично Вы сделали за последние 8 лет? - Леня настойчив в своих принципах.
- Не помню. Но в школьные годы мы собирали книжки и карандаши детям Африки.
- Это и сейчас, конечно, собираем. Главное, не быть безразличными. Безразличие убивает. Согласны? - переживает неравнодушный Леня.
- Все правильно. Главное - и у нас и, в Африке стабильность. - соглашается Федор, подтягивая штаны за подтяжки. - Пойду Новости смотреть к Марии Ивановне.
-- Да, сейчас начнется..., - народ выходит из кухни.
- Стабильность, стабильность, - гундосит под нос баба Груша. - А художник-то наш в ванной каждый месяц зубную щетку меняет. Зачем? Чего боится? Кого подозревает? Хотя, это как посмотреть. Биоматериалы, собирают, и птицы летают, заразу разносят, и даже комары... Ох, что делается: педераты, наркоманы... и эти мордастые америкосы. Прям, страх! Надо сериал включить, успокоиться...
Наталья Николаевна молча слушает жильцов. Она знает обо всем, что происходит в квартире. Расположение комнаты делает ее участницей и часто судьей всех кухонных склок, близость ванной комнаты, туалета и черного хода раскрывает подробности интимной жизни соседей, курение располагает к откровенным разговорам, а возможность занять у нее пятерку до получки поднимает ее авторитет среди соседей.
Она первой узнает, кто загулял, а кто уже забеременел, кто недоел, а кто перепил. Она знает все про всех, и это тоже знают все. Но ее так мало интересует жизнь соседей, что соседи не волнуются, что их секреты станут темой для общих разговоров. И это устраивает обе стороны. Она часто выступает свидетелем или даже судьей в эмоциональных кухонных скандалах, почти всегда придерживаясь правила: Кто бы с кем не поругался, всем все равно жить рядом и никуда друг от друга не деться. Можно, конечно, начать сыпать соль в суп друг другу, но кастрюли стоят так близко одна от другой..., что невзначай, можно и перепутать.
Продолжение следует.