Сопоставительный анализ стихотворения В.К. Кюхельбекера «19 октября 1837 года» и неозаглавленного стихотворения Н.А. Некрасова (1868).
Целое поколение разделяет Николая Некрасова и Вильгельма Кюхельбекера. Это были совершенно разные люди, их судьбы были не похожи, тем не менее, оба прошли тернистый жизненный путь. Их осуждали за отсутствие таланта, они становились объектами для насмешек со стороны критиков. У одного была жизнь гонимого и преследуемого декабриста, у другого - жизнь светского скандалиста. Один, по некоторым данным, стал прототипом Ленского, другой, в содружестве с Панаевым и Белинским,- основатель самого знаменитого в России журнала «Современник», который дал начало всей русской литературе. Один скиталец, другой сеятель. Один скован реальными оковами темницы, другой - царской цензурой.
С ранних лет В.К. Кюхельбекер отождествлял свою судьбу с судьбой Давида. Об этом свидетельствуют строки из его эпической поэмы «Давид»:
О славе ли, безумец, я мечтаю?
В глухих стенах, в темнице умираю,
И песнь моя не излетит вовек
Из скорбного немого заточенья!
Мой Боже! Я ничтожный человек,
Дитя мимолетящего мгновенья, –
Вновь я один: тяжелые затворы
Меня от жизни отделяют вновь.
Подъемлю к небу страждущие взоры, –
Со мной простились дружба и любовь.
И А.С. Пушкин, самый близкий друг по лицею, тоже писал о Кюхельбекере, сравнивая его судьбу с судьбой Давида:
Один в темнице, узник безнадежный,
Воздвигся я и начал песнь сию,
Усладу сердца в горести безбрежной.
О радость! Ныне оживлен пою:
Давида я поведал упованья, и что ж?
Мои смягчилися страданья!
Судьба пастушка, ставшего полководцем, волновала воображение всех декабристов. Вильгельм Карлович был декабристом и принимал активное участие в восстании 1825 года на Сенатской площади, после которого его жизнь превратилась в гонения, скитания и, как итог, заточение. В конце концов он скончался в ссылке, в Сибири, в 1946 году. На закате своей жизни он писал, что «пережить всех – не слишком отрадный жребий», - под этими словами он имел в виду своих самых близких друзей, перед которыми он буквально преклонялся: А.С. Пушкина и А.С. Грибоедова. Оттого нет сомнений, что стихотворение, точнее, элегия, «19 октября 1837 года» посвящено именно им. Творчество Кюхельбекера насыщено революционным идеям.
Творчество же Н. А. Некрасова пропитано страданием народа и трагедией крестьянства:
Средь мира дольного
Для сердца вольного
Есть два пути.
Взвесь силу гордую,
Взвесь волю твердую, –
Каким идти?
Одна просторная
Дорога – торная,
Страстей раба,
По ней громадная,
К соблазну жадная
Идет толпа.
Другая – тесная
Дорога, честная,
По ней идут
Лишь души сильные,
Любвеобильные,
На бой, на труд.
За обойденного,
За угнетенного –
По их стопам
Иди к униженным,
Иди к обиженным –
Будь первый там!
(Из поэмы «Кому на Руси жить хорошо»)
Ф.М. Достоевский писал о Некрасове: «Его любовь к народу была исходом скорби к самому себе».
И действительно юные годы Некрасова были очень тяжелыми. После того, как он провалил вступительные экзамены, отец отказался его содержать, и ему пришлось влачить нищенствующий образ жизни, в результате чего появилась тема изгнанничества в его творчестве.
1868 год стал для поэта трагически знаменательным, так как именно в этот год закрылся журнал «Современник» по приказу Николая II.
Безымянное стихотворение Некрасова 1868 года имеет схожие черты со стихотворением Кюхельбекера. Оно тоже является элегией. И по некоторым чертам явно свидетельствует о том, что объектом скорби тоже выступает почивший поэт А.С. Пушкин.
А теперь приступим к более подробному разбору данных стихотворений, в котором я попробую обосновать свою точку зрения.
Итак, почему же именно имя великого русского поэта приходит первым на ум после прочтения этих произведений?
В обоих произведениях речь идет о некоем молодом человеке, который умер на вершине своей славы. В стихотворении Вильгельма Кюхельбекера напрямую упоминается имя Александра Сергеевича:
Последний пал родимый мне поэт…
И вот опять Лицея день священный;
Но уж и Пушкина меж вами нет!
Да и дата написания – год смерти поэта, поэтому это имя - первое, что приходит на ум.
В отличие от стихотворения Кюхельбекера, у Некрасова нет столь же четких намеков, и дата практически ни о чем не говорит, только если о закрытии «Современника», тем не менее, о том, что он думал о великом классике, свидетельствуют следующие строки:
Не рыдай так безумно над ним,
Хорошо умереть молодым!
Беспощадная пошлость ни тени
Положить не успела на нем,
Становись перед ним на колени,
Украшай его кудри венком!
Именно в этом и заключается основное идейное сходство двух произведений. Послание к тем, кого уже нет, и слабая надежда на скорое воссоединение со своими собеседниками в загробном мире. Мечты о вечной юности гения. Размышления о том, как трудно жить человеку, который все делает по велению сердца и не идет ни у кого на поводу из чувства страха. Тема одиночества и самопожертвования. Авторы этих произведений в трудную минуту обращаются к одному и тому же человеку, и своим обращением делают себя же лирическими героями данных стихотворений.
В обоих стихотворениях фигурирует слово «гроб»: у Некрасова он, как плита, как безысходность, максимально реалистичное описание могилы, а у Кюхельбекера - немного романтизированный образ за счет эпитетов «гроб бездонный», «мрачный гроб». Также в них фигурируют общие слова: «тюрьма», «могила».
Как уже было сказано выше, оба произведения относятся к жанру элегия. В них пересекается несколько направлений: реализм, сентиментализм, романтизм и символизм.
Теперь перейду к основным отличиям, которые бросаются в глаза после первого же прочтения. У Вильгельма Кюхельбекера очень эмоциональное, с глубокими внутренними переживаниями, красноречивое послание, больше похожее на исповедь. Автор говорит о своем заточении напрямую. В стихотворении больше художественного описания, соответственно, и средств выразительности, которые использовал поэт. Его произведение, несомненно, должно понравиться больше своей экспрессией и очевидным мученичеством:
А я один средь чуждых мне людей
Стою в ночи, беспомощный и хилый,
Над страшной всех надежд моих могилой,
Над мрачным гробом всех моих друзей.
В то же время у Некрасова стихотворение более эмоционально сдержанное. Трудно догадаться, о ком конкретно идет речь, но если знать, какие события происходили в тот год и как его друзья один за другими начали отворачиваться от него и писать доносы, то можно понять состояние автора. В его стихотворение больше назидательного, нежели личного, о чем свидетельствует афоризм в конце:
«У счастливого недруги мрут,
У несчастного друг умирает…».
Теперь мне бы хотелось рассмотреть основные средства выразительности двух произведений. У Некрасова в стихотворении преобладает перекрестная мужская рифма (1,4 и 2,3), но во второй строфе присутствует опоясывающая рифма (чередование 2,5 и 3,4 строк). У Кюхельбекера тоже больше перекрестная (1,3 и 2,4), но женская рифма. Ритм тоже разный: в «1868» анапест, так как ударение приходится на последний из трех слогов, а в «19 октября 1837 года» ямб, так как ударение приходится на четные слоги. Также в «19 октября 1837 года» есть аллитерация: р и п, з и ж, - и анафоры:
Над страшной всех надеж моих могилой,
Над мрачным гробом всех моих друзей
Он воспарил к заоблочным друзьям.
Он ныне с нашим Дельвигом пирует;
Он ныне с Грибоедовым моим:
Но под щитом святого вдохновения,
Но здесь во мне пылало божество!
В «1868» присутствует ассонанс: о.
Композиция у произведений тоже разная. В стихотворении В. К. Кюхельбекера пять строф по восемь строк (октава), у Н. А. Некрасова четыре строфы с нечетким количеством строк, скорее всего, это сонет.
Поэтическая лексика разнообразна, особенно в стихотворении Кюхельбекера. «19 октября 1837 года» изобилует авторскими эпитетами: «эдемская заря», «гроб бездонный», «мрачный гроб», «темница душная», «заоблачные друзья» лексическими повторам: «Он ныне с нашим Дельвигом пирует; Он ныне с Грибоедовым моим»,- эмоционально окрашенной лексикой, многочисленными риторическими восклицаниями, метафорами: «горою давят», сравнительными оборотами: «блестит, как солнце вечно золотое, как первая эдемская заря!». В стихотворении также присутствует синтаксический параллелизм – есть схожие по конструкции предложения. Кроме того, можно увидеть гиперболу: «Над мрачным гробом всех моих друзей», «Сияние бессмертного героя». Ярко бросается в глаза синекдоха: «и с них не затрепещут перси ваши», «не пламень, не перун». Хотелось бы обратить внимание на парцелляцию: «Блажен! Лицо его всегда младое, Так! Перенес я годы заключения». Также присутствует инверсия: «Теперь пора! – не пламень, не перун Меня убил». Можем увидеть примеры перифраз: «Последний пал родимый мне поэт», «Мой ангел».
Между первой строфой и всеми последующими присутствует явное противопоставление, в первой строфе прослеживается явный эпос, хвалебная ода, все сверкает и блестит, тогда как все последующее произведение написано в более мрачных и гнетущих тонах непроглядной ночи. Также мы видим пример использования нисходящей градации и синонимов: «Изгнание, и срам, и сиротство».
В «1868» также присутствуют эпитеты: «холодная крышка гроба», метафора: «гордая воля». Есть риторический вопрос: «Но у жизни мрачные силы – У кого не слабели шаги перед дверью тюрьмы и могилы?». Бросается в глаза восклицание и гипербола: «Сколько раз уже было тебе за великое имя обидно!», «не рыдай так безумно над ним хорошо умереть молодым!». Используется перифраз: «Русский гений». Выделяется градация с умолчанием: «Ни ошибка, ни сила, ни злоба…». Антитеза заключается в ярко выраженной жалости автора к тому, кого уже нет. Встречается единичный случай эллипсиса: «Долговечности и слава – враги». Есть также и афоризм: «У счастливого недруги мрут, у несчастного друг умирает». В первых строфах тоже прослеживается аллегория на героев Древней Греции, на эпическую борьбу, как и в стихотворении «19 октября 1837 года».
Стихотворение Некрасова написано вдогонку или в дополнение, как продолжение стихотворения Кюхельбекера. Кюхельбекерского лирического героя уже настигла учесть, а некрасовский пытается донести до читателя, как заточение может изломать судьбу человека и его волю.
Оба стихотворения придерживаются канонов классической русской литературы, тем не менее, у Н. А. Некрасова присутствует отход от канонов в сторону большего реализма, гротеска и иронии, тогда как слог В. К. Кюхельбекера все еще насыщен пантеизмом на манер Байрона, Перси Биши Шелли.
Конечно, в стихотворениях, помимо А.С. Пушкина, фигурируют и другие люди, по которому скорбят оба поэта, но в одном описание объекта их скорби сходится – это вечно юный лик гениальности, непорочность и легкость помыслов. Их гений мысли разил, как острый клинок, без лицемерия и пустозвонства, а темы были извечными, теми, которые людям еще только предстоит осознать, а они, опередив время, пытались их объяснить нам.
Людям всегда приятно наблюдать за чьим-то падением и злорадствовать по поводу чужого несчастья, потому что есть какие-то грани собственного познания, которые нам не под силу преодолеть, - что-то на уровне инстинктов, - в особенности, человеку приятно, порочить великое имя, чтобы уподобить себе и за счет этого возвыситься на его фоне. Сарказм, цинизм, попытка все обернуть в шутку, объяснить недоступное к пониманию какой-либо болезнью – все это удел темной души, которая не знает, чем заполнить пустоту внутри себя.