Жизнь - это...

Алёна Будкина
        26 ноября. 6:30.

«Дзы-ы-ы-ынь. Дзы-ы-ы-ынь. Дзы-ы-ы-ынь…» Звонок будильника выводит меня из непродолжительного сна.

Я ещё жив. Сажусь на кровати. Ярко светит луна.
 
Сёстры спят. У нас одна небольшая комната на троих. Моя кровать стоит слева от входа, напротив — Дашина, а Машина — справа у окна. У каждого есть небольшая тумбочка для одежды, на которую мы складываем учебники. Между постелями девочек стоит высокий деревянный стол с отломанным углом.

Я спускаю ноги на холодный пол, застеленный красным потемневшим ковром с бело-чёрным узором. За окном метель. Ветер сгибает тоненькую берёзку. В голове пустота. Хочется лечь и не двигаться.

После нескольких попыток мне всё таки удаётся встать. В темноте прохожу через спальню мамы и брата, столовую и оказываюсь в маленькой ванной комнате. Нащупываю выключатель; белый свет ослепляет и не даёт полностью открыть глаза. Подхожу к раковине, над которой висит круглое зеркало в оранжевой рамке. В этом грязном стекле я вижу бледное лицо с мешками под карими глазами, растрёпанные чёрные волосы и искусанные губы с выступающей засохшей кровью.

Я умываюсь холодной водой и иду обратно. Из своей тумбочки достаю чёрные джинсы и такую же толстовку. Это и белая рубашка — единственная приличная одежда, которая у меня есть. Одеваюсь и скидываю какие-то учебники в портфель. Каждое движение даётся мне с трудом.

Ничего не хочу.

На автомате беру верхнюю одежду из шкафа в столовой и возвращаюсь в комнату. Взгляд падает на новую пачку успокоительного на тумбочке. Я сажусь на кровать, кладу куртку рядом. Достаю пластины из коробочки и вытаскиваю все таблетки. В темноте они едва различимы. Привычным движением закидываю небольшую горку в рот.

Теперь можно идти в школу.


  Я, как обычно, прихожу раньше всех. Беру ключ в учительской и открываю класс. Сажусь на своё место: первый ряд от окна, вторая парта, второй вариант. В кабинете всё ещё темно. Прижимаюсь лбом к сложенным на столе рукам.

Как же я хочу умереть…


Уже на первом уроке голова начинает кружиться, а к горлу подступает тошнота. Слова учителя я слышу, как в туннеле. Всё становится размытым. Из последних сил стараюсь держать глаза открытыми. Получается плохо.

Я слышу голос соседа по парте, но не могу ничего разобрать. Меня куда-то ведут. Тошнота усиливается. Лицо обдаёт холодным воздухом. Я на улице. Ещё два шага и меня выворачивает. Одноклассник не удерживает меня, и я падаю на колени, упёршись руками в снег.

– Ты в порядке? - голос раздаётся справа.

В ушах гудит, слабость окутывает каждую клеточку моего тела. Я встаю и почти падаю, но он успевает схватить меня за руку.


Прихожу в себя, сидя на качелях в сквере.

Не повезло. Я безэмоционально смотрю на свои покрасневшие руки. Только сейчас замечаю на себе свою куртку.

– Ты как?

Поворачиваю голову влево. Отмечаю, что лицо моего «спасителя» усеяно веснушками. Даже имени его не помню.

Он пристально смотрит на меня. Я достаю телефон из кармана джинсов. Время: 16:03. Встаю и, едва переставляя ноги, плетусь в сторону дома.


Как только я захожу в дом, ко мне подбегает Даша.

– Ты не поверишь, что тут было!

– Давай потом.

Не хочу никого ни видеть, ни слышать.

– Подожди, дай расскажу!

Ей уже одиннадцать, а ведёт себя, как пятилетний ребёнок.

– Я пришла домой, а тут мама с дядей Серёжей ругались. - Ничего удивительного. - Она кричала: «Мне вздохнуть без разрешения нельзя! Ты всех друзей от меня отогнал! Я работаю тут, как прислуга, а ты лежишь круглыми сутками на диване!» А он на неё замахнулся. - Необычно. Раньше до такого не доходило. - Маша из нашей комнаты выбежала, встала перед мамой и заорала: «Только попробуй! Ты всех здесь уже достал! Вали отсюда!» Артём заплакал, я стала его успокаивать. Дядя Серёжа сказал: «Посмотрим, как вы без меня проживёте. На коленях ко мне приползёте!» Собрал вещи и уехал.

Всё также отстранённо смотрю на Дашу. Я ничего не чувствую.

Из кухни я прохожу в столовую, где за белым обеденным столом сидят мама и Маша. Они очень похожи друг на друга: русые волосы, полные губы, нос с горбинкой, брови домиком, карие глаза, только у сестры темнее. Даша садится рядом с сестрой. С виду не скажешь, что девочки близкие родственницы. Даша, как и я, больше похожа на отца: чёрные волосы, плавные черты лица, аккуратный нос. Схожи они только высоким ростом, несмотря на то, что Маша старше на два года. Обе полные. В нашей семье худой только я, но это скорее всего из-за полного отсутствия чувства голода.

Кстати, надо поесть. Хотя… зачем?

– Ну что, сынок. У нас начинается новая жизнь.

– Максимум месяц. Ты его простишь, и он вернётся, - я в этом не сомневаюсь. Мама слишком слабохарактерная.

Она кривится и раздражённо смотрит на меня:

– Нет.

– Да.

– Увидишь.

Я прекращаю этот бессмысленный спор.

Плевать, что будет происходить в этом доме, да и вообще в этом мире. Просто дайте мне умереть.



        4 декабря.

– Кто-то щенков отдаёт. - Мама заходит без стука в теперь уже мою комнату, которая раньше принадлежала отчиму.

Я делаю домашнюю работу за столом.
 
– Ты вовремя, как всегда, - кладу ручку на учебник и поворачиваюсь к ней лицом. - Хочешь взять щенка?

– Если хочешь, сходи и возьми одного.

Мои глаза округляются, а брови поднимаются вверх. Так вроде бы делают люди, когда удивляются.

– Ты же говорила, что не хочешь заводить собак.

– Не хочешь — не иди, - она развернулась и вышла из комнаты.

– Скажи адрес.

– Улица Фрунзе дом 47 квартира 2, - кричит из столовой.

– Где это?

– Километров за семь отсюда. Сам ищи.

Время: 12:11. Пойду сейчас. Скоро начнут собираться гости на день рождения мамы. Как раз пропущу этот пир лицемерия.

        Забиваю адрес в поисковик. Этот дом и вправду очень далеко, на окраине города. Туда идти часа два-три. Всё равно куда, лишь бы уйти.

Я одеваюсь, беру с собой большой рюкзак и старое банное полотенце и выхожу на кухню. Мама, тётя и первая гостья готовят салаты, кое-как помещаясь в этой маленькой узкой комнатке.

– Может двух возьмём? - вырывается у меня.

– Каких двух!?- наигранно удивлённый тон и такой же вид.

Скорее всего не получится, но попытаться можно.

– Девочку и мальчика, чтобы им не одиноко было.

– Ладно.

– Что? Серьёзно? - я пытаюсь придать голосу хоть какую-то живую интонацию, но получается только повышать тон там, где в теории это нужно делать.

– Иди, пока я не передумала.

Молча ухожу. Мороз тут же пробирает до костей. Смотрю в телефон и иду по намеченному маршруту. Знакомые места заканчиваются. Я решаю сверить улицы на карте и там, где сейчас нахожусь. На домах только номера. Прохожу одно строение, второе, третье…

Вот она: белая табличка с чёрными буквами «ул. Пушкина». Так, а на карте… улица Мира. Как так получилось? Я ведь шёл по маршруту.

Я стою один на заснеженной дороге среди одинаковых перекрёстков. Улицы будто сплетены в паутину.

Руки покраснели, пальцы едва сгибаются. И где я сейчас? Выдыхаю и оглядываюсь ещё раз. Сам я дорогу не найду, ещё и потеряюсь. Спросить дорогу в группе класса? Но я с ними почти не общаюсь. Не думаю, что они мне помогут.

Я убираю телефон в карман и иду вперёд. Ещё минут двадцать брожу в поисках нужной улицы, пока не осознаю, что заблудился окончательно.

Просто напишу.

– Кто-нибудь знает, где Фрунзе 47?

Уже через минуту получаю ответ:

– Я знаю. Где ты сейчас?

Вова… Раньше с ним ни разу не говорил. Оглядываю дома вокруг в поисках адреса. Дрожащими, заледеневшими пальцами я едва попадаю по буквам.

– На Лермонтова 12.

– Скинь свой номер. Я позвоню.

Я стою в смятении и нерешительности несколько секунд, после чего отправляю номер телефона.

Он звонит почти сразу. Около часа под руководством одноклассника я брожу по улицам.

– Нашёл. Спасибо.

– Пожалуйста. Пока.

Я подхожу к большому богатому дому, стучу в окно и жду. Переминаясь с ноги на ногу, растираю руки, чтобы хоть как-то согреться. Проходит пять минут, но никто не выходит. Я стучу ещё, на этот раз громче и дольше.

Ветер обжигает лицо. В пяти метрах от меня растёт камыш, погнутый ветром. Возле него большая вытянутая куча из веток, почти не тронутая снегом.

– Здравствуйте. Вы за щенком?

Оборачиваюсь на голос. Передо мной стоит худой мужчина среднего роста в лёгкой тёмно-синей куртке и без шапки.

– Да.

Он направляется к камышу, я иду за ним. Неподалёку замечаю большую собаку пшеничного цвета. Она останавливается посередине дороги, не сводит с нас глаз. Мужчина садится на корточки возле кучи и достаёт из кармана хлеб.

– Идите сюда.

Я делаю несколько шагов назад, чтобы не отпугнуть щенков. Впервые вижу такой домик для собак. На зов сразу выбегает толпа толстых щенков соломенного цвета. На вид им не меньше трёх месяцев.

– Вам кого?

– Девочку и мальчика.

Он берёт из толпы тёмно-серого и подходит ко мне.

– Это девочка.

Я достаю полотенце и стелю его на дно рюкзака. Мужчина садит в получившуюся переноску щенка. Она вся дрожит.

– А вот с мальчиком проблемы, - он ещё раз оглядывает щенков, уперев руки в бока. - Их в первую очередь разбирают. Остались только двое. Этого — указывает пальцем на чёрного щенка с белыми и коричневыми пятнами на грудке, - уже забирают. А второй почему-то не выходит.

Возвращается к куче веток и снова зовёт малышей. Больше никто не выходит. Идёт домой за миской с едой. Зовёт. Никого. Опять зовёт. Всё это продолжается на протяжении сорока минут.

Я окончательно замерзаю. Девочка в моих руках начинает вырываться. Темнеет, небо заливается алыми красками. Становится холоднее.

– Может, я в другой раз зайду?

Мужчина уже сам залез в эту кучу.

– Нет, нет. Сейчас, почти достал… Вот он!

Через минуту выползает из веток с неестественно оранжевым щенком на руках. Сажает его в портфель.

– Спасибо. Всего хорошего.

Идёт снег. Стараюсь идти быстро, чтобы щенки не сильно замёрзли. Не стоит к ним привязываться: когда-нибудь эти крохи исчезнут. Всю дорогу домой я разговариваю с малышами. Всё-таки они не заслуживают холодного отношения.

Захожу в дом вместе с щенками. На кухне стоит мама. В столовой очень шумно, за столом сидят гости.

– Смотри. Серая — девочка, рыжий — мальчик.

– Почему они такие большие?

Я молчу несколько секунд, не понимая, какого ответа она ждёт.
 
– Как мы их назовём?

– Девочка точно будет Радой.

– А мальчик — Тэрри. Куда их?

– Неси пока в сарай.

Выхожу на улицу, включая свет. Уже совсем стемнело, ярко светят звёзды. Появление этих щенков — единственное хорошее событие за последние годы.



        Следующий год. 3 октября.

Как я и предполагал, жизнь стала не на много лучше.

Стоило мне только привыкнуть к более-менее спокойной жизни, как мама, наплевав на все свои обещания, в начале лета притащила нового мужика.

С того момента, как дядя Серёжа съехал, она начала отрываться. Неделями бухала где-то, иногда устраивала пьянки у нас дома.

Медленно выдыхаю, пытаясь успокоиться.

Я ничего не решаю. В моей школе не открывают 10 класс, и мне приходится перевестись в другую. Мама привела в дом этого Игоря, не спросив никого, Артёма подселили ко мне, также не поинтересовавшись моим мнением. Теперь в нашем доме за наш счёт живёт какой-то мужик и пытается устанавливать свои правила.

А сейчас мама сообщает, что беременна! Четыре месяца! Двойней! Пятым и шестым ребёнком! Ни она, ни её «любимый» не работают. Мы едва сводим концы с концами, живя на пособия, у неё три кредита, и в этих условиях она решает ещё рожать! Они даже не собираются устраиваться на работу!

Я кидаю очередной камень в болото на окраине города и сажусь на корточки на берегу, закрыв лицо руками.

Почему я должен это терпеть?…

Я убираю руки от лица и смотрю на водную рябь. Хватит с меня. Доведу до конца то, что начал. Пятого октября мама и Игорь уезжают в другой город на обследование к гинекологу. В этот день я покончу с этими страданиями.



День Х.

Всё идёт лучше, чем я предполагал. Артёма и Дашу увезли в деревню к бабушке и дедушке, мама и Игорь уехали, а Маша мне не помешает.

Первое, что нужно сделать, - убраться. Суицидники, о которых я слышал, чаще всего так делали. У меня небольшая комната, так что я быстро закончу.

Наши с Артёмом кровати стоят на расстоянии меньше метра друг от друга. Маленький шкафчик для одежды, компьютерный стол, кресло и навесной шкаф от кухонного гарнитура — вся моя мебель. Всё стоит почти впритык.

Влажной тряпкой провожу по столу. Я делаю это в последний раз.

На глазах невольно появляются слёзы, но я всё также ничего не чувствую. Откуда они?…

Я заканчиваю влажную уборку и пылесошу.

В груди поднимается давно забытое чувство — это предистерика. С каждым моим действием оно становится сильнее. Но почему?…

Взглядом натыкаюсь на горизонтальную полоску на тыльной стороне кисти. Это мой первый шрам. Тогда все проблемы навалились разом: отчим, избивающий сестёр и терроризирующий меня, постоянные ссоры с мамой, переходный возраст и первая любовь, которая оказалась не взаимной… Мне было тринадцать лет. В истерике схватил канцелярский нож и с неожиданной силой провёл им по левой кисти. Тогда впервые ощутил облегчение от физической боли. Я не давал этому порезу заживать больше полугода. Каждый день проводил лезвием по одному и тому же месту.

На тот момент я уже был в депрессии.

Иду прощаться с моими четвероногими друзьями. Около получаса играю с ними, не в силах расстаться с этими комочками счастья. Их оставлять тяжелее всего. Надеюсь, о них будут хорошо заботиться. Напоследок машу им рукой, пытаясь подавить рыдания:

– Тэрри, Рада, - ухожу, не оборачиваясь.

Дверь в комнату захлопывается. Я стою, потупив взгляд. Оглушает мёртвая тишина, прерываемая размеренным стуком часов : «Тик. Тик. Тик…»

Закрываю дверь на шпингалет.

Итак, всё готово. Из шкафчика для одежды достаю две пачки по пятьдесят таблеток валерьянки и новый канцелярский нож.

День сегодня солнечный и тёплый, ветра почти нет.
 
Сажусь на кровать, прижимаясь спиной к спинке. Аккуратно разрываю одну коробочку из-под лекарства так, чтобы получился прямоугольник, и кладу её на колени. Вынимаю жёлтые таблетки из пластинок и складываю их на кусок картона.

Из глаз катятся слёзы. Я не обращаю на них внимания.

Закончив, разглядываю получившуюся горку. Медленно ссыпаю её в рот и проглатываю. Немного морщусь от неприятного вкуса.

Ещё немного и всё закончится.

Беру канцелярский нож, лежащий рядом. Выдвигаю лезвие и осматриваю его в свете солнца. Подношу остриё к коже. Руки трясутся, слёзы скатываются по подбородку. Я зажмуриваюсь и провожу косую линию.

– Акх!… - вырывается сдавленный крик.

Окидываю нож в сторону и сильнее вжимаюсь в спинку кровати. Глаза становятся сухими.

Какое-то время смотрю в окно, затем перевожу взгляд на кровать. Сколько раз я плакал на этой кровати, лежал и смотрел в одну точку, не в силах встать, засыпал с надеждой не проснуться?… Я надеялся, что мне кто-нибудь поможет, что появится человек, который вытащит меня из этой ямы, но этого так и не случилось…

Мои сверстники жизнерадостные и амбициозные, у них любящая семья и беззаботные школьные будни. Их самая большая проблема — экзамены. Почему у меня не так? Что со мной не так?… Почему люди вообще хотят жить? Зачем? Им так нравится страдать? Почему цепляются за этот мир? Что в нём ценного?…

Мысли начинают путаться, я ощущаю сильную слабость.

Интересно, как бы я думал, если бы был обычным подростком? У меня бы тоже были хобби, друзья и мечты? Я бы радовался и был я счастливым? Не думаю, что такие чувства вообще существуют. Я бы также как все заводил одноразовые отношения ради новой порции боли? Ухмыляюсь своим мыслям. Сложно такое представить.
 
Совсем скоро этот кошмар закончится.

Пальцы левой руки онемели. Я перевожу взгляд на разрезанную руку. Она покрыта кровью, вокруг образовалась лужица.

По спине пробегает холодок. Сердце быстро бьётся. Меня пронзает страх. Я вскакиваю с кровати. Голова кружится. Перед глазами всё темнеет.

Хватаясь за всё, что попадает под руку, и еле переставляя ноги, добираюсь до ванной.


Тринадцать минут спустя.

Что это было?… Я так за свою жизнь испугался?

Стою перед окном. Страх отступает, оставляя после себя привычную пустоту.

Я… хочу жить?

Удушающие слёзы вернулись с новой силой. Боль сдавливает грудь.

– Зачем? - мой тихий шёпот разносится по комнате. - Жизнь — это одно большое страдание. Существование человечества и всего этого мира бессмысленны. Рано или поздно всё исчезнет, и ничего уже не будет иметь значения. Тогда зачем стараться, что-то делать?…

После приступа истерики приходит полное безразличие. Я всё также стою, наверное, уже больше часа, опустив голову.

Если в глубине души я хочу жить, то однажды это желание станет сильнее, и я смогу жить как обычные люди. Но этого может и не случиться... До тридцати лет. Я буду жить до тридцати лет без попыток суицида и не буду вредить себе. Если до этого возраста не выйду из депрессии и не найду смысл жизни, то убью себя.

Я касаюсь ладонью холодного стекла.

Никто не поможет.



На следующий день.

Я просматриваю сотни сайтов и видео про избавление от депрессии и примерно понимаю, что нужно делать.

        1) Определить причину. Если Вы не можете понять, когда это началось, то вспомните всю свою жизнь с рождения до этого момента.

Я сижу на кровати и смотрю перед собой, пытаясь сконцентрироваться на воспоминаниях. Не думал раньше о своей жизни…

– Я родился в бедной семье, в маленьком городке. - начинаю шёпотом, предварительно заперев дверь. - Маме было шестнадцать лет, а папе тридцать. Через два года после меня родилась первая сестра Маша, ещё через два — Даша. Помню, как я спорил с папой, какое имя ей выбрать…

Отец пил и избивал маму, но нас никогда не трогал. Все хорошие воспоминания из детства связаны с ним: первый велосипед, наши игры, прогулки, на которых он носил меня на плечах. Папа говорил, что хочет отвести меня в первый класс, но не успел. Когда мне было шесть лет, он умер. Я не мог с этим смериться. Каждый день я плакал. Появились первые седые волосы.

А мама в это время в это время… - я впервые об этом задумываюсь,- … устраивала свою личную жизнь. Она никогда не успокаивала меня и вообще не говорила со мной на эту тему. - с каждым воспоминанием я всё больше поражаюсь.

Два года я жил с кем попало, маму почти не видел. Потом она забрала всех своих детей домой и привела дядю Серёжу. Он был настолько большой, что закрывал своим телом широкий входной проём. Сейчас бывший отчим в этот проём пролезает только боком. Весит больше двухста килограмм.

Когда дядя Серёжа переехал к нам, начался самый настоящий ад. Мы жили, как рабы. Меня заставляли выполнять всю тяжёлую работу по дому: носить воду с колонки в любое время года, дрова в дом и баню, убирать, стирать, а позже — готовить. Как только Маша подросла, она стала такой же прислугой, как я.

За невыполненную или плохо выполненную работу, за драки и ссоры или просто потому что у него было плохое настроение, он бил сестёр ремнём на моих глазах. Загонял всех нас в комнату на свои кровати и начинал с Маши. Меня по непонятным причинам мама бить запретила, поэтому дядя Серёжа только размахивал вокруг меня руками, угрожал и орал.

Самого послушного и старательного он выделял: покупал вкусности, хвалил и ставил в пример остальным. Из-за этого мы с сёстрами стали отдаляться друг от друга, а Маша до сих пор меня ненавидит.

Из дома нас выпускали только в школу. Никаких прогулок и друзей.

В то же время я безумно скучал по папе. Каждый день доставал альбом с его фотографиями, рассматривал каждый снимок и плакал. Ложась спать, представлял, будто отец сидит рядом со мной на кровати, и рассказывал ему, как прошёл мой день.

Когда мне было десять, родился Артём. Всю заботу о нём скинули на меня. Я его одевал, кормил, укладывал спать, вставал ночью и сидел с ним, параллельно выполняя всю старую работу.

Каждый день я мечтал сбежать из дома. И делал это. Первый побег произошёл, когда мне было двенадцать. Убежать убежал, но город совсем не знал. Просто шёл, не зная куда. Скоро меня поймали и затолкали в машину. Конечно же, не обошлось без воплей о том, какая я неблагодарная свинья и как многие дети мечтают о такой жизни, как у меня. Попытки бегства повторялись несколько раз в неделю.

Как-то раз отчим орал после моего очередного побега. Я не выдержал и сказал ему:

– Ты вообще мне кто, чтобы орать?

Он около минуты смотрел на меня вытаращенными глазами. В это время в голове промелькнула тысяча сцен, как меня бьют. А потом завёлся снова:

– Я ТЕБЕ КТО!? ДА ТЫ ВООБЩЕ ОБОРЗЕЛ, ЩЕНОК!? - он схватил меня за руку и толкнул так, что я упал на пол.

Это был первый и пока последний раз, когда ко мне применили силу.

Я быстро встал и продолжил. Не помню, что отвечал тогда. Голова кружилась, перед глазами всё было размыто, ноги подкашивались. Чувствовал, что вот-вот потеряю сознание, но я выдержал. В итоге дядя Серёжа ушёл в свою комнату, хлопнув дверью, пообещав всё рассказать маме. После этого случая каждый раз отвечал ему и каждый раз при этом испытывал жуткий страх.

Через полгода я добился того, чего хотел: он прекратил избивать сестёр с условием, что оставлю его в покое. После этого не злил его специально, но и не молчал, если отчим начинал орать.

К тому времени Артёму исполнилось три года, и мы переехали в дом побольше. Мне, Маше и Даше пришлось перевестись в другую школу. В новом классе меня приняли хорошо. Там я встретил свою первую любовь. Влюбился в одноклассницу четырнадцатого февраля. Через три дня признался ей, но однозначного ответа не получил. То она говорила, что любит меня, то наоборот. Звала меня гулять и не приходила, целовалась с другими парнями при мне.

Тем временем дома продолжалась пассивно-агрессивная война.
 
В моём сознании появлялось всё больше навязчивых мыслей, таких как «я никому не нужен, меня никто не любит и не понимает, я ни на что не способен, в будущем меня ничего хорошего не ждёт, я останусь один навсегда, буду страдать всю жизнь, меня невозможно любить» и т.п.. Я каждый день вспоминал отца, размышляя, что бы было, если он был жив.

Тогда в моей жизни появились селфхарм и суицидальные мысли.

Полгода я страдал от неразделённой любви и понимания своей ненужности, пока в один прекрасный день не пришёл в себя. Гордость и здравомыслие вернула одна мысль: «Почему я позволяю с собой так обращаться?»

Следующий месяц прошёл в бесконечных попытках избавиться от этих чувств. И как только мне это удалось, в голове зазвенела новая мысль: «Зачем я живу?»

Разговор с самим собой был не долгий:

– Чтобы принести пользу людям.

– Зачем? Они всё равно все когда-нибудь умрут, а после смерти уже ничего не имеет значения. О тебе никто не вспомнит.

– Я могу оставить после себя то, что будет полезно на протяжении многих лет.

– Человечество рано или поздно вымрет. Ничто не вечно. К тому же, ты уверен, что сможешь создать нечто настолько важное? В мире множество людей, намного талантливее тебя. Думаешь, сможешь с ними тягаться?

Так я пришёл к тому, что смысла в жизни нет, и началась новая эра депрессии, а вместе с ней первые попытки суицида. Я пытался убить себя разными способами каждый день.

Первые полтора года мне было очень плохо, потом все чувства исчезли. Не помню, что происходило всё это время. Я был как ходячий труп.

Проходит два часа. Тело затекает, и я ложусь на спину.

Пытаюсь вспомнить, где была мама всё это время. Явно не в моей жизни. Только сейчас понимаю, что матери на меня наплевать.

В памяти всплывает очередная сцена: я, Маша и мать сидели за столом.

– Мам, а что у Паши за порезы на руках? - сестра насмешливо смотрела на меня, дожидаясь ответной реакции.

– И что? - мать даже не посмотрела в мою сторону.

Она никогда мной не интересовалась. Не спрашивала, как у меня дела, чем увлекаюсь, не хвалила, не ругала. Просто смотрела, как её детей бьют и гнобят.

По телу будто проходит электрический ток. Как я мог не замечать эгоизм и лицемерие этой женщины?

Этот вывод не укладывается в голове. Я пытаюсь вспомнить что-то хорошее, связанное с матерью, но ничего такого не приходит в голову. Зато всплывает ещё больше плохого. Представление о моей жизни переворачивается с ног на голову.


  Уже час я анализирую свою жизнь, но точно определить начало депрессии не получается. Страдания начались со смерти отца, но первые суицидальные мысли и попытки покончить с собой появились намного позже.

        2) Устраните причину депрессии.

Вернусь в прошлое и не рожусь.

        3) Начните замечать прекрасное вокруг…

Бред. Какое ещё прекрасное?

Я уже на втором и третьем шагах провалился. Мне никогда не выбраться из этого болота.



6 октября.

Я как обычно собираюсь и иду в школу.

Отходя от дома, слышу скулёж собак. Поворачиваюсь и вижу, как Рада и Тэрри смотрят мне в след.

– Я скоро вернусь, - ещё раз машу им рукой.

По дороге мне попадается пара школьников. Они что-то оживлённо обсуждают и смеются.

У меня никогда не было друзей. В новом классе на меня почти не обращают внимания. Это то, чего я хочу. Просижу незаметно два годика, уеду и больше сюда не вернусь.


– Привет. Можно? - одноклассница кивает на свободное место рядом со мной.

Я пристально смотрю на неё, не сразу понимая, что она говорит со мной. В кабинете немного шумно.

– Да.

Худенькая девушка с круглым лицом и острым носом, крашенные чёрные волосы чуть ниже плеч. На ней белый свитер с оленем и чёрные брюки.

– Меня зовут Аниручак Катя.

– Павел Оков.

– Я знаю. Чем ты занимаешься?

– Тебе что-то нужно? - я сохраняю нейтральный тон, которым обычно говорю.

– Нет. Просто хочу узнать о тебе больше, - она смотрит на меня синими глазами. Я молчу. - У тебя есть хобби?

– Нет.

– На кого ты хочешь поступить?

– На специалиста по информационной безопасности.

Я уже год учу языки программирования и пишу код.

– Я в компьютерах не очень понимаю. Мой папа в этом разбирается.

Я занимаюсь этим, чтобы убить время. К тому же профессия программист мне подходит: минимум коммуникации с людьми и можно работать из дома.

Нужно что-то спросить.

– А ты на кого планируешь поступать?

– На графического дизайнера.

Звенит звонок на урок.

На следующей перемене она опять начинает со мной говорить:
– Экзамены усложнили. Теперь, чтобы сдать их, нужно заниматься с репетитором. У меня ещё будут вступительные испытания в ВУЗе. Надо будет сдать рисунок головы и живопись. Я сейчас хожу в художку. Мы там… Вот. А ещё я учусь играть на гитаре, - она мило улыбается. С ней легко. - Правда у меня пока плохо получается. Порвала вчера две струны. Заказала новые. Одни по-дороже, другие…

Катя такая активная и общительная. У неё много разных увлечений и забот о будущем. Как же я хочу, чтобы у меня тоже была эта повседневная рутина. Я хочу жить как она. Если жить, то полной жизнью. Нужно хотя бы попытаться.

Какой там третий шаг?



11 ноября.

– Больно…

Колени подгибаются и я оказываюсь на полу. Вот на этом этапе раз за разом прекращались попытки побороть депрессию.

После безразличия все чувства кажутся болезненными. Вчера ощущения были такими же. А дальше будет хуже. Мне точно это нужно?…

Встаю и падаю на кровать. Лёжа на спине, рассматриваю пожелтевший потолок. Глубокий вдох. Выдох.

Я уже всё решил. Лучше не жить вообще, чем жить так. А раз уж запретил себе предпринимать попытки суицида, то остаётся только менять своё нынешнее положение.

Делаю ещё один глубокий вдох и закрываю глаза.

Это всё временные трудности. Они обязательно пройдут, потом всё будет хорошо.



        31 декабря.

В машине холодно. Я и мать едем на её голубой шестёрке в деревню к бабушке и дедушке. Там буду отмечать Новый год. С детства все дни рождения и каждый Новый год я отмечаю у них.

Мы проезжаем по хорошо знакомой улице мимо клуба, магазина, в котором работает баба Вера, школы и детского сада. Повсюду мигают разноцветные огоньки, и стоят вылепленные из снега фигурки Деда Мороза и Снегурочки и снеговики.

Слева появляется большое поле с одиноким кривым деревом на бугре, а через пару метров справа место, в которое я всегда хочу вернуться.

Машина останавливается напротив покосившихся деревянных ворот с облупленной тёмно-зелёной краской. Возле дома небольшая снежная горка, сделанная дедушкой.

Жучка весело нас встречает, виляя хвостом. Мы заходим на широкий, вычищенный от снега двор. Слева друг за другом стоят будка, большой гараж, малушка и баня. Впереди сарай, ворота в огород и ещё два сарая. Справа гараж поменьше и вход в дом. Под навесом справа от крыльца стоит самодельная самоходка.

Мы проходим через двойные сени мимо кочегарки и заходим в дом. Лицо обдаёт теплом. Снег с обуви падает на ковёр и через несколько секунд превращается в холодные лужицы.

В длинную прихожую к нам выходит бабушка. Я не видел её уже пять месяцев. Она, кажется, стала ещё ниже. В остальном такая же, как всегда: карие глаза, родинка на шее, длинные чёрные волосы с проседью закреплены крабиком на затылке. Всё такая же маленькая, полная и подвижная.

Бабушка встречает нас в синем халате и в вязанных шерстяных носках.

– Приве-ет! - она подходит ко мне, обнимает и пытается поцеловать в щёку, но не достаёт. Мы все коротко смеёмся, и я наклоняюсь к ней.

Из комнаты слева выходит Костя. Он родной брат моей матери и одногодка Даши. Высокий, со светло-русыми волосами и большими губами.

Маленький дядя протягивает мне большую руку.

– Привет. Ты у нас остаёшься?

– Привет. Да.

– Я скутер починил. Покатаемся потом, если хочешь.

– Конечно хочу. А самоходка работает?

– Да. Можем и на ней проехаться, пока ментов нет.

Всё время на моём лице сияет улыбка. Раньше я надолго приезжал сюда при любой возможности. Здесь всегда тепло и уютно.

Мы идём в зал, минуя кухню.

Дедушка, крупный мужчина с большой залысиной на затылке, сидит в кресле и листает каналы на телевизоре.

– Ну здравствуй, внучок! - мы обнимаемся.

Мать здоровается со всеми и сразу уезжает.

По середине комнаты уже стоит большой стол, застеленный прозрачной клеёнкой с ромашками.

Я сажусь на диван напротив ёлки. Она уже украшена разноцветными пластиковыми и стеклянными новогодними игрушками и светится красными, синими, зелёными и жёлтыми огоньками. На игольчатых ветках висят конфеты на верёвочках, повешенные дедушкой.

Возле раскладного столика, на котором стоит телевизор, на полу расставлены большие горшки с высокими комнатными растениями, украшенные блестящим дождиком. У стены справа коричневый шкаф с чёрными фигурными ручками. В его центре две большие стеклянные дверки, за которыми можно увидеть сервизы, шкатулку и насколько статуэток. Одна из них — фигурка белой кобры, голову которой я отколол в детстве. На месте склейки видна жёлтая полоса.

– Ну что, Паша, готовить пора начинать. Я думала сделать крабовый салат, шубу, зимний, с копчёностями и фруктовый. На горячее — запечённый гусь и манты, голубцы с картошкой и пельмени. Они уже готовые стоят, только сварить осталось. Вчера сделала. Испечём торт, печенье и кексы. Хватит, наверное?

– Конечно хватит, - киваю я. Мы это ещё неделю после Нового года доедать будем.

– А блины с начинкой?- интересуется дедушка.

– А-а! Ещё же блины и печёночный торт. Костя, ты воду в баню налил?

– Нет ещё, - кричит из своей комнаты.

– Так иди наливай. Уже три часа! - звонкий голос бабы Веры невозможно не услышать.


Мы с бабушкой готовим и разговариваем обо всём на свете.

– Как тебе в новой школе?

Я немного теряюсь. Первый раз у меня это спрашивают.

– Нормально.

– Нравится там учиться? С одноклассниками подружился?

– Да и да.

Такие простые вопросы, но они кажутся странными. Я даже не задумывался о них раньше.

Параллельно высматриваю мелочи: морозный узор на окне, тёмно-зелёная перечница на подоконнике, порез на клеёнке, крошка на линолеуме.

        3) Начните замечать прекрасное вокруг и заботиться о себе. Помните, Вы — самый важный для себя человек.

Не знаю, как я должен заботиться о себе. Регулярный приём пищи подойдёт? Стоит заняться спортом, это часто советуют.

– Ты ел?

Только здесь у меня такое спрашивают.

– Нет. Я не голоден.


Всё готово. До боя курантов остаётся час.

Я иду менять постельное бельё на кровати, на которой буду спать. Захожу в комнату Кости. На полу валяются болты, мелкие и крупные детали от чего-то, динамики, отвёртки, провода, изолента и вольтметр. Среди всего этого сидит сам Костя.

Слева от меня стоит светло-коричневый стол с монитором, компьютером, колонками и паяльником на подставке, рядом валяются канифоль и припой. Возле него тумбочка, из которой вываливаются запчасти. Справа комод с одеждой, на нём телевизор с приставкой. У стены мягкий тёмно-зелёный диван, разложенный для меня. На полу матрас для Кости. На стене гирлянда. Единственное окно украшено самодельными снежинками.

  Костя замечает меня и поднимает голову:

– В баню пойдёшь?


Мы сидим за столом, Владимир Владимирович Путин начинает свою речь.

За этот год многое изменилось, я тоже начал меняться. Не знаю, как дальше сложится моя жизнь, но хочу хотя бы попытаться жить и быть как все. Надеюсь, у меня это получится.

Бьют куранты.

Желание… Хочу стать счастливым.

Поднимаем бокалы.

С началом нового года начинается моя новая жизнь.



        15 января.

Алгебра: страница 96 номер 298 под цифрами 2 и 4.

2) (81 в степени (1/4 — ; *log числа 9 по основанию 4) + 25log числа 8 по основанию 125) * 49log числа 2 по основанию.

Так… это можно преобразовать в 81 в степени 1/4 : 81 в степени (1/2*log числа 4 по основанию 9) + 25log числа 8 по основанию 125, а 49log числа 2 по основанию 7 — это 7log числа 4 по основанию 7. Корень четвёртой степени из 81 равен 3. 81 в степени 1/2log числа 4 по основанию 9 — это (;81)log числа 4 по основанию 9 = 9log числа 4 по основанию 9. По основному тригонометрическому тождеству 7log числа 4 по основанию 7 = 4 и 9log числа 4 по основанию 9 = 4. Получается (3 : 4 + 25log числа 8 по основанию 125) * 4. Ещё 25log числа 8 по основанию 125... Это 5log числа 4 по основанию 5 = 4. (3 : 4 + 4) * 4 = 19/4 *4 = 19.

Ответы в конце учебника: 298. 19.

Я откидываюсь на спинку стула с улыбкой на лице. С первого раза решил правильно. Тепло разливается по телу.

Я поворачиваю голову влево, останавливая взгляд на волшебном зимнем пейзаже. Огород, деревянный забор, кирпичный дом соседей с шиферной крышей — всё покрыто снегом. Лучи солнца отражаются от снежинок и заполняют белым светом пространство вокруг.

В какой-то момент приходит осознание, и улыбка исчезает. Я замираю, не в силах поверить в то, что происходит. Такое странное чувство. Что это?

Крупные слёзы катятся из глаз непрерывным потоком. Прижимаю руки к груди и склоняюсь над столом. Хочется вырвать сердце, чтобы это прекратить, но в то же время остаться в этом моменте навсегда.

Уголки губ снова поднимаются вверх, и я уже не могу убрать эту глупую улыбку с лица.

Я… рад.



        22 января.

Я сейчас на сетевом обучении: на профильную математику хожу в другую школу. Занятия начинаются с восьми утра. Обычно прихожу на эти уроки вторым. И в этот раз Никита сидит на скамье в пустом коридоре. Класс ещё закрыт. Сажусь недалеко от него.

– Привет,- он смотрит на меня и машет огромной рукой.

Мы ведь раньше не здоровались. С чего это вдруг?

– Привет.

Я не хочу продолжать разговор, поэтому достаю учебник геометрии и делаю вид, что повторяю теоремы с прошлого урока.

Его голова со светлыми, почти белыми волосами всё также повёрнута ко мне. Никита одет как всегда: белый свитер, тёмно-синие брюки и туфли. В левой руке телефон в однотонном ярко-зелёном чехле. Голубые глаза вместе с крупным телом создают впечатление добряка, но мне он не нравится.

– На кого ты будешь поступать?

Отстань от меня! Зачем ты со мной говоришь? Спокойно. Не нужно так агрессивно реагировать.

– На разработчика программного обеспечения или на специалиста по информационной безопасности. Ещё не решил.

– Понятно.

Он всё ещё смотрит на меня. Бесит, но не вежливо будет молчать.

– А ты?

– На **********, - и что мне отвечать? «Понятно»? Продолжает через минуту неловкого молчания: - Как ты считаешь, в чём смысл жизни?

Мы с тобой первый раз разговариваем, а ты уже такие вопросы задаёшь? Какой странный тип.

Немного колеблюсь перед ответом.

– Смысла в жизни нет, - теперь я с подозрением слежу за каждым его движением и мимикой.

– Тогда зачем жить?

Понятно. Ещё один депрессивный.

– Незачем.

Я не мать Тереза, чтобы помогать всем подряд. Мне бы со своими проблемами сначала разобраться. Пусть осознаёт жестокость реальности.



        8 февраля.

Быстрым шагом возвращаюсь домой. Под ногами скрипит снег. На улице -28;С, я промёрз до костей.

Всё чаще меня переполняют радость и заинтересованность. Поначалу я не знал, что делать с этими чувствами. Сейчас почти привык к ним, и этого стало мало. Неожиданно для самого себя понял, что всё в моей жизни строилось на депрессии, и без неё ничего не остаётся. Я хочу найти хобби, которое потом может превратиться в профессию. Не знаю даже, что мне нравится. Программирование меня больше не интересует. Уже больше недели им не занимаюсь.

Порой мне кажется, что я становлюсь излишне мечтательным. Это плохо? Выдыхаю облачко пара. Крупные пушистые снежинки падают на лицо и быстро таят.
 
Думаю, нет.

Где-то читал, что для того чтобы определить предрасположенность к какому-нибудь виду деятельности, нужно вспомнить свои детские увлечения. Кажется, я тогда ничем особо не занимался. С семи лет только выполнял работу по дому, а потом началась депрессия.

Пытаюсь вспомнить то, что мне нравилось, одновременно медленно ступая по хрустящему снегу и отсчитывая шаги. Создаётся впечатление, что я никогда не испытывал положительных эмоций.

Я много рисовал раньше. Вместо детского сада ходил в Дом Творчества. Там мои работы всегда хвалили. Но как мне превратить это в профессию? Художник - неперспективная и малооплачиваемая работа. Нормально зарабатывать на этом может далеко не каждый.

Попробую сначала просто рисовать, а дальше будет виднее.

«Гаф! Гаф! Гаф! Гаф!…»

Я отрываю взгляд от снега и вижу двух весело прыгающих собак возле моего дома. Рада и Тэрри уже увидели меня и ждут, виляя хвостами. Подбегаю к ним и глажу по головам. Они начинают прыгать, мне с трудом удаётся удержаться на ногах.
 
– Мои хорошие. Радочка, Тэррик.

Жизнь постепенно налаживается. Теперь я уверен, что могу всё изменить.



        9 февраля.

«Дзы-ы-ы-ынь. Дзы-ы-ы-ынь. Дзы-ы-ы-ынь…»

Я, не открывая глаза, пытаюсь нащупать телефон на тумбочке. Отключаю будильник. Открываю штору. За окном темно.

На настольных часах 6:30.

Я пристально слежу за секундной стрелкой.

«Тик. Тик. Тик. Тик…»


7:00.

Не хочу в школу. Вообще ничего не хочу.

В голове пусто. Беру телефон, пишу короткое сообщение классному руководителю и выключаю его. Встаю, на автомате переодеваюсь, заправляю кровать и иду в ванную.

У сестёр уже звенят будильники.

Смотрю в зеркало: лицо бледное, глаза влажные. Умываюсь и снова вглядываюсь в отражение. Ничего не изменилось.

Сажусь на кровать в своей комнате. Артёма увезли в деревню. Я один и хочу остаться один, поэтому закрываю дверь на шпингалет.

Что со мной? Ничего не случилось. Вчера весь день был в хорошем настроении и строил планы на сегодня.

Я прижимаю колени к груди. Разорванные манжеты старой кофты закрывают кисти. Первые лучи солнца проникают в комнату.

Всё же было хорошо…

Крик застывает в горле.

– Что опять не так? - с шёпотом вырываются слёзы.


16:47.

Тишина.

Я лежу поперёк кровати и смотрю в одну точку на стене. Весь день провёл в таком положении.

Нужно поесть. Пытаюсь встать, но не получается даже пошевелиться.
 
Как же я устал от этой жизни…

Из глаз бесконтрольно текут слёзы.

– Ничего страшного. Такое у всех бывает. Это нормально, - тихим голосом пытаюсь себя успокоить. - Посплю и всё пройдёт.



Следующий день. 7:50.

Открываю глаза и вижу перед собой всё ту же стену. Меня переполняют те же чувства.

В горле застыл ком. Слёзы застилают глаза.

– Я… хочу умереть.

Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть. Хочу умереть…

Всё тело содрогается. Я прижимаю руки к груди, пытаясь подавить всхлипы.

Сажусь на кровати и тянусь к ящику. Открываю, пытаюсь найти среди всякой мелочи это.

Картинка перед глазами кружится и размывается.

Вот оно.

Я выдвигаю лезвие зелёного канцелярского ножа, купленного специально для этого. Снимаю кофту, поднимаю рукав футболки. Дрожащей рукой прикладываю холодный металл к плечу. На секунду задерживаю дыхание. Провожу первый раз, второй, третий…


5 минут спустя.

Сижу на кровати, покачиваюсь из стороны в сторону, уставившись в стену.
 
За дверью раздаются голоса. Кот Семён сидит возле меня.

– Всё закончилось, - я провожу влажной дрожащей рукой по его голове.

Хочу умереть.

Слёзы.

Всё снова…


01:35.

С трудом открываю глаза. В комнате темно. За окном идёт снег. Фонарь ярко светит белым.

Включаю настольную лампу и сажусь на кровати.

Тело пробивает мелкой дрожью. Плечи покрыты красными полосами с застывшими каплями крови.

Я сошёл с ума? Нужно позвонить в психиатрическую клинику. Иначе я могу… убить себя.

Нахожу телефон. Яркий экран заставляет немного щуриться. Набираю в поисковике: «Психиатрические клиники города W». Нахожу номер. Палец останавливается над зелёным кружном с трубкой «позвонить». Слышу своё тяжёлое дыхание.

Отбрасываю телефон в торону.

– Нет, всё нормально. Я справлюсь.


12:01.

Просыпаюсь от стука в дверь.

– Паша, сходи за хлебом, - противный голос матери. Только её мне не хватало.

– Ладно.

Она сразу уходит.

Сонливость сменяется удивлением: я нормально себя чувствую. Осматриваю плечи. Это был не сон.

Надеваю кофту, умываюсь, промываю раны и возвращаюсь, запирая дверь. Ставлю подушку к спинке кровати и аккуратно сажусь.

Что это было?

Это, наверное, нормально. Я ведь ещё не избавился от депрессии полностью.
 
Закрываю глаза и закидываю голову назад. Через пару минут открываю. Цвета стали ярче. Поворачиваю голову к окну. Пушистые снежинки прилипают к стеклу.

Может, я что-то делаю не так? От чего мне было плохо в последнее время?… Ничего такого не было. Всё таки это нормально. Нет ничего страшного в том, что я не в порядке. Просто отдохну и продолжу заниматься своими делами.



20 февраля.

– Опять не то! - тяжело выдыхаю и с грохотом опускаюсь на стул.

Я хочу передать красоту зимнего пейзажа за окном, но получается не так. Это уже девятая испорченная картина. Видимо, у меня не достаточно опыта для таких работ.

Сижу в центре студии и пялюсь на лист бумаги, пытаясь понять, что не так. Я записался в бесплатную художественную школу. Теперь хожу сюда четыре раза в неделю, иногда занимаюсь по выходным, как сегодня. Пришёл по-раньше в надежде закончить этот «шедевр», но настроение испорчено. Преподаватель хвалит все мои работы, хотя у меня ещё ни разу не получилось реализовать свою задумку.

Пойду прогуляюсь. Я убираю своё рабочее место и ставлю мольберт к окну с чувством полного разочарования. Выхожу из двухэтажного здания. В нос ударяет морозный воздух, по телу проходит волна дрожи. Поднимаю голову вверх. Из рта вырывается облачко пара. Небо затянуть серыми тучами. Вот-вот должен пойти снег. Я медленно, смотря под ноги, спускаюсь по старой каменной лестнице. Она уже совсем перекосилась, а из-за узких ступенек идти по ней ещё опаснее.

– Приподнимите подбородок… Да! Вот так! - звонкий женский голос разрезает леденящую тишину зимнего утра.

Останавливаюсь на середине лестницы и поворачиваю голову на звук. Возле Дома Культуры стоит девочка лет двенадцати в танцевальном платье с блёстками, на голове тугой пучок. Её нос уже стал красным. Вокруг неё ходит, то присаживаясь, то поднимаясь, молодая высокая девушка с длинными ногами в расстёгнутой чёрной куртке.

Не отводя глаз от развернувшейся сцены, делаю шаг вперёд. Попав мимо ступеньки, в последний момент успеваю схватиться за перила и удержать равновесие. На этот раз не отвлекаясь от серого камня, спускаюсь и быстрым шагом иду к месту съёмки.

Теперь я могу рассмотреть девушку внимательнее: русые волнистые волосы до плеч, длинный нос, синие джинсы. Она двигается настолько быстро, что снег под её светло-коричневыми полусапожками на высоких каблуках разлетается в разные стороны.

Я заворожённо слежу за ней. Глаза сами расширяются.

Тонкий пальчик в очередной раз нажимает на спусковую кнопку затвора.

– Мы закончили. Выберем понравившиеся фотографии в тёплом месте.

Девочка уходит, а девушка замечает меня и обводит вопросительным взглядом.

Я слишком пристально смотрел. Теряюсь и не знаю, что делать.

– Ты что-то хотел?

– Я… - забыл слова! Веду себя как идиот. - Кхм… Наблюдал за Вашей работой,- пытаюсь выдавить что-то вроде улыбки.

Она ещё несколько секунд смотрит на меня, сведя брови. Уголки губ устремляются вверх, взгляд смягчается.

– Хочешь посмотреть фотографии?

– Да.

Встаёт рядом со мной и показывает снимки на небольшом экране.
 
– Вы только людей фотографируете?

– Да.

В воздухе кружат мелкие снежинки. С каждой минутой становится холоднее.

– Хочешь стать фотографом?

Девушка внимательно рассматривает меня серыми глазами.

Фотографом?…

– Я ещё не определился.

– Не иди в эту профессию, – мы смотрим друг другу в глаза. - В начале карьеры я представляла себе эту работу как прекрасные пейзажи, путешествия и большие деньги, - взгляд становится жёстче, а губы растягиваются в грустной улыбке. - Сейчас работаю в маленьком городке за гроши. Никакого креатива и интересных заказов.


        Хожу по комнате от двери до компьютерного стола и обратно.

Я никогда не думал о профессии фотографа, даже просто о фотографировании. Если подумать, то фото — именно то, что мне нужно. Чёткое изображение, полная передача действительности — это то, что очень трудно, а парой даже невозможно передать на картине. Я мог бы попробовать фотографировать и точно узнать, подходит мне это или нет, но камера на моём телефоне ужасная, а профессиональный фотоаппарат стоит не мало денег.

Начинается метель. Сквозь белую пелену за окном ничего не видно. От одного вида на это буйство природы становится холодно.

Надеваю свою любимую чёрную кофту с капюшоном на массивном замке. Я ношу её больше трёх лет. Она уже потеряла форму, а манжеты больше похожи на лохмотья. С ней связано много воспоминаний. Я к ней привык.

Возвращаюсь к хождению по комнате.

Где-то был старенький фотоаппарат. Выхожу в просторные сени. Слева дверь на улицу; прямо — тёмно-зелёный разложенный диван, на стене над ним висит тонкая накидка с косулями; правее большое зеркало; вдоль дивана в двух метрах от него стоят два разных кресла; за ними огромная куча из мешков, коробок, игрушек, одежды и всякой всячины, прикрытая шторами; справа от меня белый шкаф с посудой, мукой, солью, сахаром, маслом, крупой и макаронами.

Отодвигаю шторы и ищу то, что мне нужно. Пришлось перебрать несколько коробок перед тем, как найти ту самую. Достаю серый фотоаппарат. На него я когда-то снимал отца… Перед глазами появляется забытая картина: папа стоит в тёмном зале, а я делаю его последнюю фотографию из другой комнаты, пробуя режим ночной съемки. Он меня замечает и начинает позировать. Как же я хочу, чтобы отец сейчас был рядом…

Мотаю головой, пытаясь сбросить грустные мысли. Нужно вставить в фотоаппарат батарейки. Надеюсь, он работает. Убираю коробки на место.

На обратном пути останавливаюсь возле дивана и поворачиваю голову вправо. На мгновение я пугаюсь холодных карих глаз, направленных на меня из зеркала. Чёрные волосы как всегда растрёпаны. Губы искусаны. Я немного набрал вес, синяки под глазами стали меньше, но бледность никуда не исчезла.
 
Отворачиваюсь и прикусываю нижнюю губу до крови.

Батарейки. Мне нужны две пальчиковые батарейки. На холодильнике были.

Я включаю фотоаппарат, сидя на полу в своей комнате. Он работает. Не профессиональная камера, конечно, но на первое время подойдёт.

Дом наполнен разными звуками: музыка, телевизор, голоса. Здесь невозможно побыть в тишине. К тому же, сейчас с нами живёт вечно орущий ребёнок. Ему уже почти два месяца. Нам едва хватает на еду, а работать ни моя мать-инкубатор, ни Игорь не собираются.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а!!! - внутренний крик.

Как можно быть такими безответственными?

Так, ладно. Это меня не касается. Главное — протянуть до совершеннолетия. Потом я уеду, сменю номер телефона и больше сюда не вернусь.

Сейчас нужно о себе подумать. Надо пройти бесплатные курсы по фотографии. Ещё желательно начать зарабатывать, но в этом маленьком городке нет работы для подростков. Я бы мог делать сайты на заказ, но программирование меня угнетает. Оно напоминает о страданиях и попытках отвлечься кодингом от суицидальных мыслей и того кошмара, в котором я жил.

Наверное, стоит попробовать. Других вариантов нет.

– Я же оставил телефон в сенях.

Нехотя встаю и иду за забытой вещью. Приоткрываю входную дверь.

– Знаешь, Наташа, самая моя большая ошибка в жизни — это то, что я пыталась сделать что-то хорошее для детей.

Я застываю на пороге. Мать говорит по телефону, сидя в кресле.

Вот как?…



6 мая.

– Что у тебя за тест по «Войне и миру»? - Катя ткнула меня карандашом в плечо.

Я поворачиваюсь к ней. Мысленно отмечаю отросшие светло-каштановые корни, сильно выделяющиеся на фоне чёрных волос.

– Три, - раздражённо выдыхаю.

– Серьёзно? - смотрит на меня широко раскрытыми глазами. - У меня пять, - губы растягиваются в язвительной улыбке.

Стараюсь не показывать, как меня бесит этот тест, отметка и «Война и мир» Толстого.

– Ты не читал?

– Читал, но там так много героев. Я всех перепутал.

Катя смеётся.

Звенит звонок.

После того, как начал чувствовать и нашёл то, чем хочу заниматься, школа стала настоящей пыткой. Самое бессмысленное, что я сейчас делаю, - это хожу сюда. Из-за школы я теряю восемь часов драгоценного времени. Восемь! Просто сижу на уроках, которые мне нигде не пригодятся, и зубрю ненужную информацию, вместо того, чтобы заниматься тем, что для меня действительно важно. Хоть и делаю всю домашнюю работу в школе, времени всё равно остаётся мало. Надо использовать его максимально эффективно.

Я прошёл несколько курсов по фотографии, и мне понравилось.

– Открывайте тетради, записывайте число, «Классная работа» и тему урока… - учительница географии записывает что-то на доске.

Очередной ненужный урок.

Открываю тетрадь и беру ручку. Верчу её в руках какое-то время, зажимаю между указательным и средним пальцами и машу из стороны в сторону. Подпираю голову рукой и делаю вид, что внимательно слушаю.

Я вообще смогу чего-то добиться как фотограф? В мире столько талантливых людей, рядом с которыми мне не стоять. Если провалюсь, то счастлив точно не буду. Но я хочу быть фотографом… Как же трудно жить.

Тяжело выдыхаю и начинаю ручкой выводить круги на черновике.

Нужна подстраховка в виде плана Б. Я могу заниматься фотографией и параллельно учиться в университете на архитектора. Если не получится реализоваться как фотограф, то буду работать по специальности. Поступить в ВУЗ возможно только на бюджет, иначе я не потяну. Для этого нужно хорошо сдать экзамены. Займусь усиленной подготовкой к ЕГЭ и творческим вступительным испытаниям.

Так, насчёт фотографа. Мне нужен хороший фотоаппарат. Популярные профессиональные модели стоят от семидесяти тысяч рублей. Придётся брать б/у и не самый популярный.

– Самостоятельная работа. Записывайте на листочках фамилию, класс и номер варианта, - учительница раздаёт тест.

Я кладу руки перед собой и медленно вдыхаю.

Продам ноутбук. Это рискованно, но по-другому не получится получить необходимую сумму в ближайшее время. На всякий случай у меня есть компьютер.



15 мая.

Мой фотоаппарат лежит на компьютерном столе. Я уже опробовал его и получил несколько хороших снимков.

Мне нужно двигаться вперёд.

Сижу в потрёпанном светло-коричневом кресле с узорами напротив окна и вглядываюсь в весенне-летний пейзаж. Солнце ярко светит в чистом небе. До меня доносится редкое чириканье птиц.

Сейчас устраивают много фотоконкурсов. Недалеко есть город W, там точно должно проводиться что-то подобное. Я достаю телефон и забиваю в поисковик: «фотоконкурсы в W». На первом же сайте нахожу соревнование фотографов первого июня. Конкурс фотопроектов. Главный приз — профессиональная камера и пиар. Оставляю заявку и отправляю свои лучшие фотографии. Скорее всего, мне не удастся там поучаствовать.

Пора составить график учёбы и начать его придерживаться.



20 мая.

«Ваша заявка на участие в фотоконкурсе *** принята. Ждём Вас 1 июня по адресу ***, город W в 11:00.»

Я чуть ли не роняю телефон. На лице невольно появляется улыбка. Хочется прыгать от радости. Стою на тротуаре. Вокруг грязь, сырость и много людей. В приподнятом настроении иду в магазин, покупаю три пакета молока и возвращаюсь домой.

Мои солнышки как обычно встречают меня.

– Рада, Тэрри, - я глажу их по головам и иду в дом.

Когда открываю входную дверь, сразу чувствую запах готовящейся еды. Игорь жарит мясо и варит рис, Маша и Даша спорят о чём-то в своей комнате, Артём сидит в телефоне в столовой, там же бегает Рома в ходунках, мать курит возле приоткрытого окна.

Убираю молоко в холодильник и иду в свою комнату. На часах 17:42. Я расстёгиваю куртку, когда в голову бьёт осознание.

А если у меня не получится?

Пальцы замирают. Стою в темноте и смотрю на ковёр. Там наверняка будет много талантливых и опытных фотографов. Что я, мальчик из глубинки, смогу сделать? Не раздеваясь, сажусь в кресло. Не стоило принимать такое поспешное решение. Я не готов.

На улице темнеет. Комната заполняется мягкими жёлтым и малиновым цветами.
 
Нет, нужно побороть свои страхи. Если буду отсиживаться в сторонке, то точно ничего не добьюсь. Я должен буду создать фотопроект и представить его жюри. Фотографии должны быть объединены общей темой. Какой?…

30 мая.

Я просыпаюсь в своей большой кровати. Ещё темно. Телефон показывает 6:11, до будильника ещё один час и сорок девять минут. Сегодня мне не нужно в школу, поэтому встаю пораньше, чтобы успеть сделать больше.

Первым делом завариваю кофе — с этого начинается каждый мой день. Пока пью горячий напиток без сахара с молоком в постели, проверяю соцсети.

Время: 6:35. Я беру чёрную матовую тетрадь со стола и открываю расписание на сегодня:

    • 08:00 — подъём
    • 09:00 — 10:30 — English
    • 10:30 — 11:20 — завтрак и отдых
    • 11:20 — 12:50 — математика
    • 12:50 — 13:50 — обед и отдых
    • 13:50 — 15:20 — фотопроект
    • 15:20 — 15:40 — спорт
    • 15:40 — 17:20 — физика
    • 17:20 — 18:00 — ужин и отдых
    • 18:00 — 22:00 — программирование
    • 22:00 — сон
– Появившееся свободное время с утра я потрачу на фотокурс. Нужно будет пройти седьмой урок английского, выучить слова и закрепить полученные знания. Лексику можно повторять и доучивать на протяжении дня. По математике… буду решать девятнадцатое задание ЕГЭ. По физике нужно посмотреть лекцию и выполнить задания. Что касается программирования… - вспоминаю, что я делал вчера, - доделаю портфолио, а потом поищу источник заказов. Скоро смогу зарабатывать хоть какие-то деньги. А завтра в художку.


22:00.

Ложусь на кровать, раскинув руки. Спина ужасно болит. Стараюсь глубоко дышать, чтобы хоть немного снять напряжение, но получается сбивчиво.

Я живу по расписанию уже девятый день. Поначалу это приносило удовольствие и гордость за себя, но сейчас… я устал. Ни один день не проходит без волнений о экзаменах, предстоящем фотоконкурсе и моей дальнейшей жизни. Это очень сильно выматывает. С расписанием успеваю больше, но практически теряю свободу. Хочется подольше поспать, заняться чем-нибудь другим или просто сделать перерыв, но всё ограничено временем.

Я закрываю глаза и стараюсь выбросить все мысли из головы. Свет в комнате выключен. Тишину прерывает только размеренное тиканье часов.

Жизнь так бессмысленна… Всё слишком сложно. Лучше умереть.

Подскакиваю с кровати, будто меня ударило током. Умереть?… О чём я думаю?

– Нет, нет. Никакого суицида. Просто успокойся, - пальцами зачёсываю волосы назад.

В груди поселился страх. Больше всего на свете я боюсь снова попасть в тюрьму депрессии. Не просто же так мысли о смерти появились. Что-то не так, и нужно срочно это исправлять.

Сажусь в кресло и закидываю ноги на кровать.
 
– В последнее время я много нервничаю. Дело в этом? - стучу пальцем по подлокотнику. - На самом деле, мне не хочется быть связанным с программированием, готовиться к ЕГЭ и поступать в университет. Я мечтаю только об одном: всё время посвящать фотосъёмке. А все эти школы, ВУЗы, кодинг и экзамены — пустая суета. Не хочу прожить стандартную жизнь: школа — колледж/университет — работа — семья, а потом крутиться в колесе «дом - работа» до конца своих дней. Хочу быть фотографом и жить полной, яркой жизнью, - в очередной раз шумно выдыхаю. - Но все мои знакомые утверждают, что мечты не исполняются, и как бы я не пытался достичь своих целей, в конце меня ждёт разочарование. Не хочется в это верить. А если и правда ничего не получится?… - на секунду задумываюсь, после чего вырывается усмешка. - Я совсем с ума сошёл? Зачем мне жить, если не буду заниматься своим любимым делом? Не получится стать востребованным фотографом — покончу с собой.



31 мая.

Солнечное утро. Я стою на узкой мощёной белыми плитками дорожке. Людей нет. Воздух наполнен шелестом листвы, свистом ветра, пением птиц и грохотом крыльев. Насыщенные зелёные и коричневые краски природы смешиваются с тёплым солнечным светом.

Мой фотоаппарат издаёт звук затвора, и я рассматриваю получившиеся фотографии. Дома выберу лучшие и обработаю их. На сегодня можно закончить.

Кладу фотоаппарат в сумку на скамейке и достаю тёмно-зелёную бутылку с водой. Приподнимаю рукав белой ветровки. Время: 6:12. Это мои первые наручные часы. Я купил их год назад. Сейчас круглый циферблат местами потёрся, а ремешок болотного цвета совсем истрепался.

Итак, завтра конкурс. Сажусь на скамейку под деревом и делаю глоток воды. Всё свободное время я усердно готовился, но всё равно не сомневаюсь в своём поражении. Перед глазами мелькает тысяча возможных вариантов стечения обстоятельств, одно хуже другого. Медленно выдыхаю и закрываю глаза на несколько секунд. Это уже стало привычным действием.

Волосы колыхаются на ветру. Убираю их назад, поднимаю голову вверх и смотрю на чистое голубое небо, проглядывающее через листья молодой берёзы.

Я точно всё правильно делаю?



1 июня.

Я смотрю в окно электрички на быстро сменяющие друг друга деревья. Нога непроизвольно дёргается, ладони потеют. В сотый раз пересматриваю презентацию и прокручиваю в голове свою речь.

Это лучшее, что я мог сделать, но сейчас кажется, что этого недостаточно.
Минуты неумолимо бегут. Чем ближе моё выступление, тем сильнее становится паника.


10:00.

Подхожу к жёлтому пятиэтажному зданию с большими окнами. Двери передо мной раскрываются, и я оказываюсь в большом светлом помещении. Стены увешаны фотографиями, пол покрыт зеркальной плиткой.

Ко мне сразу подходит блондинка в платье.

– Здравствуйте. Вы на фотоконкурс?

– Здравствуйте. Да.

– Пойдёмте со мной.

Мы быстро проходим по красивым коридорам и поднимаемся на пятый этаж. Тем временем мандраж усиливается. Меня приводят в зал ожидания.

– Подождите здесь. В 11 часов придёт инструктор и всё объяснит.

Я киваю и сажусь на самый дальний стул возле окна.

К горлу подступает тошнота, живот крутит. Дрожащими руками достаю лист с моими словами. Буквы путаются, строчки смещаются. Откидываюсь на спинку стула и стараюсь глубоко дышать.

Переключаю внимание на вид за окном. Я впервые приезжаю в большой город. Здесь очень много людей и машин, никто не стоит на месте. Хочу жить в таком же темпе.

Постепенно начинают приходить люди. Становится шумно.


        11:00.

Вызывают первого конкурсанта. Через пятнадцать минут он выходит. Приглашают следующего. Уже прошло пятнадцать человек.

– Оков, - из-за двери появляется мужчина в костюме. - Павел Оков.

Руки начинают дрожать ещё сильнее. Не могу двинуться с места. Тело цепенеет. В ушах стоит звон. Я не могу издать ни звука.

– Оков здесь?… Следующий…

Всё как в тумане.

Заворожённо смотрю на коричневую дверь, в которую только что вошёл не я. Это не может быть правдой. Я просто сплю.

Когда прихожу в себя, в зале ожидания уже никого нет. Мозг начинает работать только сейчас.

Как так получилось?… Что мне теперь делать?…

Медленно иду к выходу. Останавливаюсь на улице.

Который сейчас час?… Всё равно.

Разглядываю асфальт и свои кроссовки. В какой-то момент обнаруживаю себя идущим в неизвестном направлении.

Ничего страшного. Я просто переволновался. В следующий раз всё получится.
 
Оглядываюсь по сторонам. Вокруг трёхполосные дороги, машины, люди, магазины, многоэтажки. Солнце садится. Жёлтый и красный свет заполняет всё пространство.

Может фотография — это не моё? От этой мысли пробежал холодок по спине. Мотаю головой, пытаясь вытряхнуть всё плохое из неё.

Нет. Это моё.

Следующий фотоконкурс через полгода. Я обязательно стану лучше…

Какой же я слабый.



20 июля.

Просыпаюсь от крика:

– Как всегда! Одной мне же всё надо!

– Что опять не так? - голос Маши.

– А сама свои косяки не видишь?

– Нет.

– Вы никогда ничего не видите.

Противный голос матери портит настроение с самого утра. Я собирался поспать подольше.

– Просто скажи, что не так.

– Что! Что! Я не могла утром корову выгнать, и никто не помог!

– Ты могла меня разбудить.

– А сами не знаете, что нужно помогать?

То, что она говорит во множественном числе, когда разговаривает с одним человеком, не перестаёт меня раздражать.

– Как можно узнать, что тебе нужна помощь, во время сна? Если бы ты сказала, я бы тебе помогла.

– Да, конечно. Вы то поможете.

– Кто «вы»? Хочешь сказать, я тебе не помогаю?

– Да какая это помощь: два раза в день управиться, корове воды налить и навоз вычистить? Когда я была в твоём возрасте, в сотню раз больше работала!

Начинается. Почти каждый день одно и то же.

– Тогда я больше вообще ничего делать не буду!

– И не надо! Для вас стараешься, а вы, свиньи неблагодарные, хоть бы раз помогли!

Снова эти слова, не имеющие ничего общего с реальностью.

Я сажусь на кровати и открываю штору. Солнце ярко светит, небо без единого облачка. День будет жарким.

Что у меня сегодня в планах? Я беру чёрную матовую тетрадь и ручку со стола и записываю список дел на день:

    1. Обработать фото.
    2. Фотокурс.
    3. Уборка.
    4. Стирка.
    5. Затопить баню.
    6. Спорт.

Вроде бы всё. Первое, что нужно сделать — это выпить кофе.


Я заканчиваю редактировать снимки и перехожу к урокам.
 
– Никакой помощи! Хожу, всё одна делаю. Мне же больше всех надо!

Что опять? Маши, Даши и Артёма дома нет. Не думаю, что она это говорит Игорю или Ромке. Значит решила до меня докопаться.

– У всех свои дела, а на мать наплевать. Я умру, вы через меня перешагнёте и дальше пойдёте.

Она мешает, как надоедливая мошка.

Выхожу из комнаты. Мать ходит из кухни в столовую и обратно.

– Что опять не так?

– Ничего.

– Тогда кому и зачем ты всё это говоришь?

– Я не с тобой разговариваю.

– А с кем? С Ромкой?

– Ни с кем.

– Тц! - я закатываю глаза и ухожу.

Поток слов не прекращается:

– Вы вообще не понимаете, что мама у вас одна. Никому вы не нужны кроме меня…


После бани сижу на кровати, приставив подушку к спинке и прислонившись к ней. Зачёркиваю выполненные дела в списке и ставлю галочки напротив них. План на день выполнен на 100%.

Маша заходит в комнату:

– Хай.

– Ты стучаться не умеешь?

– Тук, тук, - она садится на кровать Артёма. - Что на этот раз с нашей мамашей? Весь день какой-то бред несёт.

– Либо плохое настроение, либо с Игорем поссорилась.

– Мда. Ничего нового.

Я пересказываю сегодняшний диалог с матерью.

– Аха-ха-ха-х! Она и мне так отвечала. По факту, она целыми днями лежит на кровати и залипает в телефон. С Ромкой Игорь сиди, нам никто не готовит, убираются Даша с Артёмом, управляюсь я, ты ничего не делаешь. Мать только утром и вечером корову доит и всё. Но постоянно говорит, как она, бедняжка, устаёт, а мы, лентяи, ничего не делаем.

– Да — да, - я тяжело выдыхаю и закатываю глаза. Эта женщина безнадёжна.

– Вообще не понимаю, что ты тут делаешь? Уже можешь поступить куда-нибудь и съехать. Я бы на твоём месте после девятого класса сразу уехала.

– У меня есть планы.

– Ой, да какие планы? - она недовольно морщится. Почему-то Маша убеждена, что я вообще ничем не занимаюсь. - Как же хочется отсюда уехать подальше! - откидывает голову назад.

– Не долго осталось. В следующем году мы оба уедем.

– Скорее бы уже. Я, короче, сегодня была у своей подруги. Захожу в квартиру, а там чисто и еда приготовлена. Её мама спрашивала, что она хочет на ужин и как прошёл день. Мне так завидно стало! Почему у нас не так?

Я чувствую то же самое, когда вижу, как другие родители общаются со своими детьми. Надеюсь, что наша мать когда-нибудь изменится и у нас наладятся отношения.



27 сентября.

Дождь с градом стучат по окну. Я сижу в кресле, положив ноги на кровать.

Почти месяц назад началась учёба в школе, а кажется, что прошёл год. Каждый день хожу туда, как на пытки. Только сейчас вспоминаю, почему мне так не нравилась школа. Снова эти неприятные люди и пустая трата времени.
 
Я поворачиваю голову в сторону часов. 20:50. Десять минут уже прошло. Достаю градусник. 37,5;С. Опять. Медленно выдыхаю и откидываюсь на спинку кресла. Уже пять дней держится такая температура.

По стеклу быстро стекают капли. Я заворожённо наблюдаю за ними. Мне нужно к врачу.



2 октября.

– Как же бесит, - я закрываю лицо руками, безуспешно пытаясь держать себя в руках.

Лечение не помогает. Ничего не изменилось, а педиатр просто дала мне справку.

Что со мной?…



5 октября.

– Жалобы?

– Температура от 37 до 37,5 на протяжении двух недель, - педиатр отвлекается от записей в амбулаторной карте и смотрит на меня широко раскрытыми глазами. - На прошлой неделе я лечился у другого врача. Мне назначили лечение от ОРВИ, но оно не помогло.

– Ты какие-нибудь анализы сдавал?

– Нет, мне не назначали.

С трудом понимаю, что происходит. Мозг спёкся.

– Сейчас иди в больницу А, сдавай кровь. Дождись там результатов и приходи ко мне.

Не помню, как дошёл до больницы А. На автомате иду к нужному кабинету. Захожу, мне показывают, куда сесть. Почти падаю на стул. Перед глазами всё расплывается, сердце очень быстро бьётся, воздуха не хватает, глаза закрываются. Чувствую, как наклоняюсь в сторону.

– Тебе плохо? - лаборантка заглядывает мне в лицо.

– Нормально.

Она берёт кровь, и я выхожу. Сажусь на ближайший стул.

– Павел. Павел.

Открываю глаза.

– Возьмите результаты, - медсестра протягивает мне лист бумаги.
 
Несколько минут уходит на то, чтобы придти в себя. Когда я отключился? Достаю телефон. 11:15. Два часа здесь сижу.

Бреду к гардеробу, затем к поликлинике.
 
– Палочкоядерных 11, - педиатр рассматривает заключение. - Паша, - пауза, - я напишу тебе направление в больницу А на госпитализацию.



11 октября. Ночь.

Ветви деревьев отбрасывают тень на стену, у которой стоит моя кровать.

Я сижу, подогнув ноги под себя.

Три дня без температуры хватает для восстановления. Двадцать дней из жизни пропали. Запускаю руку в волосы. Как всегда всё идёт не по плану. Времени ещё достаточно, я смогу наверстать упущенное.

Завтра меня выпишут. Приеду домой, уберусь в своей комнате. Послезавтра можно будет продолжить работать над фотопроектом.



13 октября.

Поднимаюсь на третий этаж. Первым уроком физика в 55 кабинете. Мне нужно написать сочинение по литературе. Кабинет закрыт. Не удивительно, ещё пол часа до занятий.

Я иду к широкому белому подоконнику и раскладываю на нём тетради и ручки. Тема: «Всегда ли нужно прислушиваться к общественному мнению?» Какие произведения взять для аргументации?…

Тыкаю ручкой в одну точку на полях и смотрю в окно, подперев голову рукой. Снаружи всё та же картина поздней осени.

– Паша, привет. Ты уже здесь, - подходит одноклассник и встаёт рядом.

– Привет.

Ни одно произведение не приходит в голову. Тогда сначала напишу тезис.

– Ты слышал, что вчера произошло?

– Нет. Что? - я не отвлекаюсь от своих мыслей.

– Никита повесился.

– Кто? - резко поворачиваюсь к нему и несколько секунд непонимающе смотрю. - Какой Никита?

– Наш одноклассник.

– Почему?

– Никто не знает. Всё было хорошо. Он даже записку не оставил. - Продолжает после длительной паузы: - Его вчера в школе не было, и никто не заметил.

Как этот мягкотелый парень смог решиться на это? В голове не укладывается.

– Ты в порядке? - одноклассник смотрит на меня.

Это же… конец. Он больше не сможет ни погрустить, ни порадоваться. Вообще не сможет испытать никакие эмоции. Не попробует больше любимую еду. Теперь не сможет ничего изменить.

В памяти всплывают сцены попыток самоубийства из прошлого. А ведь это было не так давно. Если бы умер тогда, то ничего из того, что имею сейчас, не было бы. Я бы так и не узнал, какого это — радоваться новому дню. Смогу ли сейчас так же легко, как раньше, провести лезвием по венам или съесть несколько пачек таблеток за раз?

По телу проходит дрожь.

Нет. Сама мысль о том, что можно намеренно вредить себе, кажется абсурдной. Я полюбил себя и эту жизнь. Значит ли это, что смысл жизни в том, чтобы быть счастливым?

Поднимаю глаза на яркое небо. Оно как всегда удивительно и неповторимо. «До тридцати лет…» Сейчас это звучит чудовищной.


Вечером. 37,1;С.

Кидаю градусник на кровать. Опираюсь локтями на стол и закрываю лицо руками.

Когда это уже закончится?…



3 ноября.

Грохот железных колёс не даёт заснуть. Я подъезжаю к городу W.

Дальше всё как в тумане: одна больница, другая, госпитализация, обследование.



6 ноября.

На третий день ненадолго прихожу в себя и тут же жалею об этом.

Мальчика, который лежит со мной, отпустили домой на выходные. Две кровати пустые. Я один в палате. Сейчас светло. За большим окном огромные сосны.

– Надоело. Почему все мои планы летят к чертям? - я сажусь и тру лицо руками. - Ничего не получается. Я ничего не могу контролировать. Бесит. Бесит эта жизнь. Зачем бороться? Зачем стараться? Итог всегда один: смерть. После неё уже ничего не будет иметь значения. Всё бессмысленно.

Крупные слёзы скатываются по щекам. За прозрачной дверью ходят врачи и пациенты, слышатся неразборчивые слова. Через секунды я понимаю, о чём только что думал.

Нужно собраться. Меня обязательно вылечат.

Успокоиться не получается.

Как только решаю одну проблему, появляется новая. Они никогда не закончатся…



16 ноября. 14:01.

За окном такси мелькают автомобили. Расслабляюсь на заднем сиденье и читаю вывески на бесчисленных магазинах. Я сразу привык к трёхполосным дорогам и темпу большого города. Всё здесь кажется родным. Сейчас точно понимаю, что мне подойдёт жизнь в таком месте. Здесь всё по другому: от отношений между людьми до разнообразия возможностей. Я привык к комфорту. Не хочется отсюда уезжать.


16:40.
Открываю заднюю дверь машины, кладу сумку и сажусь.

– Ну что, вылечился? - Игорь поворачивается ко мне с водительского сиденья и улыбается. Его весёлый тон располагает.

– Нет ещё.

Мне месяц лечиться. Устойчивого результата пока нет.

Передо мной садится мать. Я всё больше успокаиваюсь в этой тёплой атмосфере. Впервые такое чувствую. С ними не так уж плохо. Может, у нас действительно получится наладить хорошие семейные отношения.

Губы растягиваются в вялой улыбке. Обычно я жалею о таких мыслях.


17:00.

– Рада, Тэрри, - собаки прыгают и приветливо лают. Их мордочки в темноте невозможно различить. - Я с вами позже обязательно поиграю.

Те же ворота, прихожая, узкая кухня, столовая. Открываю дверь в свою комнату и вижу всё то же самое: кровати моя и Артёма, навесной шкаф с учебниками, компьютерный стол, шкафчик для одежды, кресло, вешалка и небольшое окно. Пространство покрыто тяжёлой вуалью темноты.

Я ставлю на пол последние сумки и застываю посередине комнаты. Ничего не изменилось. Тогда почему всё кажется таким чужим? Несколько минут смотрю в окно и осматриваюсь.

Наверное, потому что давно здесь не был, и я вымотался за сегодня. К утру пройдёт.



17 ноября.

Просыпаюсь в тёплой светлой комнате. Сажусь на кровати и смотрю на часы. 9:40. В школу совсем не хочется. К тому же, я уже опоздал. Завтра тоже не пойду. Сейчас у меня на редкость хорошее настроение. Давно такого не было.

Хочу фотографировать. За окном всё усыпано снегом. Моё любимое время года. Зимних пейзажей в моей коллекции пока нет.

День проходит незаметно. Убираюсь, фотографирую, решаю пройти ещё пару курсов фотографии продвинутого уровня. Однако чувство, что я не в своей тарелке, не проходит.


Восемь вечера. Меня одолевает желание съесть макароны с соевым соусом. Я прихожу на кухню и немного теряюсь. Не знаю, что мне брать и делать. Как будто в первый раз здесь.

Нахожу маленькую жёлтую кастрюлю в голубом кухонном шкафе. Ставлю нагреваться подсоленную воду. Макарон на месте не оказалось. Я иду в комнату матери и Игоря. Она в это время меняет подгузник Роме.

– Где макароны?

– В санях в пакете.

Когда выхожу из дома, пронизывающий холод сразу напоминает о наступлении зимы. Кутаюсь в свою любимую чёрную кофту и глазами ищу нужное. Прохожу немного вперёд.

– Га-а-афм!…

С улицы послышался резкий протяжный скулёж и тут же прекратился.

Я выглядываю на улицу. Возле будки Тэррика стоит Игорь и держит цепь. Впереди Даша.

– Давай ещё, - голос Игоря разрывает пронзительную тишину.

Может, цепь поправляют?

Возвращаюсь к поискам. Скоро нахожу пачку макарон и захожу в дом. Открываю пакет.

Что-то не так. Тэррик скулил как-то неестественно. С ним точно всё в порядке?

Сердце сжимается.

Дверь в дом открывается, и заходит Даша.

– Что вы с Тэрриком делали?

– Ничего.

Предчувствие неладного становится сильнее. На всякий случай проверю рыжего друга. Обуваюсь и иду к нему.

Я застываю в метре от развернувшейся картины. Дыхание перехватывает. Голова становится тяжёлой. Игорь отцепляет ошейник. Тэрри лежит на снегу с открытыми глазами и вывалившимся языком. Он не шевелится.

– Что вы сделали? - я не сразу понимаю, что эти слова принадлежат мне.

– Да вот. Сдох почему-то.

– Я СЛЫШАЛ, КАК ОН СКУЛИЛ! - кажется, я никогда раньше так громко не кричал. В голове стоит гул.

Игорь молчит. Берёт Тэррика за кожу на позвоночнике и утаскивает за ограду.

– КОНЧЕНЫЕ УБЛЮДКИ!- я круто разворачиваюсь и почти бегу в дом.

Как только закрываю дверь на шпингалет, слёзы начинают литься нескончаемым потоком. Я сползаю вниз по двери.

Сволочи! Ненавижу! Ненавижу вас!

– Паша, у тебя вода закипела,- беззаботный голос матери доносится из кухни.

– КАТИТЕСЬ К ЧЁРТУ!

– Сам катись к чёрту, псих! Совсем уже с катушек слетел!

Мрази! Какие же вы конченые мрази!…

Воздуха не хватает. Сердце сейчас проломит рёбра. Я захлёбываюсь слезами. Поднимаюсь и хожу по комнате в попытках успокоиться. Это удаётся только через час. Тело содрогается в судорожных рыданиях. Я сижу в кресле и смотрю в пустоту.
 
Мне срочно нужно убираться отсюда. Не могу здесь больше оставаться. Жизнь здесь невыносима…

Сегодня 17 ноября. Некоторые колледжи ещё принимают заявления на поступление. В хороших заведениях мест уже нет, но престижность сейчас не имеет значения. Пытаюсь вспомнить близлежащие города, когда меня накрывает второй волной истерики.

В голове всплывают воспоминания, как я забирал Раду и Тэрри, как играл с ними, какими добрыми и милыми они были, как провожали меня и встречали, как я пообещал поиграть с ними позже и так и не пришёл. Они оказались абсолютно беззащитными и беспомощными.

Никак не могу успокоиться. Сдерживать громкие всхлипывания не получается.
– З-за что?… Они… они же ни в чём не виноваты… - от своего тихого шёпота начинаю плакать ещё больше.



18 ноября.

Просыпаюсь по-раньше, чтобы не видеть этих мерзких лиц и иду в школу. На улице идёт мелкий снег, ветра почти нет.

Выходя из дома обнаруживаю, что Рады тоже нет, как я и предполагал.

Перед глазами проносится последнее воспоминание с ними. Они ждали, когда я к ним подойду.

Быстро смахиваю слёзы и иду привычным маршрутом, опустив голову.

Мне нужно уехать. Срочно.

Ночью искал колледжи, в которых остались места, и нашёл только один вариант. Это педагогический колледж в городе К, который не на много больше того, где я живу сейчас. Выбирать не приходится. Нужно связаться с приёмной комиссией. Первым уроком у меня физика, потом окно. Вот тогда и позвоню.

Подхожу к чёрным воротам и знакомому крыльцу. Прохожу в гардеробную, медленно поднимаюсь на третий этаж. Всё здесь стало родным. Я учился в трёх школах, но именно эта стала для меня самой близкой.

Кабинет закрыт. Сажусь на мягкий стул возле окна. Моих одноклассников пока нет. Я оглядываю светлую рекреацию. Не хочу уходить из гимназии.

– О-о-о! Какие люди!

Поворачиваюсь на голос и вижу Катю и Максима.

– Привет, - я не пытаюсь сдерживать широкую улыбку.

– Выздоровел?

– Почти.

Максим протягивает мне кулак. Касаюсь его своим.

– Рассказывай, - он садится справа от меня, а Катя слева.

Я скучал.

Класс открывают. Мы, не отвлекаясь от разговора, садимся на свои места. Приходит мой сосед по парте. Весь урок мы с ним смеёмся. Давно я столько не веселился.

Время пролетает незаметно. Звенит звонок с урока. Одноклассники расходятся на свои уроки. Я иду к самому любимому кабинету: русского языка и литературы. Больше всего буду скучать по урокам этого учителя. Литература должна быть после окна.

Максим идёт за мной.

– У тебя окно? - я сморю на него.

– Да.

Мы снова разговорились, и перемена прошла очень быстро.

– Мне нужно обществознание учить, - он от этого явно не в восторге.

– Сегодня же нет общества.

– А факультатив есть.

Я тихо смеюсь от его разочарованного тона и страдальческого лица:

– Удачи.

– Она мне понадобится.

– Сейчас схожу в туалет, и будем есть яблоки.

Ухожу, оставив рюкзак на стуле. Зайдя в туалет, сразу достаю телефон. Быстро нахожу номер приёмной комиссии и звоню. Долгие гудки.

– Приёмная комиссия колледжа. Здравствуйте.

– Здравствуйте. Я бы хотел узнать, Вы ещё принимаете заявления на поступление?

– Минутку. Не отключайтесь… На кого Вы хотите поступить?

– На учителя начальных классов, - хожу туда-сюда. Каждый шаг отдаётся эхом.

– Места есть. Записывайте, какие документы нужны.

– Минутку.

Я выхожу из туалета и почти бегу до рюкзака. Максим сидит на том же месте. Достаю ручку и черновик, кладу его на подоконник.

– Я Вас слушаю.

– Аттестат, паспорт, четыре фотографии 3х4 и медицинская справка.

– Места в общежитии ещё есть?

– Конечно есть.

– А когда я могу заехать?

– Сразу в день зачисления, можно позже.

– Спасибо. Всего хорошего.

– Всего доброго.

Кладу телефон рядом с тетрадью и обвожу записи ручкой.

– Куда ты уже собрался?

– Ухожу. В колледж, - смотрю на дорогу за окном. - Об этом никто не должен был знать.

– Ладно… Я вообще не знаю, как это всё выучить. Обязанности министров… - начинает читать что-то с телефона.

Я сажусь рядом, достаю яблоко из рюкзака, ем и слушаю.
 
Самое трудоёмкое — это прохождение медицинской комиссии. С неё и начну.
 
Максим дочитывает материал по обществознанию.

– Мне нужно идти. Скажи учителю, что я пошёл в больницу.

– Ладно. Скажу, что ты тут в обморок упал и чуть не умер.

– Ахах. Так и скажи.

Немного жаль уходить так скоро и пропускать мой любимый урок, но я не хочу откладывать поступление ни на минуту.

Почти всех врачей удаётся пройти за один день. Остаются психиатр и отоларинголог. К ним я смогу попасть только в понедельник, а эти два выходных придётся провести дома.

Прохожу мимо пустых будок и снова вспоминаю радостные мордочки Рады и Тэрии, которые меня встречали.

Дома вижу мать, курящую в столовой у окна.

– Сегодня баба Вера звонила. Она отдаст нам щенка.

Её обыденный и даже радостный тон приводит меня сначала в замешательство, а потом в бешенство.

– Поедешь сегодня в деревню? - она стряхивает пепел в баночку на подоконнике.

Эмоции переполняют. Хочется кричать.

– Я поступаю в педагогический колледж в К.

После напряжённого молчания лицо матери искривляется в высокомерной ухмылке:

– Ну давай.

Я с максимально равнодушным выражением лица разворачиваюсь и иду в свою комнату. Сейчас есть дела поважнее. До колледжа придётся добираться на автобусе. Много вещей с собой взять не получится. Нужно собрать всё самое необходимое. Когда перееду, первым делом пойду искать подработку.

Я оглядываю комнату и мысленно отмечаю, что возьму с собой.
 
Переодеваюсь, ем и иду к матери. Она сидит на том же месте и курит.

– Нужно, чтобы ты поехала со мной в понедельник в колледж и подписала документы.

Она поднимает на меня глаза и выдыхает дым.

– С чего вдруг ты решил поступать?

– А ты не понимаешь? - выжидающе смотрит на меня. - Вы забили моих собак молотком.

– И что? Из-за каких-то собак?

– Каких-то? Для тебя они вообще ничего не значили?

Надменно пялится несколько секунд.

– Это. Просто. Животные.

– Мне они были дороги, - меня тошнит от того, что я говорю о своих чувствах этому существу.

– Нужно было ещё раньше их убить.

Мразь.

– Я тебя ненавижу, - хочется ударить по этой роже как можно сильнее.

– Даже так? - стряхивает пепел и вытаращивает глаза. - Интересно. Почему?

– Вы. Забили. Моих. Собак. Молотком, - я уже еле сдерживаюсь, чтобы не заорать.

– Я это сделала?

– Без твоего разрешения Игорь и Даша бы это не сделали.

– Это были две большие собаки. А если бы они Ромку покусали?

– Рада и Тэрри никогда не набрасывались на людей.

– Да кто их знает? Они что угодно могут сделать.

– Ты нормальная вообще? Даже если это в теории могло бы быть возможным, по-твоему лучшее решение — это забить их молотком?

– Ты сейчас из-за какой-то мелочи мне весь мозг вынесешь?

– Для меня это не мелочи! - я повышаю голос. - Хотя, какая тебе разница? - разворачиваюсь, чтобы уйти.

– Давай! Скажи, какая я плохая мать!

– Мне не о чем с тобой разговаривать. Ты всё равно даже не попытаешься меня понять, - берусь за ручку и приоткрываю дверь.

– Конечно. Ещё скажи, что я тебя не люблю и ничего для тебя не делаю.

– Да! - я резко разворачиваюсь и смотрю ей в лицо.

– Что ещё я делаю не так? Давай, продолжай.

Бесит эта высокомерно-снисходительная интонация.

Я подхожу к ней и сажусь на стул рядом.

– Тебе всю жизнь было на меня наплевать, - стараюсь говорить спокойно, но глаза всё равно становятся влажными. - После смерти отца я жил с кем попало, пока ты устраивала свою личную жизнь. А потом привела дядю Серёжу, и тебе было абсолютно всё равно, что он с нами делает. Ты даже не думала о том, как мы… как я себя чувствую. Главное — у тебя мужик под боком, и перед людьми у нас полноценная семья.

– Что ты его сейчас-то вспомнил? Он уже два года с нами не живёт.

– Потому что он был с нами почти всю мою сознательную жизнь! - получив в ответ молчание, продолжаю. - Ты хоть раз думала о моих чувствах?

Мы смотрим друг другу в глаза. После длительной паузы она говорит

– Я деньги зарабатывала, чтобы вы от голода не умерли.

Уже открываю рот, чтобы сказать о своих попытках самоубийства, но вовремя прикусываю язык.

– Мне не деньги твои нужны, которых и так почти нет. Я нуждался в твоей любви, заботе, поддержке и понимании. Ты хоть раз спросила, как у меня дела или чем я увлекаюсь?

Без разбора вываливаю давно наболевшие мысли. Знаю, она меня даже не услышит, но от того, что я всё выскажу, мне может стать легче.

– Кто тебе это всё наговорил? Кто тебя настроил против меня?

– Я говорю то, что чувствую.

– Ты не можешь так думать. Тебе точно кто-то промыл мозги.

– А своей вины ты не видишь? Ты ничем не лучше дяди Серёжи.

Секундная пауза. Мои слова заставили её задуматься?

– Ну конечно. Давай, рассказывай. Что ещё?

Нет, не заставили.

– С тобой бесполезно разговаривать.

– Конечно, я же постоянно вру.

Мне становится смешно от того, что она преподносит правду как ложь.

– Ты самая лживая, лицемерная и эгоистичная тварь, которую я когда-либо встречал в своей жизни.

Начинаются театральные слёзы. Я не сразу понимаю, что на моём лице ухмылка. Перевожу взгляд на цветы на низком тёмно-коричневом столике возле меня.

– Правильно мне мать говорила: «Не надо их так баловать». Нужно было бить тебя в детстве, тогда не вырос бы такой неблагодарной свиньёй. После смерти вашего отца я ночами работала…

– Ты вывела меня на разговор, чтобы врать? Что ты сейчас для меня делаешь? - устаю слушать это. В ответ тишина. – Я повторю ещё раз: где любовь, забота, поддержка и понимание? Для тебя только деньги важны?

Не знаю, зачем это спрашиваю. Всё и так очевидно. Только что мать уничтожила остатки моей надежды на нормальные отношения. Я ненавижу её всем сердцем и не хочу прощать.

– Не будет денег — не будет ничего.

– И так ничего нет. Сиди теперь со своими копейками и без сына. Думаю, ты от этого не расстроишься.

Я ухожу. Тошнит от этого спектакля.



19 ноября.

Просыпаюсь под будильник. Ещё темно.

Настроение прекрасное. Прокручиваю в голове вчерашний диалог с матерью. Немного мерзко от того, что я открыл ей свои чувства, а она даже не попыталась их понять и втоптала в грязь, но я рад, что этот разговор состоялся. Наконец-то сказал то, что хотел. Мне действительно легче.

Сейчас мои мысли заполняет одно — желание фотографировать. Оглядываю комнату, нахожу глазами фотоаппарат и думаю, куда сходить сегодня. Я знаю одно место, похожее на лес из сказок. Деревья там увядают позже, чем в городе. Сейчас там должен быть просто замечательный пейзаж, а во время рассвета он будет действительно сказочным.

Сегодня я забуду о всех своих проблемах и буду наслаждаться этим днём. Нужно хорошенько отдохнуть.


Прихожу домой, когда уже стемнело. Прохожу мимо пустых будок и стараюсь не смотреть на них.

Утром мне повезло не встретить домашних. И сейчас удача не оставляет меня. Кроме Артёма, играющего в телефоне в столовой, никого нет. Прохожу в комнату, переодеваюсь и сразу сажусь редактировать получившиеся фото.

Стараюсь игнорировать ощущение того, что я здесь лишний.

Пальцы рук, щёки и нос красные. Весь день провёл на холоде и совсем продрог. Несмотря на это, я доволен своей работой. День получился продуктивным.

Иду в столовую, чтобы заварить чай, и вижу мать и Игоря. Они курят возле окна. Рома сидит на руках у своего отца. Мы делаем вид, что друг друга не существует, но настроение всё равно немного портится. Перед глазами встаёт мёртвый Тэррик. Я быстро наливаю чай и возвращаюсь к себе. Ставлю литровую кружку на компьютерный стол и сажусь на стул.

Вставляю карту памяти из фотоаппарата в переходник, а его в компьютер. Листаю фотографии. Они получились действительно хорошими. Некоторые из них включу в свой фотопроект. У меня как раз появилось несколько интересных идей.

Позади раздаётся звук открывающейся двери. Оборачиваюсь и вижу мать. Она проходит в мою комнату и садится на кровать Артёма.

– Я не хочу с тобой разговаривать, - видеть её не хочу.

– Я прихожу с тобой поговорить, а ты не хочешь?

– Да.

– Как ты вообще жить собираешься?

А-а-а-а-а-а-а-а!!!

– Что тебе от меня нужно?

– Ты сейчас просто загубишь свою жизнь, если уйдёшь с 11 класса. Пойми это.

– Это тебя не касается.

Как же хочется ударить по этой высокомерной морде. Опять начинаю закипать.

– Я вообще-то твоя мать.

– Вспомнила?

– Сам же ко мне на коленях прибежишь, когда плохо будет.

– Я лучше умру от голода на улице, чем обращусь за помощью к тебе.

– Да, да, да. Это ты сейчас так говоришь, а потом будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Тебе остаётся всего лишь полгода доучиться…

– Я не могу и не хочу тебя больше терпеть. Ты меня достала.

– Я достала… - она смотрит в сторону.
 
– Хочешь продолжения вчерашнего разговора?

– Я ничего не хочу… Я в шоке. Ты просто не понимаешь, что делаешь. Тебе навязали эти мысли, и ты поступаешь как дурак.

– Это всё? - я стараюсь говорить и выглядеть так, будто мне абсолютно всё равно, но надеюсь, она будет страдать в тысячу раз сильнее меня.

– Думаешь, в жизни всё так легко? Сними розовые очки. Ты ничего не добьёшься. Ты — никто.

– Уйди.

– Многие дети мечтают жить как вы, - она показывает на меня пальцем и вытаращивает глаза после моего молчания. - Ты ненормальный, сумасшедший, как твой папаша.

– Лучше бы ты умерла, а не отец. Пошла вон, - я уже рычу сквозь зубы, держась изо всех сил, чтобы не ударить эту гадину.

– Ах вот как мы теперь заговорили. Ну-ну. Ты пожалеешь, Паша. Пожалеешь, - встаёт и уходит.

Вот и раскрывается её истинное лицо.

Итак, придётся вернуться в реальность. Я пересаживаюсь в кресло и кутаюсь в старую кофту. Если всё пойдёт по плану, то уже в понедельник смогу уехать. Завтра соберу вещи. Надо ещё что-то решить с пенсией по потере кормильца.



20 ноября.

Весь день посвящаю подготовке вещей к отъезду и получаю язвительные взгляды и замечания.

На часах уже 15:30. Нужно поесть.

Я приоткрываю дверь в свою комнату.

– Подождите. Сейчас только первые проблемы появятся, сразу прибежит.

Через щелку вижу мать возле холодильника и сестёр и Артёма за столом. Почему она так в этом уверена?


20:08.

Почти все вещи собраны. Я выбираю, в чём пойду завтра в больницу.

– Всё собрал? - в комнату врывается мать.

– Нужно будет переоформить пенсию по потере кормильца на меня. Завтра…

– Ты не можешь это сделать. Тебе ещё нет восемнадцати.

– Сейчас я могу сам получать эти деньги.

Её лицо моментально бледнеет. Уже не обращаю внимания на очередную ложь и продолжаю выбирать вещи.

После длительной паузы она продолжает:

– Чтобы её переоформить, нужно несколько месяцев. Ты всё это время не будешь получать пенсию. Пойми это.

Не знаю, правда это или нет, но проверять и спорить сейчас не хочу.

– К чему ты клонишь?

– Я могу перекидывать тебе эти деньги.

Хочет, чтобы я зависел от неё. Смешно.

– Ладно, - всё равно это будет продолжаться не долго. А если что-то пойдёт не так, то сам переоформлю. - Не звони и не пиши мне, иначе заблокирую твой номер.

– Я и не собираюсь тебе звонить. - Пауза. - Так и быть, отвезу тебя в колледж.



21 ноября.

Всё происходит быстро и как в сне: врачи, справка, сборы, поездка, колледж, документы, общежитие.

Первое, что я ощущаю, зайдя в мой новый дом, - это запах затхлой воды. Меня приводят в комнату на двоих. Заношу все свои пакеты и сумки. Они занимают половину пола.

Пробираюсь к свободной кровати, сажусь и смотрю в застывшее окно. Не знаю, сколько времени проходит, но когда я возвращаюсь в реальность, в комнате уже темно.

Включаю свет и, прислонившись к входной двери, осматриваю помещение. Справа белый шкаф до потолка с двумя дверками. Слева стол с зелёной клеёнкой с тигровыми лилиями, на нём бело-розовый чайник с розочками. У стены возле него стоят тумбочка, обклеенная белой самоклеящейся плёнкой с чёрными точками, и полутораметровое зеркало с коричневой обшарпанной тумбочкой под ним. Прямо большое старое окно с жёлтыми шторами и громоздким тюлем. По обе стороны от него кровати. Между ними стол, застеленный светло-коричневой клеёнкой с ромашками. Над кроватью слева висит полочка, заставленная тетрадями и пеналами. На стенах тёмно-бардовые обои с узором из каких-то больших белых цветов. На полу квадратная плитка салатового цвета.

– Я не хочу здесь оставаться.



На следующий день.

Я собираюсь и выхожу за сорок минут до начала первой пары. До колледжа оказалось идти не так долго: пять минут. Захожу в здание, в котором был вчера. Первое, что бросается в глаза — это деревянный пол, покрытый толстым слоем коричневой краски.

Оставляю вещи в гардеробной и бреду по старым тёмным коридорам в поисках спортзала. Белая краска на стенах местами осыпалась и почернела. Под лестницей, того же цвета, что и пол, я наконец-то нахожу его.

У меня освобождение, так что есть хорошая возможность понаблюдать над группой. Звенит звонок. Захожу в раздевалку, и меня тут же оглушает гул. Я прохожу в самый конец, где тише всего, сажусь на узкий выступ, имитирующий скамейку.

Все громко разговаривают и смеются, не обращая на меня внимания. Спустя пять минут один парень всё таки обращается ко мне:

– Ты из какой группы?

– 10 НК.

– Наша что-ли? - он пялится на меня широко раскрытыми глазами. - У нас новенький! - орёт на всю раздевалку.

– Как тебя зовут? - спрашивает кто-то из толпы.

– Павел Оков.

Звенит звонок на урок. То есть на пару.

Я иду за всеми в обычный бедненький спортзал. Сажусь на скамейку, рядом со мной одногруппник.

– Сейчас про всех всё расскажу, - он неразборчиво показывает на людей в строю. - Это Маша, она вообще тупая. Это Витя, он странный, типо умный. А это лесбиянка, с ней не общайся… - я едва сдерживаюсь от снисходительно-пренебрежительных усмешек. - А я Ваня, тоже тупой, - смеётся.

Заметно.

– Сколько тебе лет?

– Семнадцать, - мой одногодка. - Вообще, самой младшей здесь пятнадцать, а самой старшей — двадцать четыре.


Всё тело затекло от сидения полтора часа на неудобной скамье.

Следующая пара — история. После начала занятия, к моему удивлению, шум в аудитории не прекращается. Преподаватель рассказывает тему, тем временем в кабинете очень шумно, а на задних партах кто-то громко смеётся. Половина моих одногруппниц говорят противно-приторным голосом. До этого дня я не знал, что кто-то так реально разговаривает. Подавляющее большинство пытаются строить из себя «крутых».

Что это за детский сад? Я, конечно, знал, куда иду, но думал, что студенты будут вести себя взрослее и осознание. Как будто вернулся в класс 7-8.
 

Пары закончились в пять часов.

Я подхожу к вахте за ключом от моей комнаты.

– Амиран дома. Иди знакомься.

«Дома»?… Поднимаюсь на второй этаж в двадцать вторую комнату. Когда захожу, внутри никого не оказывается.

На столе слева стоит сковорода с жареным картофелем и горячий чайник.
 
Я переодеваюсь, после чего в комнату заходит темноволосый парень среднего роста армянской внешности.

– Привет, - мило улыбается.

– Привет.

– Меня зовут Амиран.

– Павел.

Он выглядит очень дружелюбным. Улыбаюсь ему в ответ.

– Я картошку пожарил. Будешь есть?

– Ага.

Амиран быстро накрывает на столик между кроватями. Мы принимаемся за еду.
 
– Сколько тебе лет?

– Семнадцать.

– Серьёзно? Ты выглядишь старше. Наверное, это из-за роста.

– А тебе? На кого учишься?

– Девятнадцать. Повар-кондитер, третий курс. - Продолжает после короткой паузы: - Можешь спрашивать у меня всё, что хочешь. Могу о преподавателях рассказать.

– Давай.

Он говорит так спокойно, что я быстро расслабляюсь. Не думал, что здесь найдётся кто-то настолько хороший.

– И, кстати, - мы уже поели и пьём чай, - я сейчас прохожу практику, так что до пятнадцатого декабря меня почти не будет здесь. Завтра уже уезжаю.

– Ладно, - как раз смогу спокойно адаптироваться. Сейчас мне лучше побыть одному. - Есть стиральная машина?

– Нет. Только руками стирать или дома. Есть сушилка на первом этаже, можешь вешать там вещи, - я в шоке. - Горячая вода на первом этаже и в душах. И то не всегда.

– А готовить где?

– У нас только одна электрическая плитка на весь этаж. Она, правда, долго нагревается, но готовить можно.

Как я буду со всем этим справляться? К общежитию как-нибудь приспособлюсь, но вот одногруппники… Это какой-то кошмар.

Тяжело выдыхаю и глубоко вдыхаю. Не важно. Мне нужно просто просидеть здесь восемь месяцев, а потом поступлю в другой колледж и уеду.

Амиран ложится спать. Обдумаю свои планы на будущее. Я лежу на кровати и смотрю в потолок. Оказалось, что работы для несовершеннолетний в этом городе нет. Придётся жить на одну пенсию, а это примерно 6150 рублей в месяц.

Здесь учиться точно не хочу. Летом буду подавать документы на специальность «Техника и искусство фотографии». Билет до нужного города стоит около 2000 рублей в одну сторону. Как минимум два раза придётся съездить туда: подать документы и заселиться в общежитие. Все мои вещи за один раз увезти не получится. Плюс такси. Получается примерно 13 000 рублей. Я переворачиваюсь на бок. Матрас ужасно неудобный. Ещё нужны будут деньги на одежду, еду и на первое время. Возможны непредвиденные расходы. Из обязательных трат у меня Интернет 510 рублей и общежитие 550. Остаётся… Мозг уже начинает засыпать. Усталость берёт своё. Я беру телефон со стола и считаю на калькуляторе. Остаётся 5090. Если я буду откладывать по 4500, то за восемь месяцев накопится 36 000 рублей. Этого должно хватить. В таком случае на еду будет 590. На эти деньги можно прожить. Буду поменьше есть. Пара пачек риса, макароны, соевый соус и лапша быстрого приготовления — этого будет достаточно.

Я смотрю в темноту, куда-то мимо телефона.

Заснуть не получается ещё долго.

Я не этого хотел.



29 ноября.

Просыпаюсь от звонка будильника. 7:00. В комнате холодно. Я кутаюсь в одеяло и смотрю на стену с ободранными обоями. Хочу просыпаться в большой тёплой кровати в светлой, чистой, уютной и красивой комнате.

Встаю через силу, умываюсь холодной водой и иду в колледж. Там опять разборки между «элитой» группы, драки и понты. В памяти невольно всплывают воспоминания о гимназии и моём классе: наши дебаты о политике, искусстве и культуре, обсуждение планов на будущее, совместная подготовка к урокам.

Я не хочу здесь находиться.

После пар готовка. Плитка как всегда занята. Мытьё пола, стирка руками, складывание вещей, долгожданный и единственный приём пищи. И вот уже восемь вечера.

Чувствую себя роботом. Впервые я нуждаюсь в поддержке. Я хочу, чтобы близкий человек меня выслушал, успокоил и сказал, что всё будет хорошо. Даже просто разговора ни о чём будет достаточно, но у меня нет этого близкого человека.

Сижу на кровати и по привычке смотрю в окно, через которое ничего не видно.

В последнее время часто вспоминаю бабушку. Она ещё не звонила мне за то время, что я здесь. Наверное, я и для неё стал позором и разочарованием. От этой мысли становится больно.
 
Сам ей позвоню. Набираю номер. Гудки. Волнение захлёстывает с головы до ног. Не хочу услышать от неё что-то плохое.

– Алло.

– Привет.

– Привет, Паша.

По щеке скатывается слеза. Кажется,что я вечность её не слышал.
 
– Как ты там устроился?

– Нормально.

– Сосед хороший?

– Да, - я стараюсь держать голос ровным. Слёз становится всё больше.

– А душ есть?

– Есть. Только не всегда с горячей водой.

– Как вас кормят?

– Не знаю. Я не ем в столовой. Там всё дорого.

– А как ты в колледже сидишь? Голодный что-ли?

– Я в общежитии ем.

– Да нельзя же так! Желудок угробишь.

– Угу.

– «Угу» тебе. Учёба нравится?

– Нет, я же сюда не хотел.

– Ну что теперь поделаешь?… Что-то ещё хотела спросить…

Пользуясь паузой, я убираю телефон от уха и шумно выдыхаю, пытаясь не выдать своего состояния.

– Как… у вас дела? - голос всё таки немного срывается.

– Да ничего, помаленьку. Дед заболел, Костя руку сильно порезал, так что пришлось мне сегодня одной управляться, - короткий смешок.

Её нежный, заботливый голос пробуждает самые тёплые чувства. Уже ничего не видно из-за пелены слёз.

– Можно я приеду на новогодние выходные?

– Конечно. Наши двери всегда для тебя открыты.

– Хорошо.

Она недолго молчит.

– Ладно, Паша. Мне ещё нужно молоко процедить и в баню сходить. Звони, если что.

– Пока.

– Пока.

Отбрасываю телефон в сторону на кровать. Тело содрогается от судорожных рыданий. Я не могу успокоиться, да и не пытаюсь. Через десять минут беру себя в руки. Мне нужно немного потерпеть эти неудобства. Это временные трудности.

Пора бы мне уже о своём фотопроекте подумать.



Год спустя. 29 декабря.

Я иду по тротуару, засыпанному снегом. Температура -30;С, ветра нет. Здания вокруг украшены гирляндами, снежинками, картинками оленей и Деда Мороза. Некоторые ёлки и сосны завешаны новогодними игрушками, дождиком и мишурой. Уже стемнело. Улицы освящают фонари, многочисленные гирлянды и вывески.

Снег громко хрустит под ногами. Неторопливо возвращаюсь домой в общежитие после деловой встречи с организатором выставки. Я безумно счастлив, никак не могу убрать глупую улыбку с лица. Это обязательно нужно отпраздновать тортиком. Ещё год назад об этом даже мечтать не мог.

Я поступил в колледж, в который хотел. В фотоконкурсе мне победить так и не удалось, но меня заметили и предложили стажировку у одного профессионального фотографа.

Натягиваю шарф на красный нос. Становится холоднее. Прибавляю шаг. Уже зарабатываю небольшие деньги на фотографиях и становлюсь известнее. До сих пор не верится, что я сам смог всего этого добиться.

Останавливаюсь на пешеходном переходе.

Мне ещё многому предстоит научиться. Когда закончу стажировку, хочу пойти на другую, более профессиональную. Будет неплохо победить в этом фотоконкурсе наконец. Сейчас я должен хорошенько постараться и выжать максимум знаний из колледжа и стажировки.

Люди рядом со мной начинают переходить дорогу, я иду за ними.

На этот Новый год, как обычно, поеду к бабушке с дедушкой. Последний раз мы виделись полгода назад. Очень скучаю по ним.

Справа раздаётся оглушительный скрежет резины об асфальт. Машина сигналит. Я останавливаюсь. Поворачиваю голову в сторону звука. Всё тело цепенеет. На меня едет грузовик.

Слышу крики с разных сторон.

Не могу пошевелиться.

3, 2, 1…

Я лежу на дороге. Как сквозь сон вижу людей. Вокруг шум, звук сирены, огоньки цвета неба на здании напротив, белые блестящие сугробы, скульптура Деда Мороза из снега с Снегурочкой рядом.

Я умираю.

Глаза закрываются.

Хочу съесть большой кремовый торт.