Стыд

Пётр Митяшов
От кого-то слышал или где-то читал, что собака – очень совестливое животное. Если её, никогда не подвергавшуюся в щенячьем возрасте стрижке, остричь, то она может убежать со двора и не вернуться, пропасть. Скорее всего, это шутка или фейк. Но вот рассказ моего отца был не шуточным. Он вспоминал послевоенное детство и … собаку с совестью

- Пришёл я как-то в гости к Володьке Короткову, своему дружку. Он и его худенькая остроносая сестрёнка хлебали из глиняной миски тюрю – подсоленную воду с кусочками хлеба. В низенькой хатёнке с земляным полом сидели ещё трое: налоговый агент Метелин, уполномоченный по заготовкам Васин и незнакомец из района. Володька пошёл одеваться, а я его ждал, прислонившись к печному выступу. За крохотным оконцем время от времени показывалась фигура Володькиного отца в солдатской шинели и без шапки, несмотря на утренние заморозки. Он под корень рубил сливы, чтобы не платить за них налог. Когда, переводя дух, он затягивался дымом папиросы, я мог разглядеть его слипшиеся от пота седые волосы.
Мать Володьки, сгорбившись, сидела на самодельной деревянной кровати.
- Недобор по шерсти за вами, Варвара Митрофановна, - печально произнёс Васин.
- Да где я её возьму-то? С себя что ли настригу? – возмущённо ответила тётка Варвара. – Овец всех постригли, всё до шерстинки сдали, сами знаете.
- Закон есть закон, мать, - неохотно начал человек из райцентра, но Митрофановна его прервала:
- Да ну вас, вместе с таким законом и законником!
- Ты, мать, на власть так не говори, в тюрьму угодить можешь.
- Сажайте! Там хоть накормят. И детей в приют определяйте. Они там хоть с голоду ноги не протянут.
Воцарилось молчание, которое нарушила хозяйка:
- Корову описали, описывайте и овец, их всего-то четыре!
Опять молчание.
- Что ж я, собаку, что ль, буду стричь?
- О! Стриги собаку, Митрофановна, так её за ногу! – оживился Васин. – Стриги!
Метелин, поймав взгляд тетки Варвары, пожал плечами и скривил губы.
- Володька! Не ходи никуда, веди сюда Пальму! – решительно приказала хозяйка.
Володька, уже было собравшийся пойти со мною побродить, без каких-либо эмоций на лице, втащил в избу тощую, но лохматую псину. Она пыталась вырваться, но получив по спине два удара ножницами для стрижки, притихла.
Остригли Пальму наголо, даже с хвоста срезали шерсть. Васин взвесил шерсть на безмене и заметил довольно:
- Тут, мать, есть даже лишок. Забери его себе, государству лишнего не надо.
Митрофановна сидела на кровати, скрестив высохшие руки на замызганном подоле. Отец Володьки так в дом и не зашёл, хотя стук топора прекратился.
Когда мы вышли во двор, Пальмы нигде не было. Мы долго её искали, кликали. Домой она так и не вернулась, и никто из хуторян её больше не видел.
Несколько дней спустя, сидя на берегу Кардаила, я предложил Володьке написать письмо Сталину.
- Зачем? – спросил он, бросая в воду камешки.
- Ну, скажем ему, что очень тяжело нам всем. Что собаку остригли…
- Не-е-е, - отмахнулся дружок, - не надо.
- Почему? Испугался?
Володька подумал, бросил в воду ещё пару камешек и заключил:
- Не испугался. Таланту нет.
Меня тогда почему-то очень рассмешила его реплика насчёт таланта, и я, насмеявшись вдоволь, поднялся и сказал:
- Ладно, вставай, у меня есть пара картофелин, давай испечём.

Я дослушал рассказ отца и вспомнил, что когда-то он, увлечённый охотой,  принёс в дом гончего щенка, а я тут же предложил придумать ему хорошее имя.
- А оно у него есть, - получил я в ответ. – И зовут нашу псину очень даже хорошо -  Пальма.

Митяшов Пётр. Дверь: рассказы.– Волгоград: Издательство «Сфера»,2022 – 104 с.