Под черным крылом Горюна. Часть 3. Главы 29-30

               
                29

 Задержание  в усадьбе Новицких  опасного преступника, несмотря на уверения Кнута, все же получило широкую огласку. Возможно, случайно проговорился кто-то из полицейских, принимавших участие в аресте  Половникова.  А может,  Пишкин постарался раздуть пожар из этой истории.  Поди, знай! Савва Лукич Полуянов был не на шутку расстроен слухами, которые вскоре обросли  нелепыми подробностями. Новицкого прямо обвиняли в пособничестве социалистам.  Такого Савва Лукич не ожидал от зятя, верил и не верил одновременно. Он, купец второй гильдии, человек заметный, можно сказать, публичный, теперь подвергался нападкам не только за блудливую жену приемного сына, но и за мужа дочери, обвиненного в антиправительственной  деятельности. А еще раньше – за жестокое убийство юродивого. Но там темная история была.  Масла в огонь подливал и Бронштейн. Как никто другой,  Бронштейн  старался убедить Савву Лукича в ошибочном выборе мужа для своей дочери. Савва Лукич и сам в последнее время убедился, что сильно ошибся в зяте. Он-то надеялся через него породниться с одной из лучших фамилий в уезде, выйти на нужных людей, завести полезные знакомства.  Породниться-то породнился, а что толку! Нужных знакомств как не было, так и нет. Зять оказался редкостным бирюком, не знающим, чего хочет от жизни. Вроде и не глупый малый, и с характером, но стержня в нем нет, колышит из стороны в сторону, словно ветром сухую былину. Того и гляди – сломает. К тому же ни к кому не ездит, ни с кем дружбы не водит. Жену свою держит взаперти, прозябает бедняжка без общества. А он, Савва Лукич, надеялся на светские приемы в их  доме. На балы, о коих неоднократно красочно и смакуя подробности,  пишет пресса. Например, недавно  был бал в Дворянском собрании. Весь уезд потом  судачил про наряды  светских  дам на том балу. Сколько стоило платье жены предводителя дворянства, сколько было на ней драгоценностей. А экипажи! Все могло бы быть и у Варьки, окажись ее муж иного склада. И писала бы тогда пресса о дочери Саввы Лукича как о самой блистательной аристократке уезда, благо денег на платья и драгоценности для нее купцу не жалко. Чего уж мелочиться!  Но не было дочери на том балу. Данный факт сильно расстраивал Савву Лукича. После раздумий  решил серьезно поговорить с дочерью, для чего вызвал ее письмом в город для приватной беседы.

 Варенька не могла ослушаться отца.  Поехала в город с тяжелым чувством. Кроме всего прочего хотела попросить Савву Лукича найти ей хорошую кухарку  с надежными рекомендациями. Надоело самой стоять у плиты, сил не было, ноги отекать стали, от печного жара становилось дурно,  есть же  Аленкину стряпню не было никакого желания. Как горничная девочка также была не ахти. Вроде старается, только плохо выходит. Из рук посуда валится, стирает плохо, в шкафах порядка нет. Следовало заняться наймом хорошей прислуги. Ведь она  как никак  теперь помещица.  Денег отец даст. Плохо велись дела в усадьбе при старой хозяйке. Дом запущен, слуг нет. И сыну ее ничего не надо, следит только за тем, чтобы земля в цветочных горшках не пересохла.  Все, пора брать хозяйство в свои руки, хватит смотреть на мужа и чувствовать себя посторонней  в доме. Этот дом теперь ее, и она все сделает так, как считает нужным.

    Мачеха, встретила  Вареньку на пороге  дома, запричитала:
—Неужто  правда все то, что говорят про вас? Вот стыд-то  какой – связаться с преступниками! Да с какими, выступающими против самого государя!
—Ах, маменька, полноте слушать бредни глупых  соседок, — обрезала купчиху Варенька. — Все это наветы, пустое. Что касаемо ареста, так мы ни сном  ни духом не ведали, что Половников по старой памяти заявится в усадьбу. В чем наша вина? В том, что были  беспечны? Но кто мог подумать, что кухарка знает Половникова? И не только знает, но и осмелится укрывать его. Я к ней во флигель не заглядывала. В дом она его не приводила и  под печкой в кухне не прятала.
—Люди разное говорят, — покачала головой купчиха. — Стоит только раз маху дать, год потом не оправишься. Ладно, поговорят и успокоятся. Иди уж, — она слегка подтолкнула Вареньку в спину, — отец заждался тебя. Разговор у него к тебе какой-то важный имеется.
 Савва Лукич встретил дочь при полном параде, не как обычно в домашнем халате. Усадил за стол, велел нести самовар. При этом не преминул  ущипнуть горничную за выступающее пониже спины место, да так, что та невольно вскрикнула.
—Рассказывай, как живешь? — откинувшись на спинку венского стула, прямо спросил купец  Вареньку.
—Сами знаете, — ответила Варенька отцу и опустила глаза.
—Наслышан, — Савва Лукич почесал бороду. — Все же дура ты, Варька. Учу тебя уму-разуму, учу, только все без толку.
—В  чем вы меня обвиняете? — обиделась Варенька  на слова отца.
    Губы ее дрогнули, на ресницах блеснули слезы.

—Ишь, какие мы нервные стали, — съязвил Савва Лукич. — Вся в мать. Та тоже  чуть что – и в слезы. Раньше я за тобой  нервических состояний не наблюдал. Была не девка –  огонь. Что с тобой случилось?
—Не знаю, — Варенька высморкалась в платок и подвинула к себе принесенную горничной чашку. — Плохо мне. Я чувствую себя одинокой, никому не нужной, подчас и поговорить не с кем, кроме кошки.  Муж то весь в делах, то лежит мешком на диване. Молчит. Дошло до того, что веду беседу сама с собой. В лучшем случае с Иваном, нашим управляющим. Но он избегает меня, словно я  прокаженная.
—Сама виновата, — твердо сказал, словно отрезал, Савва Лукич.
—В чем? — подняла на отца глаза Варенька.

—Сколько можно тебе твердить, что под лежачий камень вода не течет? Видишь, что муж общества сторонится, почему в свои руки инициативу не берешь? Нажми на него, заставь считаться с собой, ведь вы, бабы, на уловки горазды. Почему раскисаешь? Слышала, поди, про бал в Дворянском собрании? Почему  там не были?
—Отец, какой бал после убийства юродивого?! — воскликнула Варенька. — О чем вы говорите?
—Верно, история прескверная, — согласился Савва Лукич. — Тот бал – не последний. Будут и еще балы. Деньги на наряды нужны – не стесняйся, дам сколько надо. Бриллианты – пожалуйста. Ты  почему бусы  не носишь жемчужные? Я желаю, чтобы ты их носила, чай материно наследство.
—Куда носить? — безнадежно опустила руки на колени  Варенька. — Мы  никуда не ездим.
—Об энтом   предмете я и желаю с тобой говорить.
 Савва Лукич несколько минут смотрел на дочь, отбивал пальцами дробь по столу. Затем громко чихнул.

—Ты вот что, Варвара, можешь меня не слушать, воля, как говорится, твоя. Но я человек прямой и привык выражать свои мысли без всяческих там  словесных виньеток. Так вот: я желаю, чтобы ты сблизилась с этой, как там ее, в общем, с графиней- двоемужницей.
—Отец, как вы себе подобное представляете? — воскликнула Варенька. — Я и графиня? Что между нами общего?
—Пока ничего, верно, — согласился Савва Лукич. — Но если ты ей окажешь неоценимую услугу, как знать, что из того выйдет? Чай-то пей,  калач бери,  ты, Варвара, теперь не только о себе думать должна, но и о наследнике. Все что ни делаешь, все для его будущего. 
—О какой услуге вы говорите? — спросила Варенька, с аппетитом  откусывая кусок булки.
В последнее время она постоянно хотела есть, что, по словам  доктора,  было вполне естественно в ее состоянии.
—Я тут на досуге вспомнил, что лет эдак десять назад прибегал к помощи одного сыщика в поисках сбежавшего с огромной суммой денег компаньона. Я тогда не один дела вел, был у меня товарищ, который обманным путем завладел изрядной суммой денег и бросился в бега. Аж за Урал-камень, подлец, подался, думал, там  надежно схоронился.  Сыщик  тот все равно его нашел.  Вот какого таланта человек! Слышал, у него в столице своя контора теперь имеется по сыскному делу. Да-с, есть же и в таком деле гении.

—К чему все это вы мне говорите? — занервничала Варенька. — При чем тут события десятилетней давности?
—Графинька та, говорят, мечтает мужа своего пропавшего найти. В таком щепетильном деле без прыткого малого не обойтись. Возможно, муженек ее давно в земле лежит, а  может, уже и на другой бабе женат. Случаи такие имеют место быть.  Официальные конторы – дело пустое. Человек, бывает, проживает не под своим именем.
—Вы хотите нанять  сыщика для поисков князя Борова? — Варенька налила себе еще одну чашку  чаю.
—Именно, — Савва Лукич громко отхлебнул из своего стакана. Цокнул языком. — Здесь ведь что важно: неизвестность  завсегда хуже самых мрачных ожиданий. Даже если окажется, что князя нет в живых, она будет знать, где его могила. А это, Варвара, поверь, для любого человека  очень важно. К могиле завсегда прийти можно, земли родной на нее привезти, ежели она далеко. А  коли  князь жив…. В любом случае  графинька будет нашей должницей.  Из данной ситуации мы сможем в будущем  извлечь  хороший  капитал.  Поэтому твоя задача, Варвара, предложить графине свою помощь.

—Не знаю, как решиться. Так запросто приехать и сказать, что есть у меня человек, который сможет  ей  помочь?
  Варенька печально вздохнула.
—Чего мудрить-то? — Савва Лукич смахнул ладонью крошки со стола. — Чем естественнее будешь в своем стремлении помочь, тем лучше.
—Хорошо, я сделаю все, как вы говорите.  Но  и у меня к вам есть просьба. Помогите найти хорошую прислугу. Мне нужна кухарка и горничная. Еще бы не помешала прачка  и садовник, парк сильно запущен, есть у меня задумки по его обновлению.
—Ишь ты, какой хозяйкой стала! — удовлетворенно произнес Савва Лукич. — Не будешь простофилей, все в свои руки возьмешь, дуреха, из муженька веревки вить станешь. Послушай, Варвара, он как мужик хоть ничего? Или так себе?
—Отец! — вспыхнула смущенно Варенька, залилась краской стыда. — О чем вы!

—Ладно-ладно, — примирительно произнес Савва Лукич. — Я к тому говорю, что и из энтого дела, ежели хорошенько подумать, можно неплохой капиталец выгадать. Мужская сила – как струна, а из струны умелой рукой любую мелодию на свет произвести можно. Поняла меня? 
—Я стараюсь, — пролепетала  Варенька, пытаясь уйти от смущающей ее темы. — У меня  еще  есть  просьба. Мне так одиноко одной, можно я заберу с собой Люську?
—Собачонку? Да забирай, путается только под ногами. А наказ мой помни. Все от тебя зависит, Варвара. С прислугой помогу, эка сложность! Желаю, чтобы ваша усадьба была не хуже, чем у других. Ее моему  внуку наследовать. Что ты такое платье мрачное надела? — поморщился Савва Лукич. — Неужто тряпок мало? Ты чай-то пей, не боись растолстеть, тебе только на пользу. Мужики баб сочных любят. Мать! — окликнул он купчиху, находившуюся в соседней комнате. — После чаю сходите с Варварой к ювелиру. Пущай  купит себе самые лучшие драгоценности. Ей нынче ответственная встреча предстоит. Не нам, Полуяновым, перед графьями краснеть. В нынешней России купцы перед аристократами шапки не ломают. Теперича пущай они у нас в должниках ходят.

                30

  Начало лета выдалось теплым. Но вскоре подул северный ветер, и погода резко переменилась. Потянулась череда серых затяжных дождей. Настроение у всех обитателей усадьбы было под стать погоде. Новицкий, чтобы развеять хандру, с головой ушел в дела, которыми давно не занимался, взвалив все на управляющего. Иван Лодыгин постоянно был при хозяине.
—Барин, — Лодыгин  разложил перед Новицким бумаги. — Обратите  внимание.  Вот эта часть угодий, наиболее истощенных, сейчас засеяна клевером.  И эта часть, — Лодыгин провел пальцем по бумаге с планом угодий, — так  же. А та, что прилегает к пойме и перемеживается с крестьянской землей, нынче под паром. Безумством было несколько лет подряд использовать ее под яровые. Худая земля, требует внесения навоза, иначе родить не будет.

—Все так, — Новицкий поднял глаза на управляющего. — Не пойму только, к чему ты мне говоришь то, о чем я  прекрасно знаю? Вопрос, чем и как засевать землю, обсуждался нами не раз.
—Дело в том, — Лодыгин карандашом на бумаге очертил границу помещичьих угодий, — что крестьяне выражают серьезное недовольство тем, что большая часть хозяйских земель, с их точки зрения, пустует. Привыкшие хозяйничать по старинке, они не понимают, что клевером мы восстанавливаем плодородие истощенной земли. И пар – вынужденная мера. Устала земля. Но мужик наш почему-то думает, что безобразить кормилицу, выжимая из нее последние соки, не зазорно. Что плохо, так это то, что виды на урожай в этом году не радуют. Судя по всему, урожайность будет не выше прошлогодней. Чтобы хоть что-то выросло, мужику нужны поля. Чем больше, тем лучше, что-нибудь да  соберешь. Мизерных аренд крестьянину не хватает. Свои поля большей частью не унавожены, поэтому скудны. Вот и злобствуют, глядя на пустующие барские  земли.
—Что же делать? 

Новицкий перевел взгляд на окно, по которому печально стекали струи непрекращающегося дождя. На душе было так же серо и неуютно, как и за окном.
—Что делать? — Иван на минуту задумался. — Ждать бунта крестьян. И молить Бога, чтобы он не случился.
—Неужели нет никакого выхода? — печально произнес Новицкий, представив себе последствия недовольства крестьян.
—Выход есть, пусть и не самый лучший, но способный временно  снять напряжение среди крестьян. Как думаете, что делают, когда создается угроза прорыва плотины большой  водой?
—Думаю, излишек воды просто спускается, — неуверенно сказал Новицкий.
—Именно, стихия воды способна не только прорвать плотину, но и смести все на своем пути. Поэтому обеспечивается  ее сброс. Смотрите сюда. — Лодыгин придвинул к себе план угодий. — Видите этот клин, сильно врезавшийся в крестьянские земли, словно тисками в них зажатый? Для запашки клин мало удобен, поскольку узок. И урожайность его невелика. В прошлые годы либо сдавался в аренду, либо засаживался картофелем. Мы сделаем то, что позволит нам, как в случае с плотиной, сбросить излишек недовольства крестьян. Мы заявим о продаже этой земли не Крестьянскому банку, а по добровольному соглашению желающим ее купить местным крестьянам. И далее объявим  о готовности рассмотреть вопрос о продаже еще одного земельного клина. Но продавать его или нет, уже наше дело, а крестьяне временно успокоятся. Там, бог даст, возможно, Государственная Дума чего и порешит с земельным вопросом. Только на ее  решения – вся   надежа.
—Жди больше, порешит! Задушить могут, отнять могут, в общем, ничего  хорошего не будет.


 Новицкий немного помолчал, задумчиво вычерчивая  на листе бумаги карандашом  жирные кресты. Затем посмотрел на управляющего.
—Скорей бы закончится дождь. Надо проехаться по полям, посмотреть, какие земли в случае необходимости можно предложить к продаже. Иного выхода нет, ты прав. Не ждать же, в самом деле, бунта крестьян или потравы полей.
—Что дожди идут, то к добру, для  клевера хорошо. — Лодыгин посмотрел в окно. — Жирней клеверок  будет и земле сытость даст. Земли эти после вспашки  мы пустим  под озимые. Даже с учетом возможного неурожая, думаю, получим  на следующий год ржи не менее 100 пудов с десятины. В крайнем случае, восемьдесят пудов, что тоже неплохо. Часть земли, прилегающей к пойме, та, что перемеживается с крестьянской землей, нынче под паром.  На этой земле после пара высадим клевер, а освободившиеся  из-под озимых поля засеем овсом. К тому времени будет начата постройка конезавода и решится вопрос с кормовой базой. Далее попробуем сеять лен. Если финансы позволят, неплохо бы организовать небольшое  производство для получения масла. Дело выгодное. Льняное масло не хуже конопляного, а продается дороже. К тому же такой побочный продукт, как кудель и пакля, также неплохо можно продавать, главное – найти крупного покупателя, но за этим дело не станет, Питер под боком.

—Стоит ли распылять силы? — Новицкий взял папиросу в рот, закурил. — Может пока хватит одного конезавода? Где на все деньги брать?
—Я слышу, вы решаете важные вопросы без меня, — Варенька вошла в кабинет мужа без стука, решительно, чем ввела в недоумение Новицкого и в сильное смущение управляющего.
—Варя, мы решаем вопросы, которые тебе не интересны, — Новицкий отмахнул от себя облако папиросного дыма.
—Кто вам, Дмитрий Федорович, сказал, что вопросы управления усадьбой мне не интересны? — поджав губы, произнесла Варенька.
—Раньше я за тобой сильного рвения вникать в земельные проблемы  не наблюдал, — резко произнес Новицкий, недовольный внезапным  появлением жены.
—Иван, — обратилась Варенька к Лодыгину. — Что ты говорил по поводу сева льна и его обработки?
—Говорил, барыня, что неплохо бы организовать выжимку льняного масла, — зарделся Иван, что не ускользнуло от внимательного взгляда Вареньки.

—Масла? Что ж, масло так масло. Пока можно ограничиться и маслом. Я вообще не понимаю, зачем на наших тощих землях сажать рожь? Там сажают рожь, сям сажают, а смысл? Урожай скудный, дохода нет. Не проще бы было земли эти засеять льном, организовать его выделку и построить небольшую мануфактуру по производству батиста. Как думаешь, такое реально?
—При капиталах все реально, — произнес Лодыгин и почесал щеку. — Только надо ли? Мануфактура – дело серьезное, рабочих рук требует. Где их в деревне возьмете?  Со стороны нанимать – одни убытки.
—Она одного не понимает, — сквозь зубы процедил Новицкий, — что рожь–это хлеб. Для крестьян нет ничего важнее хлеба. А батистовыми платочками только сопли вытирать.
—Возможно, я что-то и не понимаю, — скосив на мужа глаза, произнесла Варенька. — Но, видит бог, не хочу и не буду больше сидеть без дела, дожидаясь часа, когда на меня наконец-то обратят внимание. Иван, — обратилась Варенька к управляющему, — будь добр, к завтрашнему дню предоставь мне все свои соображения по поводу закупки семян и организации льняного промысла. И еще, скоро в доме появится новая прислуга, будь любезен, проследи за ее устройством. Флигель отдадим садовнику. Кухарку поселим в комнате у кухни, надо привести ее в порядок. Этим я сама займусь. Да, и еще. Я слышала, ты хотел, чтобы дети твои постоянно были при тебе.  Так вот, можешь их приводить в усадьбу,   когда захочешь.

—Спасибо, барыня, — пролепетал Иван и посмотрел вопросительно  на Новицкого.
   Лицо хозяина приняло зверское выражение, но он  смолчал. Только скулы ходуном ходили.  Варенька торжествующе посмотрела на мужа и, гордо вскинув голову, вышла из кабинета, прикрыв за собой дверь.
—Что с барыней? — недоуменно произнес Лодыгин, повернувшись к Новицкому.
—Стерва, — выдохнул Новицкий и с силой вдавил папиросу в пепельницу. — Она и ее батюшка скоро всех возьмут в оборот. Притворяется овцой: вот, мол,  я какая хорошая, мягкая. А сама волчица, прибыль, как добычу,  чует. Яблочко от яблоньки….
 Новицкий в сердцах сплюнул.
—Барин,  насчет детей как? Можно приводить  их в усадьбу?
 Лодыгин отложил карандаш, который до этого сжимал в руках, в сторону.
—Приводи, чего уж там! — Новицкий на минуту задумался.  Затем встал, подошел к окну. — Иван, как думаешь, страшно умирать?
—Вот те на, ну и разговор! — воскликнул Лодыгин. — Помирать завсегда страшно. С чего вдруг подобные вопросы?

—Так просто. Вдруг вспомнил  Мирошку. Интересно, ему было страшно в петлю лезть, или в отчаянье все равно?
—Нашли о ком вспомнить, — осуждающе покачал головой  Лодыгин. — О самоубивце.  Живите и здравствуйте  многие лета. А глупостям в умной голове не место. Отбросьте  их в сторону. Что за настроения?
—Жить не хочется, — тихо произнес Новицкий и начертил на запотевшем стекле крест. — Иван,  портрет Лизы, что здесь висел, где сейчас находится?
—У отца моего, где же ему быть, хороший портрет, девица словно  живая на нем, даже глазами водит туда, куда ты идешь.
—Верни мне портрет обратно, погорячился я тогда, — Новицкий отошел от окна. — Верни, а отцу как-нибудь объясни ситуацию.
— Хорошо, вернуть портрет можно, только мой совет: спрячьте его от барыни подальше.
—Спрячу надежно. Не могу я так жить. Днем и ночью вижу Лизу  перед собой. Ты как мужик мужика  меня пойми, заноза в сердце, колет, а вырвать ее оттуда нет желания. Что-то я не в меру разоткровенничался. У тебя, поди, еще дела есть. Иди, хочу побыть один, разобраться со своими мыслями.
—Понимаю, — кивнул головой управляющий и вышел из кабинета.
Он направился на поиски хозяйки и всю дорогу думал, под каким бы благовидным предлогом еще раз увидеть ее. Решительность Вареньки, ее хватка только разогрели его мучительно скрываемое от всех чувство. Не понять было Ивану, как мог хозяин променять очаровательную живую женщину на мрачный призрак из прошлого.