Перевёрнутый мир Гоблинов Глава 18

Валентин Бируля
    

     Инфернальность

     Прошло 11-ть минут 04 секунды

 
     Всё крутится, вертится, производя грациозное движение. Движение массу, масса материю, и ещё Нечто Великое порождает сознательную жизнь. Непрерывная, ничем не определяемая река времени, незримо несёт свои таинственные волны из прошлого, через настоящее в будущее. Течёт широко, свободно между делом омывая крутые бескрайние берега пространства и каждый раз оставляет нас в текущем мгновение реальности. Но неуёмное земное человечество не стоит на месте подобно монолитной скульптуре моаи, каменному истукану с острова Пасхи, а тоже двигается, трудится создавая сомнительные человеческие ценности. Вот только мой одноногий горнист никуда не спешит, неподвижно и молча, лежит в грязной луже.
     Стуча и шаркая большими красными сапогами, мы совершаем прощальный обход квартиры, пиная и расталкивая встречающиеся на пути предметы. Спокойно без сожаления расстаёмся с недавним прошлым и не спеша проходим в соседнюю комнату, где находится моя заброшенная мастерская. На грязном полу в центре комнаты неуместно торчит забрызганная краской люстра, под ней лежит моя курительная трубка. Потолок уставлен мебелью, там громоздятся столы, стулья, массивный диван. Напротив окна располагается старый гончарный круг. На нём красуется смятая засохшая ваза из голубой полимерной глины и небольшая картина в пожелтевшей рамке. Рядом на гранитной площадке неудачно наклонившись, стоит недоделанная античная скульптура «дискобола». Классическая статуя изображает пружинистую фигуру атлета, готового со всей силы метнуть диск. Только в место диска в руке знаменитый спортсмен держит бутылку красного вина, на шее висит музыкальный плеер.
     - Какой бред, это пошлость! – запнувшись за порог, возмущается супруга, и неловко схватившись за косяк, срывает облицовочную рейку.
     - Осторожно дорогая, - я рачительно подхватываю жену, предупреждая возможное падение.
      «18 дробь 22N…» громко ругается:
     - Как здесь всё неудобно, - вопрошающим взглядом смотрит то на пол, то на потолок, то на меня.
     Аккуратно, как бы ни доверяя своим глазам, она с неприязнью касается хрустальной подвески и практично спрашивает:
    - И для кого всё это предназначается?
     В ответ, виновато смутившись, я молча развожу руками, думаю, вспоминаю, но не могу найти подходящего объяснения.
     - Даже странно, и как такое могло придти в мою голову? Это неправильность, уродство, падение нравов!
     Мы с отвращением рассматриваем этот перевёрнутый мир и ужасаемся. Разве так можно! На стенах вверх ногами висит картина танцующей балерины, плакат Рок-группы «Предел Чандра-секара», часы, и акустическая гитара с треснувшей декой. В низу над плинтусом прибита бронзовая гардина. Создавая обманчивую иллюзию, обратной гравитации магнитные шторы, подёрнутые пыльной сеткой, правдоподобно притягиваются к потолку.
     - Ладно, что хоть сейчас всё встало на свои места, с головы на ноги, - обескуражено бормочу я в пол и, отмахнувшись, направляюсь в сторону окна.
     С отторжением и непониманием раздвигаю тёмно-синие портьеры. Сквозь давно немытые, поцарапанные с внешней стороны стёкла и провисшую рваную паутину, мы смотрим на улицу. Широкие грибные шапки, гигантские пальмы, древовидные папоротники и другие незнакомые растения закрывают часть неба, создавая размытую сумеречную тень. Густая тропическая растительность сияет яркими красками экзотических цветов и дикорастущих плодов. На первом плане пустующее здание школы. Теперь оно выглядит брошенным, запущенным, по ржавой крыше ползёт гигантское существо размером с автобус. Парадная двухстворчатая дверь перекошено висит на одной петле, массивные медные ручки потемнели и бесхозно валяются на бетонных обломках. Кирпичный козырек, поросший аспидно-серым лишайником, треснул, часть стены рухнула, многие рамы выпали и безнадёжно разлагаются в мокрой траве среди красно-желтых преющих листьев. На месте цветочной клумбы виднеется большая чёрная нора, рядом с ней лежит гипсовая статуя горниста с откушенной ногой. Золотая труба уже не имеет прежнего блеска, и безрадостно указывает на огромную крону раскидистой пальмы с крупными веерными листьями нависающими над школой.
     - «Па - ба – па!»…
     В голове мелькают знакомые ноты, надрывно стучась в мой затуманенный мозг, раскрывая персональные файлы прошлого.
     - Что это, вздрагиваю я, словно слышу давно забытую мелодию.
     - Ничего, ничего особенного и не стоит так волноваться, - «18 дробь 22N…» как-то нехорошо, подозрительно смотрит на меня и успокаивает, - обычная рабочая картина.
     Сильные многотонные черви, ведут планомерную расчистку. Синхронно навалившись на угол школы, они упрямо рушат два верхних этажа. Кирпичные стены сминаются как пряничный домик, с грохотом рассыпаются, заваливаясь, поднимают красноватые облака пыли. Под грудой мусора, в образовавшейся бреши, медленно распрямляется и поднимается в полный рост жилистое создание, не менее четырёх метров в длину и весом тонны две. По мере того, как растет его тело, становится различимой широкоскулая голова увенчанная шипами с отрешенным человеческим лицом. В широко распахнутом рту сверкают два ряда острых, по акулий, треугольных зубов. Сжавшись в клубок, инопланетное создание резко разворачивается как тугая пружина, высоко прыгает и на лету перекусывает высоковольтные провода под напряжением, что вызывает рубиновые искры, короткое замыкание и раскатистый взрыв с выбросом губительного огня. Наш дом предаётся значительной вибрации. Перевожу настороженный взгляд на супругу и существенно уточняю:
     - Нет дорогая, я имел в виду совсем другое.
     В этот момент слышу едва уловимый щелчок и забываю свой животрепещущий вопрос.
     - Да что тут непонятного, наводят порядок, выполняю то, что мы земляне давно должны были сделать сами, - с чувством глубокой благодарности сипит жена.
     - Точно, помню, через 123 минуты наш дом тоже снесут, - хриплю я в ответ, сверяясь с наручным браслетом.
     Обычно когда я нахожусь в замешательстве, то всегда обращаюсь к электронному помощнику. Красный словно раскалённый от высокой температуры коммуникатор, летающий за нами из комнаты в комнату, показывает то же самое время, выделяя жирным шрифтом обратный посекундный отсчёт. Так же на каждой его стороне можно увидеть полезную информацию: какой вес набрали наши мышцы, сколько часов необходимо спать для полного восстановления сил... и так далее. В целом видно, что наши организмы находится в отличном состоянии, и мы действительно прекрасно себя чувствуем.
     - Скоро на месте нашего микрорайона возникнет система орошающих каналов, раскинутся просторные теплицы, где будут выращивать великолепные сельхоз культуры, те самые из которой делают прекрасную, полезную еду, - широким жестом я указываю на пустую пищевую коробку.
     Мы с радостью смотрим в будущее, понимая, как преображается родная земля. Это строится наш новый созидательный мир, он прекрасен, преисполнен романтичной амбивалентности, и полностью раскрывает смысл, который несет в себе священность познания. Здание слегка вздрагивает по стенам бегут мелкие трещинки, облезлая, декоративная штукатурка осыпается, оставляя на скрипучем паркете белый порошок, заполняющий расползающиеся щелки. Неудачно покачнувшись, фигура знаменитого атлета, выпускает бутылку вина. Она летит на пол, с грохотом задевает гончарный круг и разбивается в дребезги. Красное душистое пятно растёт, проникая в каждый угол комнаты спиртовыми парами. Маленькая картина устремляется вниз, вслед за ней отправляется звуковой плеер. Ударившись о пол, проигрыватель самопроизвольно включается, дисплей загорается синим, стрелочные индикаторы начинают порывисто дёргаться, и дом наполняет забытая джазовая музыка.
     - «Па - ба - па! Парабапаба - па - ба - па!»…
     Стучат барабаны, гитары звенят, весело играют саксофоны, вызывая противоречивые эмоции, устойчиво переходящие в положительную сторону. Кажется, весь мир поёт и что-то большое доброе заботливо и бережно касается моей души. Дерзкая мелодия золотой трубы, как раненная птица мечется в агонии из угла в угол, хлещет острыми синкопами, бьется о серые бетонные стены.
     - Скорей-скорей, выключи этот скрежет! Какие мерзкие звуки, это безвкусица, отвлекающая от созидательного труда! - возмущается «18 дробь 22N…», закрывая ушные впадинки руками. Её лицо искажается в отвратительной гримасе, напоминая трагическую театральную маску из серого свечного воска.
     - Что тут поделаешь, остатки прошлой жизни, - недовольно бурчу я, издавая невнятные шипящие звуки, и неуклюже пожимаю грузными покатыми плечами, глубоко вросшими в тучное упругое тело.
     Привычным жестом снимаю висящий на поясе увесистый ледоруб. Резкий замах, точный, хлёсткий удар и звенящие обломки плеера разлетаются в стороны, механические детали и пластмассовые фрагменты визгливо крутятся, вертятся, бессистемно раскатываясь по углам.
     - Меня чуть не стошнило, чуть голова не лопнула, - признаётся недовольная «18 дробь 22N…».
     С обострённым интересом она поднимает упавшую картину, протирает рваным промасленным рукавом от пыли. Внимательно разглядывает, так как это делают многие животные, пошагово наклоняя голову то в одну, то в другую сторону и не спеша приближает её к глазам, чтобы рассмотреть получше. «18 дробь 22N…» сурово щурится, стараясь сфокусироваться на рисунке, и грубо хрипит:
     - Смотри, это же ты нарисовал, бутылка вина, два полных фужера, ещё так нагло подписал – «Вино надо пить сразу!!!».
     - Неужели, - машинально отвечаю я, раздосадовано морщу лоб.
     Непонимающе вглядываюсь в рисунок.
     - Это, что мой почерк, но когда и зачем мне нужно было написать такую ерунду!?
     Недолго думая, выхватываю картину, с силой швыряю её в сторону. Вращаясь, она летит по прямой, и попадает точно в сверкающую люстру. Раздаётся переливчатое малиновое звяканье богемского стекла. Мелкие осколки блестят как алмазы, разноцветным бисером, прыгают, истерично катаются, словно всемогущий невидимка расстилает волшебный ковёр под ногами. Я смотрю на это колдовское сияние, и в голове начинает твориться что-то непонятное, мистическое. Звуки настоящего джаза уже погасли, но музыка не исчезла. Она преследует меня, крутится в мыслях, собирая нотные цепочки в длинные мелодичные фразы, держит, не отпускает. Слышу её в каждом шорохе, каждом отражении. Слышу её везде, и с каждой секундой мне это нравится всё больше и больше. Я не могу, и главное не хочу от неё избавиться. Чарующая мелодия окрыляет, приносит силы, даёт свободу. Свободу, но ещё не знаю, не понимаю, от чего, или от кого. Где-то далеко слышится очищающий колокольный звон, и тут происходит невозможное. Внезапно чистым свежим воздухом в мою заблудшую душу врывается истинное прозрение…
     - Не может быть, - хрипло шепчу я, приходя в себя.
   Душа сжимается в спутанный комок нервов и вот-вот превратится в маленькую незаметную точку, в этот роковой момент вспоминаю всё…, нашу прежнюю творческую жизнь, разноплановый многоликий мир, цветущую земную, людскую красоту...
     Там за моей спиной у двери всю стену занимает большое зеркало, но боюсь, не могу заставить себя посмотреть в него. С трудом совершаю поворот, и преодолевая чувство панического страха вижу отвратительное, синхронно двигающееся чудовище.
     - У природы на устах коварная улыбка – хриплю я тихо мотив давно забытой песни и понимаю это не воображаемая картина Сальвадора Дали, не кадр из фильма ужасов, э то реальность, кошмарная реальность.
     В сознании вместе с усиленной пульсацией вен, тикают судьбоносные часы, отсчитывая спасительные секунды. Чувствую, что сейчас мне нужно успеть сделать что-то очень важное и сделать это самому и как можно быстрей. Нельзя ошибиться, совершить лишнее движение. Поток живительных вибраций светлой энергией течет через всё тело, проникая в каждую клеточку, при этом стабилизируя дыхание. Вдохи и выдохи становятся более глубокими, позволяя животворящей энергии свободно циркулировать по всему телу. В очередное мгновением приходит горькое, в высшей степени ужасающие понимание того, что отражение в зеркале это я. Неужели теперь придётся всю жизнь, долгие мучительные годы, быть здесь, находится между бесконечным прошлым, и бескрайним ужасным будущим в этом уродливом, червеобразном теле. Сердце назойливо стучит, разгоняя кровь или, что там у меня течёт в венах. Крайнее смятение охватывает страдающую душу и это непросто безумные эмоции нет. Мои осмысленные переживания рождаются от неуверенности, от неопределённости, но это неважно, если я сейчас не сдвинусь с места, произойдёт непоправимое. В голове что-то переворачивается. Находясь на гране психического срыва, быстро отвожу испуганный и уже понимающий взгляд, но тягостный кошмар продолжается, нарастающая паника сдавливает мозг. В следующее мгновение вижу нечто стоящее и пристально наблюдающее за мной. Это мощное уродливое создание с перекошенным человеческим лицом, в котором я нахожу черты, отдаленно напоминающие облик супруги. Той настоящей, которую я знал раньше. Линда, - вот её подлинное имя. Испытываю тошноту, горечь обречённости, ощущаю как холодный предательский озноб, ползёт по спине замораживая позвоночник.
     - У ху-ху-ху-ху, что с тобой, - настороженно спрашивает жена, медленно с опаской подходит, и тихонько касается моего плеча.
     И я узнаю её мелодичный голос, точнее его отблеск, совсем как тогда в той прежней жизни. Вспоминаю тот самый легкий бесшабашный смех. Такие естественные свойственные только ей вспышки искромётной радости, словно в воздухе переливаются рождественские колокольчики.
     - Как же такое получилось?! – бормочу я, тихо озираясь по сторонам.
     Пришельцы скрытно действуя в корыстных интересах, подменили наши ценности, перевернули людские устои, осуществили скрытую, незаметную нашему сознанию перевербовку. Хитро, под личиной дружбы, привили всё, что было чуждо человечеству. Гипнотически воздействуя на наш мозг своими точно выверенными, одурманивающими вибрациями, заставили в это поверить. Превратили нас в страшных монстров, грязных, покорных копателей. Сейчас я отчётливо чувствую исходящую от них злую энергию, дьявольскую, безотчётную инфернальность. Инфернальность...
 
     Продолжение следует, слушайте мои аудиокниги…