Глава третья начата со-Авторами Онегиным и Пушкиным 8 февраля 1824 в Одессе пыльной (для Пушкина). К июню они добрались до эпицентра большого романового взрыва = «Письма Татьяны».
Пушкину предстояло трудное решение.
Часть этой трудности была в том, что с опубликованием письма со-авторы направляли Татьяну, которая только что в конец второй главы возникла из диковатой Натальи, по тропе превращения Лолиты в Свободную Женщину (которой потом стала ее наследница толстовская Анна Каренина (ур. Облонская, скопированная местами графом с сестры онегианца Марии Александровны Гартунг (по мужу)).
Вторая трудность состояла в необходимости перевода элегии франц. Поэтессы Марселины Деборд-Вальмор, которая стала основой этого легендарного Письма с признанием в любви девицы к «прынцу» и протоколом о намерениях класса «Я твоя» (не воя, а от души, котоая с порывами до надрыва и разрыва). С вводом Письма пародийность и сатиричность романа достигала апогея – девушка, не знающая «ни-бе-ни-ме» по-русски, признавалась в первой любви к обману (она ж влюблялася у Пушкина в обманы!) чужими словами – словами отвергнутой (!) женщины чужой нам страны…. Что может быть более издевательским!?
Elle e€tait fille, elle e€tait amoureuse.
Malfilatre
Она была девушка, она была влюблена
Мальфилатр
Источник: Глава третья - полный текст | Сайт о романе Евгений Онегин
Слова эпиграфа взяты Пушкиным из поэмы Мальфилатра Жака Шарля Луи Кленшана де (Jacques Charles Louis Clinchamp de Malfil;tre; 1733–1767): «Нарцисс, или остров Венеры» (1768) из библиотеки матери Тани Прасковьи Лариной (что-то как-то напоминающей тригорскую соседку поэта Прасковью Осипову (Вульф по первому усопшему мужу). Автор «Нарцисса» не был при жизни понят и принят спесивыми французами и помер в нищете, но после смерти переоценен и даже вошел в учебники как лит.классика. В послелицейские годы Пушкин изучил сей труд по книге Лагарпа «Лицей, или Курс старой и новой литературы» («Lyc;e, ou Cours de litt;rature ancienne et moderne» - 1821 - см. https://archive.org/details/lyceoucoursdelit12laha).
На этот литературный факт обратили внимание комментаторы В. Набоков и все воспользовавшиеся эрудицией и находчивостью автора «Лолиты» (иной версии Тани Лариной). Но развить идею эпиграфа им, кажется, до конца тайного смысла не удалось.
***
Поэтому наша версия, фра, такова:
Изучив этот курс Лагарпа, Пушкин понял что и как надо делать новым и соорудить нерукотворный памятник.
Но оказывается истинный замысел Мальфилатра Пушкин скрыл, ибо фразу из отрывка о нимфе Эхо оборвал! Ведь далее у француза было ключевое идейное продолжение:
«Я ее извиняю – любовь сделала ее виновной
О если бы судьба ее извинила также»
Нимфа Эхо не стала полным прототипом Тани = она зачахла на корню от безответственности Нарцисса, черствость и ненаходчивость которого извиняется только том, что он уже был влюблен … в свое собственное отражение (!).
Наша Таня не стала долго сохнуть – наши девчонки не такие – она стала княгиней и приняла обет вековой верности тому, кому Пушкиным была просто отдана.
Хотя и тут Пушкин иронизировал: век то этот – бабий… т.е. короткий и с неизвестным по времени концом… Да хоть завтра… Пора то пришла и не прошла.
Да и Онегин не промах = он не страдал нарциссизмом на 100%, он просто уже закончил Эколь науки страсти нежной и ему было не до «телячьих нежностей» со слезами и соплями и омутом грехопадения с тропой в ЗАГС да под венец. Он копил либидо. Тем более, что по скомпилированному Письму = признанию в любви чужими словами (своих не нашлось… вот же… пародия) и намерениям = он понял, что мозги у 17-летней Тани остались на уровне 13-летней, когда она поразила их и остановила в развитии историями девиц из любовных романов маминькиной биб-ки.
Но во всем фрагменте Мальфилатра мы должны взять основную идею образа Татьяны = ее миссии в романе – сделать ее «виновной» и поставить на обрыв пропасти позора … а потом чудесным образом сделать образцом супружеской верности!
Вот вам и Татьяны милой идеал!
Этот идеал скрыт в посылке поэмы о Нарциссе и нимфы Эхо: ВИНОВНОСТЬ …
Но виновность искупаемая святой ЛЮБОВЬЮ, РАВНОДУШИЕМ партнера … и последующей необъяснимой никем и ничем ВЕРНОСТЬЮ супругу!
***
Бонус. Пособие для ликбеза
Набоков эпиграф Главы Второй комментирует так:
«Строка из песни II поэмы «Нарцисс, или Остров Венеры» (опубликована в 1768 г.), третьесортного сочинения в четырех длинных песнях Жака Шарля Луи Кленшана де Мальфилатра (Jacques Charles Louis Clinchamp de Malfil;t re; 1733–1767): «Она [нимфа Эхо] была девушка [и следовательно — любопытна, как это свойственно им всем]; [более того], она была влюблена… Я ее прощаю, [как это должно быть прощено моей Татьяне]; любовь ее сделала виновной [ср.: ЕО, гл. 3, XXIV]. О если бы судьба ее извинила также!»
Согласно греческой мифологии, нимфа Эхо, зачахнувшая от любви к Нарциссу (который, в свою очередь, изнемог от безответной страсти к собственному отражению), превратилась в лесной голос, подобно Татьяне в гл. 7, XXVIII, когда образ Онегина проступает перед ней на полях читанной им книги (гл. 7, XXII–XXIV).
В принадлежавшем Пушкину учебнике «Лицей, или Курс древней и современной литературы» («Lyc;e, ou Cours de litt;rature ancienne et moderne», книге, которая являлась руководством для Ламартина и которая сформировала его плачевный go;t[427], a также для Стендаля, упоминающего в дневниковой записи от 1804 г. о желании «делагарпизировать» свой стиль, что ему, наследнику Вольтера и Лакло, так никогда и не удалось) Лагарп (VIII, 252) цитирует два вполне невинных отрывка из «Нарцисса», первый из которых начинается той самой строкой, которую Пушкин мог позднее вспомнить.
И хотя, вообще говоря, Пушкин никогда не упускал случая сделать скабрезный намек, здесь он вряд ли осознавал, что нимфа Мальфилатра подслушивала — за спиной Лагарпа — довольно непристойную беседу Венеры со стариком Тиресием, на которого Юнона наслала импотенцию за то, что тот убил двух змей in copula[428].»
Думается, что Набоков переборщил … нет, скорее всего, элементарно не расчухал (термин Пушкина) замысел гения. Но мы то, фра, мы учены - у нас первым делом не Лолиты, а самолеты…
***
Но вот какая набоковская прелесть знатока наук страсти нежной. Сразу тут же он пишет следующее:
«На титульной странице чистовика третьей главы (ПБ, 10) Пушкин предпосылает вышеназванному эпиграфу три строки из Данте («Ад», песнь V):
Ma dimmi al tempo de'dolci sospiri,
A che e come concedette amore,
Che conoscete i dubbiosi desiri?
Но расскажи: меж вздохов нежных дней,
Что было вам любовною наукой,
Раскрывшей слуху тайный зов страстей?"
И мне она: "Тот страждет высшей мукой,
Кто радостные помнит времена
В несчастии; твой вождь тому порукой. «
http://dantetlt.ru/commedia/inf05.html
Это уже любовный диалог между Паоло и Франческой, которых поэту туристу Данте (Дуранте), оторопевшему от ужасов картин кругов тюремных камер и пыточных Ада, продемонстрировала душа мученика Ада поэта Вергилия
Но это, фра, уже иная история версий о возможных скрытых смыслах и идейных тайнах Главы третьей романа о любви к не-любви с пушкинской метафабулой «верности жены»
В ней мы поищем ответы на два стратегических вопроса:
1) почему следом за идеей Главы Второй – виновность Тани Лариной - Пушкин-=Онегин отсылает нас к истории попадания в ад Паоло и Франчески в интерпретации Вергилий-Данте
2) какой выход из ситуации с виновностью Тани с ее явкой с повинной «Я твоя« нашел Пушкин уже без Онегина и тем более убитого на январской (!) дуэли поэта Ленского
*****
ВЫВОДЫ:
1. Эпиграф к главе третьей романа «ЕО» о русской жизни сельских ленивых скучающих и от того хандрящих русских дворян вводил в его фабулу две новые темы –
ЛЮБОВЬ И ВИНОВНОСТЬ влюбленной ДЕВЫ
2. Использованная Пушкиным фраза из смыслового фрагмента поэмы де Мальфилатра о легенде безответной любви нимфы Эхо к Нарциссу говорила только о теме ЛЮБВИ и только намекала на что-то, что вело к проблеме вины. Тема, начатая или обозначенная Пушкиным таким образом, вела к Большому взрыву необузданной Любви Татьяны, опутанной страстями подоспевшей поры половой зрелости
3. Комментатор романа Набоков взял фрагмент французской поэмы целиком и подчеркнул, что любовь девы сделала ее виновной … не уточняя, однако, сути проступка и вины владельцы любви
4. Но ни Набоков, ни рой вставших за ним в очередь в комментаторской кабине онеговедения заимщиков заимствований (Лотман и легионеры, кончая Козаровецким - последним из могикан – величайшим открывателем пушкинских тайн и дешифровщиком кодограмм текстов мистификатора) ничего не расчухали в подсказке Пушкина и не смогли воспользоваться намеком в укороченном эпиграфе
5. Версия «полного эпиграфа» или исследование полного текста первоисточника = поэмы о Нарциссе и Эхо = показывает, что Пушкин отчего-то утаил намек на основную тему главы = ВИНОВНОСТИ влюбленной девицы
6. Крайне важно также, что Пушкин на титульном листе беловика записал три строки из Данте («Ад», песнь V) – диалог архетипичных влюбленных в Аду. Возможно уже тогда Пушкин понял, что он спасет свою любимицу Таню от мук дантевого Ада, как Гете спас своего доктора наук Фауста