Холодной

Анна Толстых
Мне всегда говорили, что я на Вертинского похож. Обожаю старые фильмы. Что же, достойное сравнение. Но не могу смириться с костюмом Пьеро. Хотя в чёрном он выглядит современно.

Был четверг, самый обычный день. Я приехал раньше всех, встретил оператора на площадке. Иван, крепкого телосложения, в чёрной толстовке и штанах, с сигаретой в зубах, выставлял свет. Мы начали обсуждать съёмочный план. Иван никак не хотел понять, что мне нужно. Мы долго спорили. Он сплюнул мне на ботинки, извинился. Ходил вдоль павильона с рамкой из рук и показывал нужную точку съёмки. Я теребил в руках свернутые листки с раскадровкой, злился:
- Вот блин, снимаем рекламу, а амбиции! Для Оскара стараемся?
Иван потушил сигарету о стену и вышел.

Реквизиторы принесли старинный патефон. Я подложил под него листы с раскадровкой, чтобы они распрямились, надеясь, что Иван вернётся. Художники, гримеры столпились рядом. Включили патефон и заиграла музыка:
«Где Вы теперь? Кто Вам целует пальцы?»

Я задумался и уплыл от этого всего. Люди остались где-то в стороне. Я погрузился в мир Вертинского: вот он на концерте в маленькой шапочке, теребит боа на шее. А после выступления зрители кидают на сцену розы. Симпатичные девушки дожидаются возле гримерной.
А если бы я был Вертинским? Я бы предпочёл синие! Ха, оригинально! И девушек с белой кожей. Вот стоит она, с тонкой шеей и светится в темноте театральных коридоров. Протягивает мне синюю розу!

Послышалось резкое:
- Здравствуйте, я Вера!
Я обернулся. В павильон зашла она! Вера Холодная!

Колени подогнулись, я чуть ли не присел! И овал лица, и томный взгляд огромных глаз, слегка поджатые губы, темные волосы, падающие на плечи, - все напоминало мне ее! Как она бросала взгляд направо и налево, опускала его вниз, алея от смущения! Совсем молоденькая! Больше она ничего не могла как актриса! Я стал снимать ее. Между планами с разными эмоциями я делал перебивки. Страх, слёзы, волнение, радость - все это было смонтировано с кадрами интерьера, крупными деталями.

После съёмок я пригласил ее в кафе. Вера согласилась, но предложила пойти в ее место, где уютно и всегда ждут.
На улице мелкой рябью поливал дождь. Я снял пальто и накинул Вере на плечи. Мы шли так быстро, что не замечали вокруг ничего, только присутствие друг друга. Мое сердце колотилось.

На часах было за полночь. Мы свернули на маленькую мощеную улочку. Звук шагов гулко поднимался вверх. И старинные дома, и жители в них уже спали. Дрёма окутывала все вокруг, но не нас. Внутри горели сердца, как два фонаря, освещая путь друг другу.
Вера резко остановилась, это было то самое кафе. Мы подошли к дому номер 13, к железной двери с львиными головами. Я дёрнул за кольцо, раздался скрип, дверь раскрылась. Мы
спустились в узкий проем по лестнице, отдали лиловому негру нашу промокшую одежду и вошли в зал.

В маленьком, полуподвальном помещении было оживленно. Я огляделся: стены вымощены кирпичом, столики и стулья из темно-красной древесины хаотично расставлены и почти все заполнены. Пахло дорогим коньяком и сигарами. Под сводчатой аркой находилась сцена с роялем в углу.

Официант проводил нас за столик возле желтого абажура. Он отодвинул стул и предложил Вере присесть. За соседним столиком Марк Шагал шептал на ухо своей жене: «в детстве мне цыганка нагадала, что я буду любить одну необыкновенную женщину...»

- Это же сам Шагал! - я протер глаза. Стучащее сердце, ожидание скорой любви и счастья, сладкие духи Веры, духота, запах коньяка, - все слилось в одно и мне сделалось плохо.
- Боже, ты побелел! Тебе нехорошо? - Вера налила в стакан воды и протянула мне. Я сделал пару глотков, стёр салфеткой пот.
- Вера, что здесь происходит?

К нам подошёл мужчина в шерстяном пиджаке, кепке и бабочке на шее. Он выглядел очень брутальным: большие выразительные глаза, смотрящие исподлобья, прямой рот и волевой подбородок. Широко улыбаясь, он протянул Вере синюю розу:
- Самой обворожительной из присутствующих здесь дам.
В этом жесте было столько нежности.
- Мерси, - быстро ответила Вера, словно сразила кавалера пулей.
- Владимир. - мужчина пожал мне руку, поклонился и ушёл за столик возле сцены.
- Даааа.... да это сам Маяковский! Не верю своим глазам!
Я растёкся по стулу как желе, обессиленный. Не чувствовал своё тело. Как будто у меня пропал позвоночник, кости и оболочку моего тела заполнял сироп из любви, удивления и ощущения нереальности.
- Все эти люди существуют?
- Ты же сам их видел. Даже поздоровался!
- Он жил в 20 веке, ты это понимаешь? А сейчас он гниет на Новодевичьем!
- Ты сгущаешь краски!
- Вера, может тебя тоже нет? А заодно и меня? И все эти люди и кафе мне только снятся!
Вера опустила длинные ресницы, убрала выпавшую прядь волос, обнажив белое лицо. Посмотрела серьезно. Ее большие глаза казались ещё больше из-за темной обводки.
- Послушай... Все, что происходит с нами, должно было произойти! Photalit;, судьба, если угодно.
Я расстегнул верхнюю пуговицу у рубашки.
- Просто доверься этому, плыви по волнам энергии.
Я кивнул.
- Однажды ты мне очень помог, когда привел меня в кино.
- Что? Мы были знакомы?
- Может, это странно звучит, но так и есть.
- Ты говоришь про переселение душ, мы были знакомы в другой жизни?
- Не совсем. Мы очень похожи: вдвоём одержимы искусством.
Я кивнул. Вера как будто видела меня насквозь. Глупо было притворяться. Она продолжила:
- Ты должен этим заниматься, несмотря на неудачи, разочарование. Продолжай. Я пришла сказать тебе это.

Слова пролетали мимо. Я смотрел на ее мраморную кожу, с одной стороны подсвеченную желтым и не мог налюбоваться. Все свалилось на меня слишком быстро. Я протянул руку и коснулся ее холодного перстня, маленькой руки.

Человек за роялем заиграл:
«Где вы теперь? Кто Вам целует пальцы?
Куда ушёл Ваш китайчонок Ли?
Вы, кажется, потом любили португальца
А может быть, с малайцем Вы ушли»

Вера прошептала;
- Тебе пора.
- Как? А ты? Я вызову такси.
- Не стоит, меня заберут позже.

Я уже ничему не удивлялся и поцеловал ее на прощание:
- До завтра.
Вера улыбнулась и сжала мне руку.

На следующий день она не пришла. Съёмка была сорвана. Я как безумный, схватил пальто. На улице было сыро.
- Первый. Проклятый туман! Пятый. Ещё немного и поворот!
Дома мелькали со скоростью звука, словно я супермен.
- Тринадцатый!
Я остановился, чтобы отдышаться. Дверь с львиными головами исчезла, а вместо неё зияла ниша в стене. Я прислонил ладонь в то место, где была ручка-кольцо и ощутил холодную, шершавую стену.
- Неет!! Но почему, почему? Я только сейчас тебя встретил!
Черный ворон закаркал на дереве и улетел. Этажом выше, из открытого окна раздавались знакомые звуки, словно в насмешку:
«Где вы теперь? Кто Вам целует пальцы?
Куда ушёл Ваш китайчонок Ли?
Вы, кажется, потом любили португальца
А может быть, с малайцем Вы ушли
В последний раз я видел Вас так близко.
В пролеты улиц Вас умчал авто.
И снится мне — в притонах Сан-Франциско
Лиловый негр Вам подает манто.»

Я бросился в подъезд, залетел на 2 этаж. На мой звонок вышла бабуля с седыми волосами, короткой стрижкой. Она была в очках с сильной диоптрией, из-за чего глаза казались огромными, как у черепахи из детского мультфильма. На мои расспросы бабуля пожимала плечами. Ни о каком кафе ей не известно, хотя живет она здесь все свою жизнь. Все потеряно. Я, как пьяный, вышел на улицу.

Прошло много лет. Я теперь известный режиссёр. Сейчас работаю над экранизацией Стивена Кинга. Кто знает, кем бы я был, если бы не встретил Веру.

- Але, Верочка! Жди сегодня на ужин. Да, без опозданий. И не забудь забрать из химчистки мой фрак.