Бытовка была довольно литературная. Здесь были свои писатели – Лёха Прилепин и Миха Сорокин. Уборщица туалетов Ульяновна иногда, когда на неё находило, читала свои стихи, а хромой Витька вабще говорил исключительно стихами. Профессор тоже в тайне сочинял памфлеты. Он был довольно злой и задиристый сочинитель. Никто не избежал его резкой критики. Васильевна не уступала ему и придумывала такие истории, в которые с трудом верилось. По её словам, все кругом были стукачи и пидоры, а некоторые даже маньяки. Гена уже едва колдырял, но тоже горазд был придумать шнягу. Как-то раз объявил, что его призывают. Все почему-то легко поверили. Но и на самом деле ведь пропал чел. Раньше бывало придёт кое-как, похмелится и за работу. Худо-бедно набережная убрата, как говорит Октябревна со знаменитой улицы Радищева. А вот после него на набережной никто не мог долго задерживаться. Ни первый Женя, ни второй, ни Дубов, ни Костян, который заикался. Один пожилой и на вид приличный мужчина хотел устраиваться, но только дошёл до набережной, ему тотчас стало плохо. Пришёл в себя и говорит, что тут очень плохая аура. Больше всех там продержался неплохой рассказчик Женя с подпитера. Однако в итоге оказалось, что он уже сидел четыре года за разбой и находился в розыске за новое преступление. Так и исчез с концами. Гена, не тот что плохо ходил, а другой – высокий и красноречивый, тоже пытался продержаться там, но связался с Трофимовной, которая убирала туалеты на пару с Ульяновной, порой запивала и искала себе мужика. Вот его короткий рассказ. Прихожу, блять, к Трофимовне знакомиться. Беру с собой шампанского как человек. Только сели с ней выпить, заявляется какой-то её крендель чуть живой. Ну, налили ему. Он сразу брык с копыт и валяется. Трофимовна тогда говорит: вынеси, Гена, его на улицу. Но Гена говорит: что я дурак? Он там замёрзнет, а мне потом отвечать. Чел так расстроился, что после этого забил на работу, и никто его в бытовке больше не видел. Да много там было всяких интересных персонажей и ещё немало появится будьте уверены.