Мартин женился на Ирен той осенью, но тогда я не мог их навестить. Началась война: он работал в "Розес" на одном из первых размагничивающих предприятий, а я трудился временным государственным служащим в Лондоне.
В первые месяцы войны я ничего не слышал и мало думал о женитьбе моего брата; но часть сведений от учёных, которыми он хотел отвлечь меня тогда от Ирен, несколько раз появлялась в моей работе.
Это произошло благодаря некоторой случайности. Министр знал меня, и я перешел в его отдел, и именно благодаря его положению мы увидели протоколы научных комитетов. Его звали Томас Бевилл, и он был троюродным братом лорда Боскасла. Всю свою жизнь он занимался политикой, не производя особого впечатления; однако и в частном общении, и в любой правительственной среде он был одним из самых уважаемых людей. Он обладал необычным даром быть одновременно душой компании и скрывать свои интересы. Сорок лет назад, когда он начинал свою карьеру, он поставил перед собой задачу никогда не выдавать секретов и никогда не позволять себе излишних острот, которые привлекут недоброжелателей. Таким образом, к 1939 году он стал связующим звеном, в котором нуждались правительства, особенно в начале войны, до того, как устоялись формы управления. Им нужен был именно такой человек в качестве председателя тайных комитетов; тот, который будет держать в курсе происходящего и который нужен на высшей должности.
Незадолго до начала войны он попросил меня присоединиться к нему в качестве одного из личных помощников. Он встречал меня два или три раза с Боскаслом, что в его глазах было достоинством, и, что тоже было важно, я получил юридическое образование. Он думал, что я был достаточно осмотрительным. Постепенно, в первую осень войны, он позволил мне просматривать секретные документы. Вот почему однажды осенним днем он прислал сообщение, что хотел бы немного поговорить с Гектором Роузом и со мной.
Комната министра находилась всего в двух дверях от моей, и обе были изготовлены ещё в восемнадцатом веке. Кабинеты наши выходили окнами на величественный Уайтхолл, ослепительный в тот день осенним солнцем, которое лилось из окон напротив нашего. Министра на месте не было, но сэр Гектор Роуз уже сидел у камина. Это был мужчина лет сорока с небольшим, коренастый, мощный и моложаво выглядевший, в официальном черном сюртуке и полосатых брюках, скроенных так, чтобы скрыть его мощные мускулы. Кожа на его щеках сияла, а лицо, волосы и глаза были одинаково светлыми. Он приветствовал меня со своей обычной вежливостью, которую я бы счёл чрезмерной. Затем он сказал:
- Я полагаю, вы понятия не имеете, чем наш министр собирается нас занять?
Я ответил: "Нет". Роуз, видимо, тоже этого не знал.
- А не знаете, Элиот, он пригласил ещё кого-нибудь?
Я так не думал, о чём и заметил. Роуз подытожил:
- Что ж, посидим в скромной и приятной компании.
Он говорил резко, но он не был удивлён тем, что его - а Роуз был постоянным секретарём - пригласили вместе с кем-то нижестоящим (я начинал как тот, кого на государственной службе называют мелким управленцем). Роуз был слишком уверен в себе, чтобы беспокоиться о подобных мелочах. Сам он следовал традициям, но только тогда, когда отступление от них препятствовало его продвижению.
Вошел министр, неся ведерко для угля, на руках у него были ношеные матерчатые перчатки. Он опустился на колени у камина, уложил куски угля и развел огонь. От природы он был открыт и ненавязчив, но иногда мне казалось, что он переигрывает. Когда люди приходили к нему в Уайтхолл, он забирал у них шляпы и пальто и аккуратно убирал их в шкаф. Стоя на коленях у камина, он выглядел узкоплечим, худощавым; он походил на пожилого клерка.
- Я пригласил вас на пару слов, - начал он, всё ещё склонившись у камина.
- Пару дней назад общался я с одним приятелем, - продолжил он, садясь между нами. Приятель был выдающимся физиком, не старше шестидесяти - лет на десять младше Бевилла. Встреча их была не пару дней назад, а на прошлой неделе: Бевилл должен был всё обдумать.
- Вам надо действовать, - сказал он. - Хотя, как вы, возможно, уже поняли, никто не осведомлён в чём-то, что не касается его работы. И мне было бы интересно узнать, нашли ли вы что-то. Элиот должен что-то найти - если хочет быть полезен мне. Для вас, Роуз, работа тоже найдётся; если не сейчас, так через год.
- Вы считаете, что я сейчас не должен это знать? - Роуз выглядел вежливым, но сквозь эту маску прорывалась досада на Бевилла: тот всегда говорит многословно там, где достаточно и одного слова. Мне подумалось, что он предвзят к старику, особенно сейчас, когда тот, в духе Полония, начал рассуждать о безопасности.
- Первое, - сказал министр. - Забудьте об иерархии. Второе: забудьте о всяких связях. О ваших тайнах может знать ваш секретарь, но не заместитель или жена.
- Если мне надо остаться в стороне, я понимаю, - произнёс Роуз, вернувшись к теме разговора.
- Нет, мой дорогой друг. В этом нет нужды, - сказал министр. - Незачем держать вас в неведении.
Министр иногда путался в своих словах. Роуз продолжал следить за ним светлыми глазами с тяжелыми веками, которые встретились с открытыми, простодушными голубыми глазами старика. С тем же простым и открытым лицом Бевилл сказал:
- Некоторые из этих ученых считают, что они могут устроить великий взрыв - как если бы сработали тысячи тонн тротила. Это войны будущего, если хотите. И тот приятель сказал, что мы должны быть готовы вложить в это немного денег.
Что-то такое я слышал, когда был в Кембридже; и я так и сказал.
- Вам было велено подслушивать? - Бевилл относился к науке по-военному. - Эти парни болтливые. Заставить замолчать их нельзя. И они упорные. Мне уже трижды выражали благодарность. Но слова легко забываются. А что нам нужно делать, так это узнать про то, что они называют изотопом урана.
Он заговорил медленно, разделяя слоги, как будто рассказывал детям. "У-235", - добавил он, словно пытаясь перевести иностранное имя. Для всех нас в этом кабинете эти слова и цифры звучали как на хеттском, хоть мы с Роузом и считали себя образованными людьми.
Далее министр сказал, что хотя учёные - как всегда - расходились во мнениях, некоторые из них были уверены, что созданию "супербомбы" мешают только технические трудности. Также они полагали, что страна, создавшая такое оружие первой, выйдет из войны победителем.
- Им кажется, что выиграть войну так легко, - невозмутимо добавил он.
- Как скоро это может быть реализовано? - спросил Роуз.
- Не сегодня и не завтра, - ответил Бевилл. - Возможно, в ближайшие лет десять.
- Долгосрочный проект, - заметил Роуз.
- Верно. Но я не питаю ложных надежд, - изрёк министр. - Война может затянуться. Но вы правы, дорогой друг: на серьёзное предприятие это не похоже. И всё же следует держать ухо востро.
- Премного благодарен, что рассказали, министр, - произнёс Роуз, решив, что больше ни о чём важном говорить не будут. - Премного благодарен.
Но прежде чем Роуз собрался уйти, Бевилл показал нам свое тайное дело по урановому проекту. Мы не должны снова называть его так, сказал он. Как и во всех других проектах высокой секретности, он собственноручно переписал письма от учёных, не оставив копий: затем документы были вложены в папку, на которой он напечатал имя.
- Я собираюсь показать вам имя для этой затеи, - сказал он с открытой, застенчивой и страстной улыбкой. И в этой улыбке сквозило почти непристойное удовольствие, которое проявляют многие, когда говорят о своих тайнах.
Он перевернул верхний лист, и мы увидели написанные жирными заглавными буквами слова:
МИСТЕР ЖАБА
- Так мы будем называть это здесь, если вы не возражаете, - добавил он.