Зорька – корова добрая, только с норовом. И признаёт лишь Михалыча. От того Марья, жена Михалыча, и зовёт Зорьку – Заразой, ну и другими нежными словами производными от её имени.
Ну, а как не звать. Вот встанет бабка в пять утра. Возьмёт подойник, низенькую скамеечку и идёт в хлев.
Зорька косит карим глазом, чуть повернув голову, ждёт, когда дадут тёплую горбушку, посыпанную солью. Марья ставит скамеечку, прилаживает ведро под выменем. Что-то там корове говорит, словно зубы заговаривает, та стоит как вкопанная, хлеб жуёт. И, вроде как, даже улыбается.
А бабка и рада, что наконец-то, признала её Зараза. Начинает влажной марлечкой протирать соски, а Зорька, как ни в чём не бывало, два шага вперёд и ухом не поведёт, словно так и надо.
Марья уж и привязывала её и обманывать пыталась, но корова каждый раз умудрялась, оставить бабку вместе с ведром позади себя. А то и хвостом по лицу махнёт так, что ни какие картофельные примочки после не помогают. Ходит бабка по деревне с фингалом, а соседки завидуют. Вона как Михалыч свою-то любит, ревнует! И вздыхают — счастливая, мол. А ты поди, докажи что не так.
Марья же, вспомнив весь алфавит, призывает корову к дружбе и покорно переставляет скамеечку, попутно уговаривая дедову любимицу быть посговорчивее.
— Зорька, стой зараза ты рогатая. А то уговорю Бармалея, чтоб тебя на мясо сдал. А деду скажу, что ты в лес ушла. Куда ты копытами-то переступашь? Не балерина чай. Я тебя кормлю, пою, а ты только со старым милуешься. Что ж мне теперича к тебе в его штанах приходить? Да махоркой в морду дышать? Не будешь слушаться, обрею деда, и из его бороды тебе мочалку сделаю! Измываются оба два, над старухой у которой и так ноги не гнутся. А я тута с тобой кузнечика изображаю. Туда присядь, сюда присядь. Тьфу ты! Да стой ты, Зараза!
Наконец, всё слаживается и первые струи брызжут в подойник. Марья улыбается, теряет бдительность, и не успевает увернуться от очередного приветствия хвостом. Меткий и увесистый удар по затылку, бабка упирается лбом в коровий бок, корова делает шаг в сторону, и бьёт копытом по подойнику.
С сеновала раздаются глухие смешки, это внуки, Витька с Митькой прячась на повети*, зажимают рот ладонями стараясь не ржать в голос глядя на эту интермедию. Выдавать себя нельзя. Бабка Марья сейчас в таком настроении, что и хворостиной огреть может. Или жуков послать собирать колорадских. Витьку от такой перспективы аж передёрнуло. Он тихонько свесил голову вниз. Бабка уже гнала корову к Ваньке-Бармалею в стадо. Значит можно не тихориться.
— Мить, чем займёшься, когда вырастешь? — Перевернулся на спину Витька, грызя сочное яблоко.
— Не знаю, — задумался младший, — блогером стану. Буду снимать ролики про корову с бабкой. Денег заработаю. Найму дрессировщика для Зорьки.
— Дурак ты! Ничего в жизни не понимаешь. Я вот женюсь!
— Зачем? — вытаскивая из волос запутавшиеся в них травинки не понимает брат.
— Ну, ты совсем темнота! И глухой к тому же! Что папка на днях говорил, помнишь? Ну, когда с рыбалки с карасями вернулся. — И подняв к верху правую руку, вытянул указательный палец, остальные сжал, и словно дирижёр начал размахивать рукой в такт словам подражая разговору отца. — Жена – есть главное в мужской жизни!
И уже от себя добавил, чтобы Митьке понятнее стало, — это как для мамы – главный в доме кот, а для папы – мама! Это он так, для нас только ворчит, что мама его пилит, а на самом деле она для него ; как для деда Зорька!
Митька замер. Задумался, подняв глаза к потолку, высматривая спящих в тени ночных мотыльков.
— Ну, чего молчишь? — засунул в рот яблочный огрызок Витька.
Митька только пожал плечами, продолжая разглядывать солнечный квадрат на противоположной стене.
— Да ты только представь, — хлопнул по плечу брата Витька, — приходишь домой, а жена тебе картошку с жареной курицей подаёт. И никаких тебе: где был и что делал! Ясно же, что с рыбалки! И с окошка на весь двор не кричит, что поздно уже и домой пора! И в школу не будит! И ботинки мыть не заставляет! Классно же!
— Угу, — согласился Митька, — здорово. Интересно, вот мне мама на ночь всегда истории интересные рассказывает, а жена, она тоже будет? А то я не усну.
— Ну, мама же тоже жена. Папа спит крепко. Значит рассказывает.
— Тогда да, хорошо, — согласился Митька. — А на ком жениться будешь?
— Не знаю ещё, не спрашивал, — пожал плечами Витька, — думаю найду, когда пойду в школу. Хорошо быть взрослым. Что хочешь, то и делаешь. И никто не ругается. Не спрашивает с кем на речку пошёл.
— Угу, — вновь согласился Митька, — и вот если каскадёром, или дрессировщиком, то тоже можно не спрашивать. А то бабушка вечно твердит, что вырасти надо. А куда уж дальше-то? Я и так взрослый!
— Точно! — Подскочил Витька, — надо им всем доказать, что мы тоже люди! А то сами кино смотреть, а нас спать! Знаешь, что?
— Что? — уже подозревая новое приключение радостно ответил Митька садясь на попу.
— У тебя телефон с собой?
— С собой! Вот! — Митька вытащил из кармана тёмно-зелёный чехол и показал брату.
— Мы своё кино снимем! — Витька подпрыгнул, и кувыркнулся через голову. — Вуаля! Бабка не смогла, а мы сможем!
— Чего сможем? — Не понял младший.
— Корову подоить, балда! — Витька только что не приплясывал от восторга.
— Ага, даст тебе Бармалей корову доить. — Разочарованно протянул Митька и, сунув телефон обратно в карман, снова плюхнулся в сено.
— А мы и спрашивать не будем! Уведём тихонько из стада и подоим! — Не сдавался старший брат.
— И как ты её уведёшь? Бармалей ух, какой глазастый! Сразу по следам вычислит, да ещё и высечет своей плёткой.
— Я в кино видел, как цыгане лошадям копыта тряпками обматывают, и никто потом следов не находит. Пошли! — Потянул брата за лямку майки Витька. — У деда возьмём зимние носки, ну те, что бабка связала. Он всё равно их сейчас не носит. А Зорька, сам знаешь, как деда уважает. Значит, против носков не будет!
Сказано, сделано. Витька с Митькой, вытащив с дедовского сундука две пары носок, помчались к реке, где Колька, по кличке Бармалей, пас коров. Обуть корову в носки не составило особого труда. И даже подвязать носки лентами сестры, что предусмотрительно прихватил Витька, чтобы носки не спадали, тоже было не сложно. Сложнее было увести корову так, чтобы не заметил Бармалей.
Но, на счастье мальчишек, к пастуху пришла зазноба Нинка и принесла обед. И пока он уплетал, что было в термосе, Зорька послушно пошла за дедовым бушлатом, что Витька нацепил на младшего брата. Аргументируя тем, что тот больше на деда похож, и нос у него, как и у деда – картошкой.
Выйдя к другому концу деревни, обнаружилось, что ни ведра, ни подойника, ни какой другой посуды для дойки, мальчишки не прихватили. Пришлось пробежаться по соседским сарайкам. Где и была найдена вполне приличная детская пластиковая ванна для купания. Почесав в затылке, Витька решил, что как раз по размерам подойдёт. И вновь изложил свой план брату.
Притащив колченогий табурет, Витька усадил на него Митьку, поставил под корову ванночку, и, отойдя на несколько шагов назад, включил телефон, собираясь заснять весь процесс.
Митька, поёрзав на табурете, неуверенно спросил
— И что с ней делать?
— Бери за соски и тяни их вниз. — Скомандовал Витька и нажал на кнопку видео, — А я тебя сниму! Назовём это как... как… а, потом придумаем!
Митька протянул руку к вымени, корова недоверчиво обернулась и чуть опустила голову, показывая рога.
— Вить, а точно Зорька не против? К бабке-то она уж привыкла, а тут мы.
Занервничал Митька.
— Фигня, — весело отозвался Витька, и отошёл на шаг дальше, — Она всегда так себя ведёт. Дёргай.
Митька вновь протянул руку к соскам, корова развернулась и вполне серьёзно промычала, что против лишения её молока. Даже если на Митьке и бушлат деда, признавать она его отказывается, в виду отсутствия бороды.
— Погодь, — почесал шею Витька, мы сейчас её привяжем! Я там, в сарае, рыболовную сеть видел и верёвку. — Поделился мыслями с младшим братом пацан и убежал.
Вернулся уже с мотком верёвки и сетью.
Сеть накинул на рога Зорьке, и, протянув вдоль всего тела, обмотал концы вокруг задних ног и закрепил за удачно вбитые рядом колышки.
— Всё, ей теперь неудобно бодаться будет, и не убежит! Можешь смело дёргать.
Митька обошёл вокруг коровы, погладил морду, потрогал хорошо ли держится сеть, зачем-то присел, посмотрел под корову. Согласно кивнул и вернулся к табурету.
— Давай! — Махнул рукой Витька, вновь направляя глазок камеры телефона на брата.
Митька протянул руку и не уверенно дёрнул. Корова посмотрела на Митьку, потом на Витьку, вздохнула. Издала боевой клич команчей, повела головой, и…
Митька вовремя успел соскочить с колченого табурета, как тот взлетел вверх, ловко поддетый рогами Зорьки.
— Мууууу… Повторно издала клич корова и, вспомнив, что где-то в седьмом колене она гордый потомок испанского бычка, ударила копытом в землю.
— Ик… вымолвил Митька, опешив от такого поворота событий, усиленно соображая, в какую сторону надо бежать, что бы и корова не догнала и от бабки Марьи крапивой по жопе не получить.
— Туда! — дёрнул за руку брата Витька, и толкнул в сторону большого дуба.
Как добежали и успели залезть, не помнили. Но, охраняемые мирно пасущейся под деревом Заразой, слезть не решались.
Уже вечерело, когда их нашёл Бармалей, и, отогнав корову, помог им спуститься. Так и дошли до дома вчетвером. Колька-Бармалей, вел Зорьку, держа её за рога. И два пацана, понуро плетущиеся сзади.
Со всех дворов высыпали посмотреть на гордо вышагивающую в попоне из рыбачьей сети корову.
— А чегой-то тута происхотит-то, а? — Бабка Марья, бросила шланг, из которого поливала палисадник, встречая удивительную процессию.
— Вы это чего тут натворили, ироды? Я кого спрашиваю?
— Мы корову подоить хотели, — шмыгнул носом Митька, — тебе помочь.
— Да чтоб вас кто подоил! — Всплеснула руками бабка, обходя вокруг коровы, — вы это её, чего, в речке, что ли доили-то?
— Брыкалась она. — Насупился Витька, — вот я и подумал, что если её стреножить, я в кино, про индейцев видел, то получится. Ты ж сама её привязывала. — Оправдывался старший внук, ковыряя носком сандалии дорожный гравий.
— И за что нам с дедом такое испытание на старости лет. — Вздохнула Марья, пытаясь снять сеть с рогов коровы, пока Бармалей распутывал ленты, держащие дедовы носки на Зорькиных копытах. — Видимо где-то мы нагрешили, и боженька теперь каждое лето присылает нам этих чертенят.
Деревенские смеялись и снимали на видео.
А вечером, из города вернулся Михалыч. И пока Марья доила корову, стоял рядом. Гладил любимицу по белой с рыжей полосой морде. Чесал между рогами. Шептал что-то на ухо. А та, положив свою большую голову ему на плечо, закрыв глаза, стояла, не шелохнувшись. Только изредка махала хвостом в сторону баб Марьи, чтоб не забывалась.
*поветь — второй этаж хозяйственной части комплекса. Там устраивали сеновал и хранили весь инвентарь, необходимый в промысловом и крестьянском труде.