КРЕПОСТЬ
Каждый звонок в дверь заставлял Абрама Семёновича брать себя в руки. Сначала он настораживался, как охотничий пес, потом шевелил губами и как-то странно загибал пальцы рук и наконец, на что-то решившись, тихо прокрадывался к входной двери и ждал повторного звонка. В эти минуты жизнь в квартире замирала – не слышно было ни журчания воды из-под крана, ни скворчения котлет на сковороде, ни шагов обитателей. Всё ждало повторения звонка.
Наконец он раздавался, и Абрам Семёнович, в случае, если тот в точности повторял первую попытку, брался за цепочку двери. Цепочек было две. Одна, более мощная, короткая, позволяла сделать узенькую, едва заметную щёлочку и разглядеть звонившего. Это было легко сделать потому, что кнопка звонка была расположена довольно высоко, и звонивший вынужден был вставать на ступеньку лестницы, ведущей на чердак, тесно прижавшись к стене. Вторая цепочка была потоньше, но подлиннее, и позволяла не только увидеть того, кто пришёл, но и поговорить с ним, вернее, не открывая ещё двери, задать пару контрольных вопросов – кто и, главное, от кого.
Абрам Семёнович был дантистом и занимался подпольным протезированием. Его работа всегда была чистой и филигранной и с достоинством блистала золотом во рту счастливца, обратившегося к нему по знакомству. Обратиться к Абраму Семёновичу мог далеко не каждый. Работа с золотом осложняла его жизнь. И в мирное время гораздо больше, чем во время войны, когда он успешно претворял свои организаторские способности в качестве интенданта военного госпиталя, застрявшего в одном из маленьких городков глубокого тыла. В Москву он вернулся довольно рано благодаря сломанному во время ужина зубу у начальника госпиталя, когда никакого официального дантиста обнаружить не удалось. Этот зуб обеспечил не только раннее возвращение Абрама Семёновича домой, но и выгодных клиентов из круга начальника госпиталя.
Необходимость добровольной конспирации привела к тому, что бедный дантист почти совсем не выходил из дома, словно растекся по всем его щелям, впитался и всосался в стены своей крепости, куда можно было проникнуть лишь по одной, тщательно им разработанной системе звонков, отдалённо напоминающей азбуку Морзе. Каждый, кто имел право войти, имел свой шифр, свою мелодию и своё количество коротких и длинных звонков. Соседи практически не знали его в лицо. Правда, по косвенным признакам они полагали, что там, на третьем этаже, перед лестницей, ведущей на чердак, живет далеко не бедный человек, хотя и непонятно чем занимающийся.
Ведь не будет же простой работяга затаскивать к себе в квартиру громыхающую на весь дом чугунную ванну. Установить её, единственную в доме, чего-то стоит. Говорили, что он даже установил у себя газовую колонку, и теперь, как буржуй, моется не в бане, как все порядочные люди, а у себя дома горячей водой.
Чести часто видеть Абрама Семёновича в лицо был удостоен только Виталик – опустившийся пьяница, проживающий в квартире напротив. Он был навязчив и бесцеремонен, все время болтался на площадке и испытывал нужду в утолении своего рода жажды, изобретя самый легкий способ добычи денег. Он наваливался на звонок Абрама Семёновича, звонил утомительно долго и непрерывно, пока потерявший терпение дантист не открывал дверь.
- Семёныч! Ик! Одолжи на опохмел, будь другом. Отдам, все отдам. Вот те крест!
Приходилось откупаться от потенциального шантажиста. При прочих обстоятельствах это стоило Абраму Семёновичу не слишком дорого, но достаточно надежно – не будет же Виталик перекрывать животворящий источник вместо того, чтобы совершенно бесплатно стучать чужим людям о потоке посетителей в таинственную квартиру.
Виталик клянчил не
только деньги, но и кое-что, по мелочам, из еды. После затяжного, ставшего уже характерным, звонка, его наглая физиономия, сунувшись в пределы длинной цепочки, ;
вечно икая, спрашивала: - Семёныч! Ик! Семёныч, у тебя не найдется кусочков десять, ик! Сахару быстрорастворимого?
Быстрорастворимый сахар был прекрасным изобретением для тех, у кого не было терпения или чайной ложки. Кубик сахара, брошенный на дно стакана, быстро проецировал на поверхность жидкости пенообразный белый квадратик, тогда как сам сахар на дне уже исчезал без остатка.
- Сейчас посмотрю, - бурчал недовольно Абрам Семенович, закрывая дверь, но вскоре появлялся вновь, - у меня есть десять кусочков сахара, но он не так уж быстро растворимый.
Третьей причиной для головной боли Абрама Семёновича была его собственная жена. Дама безупречного поведения, она считала себя оскорбленной навеки А. И. Куприным, описавшим «эту падшую женщину», с которой обеих связывало не только внешнее сходство, но и одно и то же имя и отчество – Наталья Давыдовна. Роковое совпадение заставляло её избегать людей начитанных и испытывать, таким образом, глухое одиночество среди кастрюль и сковородок.
Единственное, от чего она не могла отказаться, был театр с его блестящей, шуршащей нарядами, публикой, пропитанной запахами импортных духов, оживлённой и любопытной, со сверкающими глазами и линзами биноклей, поблескивающими среди настоящих и фальшивых бриллиантов. В театре она по-настоящему чувствовала себя женщиной.
- В сумочку, в сумочку, - суетился Абрам Семёнович, наблюдая её сборы в театр, - я тебя умоляю, положи это в сумочку…И соболя тоже. Там наденешь, где-нибудь в туалете… И на обратном пути не забудь…Машину у ворот не бери. Зайди за угол.
В последнее время Абрам Семёнович плохо спал. Один и тот же сон повторялся с периодичностью некоторых звонков и длительностью настойчивого звонка Виталия. Виталик же и был основным персонажем этого сна. Он неприлично улыбался своей дурацкой, как в кривом зеркале, улыбкой и все время говорил: « Не бойсь!». Абрам Семёнович не был толкователем снов, но всё же просыпался в отвратительном настроении. « Надо, пожалуй, ему побольше давать»,- с тоской думал он по утрам.
Однажды Виталий увидел на площадке у двери Абрама Семёновича какого-то человека, который безуспешно, минут десять, звонил в дверь, топтался, повторяя свои бесплодные попытки. Он не знал, что по другую сторону двери уже давно притаился испуганный Абрам Семёнович, сбитый с толку рисунком звонка.
- Ну чего, кореш, не получается? – спросил Виталий, - щас подмогну…
И, подвинув немного незнакомца, он налёг на кнопку звонка изо всей силы. Рефлекс за дверью сработал. Абрам Семёнович, подумав, что Виталик настолько пьян, что не мог сразу вызвонить свою оглушительную мелодию, приоткрыл дверь на расстояние короткой цепи. Перед дверью стоял незнакомец в штатском, но с военной выправкой и бесстрастным выражением лица, слегка прикрытого шляпой.
Абрам Семёнович увидел, как пять огненных букв, написанных в удостоверении, хранившемся в нагрудном кармане, прожгли толстый драп пальто. Они пульсировали и увеличивались в размере – ОБХСС.
Жёсткая и безжалостная рука судьбы схватила бедного дантиста за горло, и Абрам Семёнович упал на пороге своей крепости.