Сокращённая и переработанная редакция повести Владилена Елеонского "Пешка в чужой игре" (литературный псевдоним в издательстве Эксмо Илья Маслов).
Маслов И. Пешка в чужой игре. М.: Эксмо-пресс. 2002.
__________________________________
Москва. 1995 год.
Известный мастер единоборств спасает подругу детства от бандитов, его арестовывают за её убийство, он теряет невесту, друзей и совершает побег, чтобы разоблачить настоящих преступников.
__________________________________
Визит к бывшей однокласснице сногсшибательной блондинке Маринке Усовой, было первым, что, вернувшись из армии, сделал Дмитрий Данилов после того, как поцеловал маму. Благо, что Маринка жила в соседнем подъезде.
Возмужавший подтянутый Данилов, несмотря на то, что и до армии был видным парнем, произвёл незабываемое впечатление, однако, оказалось, что Марине, несмотря на субботу, надо срочно бежать в свой фруктовый ларёк, так что общаться некогда, и, вообще, у неё неприятности.
Некий Али Мамедов забирает у неё все апельсины, которые поставляет фирма Сергея Бодрова «Оранж с Востока», затем в два счета реализует их на Даниловском рынке втридорога. Как ему это удается, загадка, только Маринке на зарплату от такой схемы почти ничего не остаётся. Апельсины у Бодрова из Испании, это не фрукты Али, внешне красивые, словно с выставки, однако совершенно без запаха и вкуса. Али возвращает жалкую сумму, которой едва хватает, чтобы рассчитаться с фирмой Бодрова.
Пожаловаться Бодрову она боится, потому что Али предупредил, что если она будет искать заступничества Бодрова, то, во-первых, Бодров не поверит и будет крайне недоволен, а, во-вторых, Али сделает с ней то же самое, что сделал с Ленкой, её подругой. Марина не знает, что именно сделал Али с Ленкой, однако Лена в спешном порядке бросила свою торговлю и в драных джинсах и штопаной кофте уехала в Германию по программе переселения российских немцев, оказавшись практически без средств.
Помимо этого, Мамедов продаёт Маринке по спекулятивной цене невероятно дефицитное лекарство, которое необходимо, как воздух, её тете, которая ей как мама, и она не может сдать Мамедова людям Бодрова. Кроме Мамедова никто не мог достать ей это лекарство, даже Бульдог, ближайший помощник Бодрова, а у него связи, кажется, везде.
Всё против неё, а она, в конце концов, эффектная молодая женщина, которая не желает кантоваться от зарплаты до зарплаты, тем более, что зарплату иначе как «зряплатой» вряд ли можно назвать. Марина считает себя истинной леди, хотя родилась и выросла в деревне Бурцево, что в Клинском районе, помогала бабушке поросят кормить.
Видимо, воздух Бурцево воспитывает истинно благородных девиц.
Истинные леди ходят в шубах из натурального меха на голое тело, и джентльмены укладываются перед ними штабелями, а такие, как Мамедов, пусть с завистью наблюдают из тёмной заплёванной подворотни.
Так они дошли до фруктового ларька и лишь, прощаясь, Марина шепнула Данилову главную новость.
– Ты Катю-то не забыл?.. Как думаешь, как она?.. Замуж вышла?.. Нет, гвардии старшина Данилов, не угадал. Она тебя, дурака, семь лет из армии ждала и продолжает ждать. Так что не забудь навестить, хотя мой тебе совет, – не пара она тебе, слишком правильная да интеллигентная, намучаешься ты с ней, не такая тебе нужна.
Вот, в самом деле, новость! Такого он, конечно, не ожидал. Никто не знал, что он останется на сверхсрочную службу, никто не знал, сколько она продлится, а Катя всё равно ждала. Личная жизнь у него за всё это время не сложилась, может быть, именно потому что он помнил Катю, свою незабываемую школьную любовь.
Кроме Кати, его возвращения ждали Слава Зибров и Саша Садков, друзья по спортивной секции, в которой они втроём с глубокого детства занимались русским рукопашным боем, не уступающим по эффективности борьбе кун-фу. Занятия вёл Эдуард Иванович Могульский, уважаемый тренер и педагог, которого ребята боготворили. Он научил их многому. Наверное, благодаря ему они забыли по большому счёту, что такое переживания, сомнения и страх.
Однако к моменту возвращения Димы времена изменились. Могульский стал директором частной охранной компании «Скорпион», которая начала обслуживать бизнесменов на предмет возвращения крупных долгов, пресечения происков конкурентов и наказания нерадивых без суда и следствия по негласным обычаям деловой жизни, не уступающим по строгости законам военного времени.
Такие меры вынужденные, и они гораздо более действенные, поскольку невообразимая волокита, которой, как некоей болезнью, всё больше и больше заражались судебные и правоохранительные органы, деловых людей столицы и её окрестностей окончательно перестала устраивать.
Могульский держал для Данилова место. Он давно желал, чтобы его лучший ученик стал сотрудником «Скорпиона».
Эдуард Иванович невысок, подтянут, крепок, седовлас. Внешность у него, как у закалённого ветерана боевых действий, хотя он всю жизнь проработал в техникуме скромным преподавателем физкультуры, а вечерами вёл свою спортивную секцию.
Удивительная вещь – время, оно переносит из одного мира в другой. Разве мог тихий невзрачный преподаватель физкультуры предположить, что всего через несколько лет он превратится в солидного руководителя уважаемой охранной компании.
Крутой Эд, как его теперь стали с почтением называть в деловых кругах, считал Садкова, Зиброва и Данилова самыми способными учениками, поэтому неслучайно они стали его доверенными помощниками в делах «Скорпиона». Первым, что сделал учитель, увидев своего любимого ученика после семи лет отсутствия, пригласил фотографа и попросил сделать впечатляющий фотопортрет, – учитель сидит на стуле, а ученик стоит рядом, благоговейно положив ладонь на плечо учителя.
Боевое крещение в бане Данилов прошёл успешно, правда, от услуг элитной путаны Лилии Басовой отказался, поделившись с Могульским своей сокровенной тайной – Катя Румянцева, с которой они всего лишь поцеловались один раз перед его уходом в армию, оказывается, ждёт его до сих пор.
Данилов лишь заикнулся о Кате, а Могульский сразу всё понял и отправил Басову в соседний зал, где со своими помощниками развлекался Вадим Кольцов по кличке Бульдог. Невысокий кривоногий щекастый со странными слегка навыкате налитыми кровью глазами, он оказался тем самым Бульдогом, который забирал у Марины выручку от продажи апельсинов Бодрова. А Сергей Витальевич Бодров, как недавно узнал Данилов, является VIP-клиентом «Скорпиона».
– Личную жизнь следует устраивать, Дима, – сказал в тот вечер Могульский. – Если мы растим себе смену, наше дело не пропадет. Катя – достойная кандидатура.
Данилов переживал, что у него нет юридического образования, однако вскоре выяснилось, что вовсе не юридическое образование требуется, а умение разговаривать с людьми и договариваться. Чем не юридическая профессия! Юристы в наше нелегкое время должны быть с кулаками, вот это, в самом деле, высшая юридическая квалификация.
Покрутившись пару недель в офисе Могульского, Данилов сразу уловил главное, – Сергей Бодров и некий Башир из Баку никак не могут поделить столичный фруктовый бизнес. Они ставят друг другу подножки, и, судя по всему, кому-то из них придётся уйти.
Данилов вдруг понял, как можно помочь Маринке, поскольку Али Мамедов, подбивший клинья к ней, как ему сообщили Садков и Зибров, был человеком Башира. Когда он посвятил в свой план друзей, они его одобрили, а затем испросили санкцию у Могульского.
Могульский довольно долго размышлял, однако санкцию они, в конце концов, получили. Неудивительно, поскольку любую информацию по проискам конкурентов, особенно, если происки исходили от Башира, Бодров оплачивал щедро.
Первым делом Данилов с помощью друзей расставил «жучки». Прослушав разговоры Мамедова, он скоро понял, чем дышит Али и установил источник на аптечном складе, который поставлял ему дефицитное лекарство по смешной цене. Мамедов наживался на перекупке апельсинов и лекарств и, судя по разговорам, было ещё что-то, что он успешно покупал и не менее выгодно продавал, однако разбираться дальше было некогда, следовало немедленно брать щуку за жабры, поскольку Маринка совершенно угасла, и её жуткая депрессия Данилову совсем не понравилась.
Шёл октябрь, а в октябре погожие деньки – редкость, однако тот день был как раз таким. Они степенно вошли в здание Даниловского рынка. Втроем – Зибров, Садков и Данилов. Водитель, Колька Мохов, остался на улице в большом чёрном джипе «Скорпиона». Друзья называли друг друга по прозвищам, которые приклеились к ним ещё с детства.
До армии Диму звали просто Ракетой. За стремительность и неожиданность сбивающих с ног ударов. Прилагательное «Тунгусская» появилась позже, когда он ушёл в армию к берегам Большой Тунгуски в необъятный Красноярский край.
Садко – это потому что Сашка, кудрявый, похожий на донского казака красивый малый, имеет обыкновение придавать своему лицу этакое мечтательное выражение. Словно гусляр, поющий о былых временах, когда жили настоящие герои, однако все катались со смеху, когда на соревнованиях он валил противника в поединке именно с таким мечтательным выражением лица.
Седой – тут всё ясно. У Зиброва с тринадцати лет волосы почему-то совершенно седые, и врачи только плечами пожимали, однако от армии Славку, благодаря этому чуду природы, освободили, мол, неизвестное медицинской науке нервное истощение. А еще Славку с детства зовут Ван Даммом, потому что лицом и телом он впрямь похож на всемирно известного бельгийского крепыша, только более сухощав.
Мамедова нашли на заднем дворе, у подсобки. Высокий, статный, элегантный, с пронзительным взглядом Гюль-ябани – зловещего и таинственного духа пустыни, он, поскрипывая турецкой кожей новенького плаща, деловито готовился к разгрузке только что подъехавшей Газели. Седые височки. Чёрные усики.
Хм, не наврала Маринка! Таким они его и представляли. Теперь осталось только, образно говоря, воткнуть иголку ему в воротник, чтобы злой Гюль-ябани сделался добрым.
Зибров без лишних разговоров сунул Мамедову под самый нос удостоверение сотрудника «Скорпиона», а Садков включил диктофон. Из динамиков задорно зазвучала запись разговора двух собеседников. Один голос принадлежал Марине, и Мамедов не мог не узнать его, а второй – самому Мамедову.
– Али, я не могу больше. Я что-нибудь с собой сделаю!
– Ничего ты с собой не сделаешь. Подумай о покойной матери, злая ты женщина!
– Меня они убьют, если узнают, что ты забираешь их апельсины. Я, конечно, дура что согласилась поставлять тебе фрукты. Меня убьют, и что будет с больной тетей, она мне как мать, если меня прикончат! О, кому всё это нужно? Зачем вы пакостите Бодрову, зачем ты меня мучаешь!
Послышались сдавленные горькие женские рыдания.
– Хватит слёзы лить, корова! – снова с характерной хрипотцой зазвучал из динамика баритон Мамедова. – Потерпи ещё пару месяцев, и я отправлю тебя вместе с тетей на Кипр, будете жить у моря, горя не знать, а кругленькая сумма в банке позволит вам жить достойно, ты её заработаешь за терпение.
Мамедов весь почернел и попытался выбить диктофон из руки Садкова, однако тот вовремя успел качнуться в сторону.
– А, значит, крутые защитники Маринки-картинки пожаловали! Знали бы вы, кого защищаете. Я за прилавком её время от времени натягиваю, как перчатку, и ничего, – ей, ох, ох, нравится. А всхлипывания и наговоры, это бабские штуки.
– Нет, Али, теперь не прокатит, – спокойно сказал Садков. – Меньше тебе следовало по телефону с Маринкой болтать, у нас есть ещё записи.
Мамедов вдруг с силой схватил Садкова за плечо, но тот ловко поставил в ответ подсечку. Со стороны можно было подумать, что Мамедов неловко шагнул, оступился и рухнул на асфальт. Весь лоск мгновенно слез с него, как шелуха с луковицы.
Торговец медленно поднялся и вдруг тепло улыбнулся.
– Вы можете толком сказать, чьи это апельсины?
Зибров почти по-дружески похлопал его по спине.
– Не притворяйся, Али! Фирму Сергея Бодрова «Оранж с Востока» ты прекрасно знаешь, и дорогу ты ей перешёл намеренно. Что скажет Башир?
От этих слов Мамедов сник и принялся грязно ругаться, не повышая, однако, голоса. Прошло несколько минут, прежде чем он немного успокоился.
– Чего хотите, слушай, говорите!
– Будешь сливать информацию о планах Башира, – холодно сказал Зибров. – А кто такая Марина Усова, забудешь навсегда. Кстати, с тебя причитается, ты задолжал ей, друг, четыре тысячи сто пятьдесят зеленых рублей. Давай деньги, и если будешь хорошим мальчиком, будешь жив-здоров. Если проявишь упрямство, извини, Али, твоя жизнь с этой минуты – гнилая арбузная корка!
Али наморщил свой высокий красивый лоб. Выходит, Бодров прислал этих щенков, чтобы подцепить его, Али Мамедова, на крючок, а история с Мариной притянута за уши. Вон оно что!
С другой стороны, нет, Бодров вряд ли опустится до такого. Он напрямую вышел бы на Башира, игра в стукачей и информаторов – не его амплуа, он их не переваривает. Сергей Витальевич славится своей интеллигентностью. Как истинный художник, мастер пейзажа, он сделал бы всё гораздо изящнее. Если бы ему удалось убедить Башира в том, что Али, в самом деле, на свой страх и риск решил нажиться на апельсинах Бодрова, Али сейчас просто лежал бы на кладбище, сражённый внезапным сердечным приступом, и не было бы никаких детских игр с примитивными диктофонными записями и смешным шантажом. Дети, судя по всему, действуют по своему почину, и свои действия с Бодровым не согласовали. Скорее всего, так, вряд ли есть другие варианты.
– Что скажешь, Али, время идёт.
Мамедов вдруг злобно сжал зубы и едва заметно кивнул кому-то. Он всё понял, решился, и ничто теперь его не остановит.
Из-за Газели вместо хлипких грузчиков показались высокие, плечистые, как на подбор, помощники Мамедова. Они были в шикарных спортивных костюмах, словно члены олимпийской сборной по футболу, прибывшей на тренировку под восторженный гвалт журналистов.
Зибров со вздохом щелкнул пальцами. Прокол!
Садков и Данилов поднялись с ящиков и воззрились на «футболистов». Вот это да! Тренировка намечается интересная. Вот только кто мячиками будет?
Помощники Али, человек семь, привычно, без суеты обступили их слева и справа. Впереди – Газель. Сзади – кирпичная стена. Деваться некуда.
– Али, ты, кажется, не въехал, – с улыбкой сказал Зибров. – Бодров очень расстроится, если вдруг узнает, что ты нас...
– Закрой свою пасть, шакал, и засунь свою запись на диктофон себе куда-нибудь поглубже, орайя гитмедын!
Али кивнул своим ребятам, и началось. Получилась драка. Без особых изысков.
Крутая сборная, помахивая штакетинами с внушительными гвоздиками на концах, разъяренными шершнями навалилась с двух сторон.
Данилов, особо не мудрствуя, сразу же выключил кудрявого верзилу, больше похожего на гору, чем на человека. Удар получился коронный, Даниловский, в прыжке. Пяткой в челюсть. Человек-гора колыхнул в стороны жирными щеками, выпустил из рук доску и тяжко завалился на своих товарищей, внеся в их ряды некоторое замешательство.
Зибров наотмашь, как медведь, двинул своей лапой-ладонью подвижного «футболиста» с навыками балетного танцора, который, развернувшись на одной ноге, хотел заехать другой ногой Садкову в горло. Удар Зиброва мгновенно смел танцовщика со сцены. Пропахав изящным носом скользкий от фруктового мусора асфальт, он красиво уехал под брюхо ожидавшей разгрузки Газели с мандаринами.
Садков тем временем защитил Зиброва, – вовремя подставил плечо под удар и вырвал доску с гвоздями из рук сухого паренька, который вдруг хищно ощерил рыжие фиксы на передних зубах и безуспешно попытался в яростной, бессильной злобе укусить Сашку за ухо. Следующий удар Садкова отправил его в глубокий нокаут.
Шершни разозлились не на шутку, и было от чего. Семеро против троих, и всё мимо.
Дикая ярость не помогала. Через пару минут из акварельного тумана прорезались очертания довольно живописной картины. Её можно было бы смело назвать: «Не на тех напали».
Четверо подручных Али во весь рост растянулись на земле, двое куда-то уползли, а последнего, седьмого члена сборной прижали окровавленным затылком к стене и выбили из его посиневших рук обломок увесистой штакетины.
Али ничего не оставалось как поднять лапки кверху. Необходимо немедленно прекратить шум. Устроить побоище можно было, снарядив против пришельцев всех продавцов Али, а их у него на рынке не меньше полусотни, однако такого развития событий он не желал. Незваных гостей следовало убрать незаметно, а если не получается, надо отступить, чтобы дождаться более удобного момента.
Он тихо сунул Зиброву засаленный увесистый газетный сверток.
– Пять с половиной. Всё, что есть. Приходите в любое время. Любой товар на рынке в любом количестве ваш, берите для своих нужд, себе, своим женщинам, сколько хотите, только ничего не говорите Баширу и Бодрову. Если начнётся война, вы сами, кахраманлар, вряд ли живыми останетесь. Тешекур!
– Ладно, Али, поверим тебе, но смотри, друг, без шуток, с костлявой в кошки-мышки лучше не играй.
– Я сказал, моё слово – закон, вы теперь мои братья! – Али вдруг повернулся к Данилову и, восхищенно цокнув языком, легонько хлопнул его по плечу. – А я тебя узнал, слушай, замани кахрамани! Чемпион Москвы, какой год, восемьдесят девятый, здорово дрался, адамсын, здорово!..
Однако порадоваться победе друзья не успели. Мамедов нарушил слово сразу, как только они с деньгами за пазухой покинули рынок, и организовал погоню. Видимо, он полагал, что данное им слово обладало силой лишь на его территории.
Наверное, час они колесили по городу, ускользая от белоснежного Мерседеса, набитого до отказа подручными мстительного торговца. Бесполезно!
Кажется, вляпались, причём прочно. Садков вполне резонно предположил, что Али, наверное, позвонил своему шефу и изложил ситуацию как надо: «Башир, какие–то юные подонки решили за деньги столкнуть тебя и Бодрова лбами насмерть!»
Звучит великолепно. Если Али так сделал, с этой минуты их жизнь стоит не дороже гнилого апельсина. Ждать в такой ситуации милости от Башира может только безнадежный глупец.
Данилов вздохнул. Теперь он начал понимать, в какую трясину погрузился.
Думал, пойду, помогу Маринке, а заодно насолю Баширу – ненавистному конкуренту Бодрова. Не получилось!
Теперь, даже если они откажутся от долга и вернут деньги Мамедову – это не поможет. Поздно. Али все равно уберет их, потому что информация о его неблаговидных делишках не должна никуда просочиться.
Данилов глянул на друзей. Понимают ли они ситуацию? Зибров непринужденно зубоскалит с Моховым. Словно ничего не происходит. Будто они на пикник едут за город.
Садков хмурится, причём с каждой минутой всё больше. Сашка, кажется, начал понимать, в какую грязь втянул их Данилов, решив выручить свою легкомысленную подружку.
Надо что-то предпринять! Зибров, учуяв, наконец, опасность, как всегда, схватился за автомат. Мохов, на повышенной скорости небрежно разрезая джипом попутный и встречный потоки на Каширском шоссе, начал как по шпаргалке бодро излагать тактико-технические данные ручного противотанкового гранатомета, который чудесным образом, видимо, не без помощи Зиброва, вдруг оказался на соседнем сиденье. А Данилов... Что ж, Данилов жалел, что они едут на Форде, а не на КАМАЗе.
Садков, так сказать, архистратиг фирмы, вдруг коротко и чётко изложил план. Данилов улыбнулся, Мохов одобрительно поднял вверх большой палец, а Зибров с чувством похлопал изобретательного друга по шее своей огромной ладонью, похожей на моржовую ласту.
– Эх, Сашка! Светлая голова.
Джип свернул с шоссе, ходко прорезал жирную колею на расплывшейся от недавней октябрьской непогоды проселочной дороге и замер на безлюдном месте неподалеку от каких–то обширных глиняных куч.
Мереседес, словно огромный, диковинный крокодил–альбинос, хищно подполз сзади и остановился метрах в шестидесяти. Из него шустро посыпались в дорожную жижу люди Али. В свитерах и турецкой коже. Это не «футболисты». Другие. Солидные дяденьки. Кажется, всерьёз впряглись выручать земляка.
Один играл стволом АКМ в лучах заходящего солнца, похожего на перезревший апельсин. У остальных чернели в руках пистолеты и обрезы.
Из джипа вылезли Садков, Зибров и Данилов. С поднятыми руками.
– Всё, Али, всё, мы поняли. Пошутили и хватит!
Али с едкой ухмылкой стоял, опершись локтем о поблескивающую в солнечных лучах белоснежную крышу автомобиля. Он небрежно крутил на указательном пальце красивую искристую цепочку. Победа вкусна. Превосходный вечер. В такие вечера делаются сладкие дела, сладкие, как отборный турецкий инжир. Али не подвел Башира!
10 марта 2001 года
Продолжение см. Данилов и другие-Пролог - 2.