Строители сжигают мусор. Пользуясь случаем, я решил избавиться от ненужного хлама и отходов от ремонтных работ в доме. Когда остатки обоев, плинтусов, обрезки досок были брошены в огонь, в кладовке осталась прислонённая к стене старая дверь. Одна из её сторон поведена, белая краска местами облетела, и только ручка всё ещё поблескивает призывным светом.
Эта дверь – из родительского дома. Она в силу какого-то природного дефекта неплотно закрывала вход в «книжный кабинет», как называли родители комнату, в которой вся стена была занята стеллажами с книгами, рядом - письменный стол, за которым чаще всего работал отец, и небольшой диван. Я любил эту комнату с разноцветными корешками книг. Любимым занятием было вытаскивать томики из тесного ряда и рассматривать, изучать в них фотографии, иллюстрации, выхватывать какие-то фрагменты. Ещё не расставшись с рассказами Бориса Житкова, Николая Сладкова и Виталия Бианки, я, тем не менее, знал, что Константин Ломунов писал об эстетике Льва Толстого, а Василий Гиппиус мыслил «от Пушкина до Блока». Со временем я настолько хорошо знал, где какая книга находится, что иногда отец и старшая сестра обращались ко мне за помощью. С другом детства Васькой придумали такую игру: прочитать автора книги и её название наоборот, чтобы мысленно установить верный порядок прочтения и в кратчайшее время найти книгу.
- волинроК сироБ, - чеканил Васька и начинал отсчитывать секунды.
Я без труда находил томик стихов Бориса Корнилова и был готов озадачить друга куда более сложным:
- ретсоК ед льраШ.
Я без труда, подготовленный, выговаривал такие словесные выверты и, конечно, всегда был в фаворе, ведь были ещё Оноре де Бальзак, Мстислав Цявловский и Бодуэн де Куртенэ.
Особенно любил сидеть за белой дверью поздними вечерами, когда в доме все затихали. Я пробирался в комнату, насколько можно плотно притягивал дверь блестящей железной ручкой и начинал путешествие по книжным страницам. Я выписывал высказывания героев, писателей, чтобы задать отцу вопрос: «А это кто сказал?» Конечно, я получал большое удовольствие, если отец затруднялся угадать автора высказывания, а мама, как правило, резюмировала:
- Ну что отец, сдаёшься? - и гладила меня по голове.
Правда, долго засиживаться не получалось, полоска света пробивалась через неплотно закрытую дверь, и мама провожала меня спать со словами «завтра в школу».
«Книжная комната» была моим прибежищем, когда родители ссорились. Я тяжело переживал их противостояние, уходил к книгам, но дверь всё равно пропускала нервные заявления и упрёки друг другу родных мне людей.
Никто не задавался вопросом, почему дверь не подтесали, не выровняли, чтобы она закрывалась плотно. Её состояние, видимо, никого не беспокоило.
Будучи студентом, приезжая домой, я не изменял своей привычке посидеть среди книг за белой дверью. Вот только во времени меня теперь никто не ограничивал. Именно там я открыл для себя пронзительный мир рассказов Всеволода Гаршина, живую улыбку стихов Шандора Петефи, аромат детского восприятия жизни в рассказах Якова Полонского.
Затем дверь всё же сняли, будто бы для ремонта. Она долго стояла в гараже. Через несколько лет я забрал её в свой дом: в кладовке дверь пришла в негодность, и я временно решил использовать эту, неправильную, но крепкую. Но несовременный дизайн так и не позволил мне посадить дверь на петли, и она долгое время стояла, заваленная хламом, который - «на всякий случай».
И вот я несу дверь к полыхающему костру. С тяжёлым сердцем, расставаясь с чем-то невероятно ценным… Беспокойные языки костра мгновенно охватили её со всех сторон.
Сгорела дверь быстро, и только железная ручка какое-то время продолжала поблескивать сквозь дым и пламя.
Митяшов Пётр. Дверь: рассказы. – Волгоград: Издательство «Сфера», 2022 – 104 с.