И всё же Андрей уговорил мать переехать к нему. За прошедший год она особенно сдала: скорую вызывали каждую неделю, на крыльцо, которое стало таким неудобным и высоким, поднималась с трудом, подтаскивая каждую ногу и боязливо хватаясь непослушными пальцами рук за вытертое перилце. Был бы отец жив, так вместе и доживали бы…
А тут ещё проблемы с памятью: мать на удивление точно, до мельчайших и тонких деталей вспоминала жизненные эпизоды десятилетней давности, но напрочь забывала, что вчера заходила соседка взять взаймы пачку соды, что утром смотрела по телевизору свою любимую «Играй, гармонь!» И вот, наконец, после долгих переговоров, мать с какой-то безысходностью бросила:
- Делай, что хочешь, только кровать здесь я не оставлю, на своей спать буду.
Андрей вот уже восемь лет жил один. С женой не просто развелись, а, как в народе говорят о таких, разошлись. Как будто и не жили вместе пятнадцать лет, не воспитывали одного ребёнка: ни сообщения, ни звонка от Людмилы Андрей не получал. Но самое печальное, дочка приняла позицию матери и как будто вычеркнула отца из жизни. Чтобы узнать о ней хоть что-нибудь, Андрей вынужден был регулярно выуживать информацию от общих знакомых. Но отцовская любовь всё равно брала верх над обидой и досадой, и нередко, выпив в кругу друзей и знакомых, он с гордостью говорил об успехах и достижениях «Елены Андреевны» в большом городе.
Что жизнь с Людмилой не складывалась, он понимал давно. Чувствовал и видел, что раздражает супругу всё больше и больше как своей приверженностью к неторопливой, размеренной жизни, так и своими обыденными привычками и вкусами. Даже то, что он любил засоленные в бочке помидоры, стало объектом её насмешек. Когда Людмила побросала вещи в машину, она даже не сказала слова прощания, а как будто уточнила:
- Я не ухожу от тебя, так как ушла уже давно. Сейчас же я меняю место жительства, просто переезжаю. И Лена, естественно, со мной.
Андрей быстро привык к одиночеству, наверное, потому, что оно не было ему в новинку. И вот сейчас он готовился к переезду матери к нему, единственному сыну. Завтра она будет в своей обустроенной заранее комнате, а сегодня есть время приготовиться в общем и целом. Весь день, с утра до позднего вечера Андрей убирался в доме, во дворе. Отремонтировал розетку на кухне, дверь в беседке и уже за вечерним чаем подумал о том, что когда-то также мать основательно прибиралась в доме, ожидая его, сноху и внучку в гости. Он вспомнил эти начисто выметенные дорожки, вычищенные половики, взбитые подушки и перины… По небритым щекам пролегли дорожки слёз, но Андрей их не убирал, всё равно никто не видит, да и было в них какое-то непонятное, но приятное тепло.
Утром Андрей завёл машину с каким-то беспокойством и волнением. «Старик, мать привезу, не человека с улицы», - резонно заметил он себе и выскочил на дорогу, оставив гараж открытым.
Помочь погрузить вещи пришли соседи. Мать сидела на табурете в коридоре и руководила процессом:
- Нюся, это зимняя одёжа, не трожь её, мы её потом привезём.
- Андрей, не забудь окна плотнее закрыть!
- А это портрет моего Ивана Степановича, поставьте рядом со мной, я его сама заберу.
Когда дверной замок обиженно щёлкнул, а калитка прощально хлопнула, мать сидела в машине и отрешённо смотрела на дорогу. Впереди было 130 километров молчания, Андрей был в этом уверен.
Подъехали к дому уже затемно. Андрей выключил свет во дворе, открыл дверцу машины:
- Выходи, мама!
Она долго выбиралась из салона, потом постояла, опершись на бадик. И вот не спеша пошла на свет. Маленькая, сгорбившаяся, в руках - фотография мужа, отца Андрея – в маленькой рамочке, чёрно-белая. Мать шла, тяжело дыша, уставшая от дороги и переживаний, а портретик поблескивал в её руках… то ли от лампочки над крыльцом, то ли от лунного света.
Митяшов Пётр. Дверь: рассказы. – Волгоград: Издательство «Сфера», 2022 – 104 с.