Введение
Люди, далекие от науки, полагают, что она развивается методами исследований, в результате которых родятся гипотезы, и методами решающих экспериментов, в результате которых ложные гипотезы отбрасываются, а другие остаются. При этом к «другим» относятся и те, которые лишь на некотором этапе не опровергнуты, и те, которые не опровергнуты вследствие их истинности.
Прикосновение к Науке с большой буквы, к сожалению, убеждает, что это – лишь наивное представление о ней, которое никак не отвечает её истинной сути. Хотелось бы опровержений. А пока просто информация.
Что есть доказательство? Безошибочная цепь рассуждений, берущая начало от неоспоримых исходных утверждений (аксиом), и использующая бесспорные логические построения. Если одна из аксиом ошибочна, доказательство ошибочно. Если в одном шаге из длинной цепи шагов имеется ошибка, доказательство ошибочно. В этом случае, можно думать, любое доказанное утверждение должно быть безошибочным «ныне и присно, и вовеки веков». То есть возвращаться к доказательству однажды доказанного теоретического положения нет никакой необходимости. Следовательно, наука не должна возвращаться на предшествующие рубежи? В каждом вопросе должно быть либо движение вперед, либо, пока отсутствие движения, поиск пути.
Но наука развивается не так. И поэтому она возвращается на исходные рубежи. Часто возвращается. Намного чаще, чем хотелось бы. Значит, мы должны допускать, что на каком-то этапе мы пошли неверным путем, избрали ошибочную гипотезу, которая заведёт нас в тупик, и нам придется от неё отказаться. Следовательно, нельзя сегодняшних оппозиционеров считать в обязательном порядке глупцами, ведь очень может быть, что роль глупцов в этой пьесе в этом её акте отведена всем нам прочим, а эти выглядящие глупцами оппозиционеры как раз и есть те мудрецы, до понимания которых мы с вами пока ещё не доросли, не дозрели. Мы не знаем пока тех фактов или доводов, с помощью которых следующие поколения ученых опровергнут впоследствии наши взгляды и заставят нас признать верными взгляды этих оппонентов. Возможно, кто-то персонально и не доживёт до такой стадии в той сфере, которая его наиболее интересует, но ведь в науке такое происходит и происходило регулярно, почему же мы смеем утверждать, будто то, что нам сегодня и сейчас кажется несомненным, так до конца времен, на веки вечные останется несомненным и верным? Не есть ли это необоснованная гордыня, превращающая данный этап науки в ещё одну ветвь религии?
На этом основании мы должны со вниманием и уважением относиться к инакомыслию, если, конечно, оно не является инакомыслием безосновательным, беспричинным, просто «назло» имеющимся теориям. То есть аргументированному инакомыслию мы должны дать слово, дать возможность существовать, бороться за свою правоту и отстаивать её.
1. Умный или послушный?
Император Николай I, согласно мемуарам Тарле, при посещении Московского университета высказался: «Не нужны мне умники, а нужны мне послушники» [1]. По-видимому, первая реакция читателя должна состоять в том, чтобы высмеять этот подход, ведь кажется очевидным, что в свободном обществе нужны именно не послушные люди-роботы, люди-работники, люди-исполнители, а творчески мыслящие и не закрепощенные предрассудками люди новой формации. Но не будем торопиться с выводами, они не однозначны. Во всяком случае, академик П.Л. Капица, упоминающий этот эпизод, высказывал сомнение, упреждая однозначную оценку такого подхода.
«К сожалению, когда школа воспитывает нашу молодежь, она ценит больше послушание, чем талант. Что было бы в нашей школе с Ломоносовыми? Может быть, многие из них отфильтровались от науки нашей школой? На этот вопрос трудно ответить. И даже трудно ответить: хорошо это или плохо? Мы не можем дать точный ответ, нужна ли на данном историческом интервале развития страны в данной области науки или искусства четкая и жесткая система и организация или свобода деятельности самобытных гениев. Вполне возможно, что сила и успех нашей эпохи в социальной структуре, а не в отдельных талантах, что гении в науке, искусстве, литературе на данном этапе нашего развития нам не нужны. Это не парадокс, а диалектика исторического момента нашего развития. Гении рождаются эпохой, а не гении рождают эпоху» [1].
Возможно, что академик П.Л. Капица вовсе не допускал, что послушные винтики государству нужнее, чем гении, если он был стеснен советской цензурой, но проще всё же предположить, что академик в единственном научно-популярном журнале, издававшемся академией наук, мог свободно излагать собственные мысли, или, во всяком случае, мог молчать, но не писать того, с чем не согласен.
По-видимому, речь не может идти о том, чтобы пытаться создавать общество, состоящее из одних только гениев. Естественно, что в таком случае все вокруг будут только выдавать гениальные идеи, но некому будет их воплощать в жизнь, и вообще некому будет создавать материальные ценности для поддержания жизни общества. Но ведь мы говорим не о создании материальных ценностей, а о создании нравственных ценностей, о создании произведений искусства, литературы, о научном творчестве. Люди, работающие в этой сфере, составляют очень маленькую долю населения страны. Неужели и от этих людей мы хотим послушания больше, нежели гениальности? Смогут ли послушные ремесленники развивать науку? Или всё же речь идет о создании строгой иерархической структуры, во главе которой, на вершине пирамиды, имеются академики, которым дана свобода творческого полета, свободна сомнений и исканий, которым по должности положено быть гениями, а в остальных слоях этой пирамиды нам нужны ремесленники, главной добродетелью которых является послушание?
Посмотрим, что сам П.Л. Капица пишет в этой же статье ранее. Он сообщает нам, что Папа Римский Юлий II умолял молодого Микеланджело не покидать Рим и вернуться, чтобы продолжить работу. При таком отношении к гениальным живописцам эта эпоха и это место действия дали миру блестящую плеяду непревзойденных гениев: Микеланджело, Леонардо, Рафаэля, Тициана, Донателло, Тинторетто. Сейчас, когда для молодёжи эти имена ассоциируются с боевыми черепашками, по-видимому, не следует ожидать появления подобной плеяды гениальных художников. Поколение, считающее Бетховена собакой, не знающее Монтеня, но знающее разнообразных Халков, Бетманов и Скайокеров, поющее «Хэппи бёздей» вместо «С днём рождения», по-видимому, не заинтересовано в порождении гениальных ученых.
Но ведь речь не о них, а о тех, кто создаёт систему образования и систему науки, к ним обращена данная статья. Неужели они также считают, что баллы по ЕГЭ заменяют образование и воспитание, что цитирование в каких-то там зарубежных базах данных заменяет научные достижения? И согласие с общей линией является гарантом интеллекта, а несогласие, соответственно, говорит об умственной отсталости? Не следует ли в этом случае приводить в пример Галилея вовсе не за его упрямое выражение «А всё-таки она вертится!», а за его покаянное письмо и книгу, в которой он отрекался от своей гелиоцентрической системы, поскольку она была признана ересью?
Вслед за П.Л. Капицей мы поставим тот же вопрос: кто же нам нужен – умники или послушники? Но в отличие от П.Л. Капицы мы не собираемся заканчивать статью этим вопросом. Мы хотим дать на этот вопрос свой однозначный ответ.
Прежде всего, хочется сказать, что времена теперь другие, XXI век, как-никак. Общество уже не мыслит категориями советских комиссаров, вопрос уже не стоит таким образом, что обществу нужны люди-винтики, и, следовательно, общество будет создавать таких людей-винтиков. В наш пресвященный век общество не имеет права требовать от человека быть только тем, что этому обществу от него требуется. Уже и человек может требовать от общества права своего свободного развития, реализации талантов, личного счастья и личной жизни, а также личного творчества, творческой работы (если ему это угодно). Требовать, конечно, может, получает не всегда, по-видимому. Но уже спасибо и за то, что нельзя вот так сказать человеку: «ты обществу не нужен таким, какой ты есть, поэтому перекуйся или умри». И никого на перековку не отправляют, по-видимому. Следовательно, вопрос П.Л. Капицы уже по той причине неправомочен, что даже если обществу нужны только послушные (молчаливые согласные), то каждая личность может сказать: «Я тоже часть общества, и следует согласовывать требования общества ко мне также и с моими требованиями к обществу». Если это не так, тогда что же такое «демократия»?
Но мы не намерены дискутировать терминами политики, мы хотим вернуться к терминологии логики и целесообразности.
2. Отменяем истмат
По-видимому, уже с утверждением П.Л. Капицы о том, что «Гении рождаются эпохой, а не гении рождают эпоху» можно несколько поспорить. Вы скажете: «Кто вы такой, чтобы спорить с академиком?» Но ведь этот самый академик написал статью о том, что спорить надо. Так что спорим и с ним тоже, куда ж деваться?
Итак, диалектический материализм в лице Маркса, Энгельса и Ленина сообщил, что любая сущность всегда имеет первичное (причину) и вторичное (следствие). Материальное названо причиной, идеальное – следствием. От диамата отпочковался истмат – исторический материализм, в котором материальной причиной назван уровень развития общественных производительных сил, а идеальной надстройкой – всё прочее. Следовательно, гении и исторические лица попали в разряд мастеровых истории, а производительные силы общества заняли место творца истории.
Если хотя бы приблизительно знать историю, хотя бы любого переломного момента, то можно сделать вывод, что факты опровергают эту теорию начисто. Не будь Наполеона, не было бы многих фактов в истории Европы в начале XIX в. Тем, кто не интересуется историей, напоминаем о Горбачеве и Ельцине. Никакими объективными причинами не диктовалось возникновение Горбачева. Эта личность субъективно повлияла на историю. Воздержимся называть его гением, но тот факт, что личности также творят историю, в той же самой мере, в какой история творит личности, думается, доказан самой историей и самими этими личностями.
По-видимому, и в природе не следует останавливаться на теории диамата как на истине. Любой материализм приходит к вульгарному материализму, то есть к идее, что мысль выделяется мозгом точно так же, как кровь, лимфа и другие жидкости в организме создаются соответствующими органами.
Если человек нищ и гол, это отразится на его мышлении. Но разве тот факт, что кто-то дошел до нищеты и наготы вследствие особенностей его мышления, не доказывает, что не только влияние материального на идеальное имеет место, но также и идеальное влияет на материальное? Кто-то имел великолепные стартовые условия и всё прокутил и спустил, а кто-то не имел никаких стартовых условий, но добился успеха; примеров таких в истории множество. Следовательно, мышление также влияет на материальное существование. Не только бытие определяет сознание, но и сознание определяет бытие, и даже не только у людей, но и у животных. Если голодный песец не озаботится охотой, то все его перспективы описываются его названием, если же он будет заниматься охотой, он великолепно переживет самые суровые зимние холода, поскольку под снегом полным-полно леммингов. Вместо диалектического материализма, пожалуй, следует вернуться к дуалистическому реализму, утверждающему о встречном взаимном влиянии материального и идеального. Вместо исторического материализма, пожалуй, надо обратиться к дуалистическому историзму, в котором не только история творит личности, но и личности творят историю.
Если бы Чарльз Дарвин не существовал, или если бы он не создал свою теорию эволюции, всё развитие биологии шло бы другим путем. Если бы Менделеев не предложил периодическую таблицу, химия находилась бы сейчас на другом этапе своего развития. Подобных гениев можно найти в любой отрасли науки, и всегда они шли наперекор большинству, им было трудно, не все они хорошо кончили свою жизнь, и не все добились признания при жизни.
3. Поиск истины – это спор со всеми
Вспомним высказывание В.И. Вернадского:
«Весьма часто приходится слышать, что то, что научно, то верно, правильно, то следует выражением чистой и неизменной истины. В действительности, однако, это не так. Неизменная научная истина составляет тот далекий идеал, к которому стремится наука и над которым постоянно работают её рабочие. Только некоторые всё еще очень небольшие части научного мировоззрения неопровержимо доказаны или вполне соответствуют в данное время формальной действительности и являются научными истинами. Отдельные его части, комплексы фактов, точно и строго наблюдаемые, могут вполне соответствовать действительности, но их объяснение их связь с другими явлениями природы, их значение рисуются и представляются нам различно в разные эпохи. Несомненно всегда, во всякую эпоху, истинное и верное тесно перемешано и связано со схемами и построениями нашего разума. Научное мировоззрение не дает нам картины мира в действительном его состоянии» [2].
Далее В.И. Вернадский заключает:
«Таким образом, «научное мировоззрение» не является синонимом истины точно так, как не являются ею религиозные или философские системы. Все они представляют лишь подходы к ней, различные проявления человеческого духа» [2].
Как правило, никто не спорит с тем, что в прошлые века общество заблуждалось. Но почему-то никто не принимает подобное утверждение всерьёз в отношении современного ему общества. Это подобно тому, что верить, что все люди смертны, но при этом верить в собственное бессмертие. Психологически этот феномен понятен, но объективный ученый должен отказаться от такого однобокого подхода. Если смертны все люди, и если я причисляю себя к людям, то смертен также и я. Если во все времена в любой науке были заблуждения, то имеются они и в наше время в любой науке, вопрос лишь в том, насколько они глубоки, каких вопросов касаются.
В.И. Вернадский пишет по этому поводу:
«Научное мировоззрение и данные науки должны быть доступны полнейшей критике вся-кого, критике, исходящей из принципов научного исследования, опирающейся на научные истины».
И далее он указывает, что отдельные личности были более правы, чем их гонители.
«Истина нередко в большем объеме открыта этим научным еретикам, чем ортодоксальным представителям научной мысли. Конечно, не все группы и лица, стоящие в стороне от научного мировоззрения, обладают этим великим прозрением будущего человеческой мысли, а лишь некоторые, немногие. Но настоящие люди с максимальным для данного времени истинным научным мировоззрением всегда находятся среди них, среди групп и лиц, стоящих в стороне, среди научных еретиков, а не среди представителей господствующего научного мировоззрения. Отличить их от заблуждающихся не суждено современникам» [2].
Из этого В.И. Вернадский делает следующие выводы:
«Несомненно, и в наше время наиболее истинное, наиболее правильное и глубокое научное мировоззрение кроется среди каких-нибудь одиноких ученых или небольших групп исследователей, мнения которых не обращают нашего внимания или возбуждают наше неудовольствие или отрицание. Это объясняется тем, что научная мысль развивается сложным путем, и что для того, чтобы доказательство истины было понятно современникам, нужна долгая работа и совпадение нередко совершенно исключительных благоприятных условий. Даже истины математики проникают иногда с трудом, иногда десятками лет ждут признания. В общем мы постоянно видим, что много раз совершается одно и то же открытие, что оно подвергается оценке и воспринимается только после того, как несколько раз бывало отвергаемо, как негодное и неправильное» [2].
Обсуждение и выводы
Из сказанного следует, что далеко не каждый научный еретик является носителем новой истины, не каждый такой оппонент официальной науке прав, не каждый бунтовщик содействует развитию науки, однако, обратное совершенно справедливо. А именно: каждый, кто содействует развитию науки, кто является носителем новой истины, кто прав больше прочих, всегда сначала попадает в лагерь научных еретиков, оппонентов официальной науке, в лагерь бунтовщиков. Нас раздражают порой те, кто мешает нам жить, наслаждаясь великими дарами Науки, но следует помнить, что среди тех, кто нас раздражает, и только среди них, находятся те, кто приумножает эти дары науки для грядущих поколений. Несогласие, как бы ни было оно неприятным, является единственным источником развития. Какой бы сладкой ни казалась мысль разделаться со спорщиком и еретиком как можно более простыми и эффективными средствами (то есть дуэлью, в которой на стороне большинства все средства уничтожения инакомыслия и неограниченное количество «человеческого материала» в лице сторонников большинства, а у взрывателя мыслей только собственный интеллект и ограниченный запас энергии и жизненных сил), следует от любой дуэли отказаться, предпочитая дискуссии. Это означает выслушивание всех аргументов еретика, подробный разбор их, уважительное отношение к приводимым основаниям, что отнюдь не требует безоговорочного согласия. Предоставить трибуну (то есть дать возможность опубликовать свое мнение) не означает передачу власти. Но власть не должна затыкать рот, тем более в науке. Те, кто пытается задушить инакомыслие, уподобляются людям, мчащимся на бронепоезде, который своими залпами разрушает рельсы на своем пути, по которым еще только лишь предстоит ехать. Если источник развития науки – это несогласие, то подавление несогласия – это источник гибели науки, средство превращения её в одну из форм религии.
Данная статья развивает тезисы, высказанные в статье [3] и написана она по тому же самому информационному поводу.
Литература
1. П.Л. Капица. О творческом непослушании. «Наука и жизнь». 1987. №2. С. 80–83.
2. В.И. Вернадский. О научном мировоззрении. Лекция 1 из кн.: «Очерки по истории современного научного мировоззрения». Избранные труды по истории науки. – М.: «Наука». 1981. С. 32–70.
3. Э. Аберн. О столкновении взглядов в науке.