Станичная баллада

Саша Доброволец
Часть первая.
Над станицей Знаменская вставала утренняя заря. Знаменская церковь блестела золотыми куполами. В избе на окраине просыпались от крика петухов супруги Ермаковы. Подхорунжий Александр Ермаков вышел на улицу, снял кубанку, зачерпнул из бочки ладонью воды, умылся, снова надел кубанку, поправил гимнастёрку и опёрся на городьбу. В это время его жена, Татьяна Ермакова, провожала корову в стадо. С той самой поры, когда она вступила в Волжское Казачье Войско, она стала носить народный костюм. На красавице-казачке были сарафан с рубахой, павловский платок, а что касается обуви, то зимой она носила валенки, а летом ходила босая.
Проводив корову в стадо, Татьяна стала раскочегаривать стоявший на столе в саду самовар. Когда вода закипела, она сняла трубу и поставила на конфорку чайник с травяным чаем.
- Саня, иди чай пить!
Александр сел за стол, взял гранёный стакан с подстаканником, налил на четверть заварки из чайника, остальное долил из самовара.
- Сань, похоже, я приболела, - пожаловалась Татьяна мужу. – Спину застудила. Окно открытым оставила, вот и продуло. Еле дошла, чтобы пастуху Ваське Зенину корову передать!..
- Сейчас посмотрим, что там у тебя... Попробуй сидя повернуться корпусом.
Татьяна так и сделала, после чего чуть не взвыла.
- Всё понятно. Пошли в избу лечиться, - сказал Александр. – Задирай рубаху до плеч, ложись на диван, расслабься, представь себе, что, например, купаешься в тёплом море.
После этого Александр снял со стены уральскую нагайку, сложил её вдвое – петлёй, подошёл к жене и спросил:
- Где болит?
- Вот тут, между лопатками.
Александр стал легонько простукивать сложенной вдвое нагайкой спину жены. Она не испытывала никакого дискомфорта – наоборот, такой массаж создавал эффект бани. Затем он повернул нагайку сгибом вниз и стал давить сгибом на нервные точки. Затем он распрямил её и прокатал спину Татьяны, как скалкой. Затем он поправил на ней рубаху, укутал в тёплое одеяло, пошёл к самовару, допил свой остывший чай, жене заварил свежего, который и поставил ей на тумбочку на жостовском подносе.
Через час Татьяна была как огурчик. После травяного горячего чаю она начала суетиться по разным делам, и боли в спине её больше не безпокоили. Тем временем Ермаков направился к колонке – набрать воды. Он набрал бидон и две канистры, взвалил всё это хозяйство на каталку и потащил домой. Вода в местных колодцах, кранах и колонках отличалась высоким содержанием сероводорода, а значит, была целебной. Даже более целебной, чем боржом. Татьяна приготовила яичницу с салом, а к ней Александр Сергеевич заново вскипятил самовар, заварив на этот раз чай по-азербайджански (с чабрецом). Татьяна размотала провод удлинителя и включила приёмник, настроенный на волну радиоканала «Вера».
В погребе у них стояли банки с чайным грибом, безчисленное количество солений, варений и вяленой рыбы. Сам Александр Сергеевич был таким чутким человеком, что мухи бы не обидел, а когда на него летом садились комары, то он ждал, пока они напьются и улетят. Но к врагам Православия и Святой Руси Ермаков был безпощаден! За богохульство и русофобию он мог и в рыло дать. А рыбу и раков он ловил с благословения духовника, как не теплокровных. В избе у них была большая библиотека, собранная в основном Александром Сергеевичем. Надо заметить, что Александр Сергеевич был старообрядцем и носил шикарную бороду. Наконец они приступили к трапезе.
- Танечка, хорошо нам здесь? – спросил Ермаков.
- Очень хорошо, Сашенька, - ответила Татьяна, шевеля под столом босыми ногами. – Наконец-то я поняла, что такое счастье!!...
- А в чём заключается счастье, Танечка? – в свою очередь спросил Ермаков.
- Ну-у.... – задумалась Татьяна. – Счастье – это, наверное, то состояние, когда трапезничаешь с любимым мужем, когда бегаешь босая по мокрой от утренней росы траве, когда сливаешься с мужем в поцелуе и тебя обнимают крепкие мужские руки! Знаешь, Сашенька, мне хочется плакать от счастья!
Татьяна поднесла к лицу рукав рубахи и вытерла глаза, затем пару раз шмыгнула носом, потом сказала:
- Извини, Сань, это я от эмоций.
Они провели целый день в чаепитии, так как хозяйственных работ не намечалось (была середина июня). Ермаков лишь сходил полить овощи из шланга. Вечером пригнали коров, Татьяна подоила корову Ёлку, набрала в корзину яиц из курятника, и понесла всё это в дом. Когда она закончила разбираться с продуктами, её внимание привлекли странные звуки. Это прямо за их забором дрались двое пьяных. Татьяна схватила коромысло и огрела сначала одного, затем другого.
- Валите отсюдова нахер, мудозвоны сраные, и чтобы духу вашего тут не было! Ой, да что ж я наделала! Матом ругнулась из-за вас, козлов вонючих! Пойду мужу каяться!
Ермаковы жили по Домострою. Просто так Александр Сергеевич руку на жену не мог поднять – таков был его кодекс чести. Но с Татьяной он договорился перед венчанием, что если она сильно провинится, скажем, выругается матом или, например, будет увлекаться оккультизмом или чем-то в этом роде, то получит, в зависимости от провинности, от 20 до 150 ударов лестовкой (старообрядческими кожаными чётками) по верхней части спины. Это делалось с согласия Татьяны и по её смирению. А нагайка вообще использовалась ТОЛЬКО для массажа.
Ермаков сидел в кресле и читал. На крыльце послушался шуршащий звук – это Татьяна вытирала свои босые подошвы об коврик.
- Прости меня грешную, Сашенька! Провинилась я! – промолвила Татьяна.
- Что стряслось? – настороженно спросил Ермаков.
- Матом выругалась... Двух алкашей разнимала, и сама не заметила, как вырвалось. Накажи меня, Сашенька, а то ведь покоя мне не будет! Пусть это будет моё покаяние!!! – Татьяна так расстроилась, что готова была расплакаться, но Ермаков подвёл её к киоту с иконами, Татьяна преклонила голову и скрестила руки на груди. Дав ей 70 раз, Ермаков отложил лестовку, обнял и расцеловал Татьяну. По её щекам текли слезинки, но не от наказания, а от счастья.
- От любимого и лестовка сладка, - сказала Татьяна. - Когда любимый муж наказывает – это совсем не боль, а бальзам для очищения души от грехов и мозга от ненужных эмоций, это несказанно приятное ощущение в душе. Именно когда любимый муж, и никто более. Если бы меня за что-нибудь поставили на нагайки на станичном круге, да ещё в присутствии всех казаков станицы, я, бы, наверное, умерла от стыда. Сердце бы не выдержало.
- Да, Танечка, ты права. Не стоит выносить сор из избы.
- Пойду парное молоко в банки перелью и в холодильник поставлю. Да, кстати, урядник Петрухин предлагал забитого кабана у него приобрести. Он мне сказал, когда я за Ёлкой ходила. Если купим – сала на весь год хватит. Петрухин сказал, что он его специально откармливал.
Ермаков тут же надел спецовку и хозяйственные перчатки, положил в карман деньги, пошёл к Петрухину и, когда рассчитался, Петрухин сказал:
- Сань, давай обмоем.
- Извини, Миша, непьющий я. Вот лучше помоги-ка доставить кабана до моего дома.
Петрухин подогнал свою машину, кабана (уже опалённого и отскобленного, оставалось только разделать) погрузили в багажник и доставили куда надо. Татьяна тем временем готовила стол для разделки.
Разделывание кабаньей туши заняло весь вечер. Часть Татьяна заморозила, часть засолила. Кости пошли на бульон. Потом супруги Ермаковы стали готовиться ко сну. Взяв подручники, они совершили вечернее правило по старообрядческому молитвослову. Затем Александр переоделся в пижаму, а Татьяна – в ночную рубашку. Перед сном Александр согрел тазик воды и тщательно вымыл Татьяне ноги. После чего он поцеловал её прекрасные ножки, до такой степени они были красивы. Кроватью им служил старый диван, постелью и одеялом – кубанская бурка. Они согревали друг друга теплом своих тел. На окошке тихо вещал радиоприёмник, настроенный на волну «Веры».
Часть вторая.
На следующее утро Татьяна, отправив корову в стадо, дождалась, пока муж проснётся, они совершили вместе утреннее правило. Александр надел гимнастёрку с казачьими наградами, галифе, хромовые офицерские сапоги, тельняшку, ремень, портупею и кубанку, Татьяна надела сарафан и павловский платок (но так и осталась босоногая), и они пошли на станичную площадь. Станичный атаман, подъесаул Евгений Анатольевич Тихомиров зачитал приказ:
- Для станичников, которые держат молочный скот, в особенности овец и коров. Мы решили заказать сырные грибки, чтобы каждый станичник мог выделывать сыр для себя и на продажу. Грибки можно купить в церкви. Такие, как кефирный грибок, шевр, бри, камамбер, брынза.
День прошёл, как обычно. На вечернюю службу все потянулись с баночками и крынками. Татьяна пошла туда тоже, взяв с собой несколько пластиковых пузырьков и надев специальный церковный платок с повойником, который скалывался на шее специальной брошкой. Поставив в сторону ридикюль, в котором были пузырьки, Татьяна разложила подручник (то же самое сделал и Александр Сергеевич), они взяли в руки лестовки, стали молиться и класть земные поклоны. Когда священник о. Вячеслав начинал кадить, то Александр клал ему в кадило особый ароматный ладан, который он покупал на Рогожке (когда бывал в Москве). В конце службы Татьяна взяла каждого грибка понемногу, и они пошли домой.
После вечерней службы Татьяна заквасила на пробу несколько литров молока разными ферментами в отдельных банках, а также поставила такой эксперимент – купила у соседа, вахмистра Андрея Боголюбова, который держал овец, несколько банок овечьего молока и сделала рассольную гагаузскую брынзу, (к баночке с грибком прилагался рецепт), и стоит добавить, что гагаузская брынза была любимым сыром Александра Сергеевича. Когда-то он бывал в этом райском краю. О Гагаузии у него сохранились самые тёплые воспоминания. Особенно ему нравилось вино, пахнущее розой, и та же брынза. Но потом он накрепко завязал со спиртным, потому что, стоило ему выпить полстакана самого сухого вина, у него начинал заплетаться язык.
Пригнав корову Ёлку с пастбища, Татьяна подоила её, слила молоко в пластиковые бутылки и поставила в холодильник. Тем временем Александр подошёл к калитке, поднял смартфон и сделал снимок. После чего направился к жившему через дорогу есаулу Шкаликову.
- Посмотри-ка, дядя Вася, это не твой шкет курить в 10 лет вздумал?! Если что, вот доказательство!!! – и Ермаков показал Шкаликову сделанный только что снимок, на котором отчётливо был виден подросток с папиросой.
- Ах он паскуда! И какая же это сволочь ему курево даёт?!? Небось Нюрка Мятлева, я знаю, она куревом барыжит, потому что в сельпо табачных изделий нету!!! Скажи Тихомирову, пусть круг соберёт, за нарушение закона о продаже несовершеннолетним табака! Мы эту лярву выселим из станицы!
- Батяня, - зашла в дом старшая дочь есаула Машка, - там баба Нюра не только куревом торгует. К ней часто в дом мальчики и девочки заходят. И пакеты с мукой заносят. Зачем с мукой – честное слово, не знаю. Я когда за Витькой пыталась проследить, всё это и увидела.
Шкаликов медленно сполз со стула на пол, падая в обморок... Ермаков схватил ведро с холодной водой и выплеснул ему на голову. Затем он взял телефон и вызвал милицию. Наркобордель закрыли в течение часа, а хозяйку и проституток увезли в областной ИВС, запасы «кокса» и других ПАВ были изъяты как вещественные доказательство (позже выяснилось, что там нашли ещё и клофелин).
Когда Шкаликов спросил Ермакова, как ему поступить с сыном, тот ответил:
- Никак, Василий Семёнович. Просто объявите-ка ему всей семьёй бойкот деньков на сорок. Пусть учится честным трудом на пропитание зарабатывать с детства. Пусть работает в станичной мастерской, в кузнице, честно добывает свой хлеб. Не разговаривайте с ним – ни ты, ни Ольга Андреевна, ни Машка, ни Семён Игнатьевич. И жрать не давайте.
- Пожалуй, что ты прав, Санёк. Эй ты, чепушило гороховое! Ну-ка, поди сюда! – позвал он сына.
В ответ прозвучало «традиционное»:
- Батяня, у тебя не все дома!
- Итак, запомни! – ответил есаул Шкаликов. – В течение сорока дней ты не переступаешь порог моего дома, зарабатываешь себе на жратву чем хочешь, ночуешь где хочешь, и так далее по списку...
Витя гордо развернулся и пошёл по станичной улице, смачно харкнув напоследок отцу под ноги. Ермаков любопытства ради решил за ним проследить. Виктор направился в сельскую кузницу, вошёл внутрь, и из того, что услышал Ермаков, выяснилось, что он попросился подмастерьем к кузнецу Станиславу Кулагину, и тот выделил ему койко-место в подсобке кузницы.
Часть третья.
- Надо бы нам с тобой причаститься, Танечка, - сказал Александр Сергеевич.
- Да, ты прав. Попостимся?
- Да. Но так, как я раньше постничал в многодневные посты – чай, кофе и орехи, больше ничего. Сначала испытываешь дискомфорт от чувства голода. Потом оно проходит, и чувствуешь себя как будто заново родившимся.
Татьяне сначала было трудно адаптироваться к такому посту, но она переборола себя. Также они пили холодную воду, которая, как уже говорилось, содержала сероводород. Александр предложил вдвоём сходить в баню. Так они и сделали. Татьяна натопила каменку, а Александр натаскал воды из колонки. Когда баня разогрелась до нужного состояния, они вместе пошли париться. Александр заранее сварил отвары из мяты, душицы и таволги, чтобы поддавать ими на каменку. Татьяна выбрала для себя берёзовый веник, а Александр – полынный. Войдя в предбанник, Татьяна вытерла босые ноги о половичок, скинула рубаху, платок и сарафан, оставшись лишь в нижнем белье, и прошла в баню. Александр вошёл вслед за ней, сначала сняв гимнастёрку, сапоги, галифе и тельняшку и оставшись в одних носках и трусах. Стоит заметить, что носки он из принципа снимал крайне редко. В его кодекс чести входило, что носить открытую обувь или ходить босиком – это прерогатива женщин, а если себе это позволяет мужчина – то это означает в нём эксгибиционизм и даже признаки латентной гомосексуальности (если, конечно, он не на пляже и не в ванне). Женщинам же даже полезнее ходить босиком, потому что она при этом становится вдвое более красивой, а также это своего рода закалка (особенно если это делать не только при ясной погоде, но и в дождь, а сезон должен быть с мая по октябрь) ...
Они присели на полок, и Александр поддал на каменку отваром мяты. Вся баня наполнилась благоуханием. Татьяна обняла Александра и поцеловала его в губы.
- Любимый мой Сашенька, ты самый лучший муж на свете! Я так счастлива с тобой!
Потом она достала из ушата свой берёзовый веник и попросила Александра поохаживать её. Он взял веник и стал парить Татьяну. Она постанывала от удовольствия, говоря:
- Сильнее!.. Ещё!.. Классно!.. Ууух, здорово!..
Затем Александр попарился уже сам своим полынным веником, и они с Татьяной уселись на полок, поддав отваром таволги на каменку. Татьяна выпила ковшик сероводородной воды.
- Танечка, скажи, хорошо быть казачкой? – спросил Александр.
- Да, Сашенька. В своё время не хотелось мне становиться казачкой, я позднее из этого урок извлекла. Поняла, что быть женой казака престижно, да и, в своём роде, приятно. Когда ты меня лестовкой наказывал, я плакала, но не потому что испытывала боль, а от счастья, что лестовку держит рука любимого мужа! Я, когда получала семьдесят лестовок, пережила катарсис, духовное очищение!.. Было бы побольше таких семейных пар, как наша!.. Ты правильно сделал, что заставил меня жить по Домострою! А вот оказаться во время круга на скамейке на станичной площади под нагайкой пристава ни одной женщине не пожелаю! Если это только не шмара какая-нибудь, которая спит с чужими мужьями! И не самогонщица, которая людей палёной водкой травит!
Закончив париться в бане, они оделись и прошли в избу. Войдя в молитвенную комнату, они стали читать Последование ко Святому Причащению (вечерней службы в этот день не было, так что они планировали исповедоваться на Литургии).
Ранним утром они проснулись (отогнать корову в стадо Татьяна постаралась пораньше) и направились в церковь. Александр надел свой офицерский китель, ремень, парадные галифе, хромовые сапоги, шашку, а кубанку нёс в руках. Татьяна надела свой лучший сарафан, понёву, платок с повойником, но по-прежнему была босая. Войдя в церковь, супруги Ермаковы встали в уголке, около станичного знамени. Когда началась Божественная Литургия, они скрестили руки на груди так, чтобы ладоней не было видно, (ладони просовывались в подмышки), а левой рукой, находящейся под правым предплечьем, перебирали лестовку под чтение Исусовой молитвы. На исповедь Александр уступил Татьяне свою очередь. Потом сам исповедался, а когда читали Евангелие, по казачьему обычаю наполовину вытащил шашку из ножен в знак готовности защищать Православную Веру. Причастились они с великой радостью, выслушали благодарственные молитвы и пошли домой. Татьяна бодро шагала, сверкая из-под под подола сарафана голыми пятками. Навстречу им шёл Тихомиров. Он, подойдя к ним, сказал:
- А вы, Александр Сергеевич, молодец, что с вашей помощью накрыли этот проклятый притон. То-то я смотрю, неладное что-то творится в станице... Ничего-о-о!.. Областная милиция уже на поставщиков наркоты и клофелина вышла. А ту девчонку, которая своего брательника выследила, (который сейчас на трудовом перевоспитании), наградить надо. Чем посоветуете наградить?
- Думаю, полным собранием сочинений Туве Янссон.
- Вот это хорошая идея! – сказал Тихомиров. – Хоть про неё и брешут, что она не очень праведную жизнь вела, но я, как и вы, этой брехне не доверяю!!! Человек, написавший такие чудесные сказки, просто не может быть неправедным!.. Царство ей Небесное!!!
- Аминь, Евгений Анатольевич.
Александр и Татьяна пошли дальше. Дневной зной припекал всё сильнее, дорога к их избе была пустынна. Машины не безпокоили тишину, раздавались в ней лишь стук сапог Александра и шарканье по асфальту босых ног Татьяны.
Внезапно Александр обернулся к жене и сказал:
- Танечка, не правда ли, хорошо жить на белом свете?
- Лучше не бывает, - ответила Татьяна.
Внезапно зазвонил станичный пожарный колокол. Навстречу им бежала сорокалетняя казачка Нина Карташёва.
- Ребята! Пожарная тревога! У Любки Загорской дом горит!
Александр добежал до станичной пожарной базы, переоделся в боёвку, занял место в пожарном танке вместе с Петрухиным, Тихомировым и вахмистром Алексеем Дригловым. Механик-водитель Сергей Волынский сел за управление. Ехать было недалеко. Выгрузившись, бойцы похватали огнетушители, проверили кислородные системы и кинулись в атаку на пламя. Дриглов схватил рукав с гасителем и направил струю в пламя. Пожар удалось одолеть менее чем за двадцать минут. Всех пострадавших удалось спасти.
Часть четвёртая.
Когда потушили пожар у Загорских, Ермаков пошёл домой. Тихомиров нагнал его и сказал:
- Александр Сергеевич, давайте-ка учредим станичную высшую школу. Вы там будете преподавать теорию нордизма, основы культурологии, старинные языки, боевые искусства... Вы же лингвист?
- Ну да... Если честно, в старинных языках не силён. Вот что касается старинных мифологий, знаю достаточно хорошо только прибалтийские. Мне очень древнепрусский язык и мифология нравятся. А самый красивый и благозвучный из балтских языков – латвийский. Литовский менее красив, но зато в нём чувствуются лесной дождик, огонь в кузнице и полёт птицы. В латвийском наиболее широко чувствуются морская гроза, раскат грома над морем, звёзды и солнце. В древнепрусском чувствуются крестьянский стол, кружка хорошего пивка, причём приготовленного собственноручно, закликание гномов, дающих плодородие – «барздуков», то есть «бородачиков», традиционное гостеприимство, шум сосен под балтийскими ветрами... И в то же время древнепрусский очень близок к диалекту кривичей, и вообще сами пруссы называли себя «боруссами». Это потом ливонские немцы, оккупировавшие Прибалтику, украли у них название, и так появились пруссаки...
- А откуда вообще появились индоевропейские народы? – спросил Тихомиров.
- В Северном Ледовитом Океане раньше был материк – Гиперборея. Известно, что при Владимире Красное Солнышко в Киеве было гиперборейское торгпредство. Первым пчеловодом и сыроваром был гипербореец Аристей. В греческой традиции гиперборейцем считался Аполлон, даже есть фотокопия рисунка с кувшина, где он на самолёте в Гиперборею летит.
- На самолёте?!
- Ну, на чём-то вроде этого. Кстати, помните, что его маму звали Лето? Это вам время года не напоминает? Кстати сказать, Аристей придумал и медовуху, но только не ту палёную гадость, которую продают в магазинах, а классический вариант, который употребляли на Руси на пирах цари и бояре на протяжении веков. Медовуха считалась священным напитком у викингов, её употребляли при обряде побратимства. Советую вам почитать Валерия Дёмина «Наследие Гипербореи».
- Александр Сергеевич, а какой у вас любимый звук?
- Щелчок переводимой трамвайной стрелки.
- А любимая картина?
- «Алёнушка» Васнецова. Идеальный портрет Русской Женщины. Правда, судя по картине, ступни он ей подгримировал или заставил босиком после дождя ходить по мокрой глине.
- А вообще кто ещё любимые художники?
- Константин Васильев, Билибин и Венецианов.
- Сколько вы в станице живёте, Александр Сергеевич, удивляться не перестаю! – ответил Тихомиров. – Вы настоящий энциклопедист, лингвист...
- Ну, по части лингвистики я не профессионал, но вот могу привести языковой треугольник. По-украински ад – «пекло», по-древнепрусски piekti – «ругать» (кстати, у них было божество ада – Пеколс, и слово pikulnik – «чёрт»), и приведём славянский глагол «печь» в значении «поджаривать, подвергать тепловой обработке». Или, например, я немного разбираюсь в Русских местных говорах. Например, в Пошехонье есть два субэтноса – сицкари и кацкари. Сицкари шепелявят, например, - «доштань пирозок иш пецки», а у кацкарей часто встречаются переднеязычные, свистящие и зубные звуки, например «жервздь» вместо «жердь». В южной части Рязанской области преобладает замена «е» на «я», например, «тялок», а также в конце глаголов часто ставится мягкий знак. Чем-то рязанский говор напоминает донбасский диалект украинского. Часто попадаются слова-сорняки, междометия, замены «к» на «х», например, «хто» вместо «кто». И вообще, когда попадаешь в какой-то регион, начинаешь говорить по-местному. Это в лингвистике называется «погружение в языковую среду».
- Александр Сергеевич, а что вы можете сказать об эстетике женской красоты? – спросил Тихомиров.
- Евгений Анатольевич, я больше всего люблю любоваться такими женщинами, которые одеваются так же, как моя жена. Не в смысле любви к ним, а в том, что тело Славянской женщины сакрально, и начиная с подросткового возраста каждая Славянка должна готовиться к роли Матери. Особенно прекрасны в женской фигуре босые ноги, ведь когда Славянка босиком, это даёт ей + 200% к её собственной красоте, это украшает её. И чем дольше Славянка ходит осенью босиком (до первого снега, а то и дальше), тем более она закаливается и тем здоровее будут её дети. Я бы даже предложил для молодых казаков и казачек устраивать смотрины, где казаки, скажем, показали бы казачьи навыки, а также умение готовить еду. А казачки показали бы навыки носить воду на коромысле, доить коров и так далее. И при этом казаки должны быть в полном боевом обмундировании, а казачки – в платках, сарафанах, и обязательно босоногие.
- Александр Сергеевич, а что ещё предложите? – спросил Тихомиров.
- Сделать 14 марта национальным казачьим праздником, так как это день рождения дедушки Щукаря. И спортзал открыть бы не помешало. Да и клуб тоже.
- Сделаем! – ответил Тихомиров. – А какая у вас, Александр Сергеевич, любимая музыка?
- Любимая песня – гимн Северного Флота. Два любимых вальса – «Лиинахамари» Александра Викторова и «Гаджиево» Алексея Краева. Любимая бардовская песня – «Альфа и Вымпел» Сергея Тимошенко.
- Александр Сергеевич, - сказал Тихомиров, - думаю, что нужно начать с постройки клуба. Что ещё посоветуете?
- На днях я встретил знакомого старца-монаха, архимандрита Арсения (Чумакова), он хотел бы поселиться где-нибудь здесь...
- Так! Постройка клуба откладывается, строим в лесу каливу для старца Арсения! Володя, поди сюда! – окликнул он сотника Шемануева. – Вот тебе задание: составить проект каливы для старца Арсения, расчистить на лесной полянке место и чтобы к завтрашнему дню калива была построена!.. А где сейчас старец Арсений? – спросил он у Ермакова.
- Отдыхает возле церкви. Я его, наверное, постараюсь приютить у себя, пока калива не готова.
Атаман и подхорунжий вернулись за старцем, и Ермаков предложил ему свою кровать в избе, но старец сказал:
- Сынок, у тебя раскладушки не найдётся?
Ермаков притащил из чулана раскладушку, постелил на неё ватный матрас и плед, и хотел было дать подушку, но старец отказался. К столу быстро вошедшая в курс дела Татьяна подала гречневую кашу с луком, немного щавеля с грядки и чеснок. На запивку она подала чёрный чай с мятой. Старец Арсений прочитал молитву перед трапезой, и, благословив стол и хозяев, приступил к еде.
...Следующим вечером калива была достроена, и старец освятил сделанный при ней храм во имя преподобномученика Амвросия Монреальского. При каливе был сделан архондарик в виде трёх скамеек и стола с крышей. По инициативе Ермакова вокруг посадили вишнёвые и рябиновые саженцы, а также черёмуху. Старец Арсений переехал в каливу, сделав себе для спанья скамейку размером 0,7х2 метра, на которой было дико неудобно спать. Укрывался он подарком Ермакова – шерстяным пледом. К нему сразу же потянулись паломники. Наливая одному из них чай, он насыпал сахару втрое больше нормы.
- Авва, куда мне столько сахару? И вообще у меня диабет!
- Отныне у тебя не будет диабета. А сахар тебе за то, что ты выплатил кредит за своего друга, у которого случился инсульт. Да, кстати, он тоже отныне будет здоров.
Другому паломнику он ткнул булавкой в зад.
- Авва, в чём дело?!!
- А ты разве не торгуешь изношенными камерами для колёс?
- Что же мне делать, авва?
- Сдай старые камеры в утиль и продавай новые, не такие, которые сдуваются через десять минут. Иначе Господь Исус Христос насадит тебя на булавку, как на вертел, и отправит в ад, бесам на шашлыки.
Ермаковы регулярно посещали старца, спрашивали, как стяжать Дух Божий в сердце.
- Постоянно повторяйте Исусову молитву, - говорил старец Арсений.
Ермаков спросил старца, будут ли у них дети.
- Будут. Двое, мальчик и девочка.
И вправду, вскоре у Татьяны родились мальчик и девочка – Дмитрий и Елена. Укачивая на коленях своих долгожданных детишек, Ермаков пел им военные песни. Дмитрию он стал привязывать к ножкам и ручкам гайки с помощью бинтов, благодаря чему уже в три года Митя Ермаков выглядел маленьким атлетом. Александр Сергеевич постоянно воспитывал своих детей в духе преданности казачеству, Царю и Православной Вере. Лена, как и мать, летом бегала босиком, а на зиму обувалась в валенки. Митя ходил в детских кирзовых сапожках, синих галифе с красными лампасами, гимнастёрке и кубанке. Через плечо у него болталась детская деревянная сабелька. На левой руке всегда была надета лестовка – Дмитрий следовал молитвенному примеру отца.

Конец.