О повести В. Бычкова Вишенки

Сергей Чепров
   С прозой барнаульского писателя Виктора Бычкова я был знаком по его роману «Везунчик». И потому, беря в руки новую его книгу «Вишенки», был уверен, что чтение будет легким и интересным. Нет, легким не в том смысле, что читать можно поверхностно, не углубляясь, не погружаясь особо в судьбы да мысли героев… А именно в том, что автор придерживается традиционной классической манеры русского романа, не выдумывая, не изобретая чего-либо нового, из ряда вон выходящего, чтобы привлечь внимание до ужаса ленивого нынешнего читателя. Автор просто повествует… Прослеживает судьбы двух крестьянских семей, Кольцовых и Гриней, с конца гражданской войны до начала Великой Отечественной. Причем, это не отрешенное слежение «со стороны», а непосредственное погружение писателя, а вслед за ним и читателя, в эту бурную, кровавую и до сих пор не до конца осмысленную эпоху революций, разрух да братоубийственных противостояний. Автор проникается тревожным духом того времени, не понаслышке знаком с бытом и укладом деревенской жизни. И герои его романа настолько ярко и правдиво выписаны, что даже с первых страниц начинаешь верить и сопереживать им, начинаешь проживать все события вместе с ними. Это сильные, честные, трудолюбивые и по-крестьянски мудрые Ефим Гринь и Данила Кольцов, хотя настолько разные характерами, что автор до конца романа так и не смог примирить этих двух бывших неразлучных друзей. Это замечательный поп – отец Василий, истинно русский батюшка, являющийся не только посредником между человеком и Богом, но и мировым судьей, усмирителем деревенских драк и гасителем семейных конфликтов. Вера и любовь к людям – главное его оружие – настолько сильны и искренни, что вызывают уважение даже у врагов. Это замечательный человек Макар Щербич, помещик, отдавший все свое хозяйство новой власти и удалившийся на Соловки. Это и дед Прокоп, драчун, балагур и местный оракул, не растративший мальчишеского задора до самой могилы. Вообще в романе нет ни одного «проскользнувшего» , бледного образа. Даже такие вроде бы незначительные, как юродивый Емеля или Дуська-пулеметчица с двумя «апостолами» - пусть и в коротких эпизодах, но так живо предстают перед читателем какой-либо чертой характера, верно подмеченной автором, вскользь ли брошенной фразой, что их уже не забудешь.
   Автор не побоялся взяться за историческую тему, пытаясь осмыслить и как можно точнее передать тревожный, мятущийся дух эпохи. Поэтому роман так насыщен диалогами, монологами, спорами и раздумьями. Как раз при чтении этих мест у меня и начало подспудно возникать какое-то противление, даже недоверие, что ли… Создалось впечатление, что автор будь то бы свои, уж очень современные мысли, вкладывает в уста героев, заставляет смотреть их на происходящие события как бы с сегодняшней точки зрения. Вот размышления отца Василия в тюрьме: «Видно, враги Руси нашей поняли, что победить, поставить ее на колени никогда и никому не удастся. Так решили руками самих же россиян, православных, изменников, предателей проделать это, подорвать изнутри?» (И это о власти большевиков.) Или вот, к примеру, рассуждения Макара Щербича: «…Какой же он мироед, если давал людям работу и за счет этой работы нанятый работник жил, кормился сам и содержал семью? И, прошу заметить, в Вишенках народ в большинстве своем зажиточный, как и в Борках, а в этом немалая заслуга старосты деревни Логинова Николая Павловича и пана Буглака. Неужели у новой власти другие методы выживания, без труда? Или она не собирается давать людям возможность трудится, зарабатывать на жизнь работой, трудом праведным?» Ну ладно, это Макар, ьолее-менее грамотный… Но вот выдержка из выступления на колхозном сходе деда Прокопа, инвалида, безграмотного бедняка, который последний десяток лет дальше своего огорода и носа-то не высовывал: «Я так мыслю, а уж вы рассудите сами. Вместо того, чтобы хлебушко растить, эта власть затеяла войну, взбаламутила народишко, натравила друг на дружку, а жрать-то надо! А сеять-пахать некому, вот и оно. Значит, будут забирать силью, без спросу. А кто же запросто так свое отдавать будет? Значит, властя будут, как бандиты, изымать, мужик пойдет защищать свое, кровное, и получит пулю промеж глаз от власти народной. Просто, как решето, к попу не ходи. Помяните мои слова, граждане.»
   Я прошу прощения за столь длинные выдержки из текста. Но они необходимы, чтобы объяснить, что же, все-таки, вызвало у меня сомнение, недоверие…
   Прочитал роман и задумался: а по какому, собственно, праву я лишаю этих людей возможности мыслить так, как мыслю сегодня сам? Что с того, что события эти почти столетней давности? Что с того, что это неграмотные крестьяне? Человек-то ведь нисколечко не изменился, не стал умнее ни на йоту. И думал он тогда точно так же, и чувствовал так же, и любил… Почему это я вдруг засомневался в правдивости поступка родителей Марфы и Глаши, бросившихся в омут? Вот что Анна Каренина бросилась под поезд – верю, а этим – нет? Эка куда хватил: то все же Толстой и Каренина! Ну и что? Простые крестьяне совсем по-другому любят? Да нет же! И любят, и мыслят, и чувствуют точно так же. И зря я им пытаюсь в этом отказать. Совсем зря!
   С такими мыслями перечитал роман еще раз. И все встало на свои места. И никаких вопросов. И, слава Богу, что автор оказался мудрее меня, приученного и продолжающего по инерции взирать на то время только с «героической колокольни» Павки Корчагина. Автор оказался мудрее и правдивей. И я вслед за ним чуточку поумнел, за что ему искренне благодарен.
                Сергей Чепров.
                Г.Бийск