Настя

Ленн Гросс
Утро уже позолотило верхушки деревьев. Спали росы, растеклись, растаяли в духмяных травах.
Молодой хмель смело карабкался по витой опоре крыльца, словно удалой молодец, важно подвивал усы, красовался перед молодой березкой.
Аверьян запряг коня, позвенел в кармане монетами, поправил расшитую пазушку на новой рубахе и, хлестанув коня, помчал по деревне.
Старые мать с отцом уже стояли во дворе с хлебом - солью. Слезы текли по их лицам. Жаль девку, молодая, неразумная ещё, да нет выхода иного. Выдавать надо, бесприданницу!
Бедность сквозила во всем, в обветшалом фасаде дома, в одеждах стариков, даже в глазах их, видевших лишь нужду да тяжёлый труд на веку своём.
Насте семнадцать годов исполнилось, поздняя она у них, единственная осталась. Всех остальных замуж повыдали, да поженили. А эту, вишенку, как ласково величала её мать, Аверьян сватал. Давно приглядел девку. Не претило, что самому пятый десяток пошёл. Настойчиво сватал!
Сдались старики. Куда деваться? Аверьян в деревне зажиточный крестьянин был. Дела справно вёл, хозяйство большое имел.
Хозяйка померла в родах, так и жил один. А как Настя подросла - так совсем с ума сошёл. Дня ни проходило, чтобы из головы не шла.
Подъехав к дому стариков, Аверьян пришпорил коня, поклонился, отведал хлеб - соль и прошёл в дом.
Настя стояла в углу, опустив голову и плакала. Гоже ли, молодой девке за старого идти? Да и паренёк у неё был на примете. Бедный, как и она, словно мышь церковная. Всего и богатства, что молодость и красота. Нравились друг другу, да только родители настрого запретили видеться с ним. Замуж отдавали за Аверьяна. За то он им денег посулил. Да и девка не заголодает за таким мужем.
Взял невесту за руки, посадил в возок и только пыль столбом. Помчал по двору.
Так и стала жить Настя в доме нелюбимом. Плыла, словно лебедушка, хрупкая, нежная, всю работу по дому делала, все умела. Нарадоваться не мог Аверьян такой жене! Вот только, словно неживая она была, словно призрачная. Не заговорит, не ответит, только плачет всё, глаза опускает.
Стал грубить ей Аверьян, а как водки хлебнет - так и плетью огреть не смущался. Она только молчала, да уходила к образам и вставала на колени.
Раз заметил Аверьян паренька, что любовался, как Настя грядки полет. Как окрикнул её - она встрепенулась, голубка, вздрогнула да в дом убежала.
Поймал Аверьян парня, да отстегал нагайкой так, что и места живого не осталось. Долго парень лежал, хворал после "щедрот Аверьяновых".
Знала Настя всё, молилась, вину свою чувствовала.
Всё больше лютовал муж, чаще стал поколачивать жену. Не любила - чувствовал, а сделать ничего не мог! Не купишь её, любовь то, и на коня не поменяешь.
На Купалу подошла Настя к мужу и робко спросилась с девушками погулять. Пустил её, а сам нахмурился. Вечером нет Насти. Рванул на поляну, где игрища были, веселы все, радостны, а Насти нет нигде.
Стал искать её, кричать, вернулся ни с чем. Не было ночь её и день следующий, ни у родных, нигде! Нашли рыбаки в тростнике через три дня, к берегу прибило. Утопла девка!
Горевал Аверьян. Хотел руки на себя наложить следом за ней, да не гоже это. Грех то какой!
Долго горевал, вину свою, поганую, чувствовал. Жизнь невинная  на душе его теперь грузом тяжким легла. Хворать сильно стал.
Годы прошли - женился снова. Но сам уже не любил. Так и дожил свой век, грехи замаливая. Пряча от людей и от себя горе свое, беспросветное.